Соло одиноких... сценическая версия

                CОЛО ОДИНОКИХ, В ПРОШЕДШЕМ ВРЕМЕНИ...
            

          Сценическая версия предполагаемого спектакля Михала Влада по пьесе:



                Йосефа Бар-Йосефа «Трудные люди»

                соло одиноких в прошедшем времени,
                нечто вроде комедии


                Перевод с иврита Светланы Шенбрунн
               

                Действующие лица:

                РАХЕЛЬ-ЛЕЯ ГОЛД, или просто РАХЕЛЬ,
                сорока четырехлетняя старая дева,
                иногда разговаривающая с чашечками;
               
                МЕЕР-ШИМОН ГОЛД, или САЙМОН,
                холостяк сорока семи лет, брат Рахели,
                типичный искатель приключений;
               
                ЭЛИЭЗЕР ВАЙНГАРТЕН, или ЛЕЙЗЕР,
                соломенный вдовец из Иерусалима,
                в общем-то попавший не туда;
               
                БЕНИ АЛЬТЕР,
                хозяин квартиры, в которой проживает Рахель,
                старый холостяк, играющий на английском рожке.

               
        Действие происходит в Англии, в большом портовом  городе, на протяжении одного Вечера
                и в стенах одной и той же Комнаты.            
                (Все размещения указаны со стороны Зрителя)
 

      Собственно сама Комната, как нечто, внушающее бесконечное благоговение в давно устоявшейся и уже слабо меняющейся жизни только что представленных персонажей, для нашего Зрителя состоит из: стоящего в центре достаточно большого стола (краеугольного камня их Вселенной), покрытого скатертью с четырьмя белыми вязанными салфетками (или сафетками-ришелье) на нём, с пустой вазой для фруктов посередине; на трёх салфетках лежат десертные тарелки с вилочками и ножичками, рядом с ними пустые рюмки и фужеры; стол обязательно должен торчать одним своим углом вперёд к Зрителю; вокруг стола обитают четыре простеньких стула; слева в глубине Комнаты находится тумба (или сервант с тумбой) с кухонной утварью, с размещенным на ней и подключенным к сети электрочайником и уже расставленным на троих чайным сервизом; справа в глубине маячит вертикальная вешалка-шток с рогульками для шляп.
 
      На авансцене – слева впереди постоянно горит высокий торшер с размещённым рядом с ним маленьким столиком со стулом; на этом столике – небольшое стоящее зеркало, несессер, парфюмерия и бижутерия; справа стоит кресло со стопкой медицинских журналов и грудой лежащих рядом с ним на полу детективов. На заднем плане дверь (проём), ведущая в эту самую Комнату.
 
      РАХЕЛЬ, явно ожидая кого-то и пару раз оглядываясь, входит в Комнату и, не спеша, направляется к тумбе кипятить воду. Она несколько минут молча находится там. Затем выключает чайник и задумчиво направляется к столу, стоящему посередине комнаты. Присаживается там на стул. Долго сидит и смотрит в пол. Потом, тихо покачиваясь на стуле, едва слышно начинает напевать для себя песенку «Миленький, Ты мой, возьми меня с собой! Там в краю далёком я буду Тебе женой…». Её брат САЙМОН  появляется в проёме дверей, входит в Комнату, останавливается и вешает плащ на вешалку, на рожок – свою шляпу, на тумбу кладёт пакет с яблоками. С сожалением глядя на РАХЕЛЬ, начинает медленно и независимо расхаживать, маяча за её спиной. САЙМОН останавливается у кресла перед Зрителем, глядя, якобы, в окно. Слышен протяжный гудок парохода. САЙМОН собирается с духом.

САЙМОН (вдруг гудит, подражая пароходу). Ууу-у!… Уу...! Эти пароходы!... Всё гудят?
РАХЕЛЬ (спохватившись). Ах! Да-а… (вздыхает). Пароходы гудят...

            САЙМОН прохаживается в ожидании и снова останавливается.
                Из-за стенки доносится стук молотка сапожника.

САЙМОН. А… Это твой распрекрасный Хозяин, Бэнни!?... 
РАХЕЛЬ. Да… Он любит чинить обувь.

               САЙМОН снова принимается ходить, явно ожидая кого-то.
                За стеной опять стук молотка.

