Падение патриарха... Глава 12

ПАДЕНИЕ ПАТРИАРХА…

               
  Глава 12

Не спалось. Стараясь не шуметь, Андрон вышел на улицу. Он чувствовал себя обманутым. Это чувство скребло сердце, как камень по стеклу, вызывая дрожь во всём теле. А может, это ночная прохлада? Андрон плотнее запахнул полы штормовки. Рука почувствовала под тканью какой-то комок. Это оказался карман, а в нём подарок Афанасия Ивановича – «радостерий». Андрон достал вещицу и слегка размахнулся, чтобы выбросить её, но краем глаза заметил машину Афанасия Ивановича. Она стояла именно там, куда могли упасть чётки.

«Даже в такой ситуации он поперёк забегает», – поморщился Андрон. Один вид машины человека, называющего себя Агасфером, вызывал в нём раздражение. «Учитель выискался!», – зло прошептал и поднял руку, чтобы швырнуть подарок в другую сторону. В этот момент меж пальцев повис медальончик с крестообразной прорезью. Какую-то долю секунды он качнулся перед глазами Андрона, но этого хватило, чтобы Андрон разглядел крестообразный пучок света от уличной лампы. Это было так быстро, так ярко. Глаза будто-бы сфотографировали светящийся крестик. Только крестик, на фоне непроницаемой темноты. Андрон задержал руку.
«Почему бы разок и не попробовать? – Андрон присел на скамейку, разглядывая «радостерий». - Просто ради любопытства. В конце концов, меня это ни к чему не обязывает. Хотя…» – он вспомнил слова Агасфера о том, что это значит, смотреть «через Крест»
.
Андрон решился. Взгляд снова вернулся к машине. Сейчас она предстала перед ним олицетворением всего сразу – и самого хозяина, и его слов, и реакций на них Андрона. Весь этот клубок чувств и образов Андрон обозвал одним словом: «обман». Теперь нужно через «радостерий» посмотреть на этот обман «как Бог».
«Как Бог, как Бог…», – отстукивала в голове мысль. Андрон навёл «радостерий» на машину, – «как Бог, как Бог…». Крестообразное отверстие было совсем небольшим, и, как Андрон ни пытался приспособиться, ему не удавалось навести «радостерий» так, чтобы сквозь него была видна вся машина. Это детское занятие, на какие-то мгновения заслонило собой все «правильные» мысли, и попытки настроиться соответствующим образом.

«Какой-то кругозор у этого приборчика узкий… – проворчал Андрон, и будто бы услышал себя со стороны. – Кругозор узкий…». Резко поднялся со скамейки, шагнул к входной двери, передумал, развернулся в обратную сторону, наконец, подошёл к машине, упёрся в неё обеими руками, словно в изнеможении после длительного забега. Подумалось, а что если кругозор узкий не у этого деревянного кружочка с отверстием, а у него самого?

В самом деле, откуда эта уверенность в том, что уже всё познано, понято и пережито? Откуда уверенность, что познанное и пережитое понято правильно? Откуда это раздражение на новость об Агасфере? Все его разговоры о сословиях, энергиях, воплощениях, выглядели не менее экстравагантными, чем сообщение о Вечном жиде. Однако же с теми он почти согласился, а по поводу второго устроил настоящую истерику. С чего бы?

Андрон выпрямился, глубоко вздохнул, сердце забилось ровнее, с каким-то слащавым поднывом, который всегда был для Андрона признаком скорой развязки. Ему показалось, он ухватил за хвост ответ на возникший вопрос. «Званые» и «избранные», «горнее» и «дольнее», «икономия» и «ойкумена» – эти темы, так или иначе всегда находятся в зоне внимания верующего человека. По мере воцерковления, обретения личного опыта, взгляды на эти темы могут корректироваться, приобретать новые смыслы. Это вполне естественно, и может указывать лишь на духовное взросление человека. Да, на каком-то уровне такого взросления эти взгляды могут оказаться не совсем «теми». Конечно, не очень приятно, но не безнадёжно, главное, что есть сами взгляды, есть само знание этих тем, их трактовок и прочего, из чего складывается мировоззрение христианина. А тут вдруг какой-то Агасфер. Сейчас никто и не скажет, кто это такой. Разве что Вечного жида вспомнят, да и то как распоследнего злыдня, наказанного бессмертием.

