Падение патриарха... Глава 11

ПАДЕНИЕ ПАТРИАРХА…

               
   Глава 11

Работа спорилась. Дверь, ведущую сразу в моленную комнату, прорубили. Полы в этой комнате перестелили. Поправили печь с дымоходом. По вечерам, после работы, приходили помощники из соседей. Когда подвезли шифер, собрались перекрывать крышу, но зарядил дождь. Работы внутри дома хватало, но Афанасий Иванович предложил съездить за обувью Андрону, которая у того действительно пообветшала.

Как Афанасий Иванович и говорил раньше, поехали на обувную фабрику.
В примерочную оказалась небольшая очередь.

– Как вы думаете, это надолго? – спросил Афанасий Иванович у одного из посетителя.
– Минут 10 – 15 на человека, вот и считайте, – ответил тот.
– Ждём? – Афанасий Иванович обратился к Андрону.

Тот в ответ неопределённо пожал плечами. В этот момент на второй этаж, где находилась примерочная, поднялся представительный мужчина. Увидев Афанасия Ивановича, он широко улыбнулся, и направился в его сторону. Это был директор фирмы, Осинников Михаил Ефремович.

– Михаил Ефремович! – шагнул навстречу Афанасий Иванович, – А говорили вы в отъезде.
– На днях вернулся, – ответил Михаил Ефремович, отвечая на рукопожатие, – Кстати, хорошо, что встретил вас – у меня для отца Александра небольшой подарочек из Новгородской области. В монастыре своего святого, Михаила Клопского побывал, привёз оттуда книжечки кое-какие, иконки, – пояснил он, – Вы сюда? – кивнул в сторону примерочной.
– Да. Вот гостя привёл, – Афанасий Иванович представил мужчин.
– Закончите, заходите ко мне в кабинет, пообщаемся, – пригласил хозяин.

В самой примерочной время, казалось, бежало куда быстрее, чем за её порогом. Андрон выбрал модель, оставил отпечаток своих ступней в каком-то мягком растворе. Ответил на пару вопросов мастера.

– Через три дня на примерку, – сказал тот, и Андрон вышел из примерочной.

В кабинете директора, его хозяин подарилим небольшие картонные иконки с изображение Михаила Клопского, и довольно обстоятельно рассказал о своей поездке в монастырь. Передал для отца Александра небольшой, перевязанный целлофаном пакет. Как только Андрон почувствовал, что накал этой части беседы пошёл на убыль, что уже обо всём было переговорено, он решился задать свой вопрос.