РАХЕЛЬ (немного погодя). Ну, и что с тобой случилось?...
САЙМОН (приближаясь к ней, слегка артачась). А что со мной должно было случиться?
РАХЕЛЬ (напряжённо). Ну, не знаю… Ты вот сегодня… Только вернулся... Я же тебя спрашиваю, как там было… А – Ты...
САЙМОН (с подколкой, будто заигрывая с ней). И что – Я?...
РАХЕЛЬ. Не знаю… Ты снова будто сердишься? Так и не ясно отчего. Ты съездил в Израиль. Неужели ты ничего оттуда не привез?
САЙМОН (усаживается). Я привез оттуда вот этот проклятый прострел. (Чтобы продемонстрировать, оборачивается к ней и вскрикивает от боли, хватаясь за поясницу.) О!... (Вскакивает и идёт куда-то). И ещё… Вот!!!... Для тебя я привез - Жениха!
РАХЕЛЬ. Я не понимаю. Я не по…
САЙМОН. А что тут понимать, Рахель?...
 
          За стенкой раздаются три сильных, отчетливых удара молотком.

САЙМОН. Вот даже он уже всё понял!!!... (Громко, обращаясь к стене.) Этот господин анархист, который всё ещё мечтает венчаться с тобой законным браком и даже иметь кошерную свадьбу!

                Стук в дверь, дверь распахивается,
                входит БЕНИ в сапожничьем фартуке и с туфлей в руке.

САЙМОН. Здравствуйте! Очень приятно! Чем это мы так обязаны визиту господина Домовладельца, не отказывающему себе в праве ворваться в жилище безо всяких на то излишних церемоний?
БЕНИ (беспомощно и отчаянно). Аа!.. А!... Вам бы... Вам… Вот… Никакого жилища, и ни за какие деньги!!! (Выскакивает в дверь.)
САЙМОН. Ну теперь ты видишь, что ты теряешь?
РАХЕЛЬ. Я все еще не понимаю...
САЙМОН (расходясь). А что тут понимать! Я взял и сосватал тебя! В - Иерусалиме!... И уж во всяком случае, тот лучше (указывает на стену) этого. (Помолчав.) И его зовут – Лейзер!!! Шесть поколений предков в Иерусалиме. Наш дальний родственник со стороны мамы. Разведен и имеет дочь. Жена сама отказалась – лишь бы дал ей развод! (Помолчав.) А всё из-за кафе. Она хотела, чтобы он водил её – в кафе, а он желал держать её – дома! Теперь можешь сказать всё, что тебе хочется.
РАХЕЛЬ. Что ты хочешь, чтобы я сказала?...
САЙМОН. Ничего! Он шлимазл. Неудачник. Когда-то даже пытался стать сантехником. Но семья, понятно, оказалась против! Очень религиозная семья. Сам он – нет! Он жаждет только – Истины и Справедливости. Теперь он – просто чиновник и жуткий зануда. Любит рассказывать о себе и всюду ищет своих родственников… Скажи же что-нибудь, прежде чем я продолжу… (Рахель молчит. Он снова продолжает, правда, в несколько иной интонации.) Мы уже не раз говорили об этом, да? Да!... И перед моим отъездом тоже. Ты тогда снова промолчала, но молчание – было знаком твоего согласия. И не говори теперь – "Нет!!!". Я уже привёз его... Ну!... Произноси слово!
РАХЕЛЬ. Хочешь чаю?... (подаёт ему чашку с чаем.)
САЙМОН (оборачивается к ней и вскрикивает от боли). Ох!.. Прострел поганый!
РАХЕЛЬ. Саймон, тебе явно следует обратиться к доктору.
САЙМОН. Нет, ты всё-таки когда-нибудь сведёшь меня с ума!..      
РАХЕЛЬ. Я налью тебе ещё чашечку?...
САЙМОН (резко оборачивается и тотчас взвывает от боли). О!.. Как же ты нальёшь мне ещё чашку, если я ещё и этой не выпил!
РАХЕЛЬ (миролюбиво улыбаясь). Так выпей…
САЙМОН (поспешно и в сильном раздражении отхлебывает чай)   О-кей! Я выпил… Ну, что это тебе дало? Ты сама-то, хоть – пила?

      РАХЕЛЬ подымается и уносит все пустые тарелки с принадлежностями в угол, к плите. Фужеры остаются на столе.

САЙМОН (вставая). Теперь послушай! И постарайся выжать из этого максимум... На сегодня ничего другого нет! (Помолчав.) Он – ещё не самое страшное... Просто я не желаю тебе новых разочарований. Ещё одно твое разочарование… И я – свихнусь!

               РАХЕЛЬ заваривает чай.

