Падение патриарха... Глава 6

ПАДЕНИЕ ПАТРИАРХА…
               
  Глава 6

– Как называется этот проспект? – поинтересовался Андрон, когда машина выбралась из дворов на асфальтный простор.
– Это переулок «Коммунарский», – ответил Афанасий Иванович.
– Переулок? – удивился Андрон. – Такой… большой?
– А что ты удивляешься, – улыбнулся Афанасий Иванович. – основные Бийские улицы, как им и положено, тянулись вдоль Бии, а улочки, которые их пересекали, назывались переулками. Этот до революции назывался Шорный, и пересекал Бийск от Больничного Взвоза до реки.  Шорники - это мастеровые по изготовлению конской упряжи, – пояснял рассказчик. – Ну а после революции переименовали его в Коммунарский. Мост в этом месте построили гораздо позже, тогда и стал он частью Чуйского тракта – федеральной трассы, протянувшейся до самой Монголии. Но так и остался переулком.
– Что за взвоз? – не понял Андрон.
– Вот этот самый подъём, по которому мы сейчас взбираемся на гору, - указал на дорогу Афанасий Иванович, – А, «больничный» потому, что слева ниже раньше больница была…
– Это у нас просто продолжение экскурсии? – поинтересовался Андрон, не найдя в услышанном никакого контекста.
– Не совсем, – понял гостя Афанасий Иванович, – Заедем ещё к одному интересному человеку.
– Интересному? – переспросил Андрон.
– Бывший военный, участник…, кавалер…, – рассказывал Афанасий Иванович, ловко выкручивая «баранку». – Называет свои владения фабрикой, а себя фабрикантом.
– Владения?
– Раскопанный собственными руками глиняный склон, и выстроенное, теми же руками здание. – Афанасий Иванович улыбнулся. – Довольно экзотическое, я тебе скажу, здание. У него там мастерские разные, в которых даёт и ребятне подработать, а заодно и мозги им вправляет.
– Что значит «вправляет»? – не понравилось Андрону такое выражение.
– Воспитанием занимается, – пояснил Афанасий Иванович, – «Питает»отроков пониманием о смысле жизни.
– Такое возможно?
– Почему нет? – пожал плечами Афанасий Иванович. – Когда этим перестали заниматься семья, школа, общество, в конце концов.
– И получается? – усомнился Андрон.
– На мой взгляд, да. К тому же он не один этим занимается, – Афанасий Иванович свернул с трассы в гаражный массив.
Медленно покатились по грунтовке. Поворот направо…
– А вот и фабрика господина Жигарева, – показал рукой Афанасий Иванович.

Метрах в ста, в стороне по склону горы, возвышалось необычное здание из красного кирпича. В части архитектурной стилистики настоящий смерч, поднявший в воздух всевозможные башенки, портики, мозаики и прочие украсы. Перед самим зданием довольно большое свободное пространство. Свободное от строений, но не пустующее вовсе. Здесь и небольшая парковка, и спортплощадка, и даже клумба. Правда, кроме жгуче жёлтых одуванчиков на ней пока ничего не было, но в разгар лета, надо полагать она выглядела эффектно - на фоне синего неба и кирпично-красного замка.
 
– И в правду замок, – не без восхищения сказал Андрон, – И говоришь, всё сделано своими руками?
– Без преувеличения, – подтвердил Афанасий Иванович, – От фундамента до самой маковки.

Оставив машину на парковке, гости прошли к строению. За большими металлическими дверями расположился целый ангар с автомастерской. Возле разномастных машинок копошилось несколько человек – механиков.

– Хозяин на месте? – с порога крикнул Афанасий Иванович.
От одной из машин поднялся мастер и, вытирая руки ветошью, направился к посетителям.
– Нет его, а чего хотели? – спросил он, отбросив ветошь.
– Скоро будет? – вместо ответа продолжал задавать вопросы Афанасий Иванович.
– Должен, – утвердительно ответил мастер, хотя кто, что и кому должен - это осталось непонятным. Тем не менее, гости решили подождать.
С другой стороны от замка, прямо на краю склона располагалась уютная беседка из обожжённого дерева. Туда они и направились.
– У него там целые катакомбы, – кивнул в сторону замка Афанасий Иванович, – а за этими окнами небольшой компьютерный класс.
– Зачем ему компьютерный класс?
– Говорю же, с подростками занимается, – напомнил Афанасий Иванович, - У него даже собственная воспитательная программа имеется.
– Что за программа?
– А вот приедет, сам расскажет, – пообещал Афанасий Иванович.
– Подождём, – Андрон подошёл к краю беседки, нависшем над самым склоном гаражной горы.