– Совсем недавно Афанасий Иванович вспоминал вас в качестве примера православного предпринимателя, – в одну из пауз заговорил Андрон, – Вспомнил и о вашем отказе потягаться за кресло Мэра.
– Ну-у, вспомнили! – улыбнулся Михаил Ефремович, – Это было так давно, что скоро перестанет быть правдой.
– И всё-таки, – продолжал Андрон, – будучи успешным предпринимателем, почему вы не захотели послужить этой своей способностью на более масштабном поприще? Я понимаю, что отказавшись от участия в выборах, вы поступили малопонятно для ваших коллег из предпринимательского цеха, но с явной пользой для собственной души. Но Православие в России – это далеко не «одна из религиозных конфессий»; это ещё и один из вариантов общественного выбора, который не может быть реализован без своего представительства и в экономике, и в культуре, и во власти, и во всех остальных сферах жизни современного общества. Почему вы не захотели быть представителем своего мировоззрения во власти этого города? Понятно, что встретили бы противодействие, как активное, так и пассивное, но, как говорится, на войне, как на войне.
– Вы сами почти ответили на свой вопрос, когда вспомнили поговорку о войне, – заговорил Михаил Ефремович после небольшой паузы. – Моё мировоззрение, а точнее, исповедуемые им идеалы и ценности, не только не утверждаются военным путём, но и наоборот – расшатываются им, ставятся под сомнение, и в конце концов разрушаются.
– Я не имел ввиду войну, в буквальном смысле этого слова, – пояснил Андрон, – хотя, предпринимательство – это по-своему тоже война, со своими стратегиями и тактиками, резервами и передовыми частями.
– Я вас так и понял, – согласно кивнул Михаил Ефремович, – Такая «война», сама по себе, тоже не может принести желаемых результатов. Афанасий Иванович наверняка посвятил вас в свою теорию «эквивалентности»?
– В общих чертах, – подтвердил гость.
– Тогда вы понимаете, – принялся объяснять Михаил Ефремович, – что на своём «эквивалентном уровне» экономика является системой, резонирующей со всем внешним миром.
– В теории понятно, – проговорил Андрон, – Но как это действует на практике?
– Как советовал святой Серафим Саровский: спасайся сам, и рядом с тобой спасутся многие. А я бы добавил: и многое, – Михаил Ефремович развёл ладонями по столу, словно хотел обнять его. – Все эти бизнес планы, экономические реформы, восстановительные программы, нужны по принципу «чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не плакало».
– Честно говоря, странная позиция для предпринимателя, – удивился Андрон.
– Я вам и объясняю! – улыбнулся предприниматель, ¬– Всё наладится само собой, и достигнет необходимых объёмов и качества, когда мы изменим наше отношение к Земле, траве, воде, насекомым – ко всему! Изменимся мы, и тогда безо всяких экологических программ Природа восстановит сама себя. Изменимся мы, и нам для жизни будет хватать того, что она нам будет давать сама. Административными методами никто никого не изменит. Можно привлечь только личным примером, личным опытом.
– В принципе, согласен, – без особого оптимизма проговорил Андрон.
– Поэтому я и не захотел идти во власть, – Михаил Ефремович кивнул почему-то на селектор, – Там доступны лишь административные ресурсы, с другой стороны – недоступны нравственные. С той, административно-командной позиции, сделать что-то существенное практически невозможно.
– Совсем ничего? – с сомнением в голосе спросил Андрон.
– Из того, что вы назвали «православным представительством», - Михаил Ефремович на мгновение задумался, – Не может быть представительства огня в воде, или воды в огне. Либо вода выкипит, либо огонь погаснет.
– Прошу прощения, что перебиваю, – проговорил Афанасий Иванович, – Вы хотите сказать, – обратился он к Михаилу Ефремовичу, – что решения экономических проблем лежит вне плоскости собственно экономики?
– Так же, как решения и всех остальных проблем – социальных, экологических, культурных и так далее, – лежат вне поля их обострения – экологии, культуры, социальной сферы, – пояснил свою мысль Михаил Ефремович.
– Каково же тогда место соответствующих научных знаний? – спросил Андрон, – Неужели всё это один лишь исторический балласт?
– Нет, ну зачем же? – отрицательно покачал головой Михаил Ефремович, – Только давно пора понять, что науки, накопленные человечеством, это не столько источники решения проблем, сколько средства, или даже инструменты, технические приспособления.
– Смело, – произнёс Афанасий Иванович, постукивая пальцами по полированному столу.
– Нисколько! – возразил хозяин кабинета, – Я ведь не проповедник, не агитатор. Подобными мыслями делюсь лишь частным порядком и лишь с людьми, которым доверяю, в которых вижу единомышленников.
– Чего-то опасаетесь? – спросил Андрон.
– Отнюдь, – ответил Михаил Ефремович, – Просто за свою жизнь успел убедиться, что если в душе человека нет ниши для подобных знаний, то все слова напрасны. А если есть, то человек сам до всего может дойти. Повторяю, моё кредо: спасайся сам, и вокруг тебя спасутся многие.
– Ну хорошо, – продолжал своё «интервью» Андрон, – Ваше отношение к политической карьере понятно, но как насчёт того, чтобы двигать свой бизнес…, – он посмотрел на Афанасия Ивановича, – …своё дело из периферии в центр?
– Зачем? – хозяин кабинета пожал плечами.
– Вы говорите о личном примере…, – Андрон старался, как можно понятнее сформулировать свою мысль, – Но для кого-то вы сами являетесь и можете явиться таким примером, а в центре вы будете  заметны для более широкого круга людей, чем в провинции. Разве вам безразлично, сколько человек спасётся рядом с вами, под впечатлением вашего примера – пять, пятьдесят, пятьсот?
– Только не обижайтесь, пожалуйста, – хозяин старался говорить как можно дружелюбнее, – но подобные вопросы мне кажутся сугубо риторическими. Глупо выглядит человек, который ищет аудиторию для того, чтобы стать для неё примером. Тот, кто действительно способен получить пользу от примера, ищет и находит его для себя сам. Но самое главное состоит в том, что никакой пример ни спасает, ни осуждает! Спасает Христос! Кого и за что – о том одному Ему известно.