САЙМОН (погодив, чуть иронично). Да, он человек необычный. Снял, вот, себе номер в гостинице. На последние гроши. Не может позволить себе жить за мой счёт. (Рахель выходит за чем-то в коридор. Он ищет её взглядом.) Где ты? (Рахель входит. Он продолжает,  подходит к ней ) Слушай, выйдешь ты, наконец, замуж!... Рахель... И почему ты там стоишь?
РАХЕЛЬ. Я наливаю тебе чай.
САЙМОН. Кто тебе сказал, что я хочу чаю?
РАХЕЛЬ (ходит с чашкой). Я же спросила: «Ты хочешь - чаю?»
САЙМОН. Но я не говорил, что хочу! Ты готова весь мир уже залить этим своим чаем. Сядь и успокойся!...
РАХЕЛЬ (подходит к нему, тоже испытывая его и настаивая). Я хочу - налить тебе ещё чашечку.
САЙМОН (после некоторого молчания, изображая галантность). Не будешь ли ты столь любезна налить мне ещё чашечку?
РАХЕЛЬ. Сию минуту! (довольная идёт наливать). С сахаром, да?
САЙМОН (садится). Да!... Скажу тебе, что он - не лишен шарма! Он даже начинал учить английский. По этикеткам на аспирине. Его отец присылал им аспирин из Америки. У них вся семья мучается от головных болей. Представляешь, они беспрерывно глотают горстями этот аспирин! (внезапно смеётся).

   РАХЕЛЬ между тем наливает чай. Глубоко вздыхает в предчувствии.

САЙМОН (нервно). И прекрати ты эти рыдания!
РАХЕЛЬ. Я только наливаю чай.
САЙМОН. В этом твоём чае море слёз! Прекрати!

  РАХЕЛЬ с двумя чашками в руках идет к столу.

САЙМОН (подымается ей навстречу). Главное его достоинство: он хочет - Жену! Он разведен, одинок и жаждет – Жее-енууу!!!

                РАХЕЛЬ пытается обойти его и поставить чашки на стол.

САЙМОН. И ещё он зациклен на детях. Он сказал мне, что женится на тебе и докажет ей! Наделает кучу детей и докажет ей!... Ей!... Понимаешь!
РАХЕЛЬ (почти злится). Ну, хватит тебе!!!
САЙМОН. Что хватит?
РАХЕЛЬ. Дай мне, хотя бы, поставить чай на стол (Ставит чашки на стол и садится рядом. Нервничает).
САЙМОН (поворачивается к ней резким движением и стонет от боли). О!... Вот вы втроём – Он, Ты и этот проклятый Прострел! – вы-таки вгоните меня в гроб! (Садится).
РАХЕЛЬ (придвигает ему чашку). Пожалуйста!
САЙМОН (подымает чашку, но не пьет). Возможно, он нам  не слишком придется по вкусу. Но мы и сами – ходячие претензии!... Всё повторяем друг другу - "Мы достойны лучшей участи!!!...". Это потому, что мы каждый раз находим и находим у других недостатки? Я знаю, что ты хочешь сказать! (Кричит.) А мне надоело вот так вот жрать самого себя! Надоело!!!...
РАХЕЛЬ (с опущенной головой, выделяя каждое слово). Чего ты от меня хочешь?
САЙМОН (чашка дрожит у него в руке). А?...
РАХЕЛЬ. (почти на предле) Что ты ещё хочешь от моей души?...
САЙМОН (поспешно и нелепо глотает чай, едва не захлебывается, долго откашливается). Чтоб тебе стало - хорошо!!!
РАХЕЛЬ (жёстко, выговаривая ему в глаза). Хватит, Саймон!
САЙМОН. Хватит! А все эти твои "свободные любови…"? Что из этого вышло… А?... Что???...
РАХЕЛЬ. Зачем тебе это нужно...
САЙМОН (встает и относит чашку). Семь лет тут торчал этот Стивен. И ты содержала его! Свободная любовь! Раз!... И ты была у него рабой. Пока он не получил, наконец, свой чёртов диплом и не исчез. Ты опять нашла себе студента, тоже медика и тоже первокурсника, чтобы и он бросил тебя через семь лет. Два!... Как вам это нравится – «Каждые семь лет изучать медицину!». Да что там так долго изучать?... И после этого, второго медика, прошло ещё целых шесть лет!... Три!...
РАХЕЛЬ. Зачем тебе так нужно испачкать меня?
САЙМОН (не обращая внимания на её слова). Кончено со студентами-медиками! Всё!!!... Пришло время сосватать тебя как положено!... Выдать замуж! (Через минуту, тихо.) Ну, почему ты теперь не кричишь: "Убирайся к черту? Что с того, что ты мой брат? И кто тебе сказал, что я нуждаюсь в муже? А у тебя-то самого – есть жена?!"… (Рахель губами повторяет начало его фраз.)