Об этом ничего не говорится ни в одном из Евангелий? – Но, в Евангелиях не говорится и о многом другом, что составляет Церковное Предание. Не говорится ни об Успении Богородицы, ни о судьбе апостола Иоанна, которому тоже было назначено дождаться Второго пришествия.

Андрон понял, чем именно раздосадовало его сообщение об Агасфере – его собственной неосведомлённостью по этому поводу. Грубо говоря, тема Агасфера, как бы намекнула на его некоторое невежество. Вот и вздыбилась гордыня. Ещё бы, такой удобный повод для самооправдания по событиям последних дней. Получалось, что своими разговорами-отговорами этот Агасфер-Афанасий, в сущности, выставил Андрона каким-то… слабоуменьким авантюристом! Кто ж такое стерпит?!

«Ну а если я об этом и вправду ничего не знаю? – гвозданул себя встречным вопросом Андрон. – Что тогда? А тогда получается, как в той частушке:

На столе лежит арбуз,
На арбузе муха.
Муха злится на арбуз,
Что не лезет в брюхо» 

Андрон вновь посмотрел на «радостерий». Получается, что причиной его эмоционального срыва стал не обман, а самообман? Никто ни в какое заблуждение его не вводил. Всё дело в его уязвлённом самодовольстве, и даже самопочитании. Он незаметно приучил себя к мысли, что увидел и познал в жизни всё. И все свои решения и суждения обосновывал именно этим всезнайством. Теперь же получалось, что в Мире существует ещё огромадный кусок жизни, о котором он не имел никакого представления! А, это уже само по себе указывало на большую вероятность ошибочности многих из прежних суждений и решений.

«Пусть так! – вспенилась очередная волна самооправдания, - Но зачем он врёт, выдавая себя за Агасфера?» От этой мысли голову вновь обдало жаром. Андрон вновь посмотрел на машину через крестообразную прорезь. «Но, почему сразу врёт? – в памяти всплыли слова отца Александра о маленьких слабостях. - Да, мне было бы сложно общаться с людьми, знай они обо всём, что мне довелось пережить. Раз так, то почему не может быть людей, которым для полноценного общения напротив необходимо, чтобы собеседник знал о них как можно больше? Это даже не слабости, а некий коммуникационный макияж, который у каждого человека свой, и без которого он чувствует себя в общении неуютно».

Непонятным, оставлявшим сомнения и смущения, было одно: почему именно Агасфер? Чтобы сделать более авторитетными свои слова? Но под вывеской Вечного жида это вряд ли возможно. Кроме того, он отнюдь не призывает просто ему доверяться. Он призывает собеседника включать собственные знания, логику, личный опыт. И это по-честному. «Я сам не принял на веру ни единого его слова! – Андрон в раздумье пошёл в сторону калитки. - Но согласился с актуальностью его мыслей. Согласился, потому что в целом они соответствуют и моим собственным мыслям. А Агасфером его здесь называет каждый третий…» Снова вспомнил, как отец Александр, при первой же их встрече обратился к Афанасию Ивановичу «Агасферушка». Причём сделал это без оглядки на незнакомого гостя, просто потому что увидел своего «Агасферушку».

Если один человек, например, сорвался и завис над пропастью, а случайный прохожий спас его, протянув руку, спасённый готов целовать эту руку! Но, когда при знакомстве, протягивая ту же самую спасительную руку для рукопожатия, прохожий называется Агасфером… – рубить эту руку топором? «Может, ещё и циркулем для измерения черепов обзавестись? Чтоб наверняка знать, чью руку пожимать, а чью и… секирой»

Андрон вышел за калитку. Улица была тёмной. Лишь в некоторых дворах светились тусклые лампочки. В окружении ночной мглы пучки их света напоминали распушившиеся одуванчики. Андрон посмотрел по сторонам – никого. Повернул обратно. В их дворе тоже мерцала лампочка-одуванчик. Не ахти какая, но всё, что нужно, было видно – и дом, и палатку-часовню, и стоящую в сторонке машину Афанасия Ивановича.