Произнося эти слова, Михаил Ефремович приподнял стопку бумаг, лежавшую на краю стола. Андрон успел разглядеть среди листов чётки. «Интересно, – подумал он, – «радостерий» или нет?».

– Сомнительна для меня и тема провинции, – тем временем продолжал рассуждать Михаил Ефремович, – Понимаю тех, кто рвётся к публичности, в политике или «шоу-бизнесе». Для них «Центр» – это некое видное место, добравшись до которого они могут стать заметными исключительно из-за географической близости к этому самому «центру». Понимаю других людей, которые никуда не рвутся, но не находят никакой жизни внутри себя. Им тоже хочется пробраться поближе к «центру», чтобы внутреннюю пустоту заглушить чем-нибудь внешним.
– Как бы там ни было, – стоял на своём Андрон, – но большинство людей предпочло бы «центр» «провинции», и это реальность.
– Эта реальность из области расхожей альтернативы: «лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным». Для вас, как для верующего человека – Михаил Ефремович сделал движение рукой в сторону Андрона, – имеет эта присказка какой-нибудь смысл?
– Лично для меня, не имеет, – отрицательно покачал головой Андрон, – Но я с пониманием отношусь к тем людям, тоже верующим,  для которых имеет.
– Это только делает вам честь, – уважительно кивнул Михаил Ефремович, – Но не добавляет смысла фразе. Как говорится, всему своё место и время. И всё это – от Бога. Он и есть единственный Центр, если рассматривать Мир в виде шара. А люди – точки, рассеянные по поверхности этого шара. На какой бы его стороне, и по какому признаку они ни пытались бы кучковаться, до истинного Центра им будет дальше, чем, если бы оставались на своих местах. Гораздо дальше, – закончил он после не долгой паузы.

С проходной, по селектору сообщили о чьём-то приезде. Ничего не попишешь, работа есть работа. Что касается Андрона, он с большим сожалением покидал кабинет.

– Интересный человек, правда? – не то спросил, не то попросил подтверждения Афанасий Иванович, выезжая из фабричного переулка.
– Более чем! – с готовностью согласился Андрон, – Может, это прозвучит сентиментально, но я испытываю нечто вроде гордости оттого, что являюсь его единоверцем.
– С гордостью, это ты поосторожней! – рассмеялся Афанасий Иванович.
– С другой стороны, – продолжил Андрон, – испытываю какую-то растерянность от его отшельнической философии. Как сказано: никто, зажегши свечу, не прячет её под спудом, но ставит на высокое место, чтобы и светила, и освещала.
– Не всё так плоско. В аспекте нашего разговора, этой цитатой ты обозначил целую цепочку событий и их участников, – сказал Афанасий Иванович, – Участников трое: свеча, Зажигающий свечу, и выставляющий свечу.
– Разве Зажигающий и выставляющий, это не один и тот же участник? – поспешил с вопросом Андрон.
– В нашем случае нет, – ответил Афанасий Иванович, – Свеча – это наш уважаемый Михаил Ефремович. Зажигающий – Тот, Кто наделил его светом таланта предпринимательства. А вот выставляющего, которому предстоит установить свечу на видном месте, пока рядом нет.
– Какого такого выставляющего? – не понял Андрон.
– Который пришёл бы к нему и сказал: уважаемый Михаил Ефремович, пришло время занять тебе такое-то место, и приступить к такому-то делу. И всё сказанное было бы настолько Михаилу Ефремовичу близко и понятно, что он без лишних вопросов сделал бы всё, что нужно, – почти маленькую сценку разыграл Афанасий Иванович.
– И что это за место за такое, что за дело? – прищурился Андрон.
– В том то и штука, что пока этого никто не знает, – с сожалением вздохнул Афанасий Иванович, – как только выставляющий или выставляющие появятся, откроется много свечей, осветится большое пространство. А пока Михаил Ефремович остаётся для всех просто предпринимателем, и помогай ему Господь.
- Аминь, - заключил Андрон.
 