               Стук в дверь, быстро на середину комнаты входит БЕНИ с парой женских туфель в руках.

САЙМОН. А!… Вот мы уже пожаловали и во второй раз! Вот - Человек! Стучится и входит без приглашения! И зачем тогда стучаться? Ааа???...
РАХЕЛЬ (обращаясь к БЕНИ). Мои старые туфли! А я-то их искала-искала... Большое спасибо, господин Альтер!
САЙМОН. А, я понимаю!... Он взял их, чтобы тайком починить. Благотворитель!...
 
                БЕНИ быстро сует туфли САЙМОНУ в руки и выходит.

САЙМОН (рассматривая туфли). Иди взгляни. Вот!... Взялся чинить и всё бросил! Сорвал каблуки, а новых не прибил! Мастер-ломастер…
РАХЕЛЬ. Это неважно, они всё равно старые.
САЙМОН. Нет! Он обязан возместить ущерб. Пусть теперь купит тебе новую пару! И имей в виду – если ты не потребуешь, я скажу ему это сам!
РАХЕЛЬ (тихо). Знаешь!!!... Я тут живу... А он – хозяин этой квартиры!
САЙМОН. Ах, вот как!
РАХЕЛЬ. И я задолжала ему… Уже за три месяца, а он молчит! Хотя он остро нуждается в деньгах, я знаю. И, когда тебя не было, а я заболела, он каждый день приносил мне еду.

              За стеной раздается прерывистый неуверенный звук рожка.

САЙМОН (подчеркнуто тихо). До чего же это трогательно! Эти маленькие радости нищих! Мир, полный милосердия! Моё сердце трепещет!... (внезапно переходит на крик). Мне прямо кровь бросается в голову! Поняла?! Я заставлю тебя выйти замуж!!!... И ты примешь это с покорностью и больше не будешь мне тут орать: "По какому праву?!"… Мне надоела твоя опущенная голова, твои нежные глаза, полные слез, и твои чашечки чаю! А главное, эти твои медицинские журналы! (Скидывает стопку журналов с кресла). Итог четырнадцатилетнего медицинского образования! Мне надоело видеть, как ты жмешься на улицах к стенам! (Усаживаясь и закидывая ногу на ногу. Пауза.) Ну, скажи мне, хоть, что-нибудь!...
РАХЕЛЬ. Я всё сказала, но только ты – не услышал!
САЙМОН. Чего же это я - не услышал?
РАХЕЛЬ. Зачем тебе нужно обязательно унизить меня?...
САЙМОН. Унизить?... Тебя?...
РАХЕЛЬ (думает, потом залпом). Ладно. Пусть он придёт. Посмотрим... Я всё время как-то пытаюсь тебе - это сказать.
САЙМОН. Что?
РАХЕЛЬ (медленно и тихо). Может быть... Посмотрим!!!

       РАХЕЛЬ забирает его чашку и идёт за отложенной третьей чашкой с блюдцем, приносит её и, молча, ставит на стол. Короткая пауза.

САЙМОН (пытаясь сдержать раздражение). Хорошо!... С меня достаточно… (Встает, надевает плащ и шляпу.) Принимай его сама. Вы поладите. Вы чудесно поладите! Я сделал свое дело, а он теперь в любую минуту может явиться сюда. (Выходит.)

       РАХЕЛЬ пытается удержать его, потом отворачивается, подходит к зеркалу. Поправляет прическу. Танцует медленный танец. Звонок в дверь. Она застывает в растерянности с зеркальцем в руках. Снова звонок. РАХЕЛЬ открывает, но в дверях стоит САЙМОН.

САЙМОН. Ага, прекрасно! Вот ты уже прихорашиваешься. Это замечательно… Я забыл главное: ему сорок один год! Тебе тоже... (Втолковывает ей.) Сорок один год!... И не месяцем больше, ясно? Он уже дважды интересовался твоим возрастом. Надеюсь, он больше не станет об этом спрашивать. Во всяком случае, тебя. Он же весь мир подозревает в жульничестве. Потом – уж у вас как-нибудь обойдется. О, Боже, что за мир!... (Выходит совсем.)

              РАХЕЛЬ поправляет чашку. Звонок. Она идёт и открывает. Входит БЕНИ с цветком в руках.

РАХЕЛЬ. А, господин Альтер! (Принимает цветок) О, благодарю! Заходите, пожалуйста... Брата нет дома. Я надеюсь, вы... Вы, ведь, знаете, как он всегда... Но на самом деле… Он... Заходите. Хотите чаю?
БЕНИ (топчется в дверях в сильном смущении и неодолимом душевном волнении). Я только объяснить... Ваши туфли, которые я вернул... Это не против вас! Наоборот! Я даже сейчас готов их починить... Вы совсем не виноваты. Это – Я... Я… (Смутившись, исчезает.)