Андрон в очередной раз поднёс к глазу «радостерий». На этот раз машина была видна вся. «Стоило сменить ракурс, и «кругозор» этой штуки наладился, – подумал Андрон. – А что с моим личным кругозором?» В самом деле, после того, как он проанализировал всю эту неприятную ситуацию в более спокойном состоянии, оказалось, что именно его собственная ограниченность – и в познаниях, и в смирении, - явилась её причиной. Как говорится: за что боролся, на то и напоролся. « …Осталось забрать свой рюкзак,  и … куда глаза глядят», - решил Андрон.

В принципе, только так и нужно было поступить, но в душе всё ещё что-то не срасталось. Забрать вещички и смыться…как-то не по-взрослому получится. Как же отец Александр, тот же Афанасий Иванович?.. Правильно! Нужно дождаться утра, извиниться-объясниться, а тогда уж – куда Господь управит. Неудобно, конечно, но… правильно – по-братски, как Бог заповедовал.

«Как Бог», – поймал фразу Андрон, – «как Бог». Всё правильно! Посмотреть на ситуацию, «как Бог» – это, прежде всего, по-честному. Первый шаг удался – Андрон отказался от мысли, что кто-то кого-то в чём-то обманул. Случившийся же эмоциональный срыв, в состоянии которого он наговорил много глупостей и дерзостей людям, того не заслуживающим – целиком на его совести. В этой связи осталось сделать второй шаг – извиниться. Душа запела от такого очевидного решения и крепнущей решимости его исполнить. Повернувшись лицом к Востоку, Андрон, где стоял, там и опустился на колени в земном поклоне. Вот она, та радость Богопричастия, о которой говорил Афанасий Иванович. Когда больше не надо никаких слов, никаких иных ритуальных «па»; когда сердце само резонирует Бесконечности, скопившейся в единственной слезинке, навернувшейся в уголке глаза. Именно такие слёзы, капля за каплей, наполняют сосуд Божественного Мира до предопределённого ему уровня Вечности.

«Почему Афанасий Иванович называл их петельками и стежками? – мелькнуло в голове Андрона, и ещё, – Афанасий Иванович, или Агасфер? – и ещё – Да какая сейчас разница!!!»

Чувство времени, как и все остальные, – кроме чувства пульсирующего цветения, – отключилось напрочь. Андрон не смог бы сейчас сказать, как долго он находился в поклоне – минуту, час, сутки. И вообще, был ли это он сам и где был он сам? В полном изнеможении он опустился на скамейку, наслаждаясь со всем Миром пением блаженной тишины.

На Востоке небо прорезалось серым отливом, от реки потянуло прохладой.
«Всё правильно!», – в который уже раз за эту ночь мысленно воскликнул Андрон. Он вдруг понял: то, что он воспринял, как свой «узкий кругозор», как собственное невежество, на самом деле таковым не является. Это было нечто из разряда «маленьких слабостей», как их назвал отец Александр, при помощи которых совершаются большие открытия. Нужно было чем-то и кем-то сильно возмутиться, чтобы, затем, переборов собственную неправоту, собственную слабость, пережить Радость Победы, не в части удовольствия от преодоления трудностей, но от живого причастия Победителя и Подателя всех побед. И то извинение, которое ему предстоит принести, есть конец всей этой истории с «лжепатриархом», и начало истории новой. Какой? – Не имеет значения, если уже самое её начало столь прекрасно! Так думалось Андрону в те мгновения.
Небо почти полностью просветлело, на землю опускались капельки росы, ранние птахи запевали приветствие новому дню. На дощатой скамеечке, прислонившись к стене дома, сидел мужчина. Глаза его были закрыты, лицо умиротворённо – он спал. Несмотря на ранний час, он уже встретил свой новый день.