                *         *         *

Когда погода наладилась, с помощью соседей за день перекрыли крышу. Афанасий Иванович предложил съездить на речку, освежиться. Отец Александр отказался, сославшись на здоровье, а Андрон поехал с удовольствием. Очень хотелось полежать на тёплом песочке. Поехали не на Бию, а в пригород, на совсем маленькую речку Чемровку, петлявшую между тальниковых зарослей. Нашли ямку поглубже, рядом с ней и устроились.

– Всё в старых ходишь? – Афанасий Иванович кивнул на изношенные кроссовки Андрона.
– Новые на выход берегу – пояснил Андрон.
– И как они тебе?
– Пока ничего особого не заметил, – пожал плечами Андрон, – А, в общем-то, и не носил я их ещё толком.

После дождей водичка в реке была довольно прохладная. Но это для праздного купания, а чтобы помыться после работы, то вполне подходящая.
– В кабинете у Михаила Ефремовича, – проговорил Андрон, – ты заметил, когда он чётки со стола убирал?
– Что-то было такое, – неопределённо ответил Афанасий Иванович.
– Это у него «радостерий» был, или обычные чётки? – поинтересовался Андрон.
– Про те, что были на столе, сказать ничего не могу, – ответил Афанасий Иванович, – Но то, что «радостерий» у него есть, можешь не сомневаться. Почему тебя это интересует?   
– Ты говоришь, у тебя этот приёмчик с «радостерием» срабатывает?.. – вместо ответа на вопрос, проговорил Андрон.
– На все сто, – подтвердил Афанасий Иванович.
– И «песня» складывается, … в смысле, молитва исполняется? – испытующе посмотрел на него Андрон.
– Исполняется, – так же уверенно сказал Афанасий Иванович.
– Можешь, о каком-нибудь таком случае рассказать? – осторожно приспросился Андрон.
– Если хочешь…, – Афанасий Иванович сломил веточку, которой стал отмахиваться от приставучих насекомых.
– Было бы интересно, – Андрон с особым вниманием посмотрел на собеседника.
– Пожалуйста, – согласился Афанасий Иванович, хотя и без явного удовольствия, – Знакомство с тобой, – произнёс он более твёрдым голосом.
– Что «знакомство со мной»? – не понял Андрон.
– Последний случай исполнения моей молитвы – это знакомство с тобой, – повторил Афанасий Иванович.
– В каком смысле?
– Ну, помнишь: «от песни к песне, от жаворонка к жаворонку», – объяснял Афанасий Иванович, – Какой смысл будет в моих знаниях, если мне их некому будет передавать?
– Так уж и некому? – усомнился Андрон.
– Не то, чтобы совсем, но всякое новое знакомство с человеком, способным хотя бы просто понять, о чём речь – это для меня… милость Божия! Даже больше! Это для меня… всё! – поднял руки Афанасий Иванович, будто удерживая в них то самое «всё».
– Так уж и всё! – продолжал сомневаться Андрон.
– Ты же слышал, как некоторые называют меня Агасфером? – будничным тоном задал вопрос Афанасий Иванович, обмахиваясь прутиком.
– Было такое, – напрягся Андрон.
– Как думаешь, почему? – продолжал спрашивать собеседник.
– Сам же говорил, – вспомнил Андрон, – что с греческого Афанасий – значит «бессмертный», «вечный». По аналогии с Вечным жидом, его ведь Агасфером звали?
– Его самого…, – Афанасий Иванович будто погрузился на мгновение в сон, но тут же проснулся, – То есть меня так и звали! Я и есть тот самый Агасфер.
– Который не дал Христу пристанища в тени своего дома, когда Тот нёс Крест на Голгофу? – по инерции проговорил Андрон.
– И которому Тот повелел дождаться Его Второго Пришествия, – дополнил собеседник.

Теперь Андрон погрузился в размышления. Он смотрел на гребёнку мелких волняшек и жмурился от играющего в них вечернего солнца.