Внизу виднелось аккуратное озерцо с низкими травянистыми берегами. Два мальчугана и один дедок, разместившиеся по разным берегам, пытали своё рыбацкое счастье. Дальше начинались дома, несколько многоэтажек и квадратные грибочки крыш частного сектора.
 
– Красиво? – к нему подошёл Афанасий Иванович.
– По-разному… Хотя, - ухватил Андрон мысль, – может, в этой разнице красота и состоит?
– Это ты о «жаворонках» и «совах»? – посмотрел на него Афанасий Иванович.
– В том числе, – кивнул Андрон. – Что с того, что есть какие-то отличия?
– А то, что и Благая Весть Христова прозвучала для каждого сословия отдельно, хотя и в рамках одного Завета – Нового, – ответил Афанасий Иванович.
– Как это отдельно? – Андрон повернулся к собеседнику лицом.
– Слова одни, – пояснил Афанасий Иванович, – а смысл для каждого сословия имеют свой, особый.
– Так уж и особый, – недоверчиво усмехнулся Андрон.
– А давай заглянем в первоисточник, – Афанасий Иванович достал из борсетки уже знакомую Андрону книжечку. – Ну, например, – он наугад раскрыл страницу и прочитал:
 « Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет» (10.9). 
– Если очень обще, – закончил он чтение, – то для «сов» слова эти означают: иди за Христом, и Он приведёт тебя к Отцу Небесному, где и обретёшь ты жизнь вечную. А для «жаворонков» они несут иной смысл: будь, как Христос, и исполнишь предначертанное тебе Отцом Небесным.
– Честно говоря, особой разницы не вижу, – произнёс Андрон.
– Ну как же! – Афанасий Иванович даже округлил глаза. – «Совам» говорит: следуйте и получайте; «жаворонкам»: уподобляйтесь и созидайте. Ты не видишь разницы между «следовать» и «уподобляться», «получать» и «созидать»?  Или вот ещё, – открыл другую страницу, – Глава третья, стихи с семнадцатого по двадцать первый:

«Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него.
 Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия.
Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы;
ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы,
а поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны»