                *         *         *

«Съёжился как цуцик, не стал его будить, так и накрыл, чтобы не простыл», – послышался приглушённый голос отца Александра, после того, как хлопнула калитка, разбудившая Андрона. Понадобилась ещё пара секунд, чтобы в голове всё встало на свои места – кто он, что он, где он. Попробовал сесть. Получилось не сразу, запутался в большом одеяле – вот о ком и о чём говорил отец Александр. Было ещё рано, Солнышко только набирало силу.

– Ага! – воскликнул батюшка, увидев пробуждение Андрона, – Вот и стража проснулась! С новым Христовым днём тебя, брате Андроник!
– Спаси Бог! – ответил Андрон. – И вам всем доброго утра!
– Правильно сделал, что не ушёл, – подсел рядом Афанасий Иванович.
– Не мог уйти не сказав… – попытался объяснить Андрон.
– … не надо никаких слов, – прервал его Афанасий Иванович, – Ты не сбежал потихоньку, и этим сказал многое. Правильно я говорю, батюшка?
– Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! – перекрестился тот.
– Это я должен сказать тебе кое-что, – продолжал Афанасий Иванович. – Я привёл тебе все аргументы, касающиеся нашего договора. Ты сдержал своё слово в той части, что дал мне время сделать это. Договор исчерпан, и ты можешь уйти, не зависимо от того, согласился ты с моими доводами или нет. Но мы с отцом Александром просим тебя остаться.
– Я вам здесь нужен? – спросил Андрон.
– Давай на прямоту, – Афанасий Иванович в упор посмотрел на собеседника, –  мы все… нужны друг другу. Во всяком случае, сейчас.
Андрон в задумчивости опустил голову.
– Что-то слишком рано вы серьёзные разговоры начинаете, – ворчливо высказал отец Александр.
- В каком смысле, рано? – повернулся к нему Афанасий Иванович.
- Не помолились, телесной пищей не подкрепились, сразу за «важные важности» взялись. Так, братья, серьёзные вопросы не решаются. Помолимся! – отец Александр направился в дом, к иконостасу.

Не говоря больше ни слова, следом за ним прошли Андрон и Афанасий Иванович.
Помолились. Позавтракали. Вновь вышли во двор.

– И, всё-таки, я должен вам это сказать…, извиниться перед вами, – проговорил Андрон, – за свою скоропалительность и раздражительность; за то, что причины собственных недоумений пытался приписать вашим вымышленным недостаткам. Простите меня Христа ради.
– Бог простит, а мы прощаем, – отец Александр трижды поцеловал и благословил его.
Афанасий Иванович молча сидел на скамейке и улыбался.
– Ну вот и слава Богу! – довольно произнёс отец Александр. – Теперь я со спокойной душой пошёл своё правило дочитывать, а вы… со своими делами разбирайтесь.

Откуда-то из-за сарая показался Барсик. Он подошёл к двери дома и остановился, «позволяя» открыть её перед ним. Афанасий Иванович поспешил это сделать.