– Ты это серьёзно? – наконец, произнёс он, обернувшись к Афанасию Ивановичу.
– Абсолютно, – спокойно ответил Афанасий Иванович, и выражение его лица не оставляло в том сомнений.
Андрон снова посмотрел на реку. Вскочил на ноги.
– Блин! – воскликнул он с досадой, – А я ведь во всю твою трепотню почти поверил!
– В том то и дело, что «почти»…, – покачал головой собеседник, – У тебя всё «почти»! Почти воцерковился, но разочаровался в священноначалии и потянулся за гранатой; почти взорвал патриарха, но засомневался и позволил себя поуговаривать; почти согласился с уговорами, но заподозрив оказаться одураченным только потому, что услышал непонятные вещи, отрёкся от всего ранее принятого. 
– Неправда! – раздражённо возразил Андрон.
– Что именно? – Афанасий Иванович внешне сохранял полное спокойствие.
– Я не говорил, что что-то из сказанного тобой принял за истину! – на повышенном тоне заговорил Андрон, – Я лишь сказал, что готов испытать на себе истинность твоих слов.
– И «почти» это сделал! – с интонацией произнёс Афанасий Иванович.
– Уж лучше оставаться «почти», – парировал Андрон, – чем попасть в состоявшиеся участники обмана.
– Какого обмана? – с налётом удивления спросил Афанасий Иванович.
– Намеренного или нет – это неважно, – продолжал  строить свою догадку Андрон.
– Ну-ка, ну-ка! – Афанасий Иванович с интересом посмотрел на возмущённого собеседника, – Поясни, как это такой «прокол» случился?
– Ёрничаешь? – напротив, отвернулся тот.
– Нисколько! – Афанасий Иванович тоже поднялся с песка, – Я же не говорю, чей именно «прокол». Может так статься, что твоё пояснение тебе же самому и нужно.
– А знаешь, если бы я её тогда не выбросил, то…, – Андрон с силой швырнул гальку в воду.
– …Сейчас взорвал бы меня, – закончил его мысль Афанасий Иванович, – Пусть так. Но хоть что-то тебе нужно довести до конца! Так пусть это будет изобличение того обмана, о котором ты сам начал разговор.
– Что я должен тебе пояснить? – Андрон с откровенной неприязнью посмотрел на Афанасия Ивановича, – Что вообще тебе можно пояснить?!
– То есть? – с какой-то внутренней улыбкой спросил тот.
– Ты либо больной, - Андрон круто развернулся лицом к собеседнику, – либо законченный подонок! Как такое можно объяснить?!
– А ты попробуй! – втягивал его в разговор Афанасий Иванович, – Дай мне последний шанс … исправиться.
Андрон набрал в лёгкие воздуха и выпалил:
– Называясь Агасфером, тем… настоящим Агасфером, ты либо неосознанно врёшь самому себе, то есть у тебя не всё в порядке с головой, либо вполне осознанно врёшь всем остальным, и тогда у тебя проблемы с совестью. Что в одном случае, что в другом  – это ложь. И касается она не только определённого имени, но и всего сказанного от этого имени.
– Абсолютно верно! – ударил в ладоши Афанасий Иванович, – Всё так! Если из подлости или по сумасшествию человек называет себя Агасфером, веры ему не может быть ни в чём! – секунда паузы, – А если он…правда тот самый Агасфер?
– …Значит, всё-таки больной…, – констатировал Андрон, – Всё, не так обидно.
– Просто ради исследовательского интереса: а если тот самый? – предлагал обыграть эту позицию Афанасий Иванович.
– Да пошёл ты! – только огрызнулся Андрон.
- Опять «почти»? – подначивал его собеседник.
– … А если взаправду «тот самый», – наткнулся на какую-то мысль Андрон, – то это вообще самое худшее, что может произойти!
– Чего так?
– Не хотел бы я оказаться в списке друзей Иуды-предателя, – Андрон даже сплюнул под ноги.
– Но я не Иуда-предатель, – слабая улыбка появилась на лице Афанасия Ивановича, но сошла с его сердца.
– Чем Вечный жид лучше? – как отрезал, сказал Андрон.
– А если без каких-либо сравнений, то в чём моя…Вечного жида вина? – задал вопрос Афанасий Иванович, - Я с детства видел, как мимо моего дома вели на казнь разбойников, тащивших на своих плечах собственные кресты. Слышал рассказы об их злодействах. До этого никогда не состоял ни в чьих учениках, не ходил слушать никаких проповедников, отдавая все силы и время отцовскому хозяйству. В тот день Он был одним из трёх, кто нёс Свой Крест на Голгофу. И вдруг Он поворачивает к моему дому … Как?! Зачем?! С какой стати?! На глазах толпы, на глазах всех соседей, «какой-то разбойник» ищет моего участия! Я прогнал… Да, прогнал, но не Его, а того, за кого Его тогда принял… .