– Улавливаешь? – Афанасий Иванович даже немного разволновался. – В этих словах «сова» слышит гарантию личного спасения, если будет веровать во Христа и следовать Его заповедям. «Жаворонок» же слышит напоминание о долге участия в со-творении всего Божиего мира и указание на средство  исполнения этого долга – Иисуса Христа.
– Но это же всего-навсего комментарий, так сказать, читательская интерпретация текста, – возразил Андрон. – Так-то и книгу кулинарных рецептов можно преподнести как некое мистическое откровение.
– Приветствую твоё критичное здравомыслие, – хлопнул в ладоши Афанасий Иванович. – Надеюсь, что именно оно и поможет тебе во всём разобраться. В связи с чем, обращаю твоё внимание на такое обстоятельство, что в фокусе «читательской интерпретации», как ты её назвал, находится обращение не только к «жаворонкам», но и к «совам». При этом, интерпретация обращения к «совам» принимается тобой почему-то как само собой разумеющееся, обращение же к «жаворонкам» – как «авторская интерпретация». Почему? – Не потому ли, что «совиная» интерпретация известна настолько давно, что уже и забылось, что это тоже интерпретация?
– Вот-вот, почему «совиная» интерпретация известна давно, а о «жаворонках» и слышно ничего не было, почему так? – в свою очередь задал вопрос Андрон.
– Практически по той же самой причине, по которой и Христа распяли – Афанасий Иванович присел на перила беседки, – от духовной инфантильности «жаворонков». «Совы» правильно поняли обращённые к ним слова Нового Завета, и повели себя соответственно этому пониманию. «Жаворонки» же, вместо того, чтобы искать и впитывать смысл слов Нового Завета, обращённый именно к ним, стали подражать, менее отягощённым сомнениями «совам». «Жаворонки» полностью оставили без внимания завещанную им «тему». Потому-то «совиные» интерпретации известны давно и воспринимаются как единственно возможные.
– И что же такого важного из обращённого к «жаворонкам» осталось без должного внимания? – прищурился Андрон.
– Всё важно, – Афанасий Иванович развёл руками, – Абсолютно всё, с чем Бог обращается к человеку, не просто важно, а жизненно важно.
– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Андрон, – Я, просто имел ввиду…  Может, пример какой приведёшь?   
– Пожалуйста! Что означает слово «Евангелие»? – Афанасий Иванович поднял перед собой книжечку.
– Благая Весть, – ответил Андрон.
– Верно, – подтвердил Афанасий Иванович, – а с какой именно Благой Вестью Христос пришёл на Землю?
– С вестью о Воскресении и… «жизни будущего века», – вспомнил Андрон слова Символа Веры.
– И так ответит процентов девяносто сегодняшних христиан, – поднял указательный палец Афанасий Иванович. – Меж тем, во всех четырёх Евангелиях Христос неоднократно говорит, что пришёл благовествовать Царствие Божие! Ты понимаешь, что это означает? – Что Царствие Божие не может быть построено без нашего сознательного участия;  что участие это может осуществляться лишь по определённым законам, и прочее, и прочее, о чем благовествовал Христос, но что до сих пор остаётся за рамками понимания, и даже внимания тех, кому эти слова адресованы – «жаворонков».
– Разве Царствие Божие не то же самое, что и Царствие Небесное? – задал вопрос Андрон.
– Многие так и полагают, но это не так, – Афанасий Иванович несогласно покачал головой, – Если говорить кратко, то Царство Небесное – это субстанция сугубо духовная, в то время как Царство Божие – это обустройство земной жизни по небесному подобию.  «…Да приидет Царствие Твое, да будет Воля Твоя, яко на Небеси и на земли…»
– Рай на Земле? – прищурился Андрон, – Что-то из ереси хилиазма?
– Во-первых, никакой не рай, а вполне земное сообщество, стремящееся жить по Божьим законам. Во-вторых, и то, что называют хилиазмом, не ересь. – Афанасий Иванович кивнул на книжечку, – Во всяком случае, ни один из Соборов эти взгляды ересью не назвал.
– Разве? – удивился Андрон.
– Представь себе! – уверенно подтвердил Афанасий Иванович.
– А у нас в монастыре, где я трудничал…, – о чём-то вспомнил Андрон, но Афанасий Иванович остановил его:
– Минуту! – поднёс он палец к губам, – Мы как раз и говорим об искажениях в восприятии некоторых постулатов духовной жизни. Тема хилиазма одна из таких, которая не помещается в голове «сов». Это с одной стороны. С другой – остаётся до конца не понятой в виду отсутствия к ней должного внимания со стороны «жаворонков». Почему? – Правильно! – Афанасий Иванович сам же ответил на свой вопрос, – Потому что «жаворонки» и не подозревают, что таковыми являются! А некоторые из них, особо резвые, вообще охотятся на патриарха с гранатой. 
– Причём тут это? – на мгновение смутился Андрон.