– Чтобы батюшку не отвлекал своим мяуканьем, – прокомментировал он свою поспешность.
– Спросить хочу, – заговорил Андрон.
– Мы оба знаем, что именно ради этих вопросов ты и остался, – ответил Афанасий Иванович. – Думаю, ты готов услышать ответы на них. Даже если они не сразу будут тебе понятны. Спрашивай.
– Зачем всё-таки ты поставил под большое сомнение все свои слова о долге, любви, молитве, – перечислял Андрон, – сообщением, что ты Агасфер?
– Важно это было сделать до того, как тебе удастся посмотреть на ситуацию «как Бог», – Афанасий Иванович достал из кармана свой «радостерий».
– Почему?
– Если бы это произошло позже, ты бы отрёкся не только от моего имени, и сказанных мной слов, – Афанасий Иванович, медленно перебирал зёрна чёток, - но и уже от собственного опыта ткать полотно Мира радованием о Боге. В таком случае, вместо того, чтобы помочь тебе стать «ткачём», я бы тебе только помешал.
– А что, – продолжал задавать свои вопросы Андрон, – стать «ткачом» вне связи с именем Агасфера никак невозможно?
– Не знаю, – задумался Афанасий Иванович, – но когда в этом процессе участвую я, у меня по-другому как-то не получается. Когда ты совсем придёшь в норму и успокоишься, ты найдёшь в своей голове много разных вопросов, на которые я не смогу тебе ответить, не назвав своего имени.   
– Например? – заинтересовался Андрон.
– Не будем забегать «вперёд паровоза» – несогласно покачал головой Афанасий Иванович, – Хороша ложка к обеду. Пока обед не готов, от вида ложки одни разочарования.
– Вроде обещал на вопросы отвечать… – в никуда проговори Андрон.
– Вот именно, отвечать, а не задавать их самому себе, – стоял на своём Афанасий Иванович.
– Ну, хорошо, – Андрон задумался. – Ты что-то говорил об Апостоле Иоанне?.. – спросил он после непродолжительной паузы.
– Что именно тебя интересует?
– Ты его знал? – с явным смущением спросил Андрон.
– Ты уже знаешь, почему я взял себе имя Афанасий, – вместо ответа проговорил Афанасий Иванович.
– «Бессмертный», «вечный» – напомнил Андрон.
– А отчество я себе взял такое, потому что крестил меня апостол Иоанн, – как о само собой разумеющемся поведал Афанасий Иванович.
– Ну да… – не то принял, не то усомнился Андрон такой новости.
– Когда у моего дома произошло то, что произошло, – без особого удовольствия начал рассказывать Афанасий Иванович, – вокруг меня поползли разные слухи. Мне они были неприятны. Чтобы во всём разобраться самому, я разыскал Его учеников и в толпе многочисленных зевак следовал за ними. Что-то из того, о чём они говорили, находило отклик в моём сердце, что-то оставалось непонятым. Я почти успокоился и продолжал жить своей жизнью. Однажды ночью, когда я уходил проверить своё стадо, в нашем квартале случился большой пожар. Загорела крыша дома, где спала вся моя семья. Высушенная ветрами и солнцем, кровля вспыхнула вся сразу, и вскоре обвалилась внутрь дома, откуда так никто и не выбрался… Тогда я впервые испытал весь ужас бессмертия, – Афанасий Иванович прикрыл лицо руками. – После такого горя я потерялся… потерялся в пространстве и во времени – не знаю, где был, сколько времени. Какие-то базары, ночлежки, придорожные канавы, дни, ночи, под дождём и солнцепёком… – рассказчик замолчал, прислушался. За дверью послышалось мяуканье, Афанасий Иванович привстал, приоткрыл дверь, из-за которой вынырнул Барсик.
Он по-хозяйски расположился на травке напротив беседующих мужчин и принялся умываться. Не оставалось никаких сомнений по поводу того, чем он занимался в доме.
– Однажды, одурманенное горем сознание выхватило из общего потока слов рассказ о Нём, – Афанасий Иванович вернулся на место. – Рассказчик говорил, что Он даровал одному из Своих учеников бессмертие в ожидании Его Второго Пришествия. «Вот, кто поможет мне во всём разобраться!» – решил я, и начал поиск апостола. Я нашёл его в самый день его похорон. Оставаясь незамеченным, прокрался следом за его учениками к  тайному месту, где они приготовили могилу своему учителю. Когда похороны состоялись, и ученики разошлись, я раскопал могилу. Апостол был жив. Он посмотрел на меня с упрёком, и заплакал… Заплакал и я.

Слёзы и сейчас наворачивались на глаза Афанасия Ивановича.