– Может, так, может, нет, но за что-то же Он тебя проклял? – брезгливо произнёс Андрон.
– Я тогда тоже подумал: проклял. И смутился. И захотел разобраться, – Афанасий Иванович не обращал внимания на эмоции собеседника.
– Разобрался?
– Да! – Афанасий Иванович вошёл в воду, чтобы смыть с себя песок, – Он сказал, что я отвечу за свой поступок, когда дождусь Его возвращения. И это не было проклятием!
– Как это не было? – с ехидством спросил Андрон.
– Ты, христианин, достигший духовной зрелости жертвенного уровня, – Афанасий Иванович протянул руку в сторону Андрона, – можешь представить себе Христа таким жестоким, чтобы обречь человека на мученическое бессмертие?
– … Риторический вопрос, – попытался отмахнуться Андрон.
– Нисколько! – твёрдым тоном возразил Афанасий Иванович, – Вот ты в плену был.Уже успел своим палачам в глаза посмотреть. Скажи честно, просишь Бога взыскать с них «по полной программе»?
– Пусть моё останется со мной, – помрачнел Андрон.
– Не просишь! – уверенно заявил Афанасий Иванович, – А в милость Того, Кто Сам Милость и есть, поверить не можешь?
– Не во мне дело, – Андрон не принял доводов собеседника, – Вопрос в том: «был ли вообще тот мальчик»?
– Какой мальчик? – не понял Афанасий Иванович.
– Была ли вообще эта история с Вечным жидом? – пояснил Андрон.
– А с бессмертием Апостола Иоанна Богослова – была? – задал встречный вопрос Афанасий Иванович.
– Причём тут это? – Андрон на секунду замер в недоумении. 
– Как при чём? – Афанасий Иванович вышел из реки и направился за куст отжать трусы, – Ты думаешь, всё, что я тебе о вере нашей рассказывал, я сам открыл, или того круче – придумал?
– Час от часу не легче…, – только и нашёлся Андрон, что на это сказать.
– А ты как хотел? – раздался из-за куста голос Афанасия Ивановича.
– В каком смысле? – не понял Андрон.
– Во многом знании многая печаль, – Афанасий Иванович попытался вспомнить из Екклезиаста, – Вот не знал бы ничего, и ничего бы не смущало, шёл бы и шёл, как придётся.
– Интересная мысль, – более спокойно заговорил Андрон, – Ведь ты меня с этими «жаворонками» и «радостериями» почти уболтал! А потом взял и вспугнул этим Агасфером. Зачем?
– Действительно знать хочешь? – вышел из укрытия Афанасий Иванович.
– Снизойди уж, – язвительно, но без прежнего раздражения ответил Андрон.
– Во-первых, – начал «снисходить» Афанасий Иванович, – когда улягутся твои эмоции, ты поймёшь, что ни история моей жизни, ни чьей иной, никак не отражается на сказанном мной о долге человека перед Богом и особенностях его исполнения. Во-вторых, я упомянул об истории своей жизни, чтобы больше никто не смог быть моим «разоблачителем», препятствующим тебе исполнять свой долг.
– Есть кто-то ещё, с кем ты откровенничаешь таким образом?
– Есть, – кивнул Афанасий Иванович.
– Много?
– В данной ситуации и один человек – это уже очень много, – Афанасий Иванович вышагивал по песку, стараясь оставаться в лучах заходящего солнышка.
– Верят? – прищурился Андрон.
– По-разному.
– Кого больше – кто верит, или не верит?
– Не знаю, – пожал плечами Афанасий Иванович.
– Как это? – сгримасничал улыбку Андрон.
– Кто-то говорит: «верю», а сам не верит. Кто-то, как ты, – Афанасий Иванович повернулся лицом к Андрону, – говорит: «не верю», а сам…
– Я тебе в принципе больше не верю! – вновь взорвался тот.
– Проехали! – махнул рукой Афанасий Иванович и продолжил вышагивать по песку, – Речь уже не обо мне. Я – это я, а знание, которое я тебе передал, уже часть тебя самого. Речь о том, веришь ли ты себе? Кто ты? Бесхребетный простофиля, которого можно уговорить на что угодно, или человек, принимающий решения на основе собственного взгляда на вещи?
– Не верю! – почти прокричал Андрон.
– Я об этом и толкую, – повторил собеседник, – Тебе Афанасий Иванович сказал: «Поверь!», – и ты поверил; Агасфер сказал: «Не верь!», – и ты уже во всё горло кричишь: «Не верю!». Не верь! Теперь уж до самого конца, никому и ничему не верь. Но то, что уже в тебе – проверить должен.
– Всё, хватит. Поехали! – Андрон принялся стряхивать песок с обсохшего тела.
– Куда? – с внутренним напряжением спросил Афанасий Иванович.
– К отцу Александру!