– Как при чём? – наседал Афанасий Иванович. – В свете всего выше сказанного, я твою историю проиллюстрировал бы таким условным примером: ты – режиссёр, но вместо того, чтобы ставить собственный спектакль на сцене своего театра, театра «жаворонков», ты бегаешь по сцене «совиного» театра во время репетиции на ней «Золотого ключика», пытаясь наказать Карабаса-Барабаса за жестокое обращение с куклами.   
– Такой вот значит я идиот? – кисло улыбнулся Андрон.
– Не жеманничай, тебе не идёт, – похлопал его по плечу Афанасий Иванович, – Ты отлично понимаешь, что я хочу сказать: вместо того, чтобы устраивать скандалы в чужом театре, вернись в свой и ставь там собственный спектакль.
Над беседкой нависла вязкая тишина. Такая, которую если вовремя не нарушишь, может затянуться надолго.
– Я вот думаю…, – первым заговорил Андрон.
– О чём?
– Про «Карабаса-Барабаса», про его куклы. – Андрон, с какой-то грустью смотрел вдаль. – Может оно так и есть: и театр чужой, и пьеса, и Карабас всего лишь условность, но те, кого ты называешь «куклами», они-то как ни крути живые!
– Ну ты так уж не передёргивай, – немного опешил Афанасий Иванович. – Я ведь заговорил о «куклах» исключительно в сюжетной связке с «Карабасом-Барабасом».
– Да-да, я понял, – поправился Андрон. – Я лишь хочу сказать, что за всеми этими условностями стоят живые люди. 
– Живые, – согласился, Афанасий Иванович, – однако, больше чем Христос, ты для них всё равно ничего не сделаешь. С другой стороны, больше, чем сегодня, ты можешь для них сделать, только если доберёшься до своего театра.
– И как я в своём театре могу сделать больше для персонажей пьесы, идущей в чужом театре? – Андрон с вызовом посмотрел на собеседника.
– Поставь свою пьесу превосходнее той, другой, – посоветовал Афанасий Иванович, – чтобы она собрала всех зрителей, и тогда всё остальное исчезнет само собой. Без зрителя – субъекта внимающего, интерпретирующего, ретранслирующего – нет ничего, – он развёл руками, – ни театра, ни пьесы, ни персонажа. Это один из вариантов решения проблемы.
– Есть и другие варианты?
– Есть ещё один: когда театр «жаворонка» начнёт ставить свои спектакли, то и в театре «сов» «Золотой ключик» перестанет быть «ужастиком», а вновь станет детской сказкой.
– Всё так привязано одно к другому?
– Очень, – категорично подтвердил Афанасий Иванович. – Представь себе знойную, южную страну. Два человека совместно обрабатывают одно поле. Первый в течение дня пропалывает посадки, разгоняет прожорливых птиц, второй в течение ночи поливает эти посадки, нося воду из водоёма. Картинка понятна?
– Вполне.
– А теперь представь, что оба этих человека стали выполнять одну и ту же работу, не важно, какую именно. Что получится? Если они оба в течение дня пропалывают посадки и разгоняют птиц, то через несколько дней нещадное Солнце выжжет их обезвоженное поле. Если они оба будут по ночам заниматься поливом, то очень скоро посадки будут уничтожены сорняками и прожорливыми птицами.
– Ты хочешь сказать, – медленно произнёс Андрон, – смешение сословий в мировоззренческой нише «сов» иссушает поле Христианства?
–  Не просто иссушает, а искажает, перерождает его в какую-то иную субстанцию, ибо Христианство – это путь не только спасения собственной души, – Афанасий Иванович постучал ладонью себе по груди, – но и соучастия человека в творении всего Божиего мира, – развёл он в стороны руки, – Одно без другого существовать не может. Одно без другого уже не является Христианством.
– Не слишком круто? – недоверчиво покачал головой Андрон.
– А сам ты не против ли именно такого «псевдохристианства», в лице его патриарха, выступил с гранатой в руках? – прищурился Афанасий Иванович.
– Так, всё ж таки против «псевдо-»,– встрепенулся Андрон, – против искажённого Христианства! Значит я прав в оценке ситуации?!
– Да, искажённого, но не сомнительным «совиным» патриархом, – ушёл от прямого ответа Афанасий Иванович, – а твоей личной «осовелостью», когда вместо постижения и исполнения собственного «жавороньего» предназначения, ты с гранатой в руках устраиваешь разборки с «совиными» поводырями, которые по определению своему днём слепы.
– А, может, всё же не со слепыми, а с продажными?
– Да хоть с «инопланетными»! – Афанасий Иванович вскинул руку вверх. – К исполнению твоего, в смысле «жавороньего», долга это не имеет никакого отношения!
– Как это не имеет, – стоял на своём Андрон, – когда он бюрократизировал и узурпировал всю церковную власть!? Без его позволения никакие вопросы не только не решаются, но и не обсуждаются.
– Церковь, вот ещё одна реальность, где происходят накладки плоскостей «сов» и «жаворонков», – Афанасий Иванович поднялся с перил, – По-твоему, что это такое – церковь?
Но Андрон не успел ответить на этот вопрос, из-за поворота выехала машина хозяина фабрики.