– Прошли годы. Когда мы познакомились ближе, Апостол сказал, что поскольку я оказался проводником Божией Воли, не дав ему остаться в могиле, это лишь подтверждает невозможность жестокосердия Христа. Смысл моего бессмертия не в наказании, – при этих словах лицо рассказчика просветлело, – «Тогда в чём?» – спросил я Апостола. Апостол ответил, что мне, как и ему, предстоит самостоятельно разбираться в причинах нашего бессмертия.
– И?.. – Андрон слушал рассказ с огромным вниманием.
– Я ни минуты не верил в то, что справлюсь с этим делом, – поморщился Афанасий Иванович. – Все свои упования по этому поводу я возложил на владыку Иоанна. Думаю: куда он, туда и я. Не словом, так примером каким подскажет, наведёт на верную мысль.
– Навёл? – спросил Андрон.
– Навёл, – ответил рассказчик, – спустя много-много лет, после того, как он сам понял смысл собственного бессмертия.
– Понял и с тобой поделился?
– А почему нет? – пожал плечами Афанасий Иванович. – Насколько я проникся к нему, как к Учителю, настолько же и он ко мне, как к ученику.
– И?.. – в голосе Андрона послышалось волнение.
– Всё очень просто, он и есть Удерживающий, стоящий на пути свершения тайны беззакония, – как-то совсем уж буднично ответил Афанасий Иванович.
– Как Удерживающий? – немного растерялся Андрон.
– До Христа, отношения человека с Богом строились на основе Закона, – учительским тоном принялся объяснять Афанасий Иванович. – Исполняет человек Закон должным образом, значит, имеет связь с Богом, не исполняет, значит, не имеет связи, в смысле, лично от него исходящей устремлённости к Богу. Христос изменил этот порядок вещей. С Его приходом отношения человека с Богом стали строиться на основе Любви. Есть Любовь в сердце, значит, жив в ней Господь на Земле. Нет Любви – Бога нет! В наиболее полной мере это понял и смог этому соответствовать лишь один человек – Апостол Любви Иоанн Богослов. Это ещё Сам Христос почувствовал, потому и поручил ему удерживать Земной Мир от окончательного падения до Второго Пришествия.
– Как это – «удерживать»? – спросил Андрон.
– Быть островком Любви в безбрежном океане многоликого зла, – Афанасий Иванович на секунду задумался, – Просто, хранить Любовь о Боге, несмотря ни на что. Хранить и всё, доколе земное не соединится с небесным. Что он и делает по сих пор.
– Подожди, подожди! – остановил рассказчика Андрон. – Что же, в таком случае, делаем мы, нынешние христиане? Если, как ты говоришь, «океан зла безбрежный».
– Пытаемся в нём не утонуть в ожидании телесной кончины, – вздохнул Афанасий Иванович, – или же тоже дождаться Второго Пришествия.
– И это единственно доступный нам вариант поведения? – Андрон присел на корточки напротив собеседника, в упор уставившись глаза в глаза.
– Ты так быстро забыл всё, что я говорил тебе о «совах» и «жаворонках»? – в глазах Афанасия Ивановича появилась искорка некоторого недоверия. – Или ничего не понял?
– Ты хочешь сказать, что бултыхаться в океане зла в ожидании того или иного конца, это один из вариантов, характерный…
– Ну!.. – Афанасий Иванович подтолкнул Андрона к полному ответу.
– … Для «сов», – не то спросил, не то сообщил Андрон. – Что же остаётся «жаворонкам»?
– Становиться островами Любви подобно Удерживающему! – будто вбивая гвозди, заговорил Афанасий Иванович. – Сливаться в архипелаги, материки и континенты! Покрываться цветами, полями, реками! Заселяться животными, рыбами, птицами! Но это уже, как Господь управит, - Афанасий Иванович перевёл дыхание. - Главное, пусть будет больше суши, а Он сам решит, как и чем её насадить.
Андрон задумался.
– А, как же Второе Пришествие? – через какое-то время спросил он.
– Но никто никогда и не говорил, что Второе Пришествие должно стать лишь преддверием Страшного Суда, – одними губами улыбнулся Афанасий Иванович. – Если в океане зла не появятся «новые земли», то «островок» Апостола Иоанна будет единственной «сухой точкой» на всей Земле, на которую и ступит нога Христа, пришедшего вершить Свой Суд. Таково Божие предупреждение человеческой нерадивости. Предупреждение! А никак не приговор, окончательный и бесповоротный. Останемся пребывать в нерадении, сказанное в предупреждении исполнится. Возьмёмся за ум, результат «осушения океана зла» будет каким-то иным. Хотя почему «каким-то»?.. – рассказчик хлопнул себя по коленям, - … две последние главы Апокалипсиса, они рассказывают именно о последствиях «осушения»!   