          РАХЕЛЬ стоит с минуту молча, потом выглядывает за дверь, словно собирается сказать что-то ему вслед, но видит там ЛЕЙЗЕРА. Она в испуге захлопывает дверь. Звонок. РАХЕЛЬ открывает. На пороге стоит Элиэзер Вайнгартен, ЛЕЙЗЕР, в промокшем насквозь пальто.

ЛЕЙЗЕР (произносит громко, с этаким гонором). Здравствуйте!...
РАХЕЛЬ (улыбаясь ему). Здравствуйте. Заходите, пожалуйста!
ЛЕЙЗЕР. Вы должны бы прежде узнать, кто - я! (Протягивает ей руку.) Элиэзер Вайнгартен!... Лейзер!
РАХЕЛЬ (пожимая ему руку). Рахель!
ЛЕЙЗЕР (не выпуская её руки из своей). Очень приятно!
РАХЕЛЬ. Мне тоже… (Вежливо пытаясь высвободить свою руку.) Очень приятно!... Заходите, пожалуйста!
ЛЕЙЗЕР. Я должен сперва снять пальто, не так ли?
РАХЕЛЬ. О, конечно! Извините. Вы совсем промокли.
ЛЕЙЗЕР. Это пальто промокло… (Пытаясь шутить, принимается стряхивать в коридоре пальто и вдруг вспоминает.) Извините, у меня есть тут для вас... (Неловко вытаскивает из-под пальто коробку конфет и протягивает её Рахели.) Это подарок. Женщины любят шоколад…
РАХЕЛЬ (принимая от него коробку). Спасибо! (Отходит и кладёт коробку на тумбу.)
ЛЕЙЗЕР (сняв пальто, держит его на весу). Где мне повесить пальто?
РАХЕЛЬ. Ах!... Да-да, конечно. Извините. Дайте мне.
ЛЕЙЗЕР. Вам это будет тяжело. В нём наверно пуд весу. Мой отец купил его, ещё когда жил в Нью-Йорке.
РАХЕЛЬ (указывая ему на вешалку). Сюда, пожалуйста.
ЛЕЙЗЕР (вешает пальто, подходит). Где вы хотите, чтобы я сел?
РАХЕЛЬ. Конечно... (Усмехается.) Извините!... Здесь. Вот. Возле стола. Простите меня!
ЛЕЙЗЕР (садится). Вы слишком много извиняетесь.
РАХЕЛЬ. Что? О, я не знаю... Я делаю много ошибок.
ЛЕЙЗЕР (смотрит на неё и, осваиваясь, говорит нарочито громко). Это некрасиво, что я сижу, а вы стоите! (Пытается выдать за шутку.)
РАХЕЛЬ. Конечно... Конечно... (Помолчав. Себе) Сама не своя... (Садится.)
ЛЕЙЗЕР (спохватывается). А где же шоколад?
РАХЕЛЬ. Простите?
ЛЕЙЗЕР. Я же принес вам шоколад.
РАХЕЛЬ (спохватывается). Ах, да! Вот он тут… (показывает).
ЛЕЙЗЕР. Я бы попросил, чтобы вы поставили его на стол. Я знаю, женщины любят шоколад. Попробуйте его прямо сейчас. Пожалуйста. И к тому же я узнаю, что они мне подсунули.
РАХЕЛЬ (после некоторого молчания). Хорошо! (Встает и ставит коробку на стол, говорит не сразу.) Хорошо, я буду есть шоколад, а вы… Вы выпьете чашечку чаю. (Отходит в угол к тумбе и включает чайник.)
ЛЕЙЗЕР (не глядя на неё). Это, в общем-то, недорогой подарок.
РАХЕЛЬ. Что вы!... Не нужно тут никаких дорогих подарков.
ЛЕЙЗЕР. На дорогие подарки у меня нет средств. (Помолчав.) Дорогие подарки всегда делают с расчетом. И кто их принимает, только выдает свое корыстолюбие.
РАХЕЛЬ. Я как-то не задумывалась об этом...
ЛЕЙЗЕР. Так вот подумайте. (Помолчав.) Приведу пример, Лея-Двора Вильман, двоюродная сестра моей матушки – она также и ваша родственница со стороны тети Малки... Той тёти Малки, что приходится тетушкой вашей матушке, – и вдруг подарила мне к свадьбе дорогущий сервиз. (Замолкает и смотрит на Рахель, проверяя, какое впечатление производит на неё его рассказ.) А сама она сирая вдовица, у которой на руках восемь душ детей. И едят они хлеб да постное масло. И вот эта самая Лея-Двора, у которой даже башмаки переходят от старшего ребенка к младшему, она вдруг дарит мне сервиз за семьдесят восемь фунтов!... Возвращать такой подарок как-то неудобно. А принять его – это просто грабёж. Но я взял и вернул его, а она не пожелала забрать. Тогда я пошёл в лавку к Фройнду и отдал ему этот сервиз. А деньги я просто отослал ей по почте. (Молчит.)
РАХЕЛЬ (не сразу. Ставит и себе пустую чашку на стол) Давайте, я добавлю вам молока.
ЛЕЙЗЕР (Продолжает). Но вы-то знаете, что Шмуэля-Вольфа убило иорданской пулей. Это её муж. Леи… И с тех пор её жизни никто не позавидует.
РАХЕЛЬ (молча разглядывает Лейзера с интересом). Это очень верно, то, что вы говорите. Никто – не позавидует!
ЛЕЙЗЕР. И кроме этого, у неё ещё и бородавка на кончике носа. Вот тут. (Показывает, где.) Невозможно не засмеяться. (Хохочет.)