                *         *         *

– Здравствуй, Анатолий Игнатьевич! – обхватил ладонями протянутые навстречу руки Афанасий Иванович. – Ждём здесь тебя, – развёл руками, словно показывая, где именно ждёт. Затем представил хозяину гостя и наоборот.
– Вот за что люблю тебя, Иваныч, – расплылся в улыбке хозяин, – когда здороваешься, целоваться как баба не лезешь. А то некоторые взяли моду, такая прямо любовь прёт, что без лобызания ну никак не обойтись.
– Что уж ты так, – в свою очередь улыбнулся Афанасий Иванович. –  Люди традициям следовать пытаются…
– Ох уж эти традиции, – нарочито вздохнул Анатолий. – По мне, чем строже, тем честнее. Правильно я говорю? – неожиданно обратился к Андрону.
– …Как у палача, – с серьёзным выражением лица, не задумываясь, ответил тот. – Строже и проще, как у палача…
– Ты посмотри! Уважаю! – после секундной паузы воскликнул Анатолий Игнатьевич. – Мужик! – и вторично пожал руку гостю. – Нет, ты понял, а? – вновь переключился он на Афанасия Ивановича.
– Сначала увидел, – сам себе улыбнулся Афанасий Иванович. – Мы, в общем-то, по делу, – сменил он тему.