– А «осушение», я так понимаю, это та самая «Радость о Боге», – поднялся с корточек Андрон и достал из кармана свой «радостерий», – «острова» – это «петли», которыми ткётся «полотно суши»?
– Правильно понимаешь, – Афанасий Иванович поднял руку с висящими на ней чётками, как бы демонстрируя, что они у него такие же, как и у Андрона.
– Это означает, – Андрон посмотрел куда-то вдаль, – что, по большому счёту, нет ни столиц ни провинций, ни «медицин», ни «экономик», ни президентов, ни патриархов? Одна «Радость о Боге»?
– Немного утрировано, но близко к тому, что так и есть, – согласился Афанасий Иванович.
- В каком смысле «утрированно»?
– Ни «экономик», ни «провинций», ни «патриархов», и вообще ничего – вне Радости о Боге, – Афанасий Иванович тоже поднялся со своего места. – А с другой стороны, Радость о Боге придаёт высший смысл существованию всякой «мелочи», всякой «случайности», встречающейся на пути человека.
Андрон походил по двору, потом лёг и вытянулся во весь рост прямо на траве-мураве, успевшей просохнуть под летним солнцем. Афанасий Иванович присел рядом. Какое-то время молчали. Наконец Андрон заговорил:
– Про Апостола Иоанна ты рассказал, а сам-то ты где при всём этом?
– При тебе, – улыбнулся Афанасий Иванович, - при отце Александре, при Елене Дмитриевне, Юрке и при всех остальных. Я тот, кто должен вам обо всём рассказать.
– А … не надёжнее было бы, если бы обо всём этом людям рассказал сам Апостол Иоанн? – с некоторым смущением спросил Андрон.
Афанасий Иванович усмехнулся:
– Он и рассказал. В своём Евангелии, в своих Посланиях, в Откровении. И не один он рассказал! Более того, среди таких рассказчиков был и Сам Христос! – Афанасий Иванович вернулся на скамейку, чтобы быть лицом к Андрону. – То, что говорю я – это всего лишь неумелый пересказ, неумелая передача исконного Знания через «…надцатые руки». Но так сложилось, что кроме меня эту работу сейчас выполнить некому. Какой из этого вывод?
– Какой? – поднялся с травы Андрон.
– Что для выполнения этой работы я и оставлен рядом с Удерживающим последний «остров», – ответил Афанасий Иванович. – Апостол удерживает свершение тайны беззакония и показывает, как в этом деле должны участвовать верные, а я о том рассказываю.
– Всем?
– Нет, только тем, кто способен понять.
– И как ты определяешь, кто способен понять, а кто нет? – Андрон перебрался в тенёк от начинавшего припекать солнышка.
– За каждым из вас стоит какая-то своя ситуация, – пояснил Афанасий Иванович, - в которой вы себя проявили определённым образом. За тобой –граната, за отцом Александром – икона, за Жигаревым – «фабрика», ну и так далее.
– Это те, у которых я видел такие же чётки, – Андрон вновь достал свой «радостерий».
– Такие чётки – это ещё не Путь, – Афанасий Иванович подхватил на руки прогуливающегося мимо Барсика, – это всего лишь трость, которой может воспользоваться путник, кстати, и случайный прохожий тоже. И вообще, меньше их демонстрируй на публике.
- Вся моя публика – это ты, батюшка, да кот Барсик, – улыбнулся Андрон.
Из дома вышел отец Александр.
– Всё разговоры разговариваете? – посмотрел он с прищуром на мужчин.
– Сейчас пойдём ульи доделывать, - ответил Афанасий Иванович.
– И то, – согласился отец Александр. – На следующей неделе с этим делом надо заканчивать. Скоро уж лето на убыль пойдёт, какой уж тогда мёд.
– Там всё готово, – вступил в разговор Андрон, – Осталось только скомплектовать, чтобы Афанасий Иванович при сборке не запутался. Мне бы вместе с ним, – вздохнул он не то с сожалением, не то просительно.
– Куда ж тебя садить-то? – развёл руками батюшка. – Столько груза!
– Мы с тобой мёд качать поедем, – пообещал Афанасий Иванович, направляясь к навесу с «циркуляркой», где стопками лежали разномастные дощечки и реечки, которым предстояло стать ульями.