                *         *         *

Отец Александр сидел во дворе. Было видно, что пока помощники ездили купаться, он успел ещё поработать. Андрон подошёл и молча сел рядом с ним. Чуть позже подошёл и Афанасий Иванович. Отец Александр будто его и дожидался.

– Освежились? – спросил он.
– Можно сказать и так, – с подтекстом ответил Афанасий Иванович.
– Батюшка! – без прелюдий обратился Андрон, – при первой нашей встрече, ты Афанасия Ивановича Агасфером назвал, помнишь?
– Может быть, может быть, точно не помню, – пожал плечами отец Александр.
– Почему ты его так назвал? – продолжал задавать вопросы Андрон.
– Как же…, – батюшка немного смущённо улыбнулся, – Он говорит, что и есть самый настоящий Агасфер.
– В смысле Вечный жид? – уточнил Андрон.
– Ну да…
– И ты этому веришь? – Андрон испытующе вцепился глазами в отца Александра.
– Честно? – ответил ему пристальным взглядом отец Александр.
– А можешь и по-другому?
– Если честно, – батюшка не отводил глаз от собеседника, – то даже не задумывался: верить или нет.
– Как так? – немного растерялся Андрон.
– Во всём, что верующий человек рассказывает о себе словами или молчанием, есть своя правда, – пояснил отец Александр.
– Опять у нас «своя правда»! – с придыханием усмехнулся Андрон.
– Правильно подметил, – отец Александр согласно кивнул головой, – Я не сказал: всё правда; я сказал: во всём есть своя правда.
– Эдак я могу кем угодно назваться, и ты мне поверишь? – начал заводиться Андрон.
– Не распаляйся не надо, – отец Александр положил ему на плечо свою руку, – Разговор то серьёзный. Ты же через него чего-то важное для себя понять хочешь, а не просто над слабостями ближнего покуражиться, правда ведь?
– Слабости, в смысле того…, - Андрон покрутил пальцем у виска, – … «крыша едет, дом стоит»?
– Нет, дорогой мой брат Андроник, – батюшка устало прислонился к стене, закрыл глаза – То тяжкая болезнь, с ней без врачей не совладать. Я же говорю о слабостях незначительных.
– О каких таких «незначительных»? – с недоверием спросил Андрон.
– Возьмём, к примеру, тебя, – батюшка глянул на него из под нависших бровей.
– Интересно, – скривился в напряжённой улыбке Андрон.
– Как ты думаешь, - батюшка вновь зажмурил глаза, – почему я тебя ни о чём не расспрашиваю – кто ты, откуда, ну и так далее?
– Почему? – внимательно слушал Андрон.
– Потому что вижу, что сам ты этого не хочешь, что уютнее ты себя чувствуешь, когда никто ни о чём не спрашивает, а принимает тебя таким, каков ты есть здесь и сейчас, и будто не было до этого ничего. Правильно я говорю?
– Может быть…, – Андрон напряжённо осмысливал слова отца Александра, – В какой-то части.
– А другой о себе с самого порога вещает– - тем временем продолжал тот. – Тут, понятное дело, и я со своими вопросами. Потому как ждёт этот говорун моих вопросов, через них, через ответы на них, какие-то узелки своей жизни распутывает. Есть разные манеры, как человек себя ведёт, как преподносит. И не потому, что хитрит, просто удобнее ему так. Тут можно бы поворчать, что проще де надо быть в братском общении, более открытым. А вдруг таким ворчанием обидишь, отпугнёшь. Слабости? – Они самые, прости Господи. Но имеют ли они какое-то значение, чтобы я отказал ближнему своему в общении? – Не имеют. Потому и говорю: незначительные слабости.