Речь пошла об отце Александре, ремонте, станке-циркулярке и прочих хозяйственных вещах. Договорившись по основным позициям, Анатолий Игнатьевич подозвал своего мастера по оборудованию, на которого оставил Афанасия Ивановича обсуждать детали, а сам занялся вторым гостем. Началась экскурсия по фабрике.

После беглого знакомства с производственными мастерскими, сопровождающегося эмоциональными рассказами о том, как всё это создавалось, и какие планы на повестке дня, хозяин провёл Андрона в компьютерный класс. Совсем не большой, всего на четыре компьютера, но по качеству своего оборудования больше похожий на какую-то научную лабораторию, чем на учебное помещение.
    
– Хотел ещё детский сад здесь открыть, – поделился планами Анатолий Игнатьевич. – Но с этим делом оказалось столько мороки, и с медиками, и санэпидемстанцией, что пришлось отложить.
– Всё-таки от самой идеи не отказываешься? – спросил Андрон.
– Как можно? – воскликнул Афанасий. – Животные и те своё потомство обучают, как же людям без этого.
– Ну, что касается учёности, с людьми никому не сравниться. В этом деле животные нам вряд ли примером послужат, – с сомнением ответил Андрон.
– Это с какой стороны посмотреть, – многозначительно улыбнулся Анатолий.
– В смысле?
– Животное обучает своё потомство науке жизни, – Анатолий стал вдруг очень серьёзным. – А человек – науке смерти.
– Чему уж там особо обучают животные? – сказал Андрон. – В том мире главенствуют инстинкты.
– Может, инстинкты и главенствуют, но их значение для жизни животных не абсолютно, – уверенно заявил Анатолий. –  Знаешь, ведь сколько было случаев, когда животные ценой собственной жизни спасали людей, – он присел на один из стульев. – Недавно прочитал: случай был где-то на Дальнем Востоке. В деревне одной жила мать-одиночка не то с четырьмя, не то с пятью детьми – старшему лет двенадцать было. Вечером допоздна хлопотала и утюг не выключила. Проснулась от того, что кошка когтями ей тело рвёт. Комната в дыму, огонь уже стену лижет, дети не отзываются – надышались гари. И начала мамка деток своих по одному из пожарища выносить. Одного вынесла и снова в огонь! А там ничего не видно. И только кошка мяукает. Идёт на зов животного женщина и на ребёнка натыкается. Так всех нашла и спасла. Всех спасла! А кошка сгорела .
– Хорошая история, – Андрон устроился на стуле напротив Анатолия.
– Там, где у животных правят инстинкты, – продолжал тот, – человек опирается на воспитание.
– Этого никто не оспаривает, – согласился Андрон, – Проблема в другом: как воспитывать?
– Если мы понимаем, ЧТО нужно воспитывать в человеке, то само собой станет понятным и то, КАК это можно сделать, – уверенно ответил Анатолий.
– Вот ты православный человек, – Андрон в упор посмотрел на Анатолия, – ты хорошо понимаешь, ЧТО именно нужно воспитывать в детях. И как ты будешь это делать?
– Тебе действительно это интересно? – с искоркой в глазах поинтересовался Анатолий. – Только имей в виду, это не мои идеи… . Точнее, не только мои. Нас тут много над этим трудится…
– Афанасий рассказывал…, – перебил его Андрон.
– Кто? – переспросил Анатолий. – А, ну да. Мы тут даже книжечку собираемся издать. В общем, программа наша такая, – он придвинул стул ближе к столу. – Первое, с чего нужно начинать воспитывать ребёнка – это сформировать у него идеал. Идеал – это когда…, ну ты понимаешь. ...Это такой пример, на который хочется быть похожим. Очень хочется. Через который ребёнок будет сверять свои дела. Сверять и оценивать, свои, чужие. Это такой образ, которому хочется соответствовать. Очень хочется. Сильнее, чем игрушку какую-нибудь или угощение. Понимаешь?
– Понятно, – кивнул Андрон.
– Однако нельзя это дело упрощать до такого… «плинтуса», когда мама с папой сами будут выбирать идеал для своего ребёнка исключительно по собственному усмотрению.
– Разве мы говорим не о православных детях, родителях, воспитателях? – Андрон вопросительно посмотрел на собеседника, – Разве у нас не одни и те же идеалы?
– Вот-вот, – поднял указательный палец Анатолий Игнатьевич. – Потому я и говорю, что упрощать здесь нельзя. Идеалы, по большому счёту, у нас одни, да личности их носителей, с которых мы берём пример, разные. Возьмём, к примеру, святых Александра Невского и Михаила Черниговского. Заслуживают они того, чтобы быть нашими идеалами?
– Риторический вопрос, – отозвался Андрон.
– Вот именно! Конечно, заслуживают! – довольно откинулся на спинку стула Анатолий, –  Меж тем, одному из них – князю Александру, – мы вменяем в достоинство политическую гибкость, благодаря которой он оградил часть русских земель от полного монголо-татарского разорения, а второму – князю Михаилу, – непреклонность в исповедании веры. Как ты помнишь, он отказался склониться перед языческим кострищем. Вот и получается, что одного почитаем за гибкость, а другого за несгибаемость.
– Но надо же понимать и обстоятельства! – постарался помягче возразить Андрон, –  Если ты снимешь с себя крестик, когда тебя к этому принуждают, ты совершишь грех. Если ты делаешь то же самое, чтобы тесёмкой от крестика перетянуть кровоточащую рану своему товарищу... и не обязательно товарищу, то этим ты исполняешь свой христианский долг. И даже больше: исповедуешь Христа!
– Красиво сказал! А главное правильно, – Анатолий пристукнул кулаком по столу. – Согласен с тобой на все сто процентов. Хочу только немного… подкорректировать, что ли: это мы, взрослые и битые, способны понять, что в жизни бывают разные обстоятельства, и сделать на них соответствующие поправки. Ребёнку же, который только-только начинает отличать нравственность в мозаике мира, это практически невозможно. Ребёнок ориентируется на то, что ближе его … психофизике – гибкому гибкость, твёрдому твёрдость. Потому и говорю, что прежде чем приступать к целенаправленному процессу воспитания, нужно разобраться в психологических струнах личности, чтобы гибкого воспитывать на примере Александра Невского, твёрдого – на примере Михаила Черниговского. Ну и так далее: рисковые и осторожные, щедрые и экономные, ведущие и ведомые.
– Понял тебя, – отозвался Андрон, – Согласен. Я бы даже сказал: горячо поддерживаю.
– Тогда о ещё одной особенности формирования идеала, – продолжил Анатолий. – Состоит она в том, что идеал должен иметь определённое соответствие не только с личностью воспитанника, но и с личностью воспитателя. Чего будут стоить уроки твёрдости, преподаваемые «мягким» воспитателем? Наигрыш, натяжка, лицедейство. Ребёнок, может, и не поймёт этого умом, но сердечком своим маленьким почувствует. Почувствует и решит, что воспитание, идеал, долг – это такая игра, где все выдают желаемое за действительное, нужно только говорить правильные слова, а как оно на самом деле – это другой вопрос.
– Это точно, – о чём-то своём подумал Андрон. – Как вспомнишь этих штатных идеологов, замполитов там разных… . Как люди они, конечно, тоже разные были, но как начнёт про мир, про дружбу!..
– Вот-вот! – Анатолий даже привстал, – Воевал?
Андрон только махнул рукой. Но такой ответ был понятен Анатолию больше чем десятки слов. Он продолжал разговор о своей программе.
– С идеалом определились. Начали о нём рассказывать ребёнку, показывать, рассуждать. Когда информации накоплено уже достаточно, наступает второй этап воспитательного воздействия. Состоит он в том, чтобы обозначить привязку идеала к Богу. Что все достоинства нашего героя – от Бога, подвиги – ради Бога, слава – Богу. Нужно показать, что вся жизнь человеческая протекает в Боге – в отношениях с Ним, чем бы земным при этом человек не занимался.
– Не боишься скатиться до уровня банальных лозунгов, типа «Слава КПСС!»? – вспомнил былые времена Андрон.
– Как сказать? – сделал паузу Анатолий. – За себя не боюсь. За тебя вот не боюсь. Как поведут себя другие? По-разному поведут, только Бог-то ведь взаправду есть. На Него и уповаю.
– Аминь, – произнёс Андрон.
– Следующий этап: научение просьбам к Богу, – продолжал Анатолий. – Наш Бог не идолище каменное или деревянное, Он живой, Он жизнь, цветущая в нас. Когда нам больно, больно и Ему, когда радостно, радостно и Ему. Попроси Его, и Он даст то, в чём ты нуждаешься. Если надо, разгонит дождливые тучи на небе, если надо, поможет вдеть нитку в иголку. Бог может всё, только попроси Его!
– А вот здесь по-разному может сложиться, – Андрон скривил губы, – Человеку ведь нужно всё сразу, и непременно сейчас же. Это даже у взрослых так, чего уж говорить о детях. Не получится ли так: просит ребёнок, и не получает, и начинает он обижаться на Бога, сердиться, искать другие пути исполнения желания?
– Правильно, – согласился Анатолий. – Искушений здесь может оказаться немало. Но, в этой связи следующий воспитательный этап будет посвящён обучению распознавания ответов Бога на просьбы.
– Серьёзная заявка, – качнул головой Андрон.
– Я, конечно, слишком плоско выразился: «распознавание ответов», – притормозил Анатолий. – Правильнее, наверное, будет сказать: обучение относиться к происходящему вокруг тебя как к своеобразному ответу Бога на твои просьбы; как акт Его непрерывного общения с тобой. Общения, несущего тебе только добро, даже если иногда оно переживается в виде боли от удалённого зуба.
– Пожалуй, что так, – в очередной раз согласился Андрон.
– А как же иначе?! – воскликнул Анатолий. – Отсюда и следующий этап – обучение благодарности…