        РАХЕЛЬ тоже принужденно смеется.

ЛЕЙЗЕР. Похожа на каплю шоколада (откровенно хохочет, показывает, ей где она.). У неё, правда, была причина, поднести мне к свадьбе этот сервиз. Она хотела, чтобы я помог впихнуть её Иерухама на работу в Министерство социальной помощи. Это её старший сын. (Принимается беспардонно накладывать сахар в чашку, ложка за ложкой.) Я  там тогда уже не служил, но она попросту не знала об этом (улыбаясь, искоса смотрит на РАХЕЛЬ, как бы проверяет.) 
РАХЕЛЬ (тоже исподволь смотрит на то, что он делает). Берите сахар… Берите… Вы – не стесняйтесь! Берите…
ЛЕЙЗЕР. Один раввин-хасид потом устроил его на работу. В банк. В Иерусалиме. Вот…
РАХЕЛЬ. Я - съем шоколад, а вы - вовсе не должны извиняться.
ЛЕЙЗЕР (помолчав). Не должен извиняться?...
РАХЕЛЬ (уверенно). Да, вы не должны.
ЛЕЙЗЕР (чувствует себя неудобно). За что это я не должен?
РАХЕЛЬ. За подарок и за... Ну не важно... Я сказала это просто так.
ЛЕЙЗЕР. Нет, вы сказали не просто так, просто так ничего не бывает.
РАХЕЛЬ (слегка поразмыслив). Вы правы… Но все равно, забудем об этом. Вы знаете, что я имела в виду!
ЛЕЙЗЕР. Нет, не знаю…
РАХЕЛЬ. Все равно, забудем об этом… Я, верно, выразилась не к месту. (Помолчав.) Это от смущения. (Открывает коробку и пробует шоколад. Продолжает весело.) Очень хороший шоколад, вас не обманули. И пейте, пожалуйста, чай, договорились?...

          ЛЕЙЗЕР с удовольствием пьет чай. В комнате воцаряется молчание. За стеной раздается стук молотка. ЛЕЙЗЕР и РАХЕЛЬ одновременно заговаривают каждый о своём. Молоток стихает.

РАХЕЛЬ. Как вы думаете?..
ЛЕЙЗЕР. У вас есть?..
РАХЕЛЬ. Да, пожалуйста...
ЛЕЙЗЕР. Нет, продолжайте.
РАХЕЛЬ. Вы – гость!
ЛЕЙЗЕР. Это вам не поможет. Говорите, что вы хотели сказать.

РАХЕЛЬ (после некоторого молчания). Я только хотела спросить вас, что вы думаете о прогрессе в области медицины? 
ЛЕЙЗЕР (не понимая). О чём?...
РАХЕЛЬ. Я думаю, это единственная область, в которой цивилизация в самом деле что-то дала человеку. Ещё сто лет назад половина детей на земле умирала прежде, чем успевала произнести свое первое слово.

   ЛЕЙЗЕР внезапно сильно закашливается.