– Но этот-то!.. – Андрон возмущённо указал в сторону Афанасия Ивановича, который стоял рядом.
– Он тебе не «этот», – строго заметил отец Александр, – он тебе брат во Христе, если, конечно, ты сам себя христианином считаешь. Может, не самый лучший брат, может со своими заморочками, но брат. И только тогда мы – христиане, если таковым его принимаем. Согласен?
– Давай попробуем, – сбавил тон Андрон.
– Вот и слава Богу! – батюшка перекрестился, – А теперь конкретно и по существу: чем наш общий брат Афанасий досаждает тебе настолько, что мешает оставаться верным Богу?
– При чём здесь верность Богу? – опешил Андрон.
– Может, творит чего богопротивное? – продолжал задавать свои вопросы отец Александр.
– Пожалуй, что так, – ответил Андрон.      
– Что именно?
– Агасфером себя называет, – возмущённо развёл руками, – именем человека, отвергшего Христа, проклятого Им. При этом говорит, что ничего этого не было.
– Тебя во всём этом, что больше всего волнует, – отец Александр повернул своё лицо к Андрону, – что Агасфером называется, или что Агасфера оправдывает?
– Да какая разница! – Андрон не верил своим ушам, – Что одно, что другое – сплошной бред!
– Ни скажи…, – устало потянулся хозяин.
– Ты что, ему веришь? – со смесью удивления, недоверия, негодования спросил Андрон.
– На этот вопрос я тебе уже ответил, - лицо священника стало серьёзным. – Просто о себе я знаю, что совершил греха больше, чем Агасфер, даже если он совершил всё то, что ему приписывают людские разговоры.
– Что ты имеешь в виду?
– И октябрёнком я был, и пионером, начал загибать пальцы отец Александр, – А в комсомоле так вообще заворгом райкома работал. И не за страх, а за совесть работал. Атеистом, значит, был. Убеждённым! Сознательным! В разных там мероприятиях участвовал… прости, Господи, вспоминать страшно. Не просто стыдно, а страшно – понимаешь? А Он ведь и тогда, наверное, рядышком со мной был, – батюшка показал глазами на небо, – тоже, быть может, у сердца моего согреться пытался, а я Ему: «так, да разтак!»
– А проклятие из уст Самого Христа!? – не унимался Андрон.
– Ну посуди сам, – мягче проговорил отец Александр, – когда апостолу завещается дождаться Второго пришествия – это благословение, когда Агасферу – это проклятие… Почему так?
– Смотрю, тебя он уже основательно обработал, – раздражённо объявил Андрон.
– А что, он тебя как-то обрабатывал? – с налётом снисхождения посмотрел на собеседника отец Александр.
– Ну… разговоры там разные, про «сов», «жаворонков», про молитвы, которые исполняются, – Андрон начал перечислять темы, которые теперь казались ему странными.
- Подговаривал что ли к чему-то?
– …Что ты из меня ушлёпка какого-то лепишь!? – окончательно взорвался Андрон.
– Я?.. – с искренним удивлением спросил священник.
– Так, всё, – ударил по коленям Андрон, – Тайм-аут.
– Нет, – твёрдо возразил отец Александр, – Сначала ужин.
– Спасибо, сыт! – с вызовом отказался Андрон.
– Прими мои слова за послушание, – как можно мягче постарался сказать отец Александр, – Сначала ужин, а уж потом… «страдания».