– Вижу, вы нашли общий язык, – заглянул в дверь Афанасий Иванович.
- Слава Богу! – поднялся из-за стола Анатолий. – Нет слов, как приятно поговорить с человеком на понятном друг другу языке. Спасибо тебе, Агасфер, за такого гостя!
– Во славу Божию! – ответил Афанасий Иванович, никак не отреагировав на Агасфера. – Пообщались мы с твоим мастером, – продолжил он разговор с Анатолием. – Задача ясна. Как только протянем провод, ждём тебя с циркуляркой.
– В любое время! – развёл руки Жигарев, выказывая свою всегдашнюю готовность помочь.
Так группкой и направились к машине.
– А ты надолго к нам? – спросил Андрона хозяин фабрики.
– …Не знаю, – неуверенно ответил тот.
– Надолго, – встрял Афанасий Иванович.
– Это хорошо! – с искренним удовольствием встретил такую новость Анатолий Игнатьевич. – Обязательно заезжай ещё. Найдём о чём ещё поговорить. С остальными нашими воспитателями познакомлю, с ребятишками.
– Постараюсь, – улыбнулся Андрон.
– Обязательно постарайся! – прокричал фабрикант Жигарев в след отъезжающим гостям.
 
Машина медленно, но ровно взбиралась на взгорочек, мимо гаражей, к основной трассе.