РАХЕЛЬ (продолжает в сильном смущении). Это, конечно, не сделало людей добрее, но это точно избавило их от множественных страданий. (Помолчав.) Врачи, разумеется, не обязательно хорошие люди…
ЛЕЙЗЕР (прерывая её). А вы, к примеру, любите сидеть в кафе?
РАХЕЛЬ. Что?... Да!... Нет!... Нет тут вообще никаких кафе! А почему вы меня об этом спрашиваете?
ЛЕЙЗЕР. Я сейчас объясню. (После некоторого молчания.) А как тут, если бы было насчет ремонта… Например, водопровода?
РАХЕЛЬ (недоумевая). Простите?... Чего???...
ЛЕЙЗЕР. Ну, может быть, что-нибудь… Такое... Если вдруг не в порядке?... Лопнет где-нибудь какая-то труба? Или капает из крана? Так я очень быстро… Могу починить…
РАХЕЛЬ (по-прежнему недоумевая). Спасибо! Тут всё в порядке!
ЛЕЙЗЕР. Я, ведь, когда-то хотел стать сантехником. Это довольно хорошая профессия. Всегда есть эта работа и можно иметь неплохие деньги. Я даже работал у Моше Коэна. Это был – лучший сантехник! Но пришлось бросить. Мать с отцом сказали, что такая профессия позорит нашу семью. По правде говоря, я и сам стыдился своего занятия – не хотел, а стыдился. В старые времена, знаете, поэтому говорили, что в человеке сидит чёрт!
РАХЕЛЬ. Ой!...
ЛЕЙЗЕР. А часы у вас в порядке?
РАХЕЛЬ (настороженно). Простите?...
ЛЕЙЗЕР. Если они у вас не ходят, я могу починить.
РАХЕЛЬ. Спасибо, но они в полном порядке!
ЛЕЙЗЕР. После я пошел в ученики к Якову Рыжему. Часовщику. Но и это я вынужден был оставить. У меня начались сильные головные боли. Доктор Блох сказал, что я слишком напрягаю глаза и от этого болит голова. А я думаю, что это, всё-таки, было от тиканья. Они никогда не желают тикать в лад. (Убеждает себя.) Можно подумать, что они просто гонятся друг за другом. Бесконечное соперничество! Бесконечное... (находится в некоторой прострации). 
РАХЕЛЬ (вынужденно соглашается). Я понимаю…
ЛЕЙЗЕР (немного помолчав). Вот говорят, что человек человеку –  волк. Но, ведь, волк никогда не задерёт другого волка. (Замолкает.) Я рассказал вам это всё не ради того, чтобы просто рассказывать... Я хотел дать вам понять. Я сделал несколько намеков – относительно не слишком приятной части моей биографии и относительно свадьбы. Вы промолчали. Это мне нравится. Не люблю дотошных женщин.

    Замолкает. За окном слышится гудок парохода.

РАХЕЛЬ. А как вам понравился наш город? (Сама смущается от своего банального вопроса.) Он такой серый, мрачный. Как жесть. Иногда мне хочется взять щетку и поскрести его как следует. Счистить с него всю ржавчину. Вам, думаю, трудно понять, почему мы так любим говорить об Израиле. Там столько солнца. И света... Саймон каждые два года ездит туда. Я тоже была там - дважды. (Вдруг, помолчав, с улыбкой начинает зачем-то говорить ему о своём). Побродила немного по Иерусалиму и в конце концов очутилась на почте. Мне так захотелось написать письмо оттуда сюда, в Англию…
ЛЕЙЗЕР (опять прерывает её). В котором часу вы встаете утром?
РАХЕЛЬ (она опять ему о своём). Очень рано… Слишком рано. Говорят, что это свидетельствует о каком-то чувстве вины. Встаю ни свет ни заря. И потом весь день чувствую себя разбитой...
ЛЕЙЗЕР (опять поспешно спрашивает, будто что-то проверяя). Вы видите мое пальто?
РАХЕЛЬ (не меняя позы). Да!
ЛЕЙЗЕР. Нет, так вы не можете его видеть. Так вы можете видеть только меня.
РАХЕЛЬ (оборачивается, встаёт и указывает на пальто). Но я его - вижу!...
ЛЕЙЗЕР. Вы спрашиваете меня сейчас вот об этом английском городе. А я расскажу вам… Кое-что… Об англичанах! У нас тогда уборная была во дворе, как везде в старом Иерусалиме. И однажды, у отца испортился желудок, и ему срочно захотелось на двор, ещё до восхода солнца. А англичане объявили комендантский час. Они у нас распоряжались тогда. Что делает отец? Опускается на четвереньки и так пробирается в уборную. Чтобы солдаты думали, что это собака. Он даже тявкнул, чтобы поверили. Представьте себе: немолодой уже человек... И вот... Вынужден был так притворяться… На четвереньках!!!... И всё из-за этой чёртовой политики! (Он сильно расстроен).
РАХЕЛЬ (помолчав). Вы хотели рассказать о пальто...
ЛЕЙЗЕР. Да. Так этим вот пальто отец накрывал меня под утро. У нас была маленькая квартира, все дети в ней не помещались, и мне приходилось спать снаружи. Моя кровать стояла на веранде, и, когда шёл дождь, вода с крыши капала на меня. Но я спал крепко даже в мокрой постели, поскольку был молод и уставал за день. Но когда отец на рассвете вставал к молитве, он накрывал меня этим пальто. Я согревался и спал ещё крепче. (Это его бесконечная ностальгия).
РАХЕЛЬ (помолчав, тоже начинает о своём). А меня Саймон на своей спине тащил три дня на себе. Я тогда заболела краснухой. Отца с нами уже не было, только Саймон. А я была вся красная, как рак…
ЛЕЙЗЕР (как своё важное умозаключение, прерывая её). Это хорошо… Очень хорошо – чтобы женщина переболела краснухой до замужества!!!
РАХЕЛЬ. Что!?.. (Не поняв, что он говорил, но спеша выговориться о своём). А наша мама умерла в Сибири. Мы очень любили маму. Мы до сих пор помним её, как живую. Она замерзла там – тогда... в пургу…
ЛЕЙЗЕР. А вы знаете, в Англии едят много жареной картошки!
РАХЕЛЬ. Ну, не так уж много, как кто-то думает. Но едят... Да!... Это - дёшево!.
ЛЕЙЗЕР. Но идёт много масла.
РАХЕЛЬ. А я просто лью много масла, чтобы картошка в нём плавала. Получается вкусно, а масло после чистое, и его можно брать снова. Я сливаю это масло в отдельную бутылку.
ЛЕЙЗЕР. Я это специально спросил. Я проверял вас. Признаюсь, что проверял. (Помолчав.) Я, ведь, уже был женат. Теперь вот разведён. Но у меня есть дочь. Та моя жена, пожарив картошку, выплескивала оставшееся масло прямо в раковину. Так ей нравилось. Из-за этого мы часто ссорились. Однажды она мне сказала, что я готов почистить зубы и запихнуть пасту обратно в тюбик.