– Ты был прав, – первым заговорил Андрон, - очень интересный человек этот Анатолий Игнатьевич.
– Это здесь отец Александр пытался службы наладить, – кивнул он в сторону удаляющейся фабрики.
– Да, – задумчиво проговорил Андрон, – без Церкви нельзя. В ней вся жизнь.
– Вот-вот, на этом нас и прервали, – вспомнил Афанасий Иванович. – На том, что церковь «жаворонками» и «совами» тоже может восприниматься по-разному.
– Как такое может быть? – с нотками возмущения задал вопрос Андрон.
– Так же, как с Евангелиями, – буднично ответил Афанасий Иванович, не отрывая глаз от дороги, где начиналась развязка. – Кстати, ты не успел ответить на мой вопрос: что такое Церковь?
– …Тело Христово…, – напряг память Андрон.
– Так, – согласно кивнул Афанасий Иванович. – Продолжай – развивай.
– Ну, это такое объединение людей, –  вспоминал Андрон книжные фразы, – верующих во Христа, исповедующих свою веру, участвующих в Святых Таинствах, наставляемых общим духовенством, имеющим апостольскую преемственность.
– В общем, верно, хотя и несколько поверхностно.
– Что значит поверхностно? – возмутился Андрон. – Почти слово в слово как в Законе Божием сказано.
– Если я скажу, что автомобиль – это такое устройство на четырёх колёсах, с креслами для водителя и пассажиров, оборудованное рулём управления, – Афанасий Иванович слегка похлопал по рулю, – педалями, фарами освещения и клаксоном, я сильно ошибусь?
– Ошибки нет, просто…
– … Это будет слишком общий, слишком поверхностный взгляд на предмет, – докончил фразу Афанасий Иванович. – Правильно? Так и с твоим определением Церкви – всё правильно, только не по существу.
– И как можно о Церкви сказать по существу? – Андрон с сомнением посмотрел на водителя.
– Церковь, во-первых, это ПРОЦЕСС. Не структура, не помещение, не иерархия, а динамика, движение в духе, – Афанасий Иванович один раз нажал на клаксон.
– Церковь, во-вторых, это процесс ИСПОЛНЕНИЯ. Не какого-то стихийного перемещения чего-то в чём-то, а целенаправленного созидания, – водитель посигналил дважды.
– Церковь, в-третьих, это процесс исполнения ЗАВЕТА. Не какого-то сосуда, не собственного проекта, а договорённости, – раздалось три гудка.
– Церковь, в-четвёртых, это процесс исполнения завета СО-ЧЕЛОВЕКА с Богом. Не отдельных людей или групп людей, а всех верных, в лице любого количества их представителей, – Афанасий Иванович выпустил очередь из четырёх гудков. 
– Вот это, четвёртое, что оно значит? – спросил Андрон, внимательно выслушав спутника.
– Это означает, что, если, например, ты окажешься тем человеком, который сподобится сыграть аккорд, завершающий Божественную симфонию Мира, –водитель дал ещё один долгий гудок, –  то духовно вместе с тобой это совершат и все прежние «оркестранты», которые через Церковь – Тело Христово, –  всегда с нами, всегда в составе со-Адама.
– Но это нисколько не отрицает, того, что о церкви говорил я, – пожал плечами Андрон.
– Конечно, не отрицает, – согласился Афанасий Иванович. – Я и не собирался этого делать. Я лишь хотел тебе показать, что в Церкви «единица» и «множество» величины равновеликие, равнозначные, потому как и то и другое и есть церковь, проявляющаяся в разных ипостасях и перспективах.
– Перспективах? – переспросил Андрон.
– Ну да, – кивнул Афанасий Иванович. – В том смысле, что не только каждое сословие, но и каждый человек как-то по-своему участвует в «процессе исполнения Завета со-человека с Богом». И воспрепятствовать ему в этом не могут ни патриархи, ни, тем более, лжепатриархи.
– Как-то ты резковато… . Церковь, всё-таки, – повёл плечами Андрон.
– А ты думал, что заповедь о несотворении кумиров – это только про идолищ языческих? – посмотрел на него Афанасий Иванович. – Хотя, язычество – оно таково, что способно и стены христианского храма превратить в идола…
– Может, в этом и всё дело?
– В чём? – спросил водитель.
– В стенах, – Андрон постучал пальцами по обивке дверцы, – которые многими неискушёнными в вопросах веры людьми, воспринимаются как сама церковь, а тех, кто среди этих стен управляет - глашатаями Самого Бога.
– Встречается и такое, только не существенные все эти заблуждения, а возрастные – от духовного, так сказать, младенчества, – Афанасий Иванович поискал нужные слова. –  Ты пойми, в каждом настоящем деле есть свои подвижники и свои «тормоза». Но ни один «тормоз», даже самый «упёртый» не способен реально воспрепятствовать истинному подвижничеству. Главной причиной замедления дела является не активность «тормозов», а пассивность подвижников. Если вместо того, чтобы встречать восходящее Солнце звонкой трелью, «жаворонки» спят вместе с «совами» – разве в том «совы» виноваты, или их слепоглазые вожаки? Ну перестреляешь ты их всех из рогатки, и, что – «жаворонки» запоют?
– Тогда самих «жаворонков» надо тряхануть, как следует, – Андрон стукнул кулаком по колену.
– Ну да, … гранатой. То-то запоют! – рассмеялся Афанасий Иванович. – …Хотя, как говорится, мыслишь в верном направлении – от «жаворонка» к «жаворонку», от песни к песне.
– Ну и? – Андрон повернулся в сторону водителя, демонстрируя своё внимание.
– Что «ну и»?
– Какова будет наша песня? – спросил Андрон.
– Это надо расценивать как твой отказ от варианта с гранатой? – сыграл удивление собеседник.
– В каком-то смысле, – неуверенно пожал плечами Андрон. –  Хотя, быть может и не совсем.
– Как это?
– В том, что ты рассказал мне о «совах» и «жаворонках» свой смысл есть, – Андрон задумчиво посмотрел в окно. – Но так это или нет, окончательно может подтвердить только жизнь, только практика. Я готов пойти за тобой, но не потому, что всецело поверил твоим словам. Я поверил им настолько, что готов на себе испытать их истинность. Если ты прав, то мне не нужно будет никого взрывать. В противном случае, как и договаривались тогда, у реки – твоя ошибка делегирует мне право исполнить задуманное.
– Хозяин – барин, – Афанасий Иванович не скрывал своего удовлетворения.