            РАХЕЛЬ откровенно смеется.

ЛЕЙЗЕР. Чему это вы смеетесь?
РАХЕЛЬ. Ну – это же смешно (смеётся).
ЛЕЙЗЕР. Что тут смешного?
РАХЕЛЬ. Это... (заходится от смеха ещё больше).Это так смешно – снова запихивать пасту обратно в тюбик. Не могу…
ЛЕЙЗЕР (подымается и говорит громко и раздраженно). Хочу добавить ещё кое-что. Я обязан сказать вам правду. Это она захотела развода. Она просто сбежала от меня!
РАХЕЛЬ. Знаете, вы вовсе не обязаны...
ЛЕЙЗЕР. Она спряталась от меня. И, когда я узнал, где они, я пришел, чтобы передать костюмчик для дочери. А она стала вопить, будто ее режут. А до того, я видел, она забавлялась с ребенком и смеялась!
РАХЕЛЬ. Вы в самом деле не обязаны...
ЛЕЙЗЕР. Нет, я обязан!... Обязан рассказать всю правду! Вы тоже можете задавать мне вопросы. Я расскажу всё, как было.
РАХЕЛЬ. Нет, нет! Я вовсе не хочу вас спрашивать. И вы не должны мне рассказывать…
ЛЕЙЗЕР. Ну, если у вас нет вопросов, я продолжу. (Помолчав.) Видно, после развода тогда со мной что-то случилось. Я не хочу теперь, чтобы это повторилось снова. И прежде, чем мы поженимся, мы стали бы, как брат с сестрой, между которыми нет ни тайн, ни обманов.
РАХЕЛЬ. Не надо продолжать… Вы напрасно смущаете меня. Я уже всё об этом знаю.
ЛЕЙЗЕР (тихо). Что вы знаете?
РАХЕЛЬ. Всё, о чём вы рассказываете. Это заставляет вас снова страдать, но это совершенно ни к чему.
ЛЕЙЗЕР. А откуда вы это знаете?
РАХЕЛЬ (неуверенно, с некоторым опасением). Саймон...
ЛЕЙЗЕР. Он рассказал вам?... Обо всём?!
РАХЕЛЬ (помедлив). Да!... Может, налить вам ещё чашечку?

     Лейзер смотрит на неё долго и пристально, словно старается разглядеть её сквозь тьму. Вытягивает шею, чтобы лучше видеть, свет лампы падает ему на лицо. Он продолжает говорить, но тихо.

ЛЕЙЗЕР. Это нехорошо, когда о ком-то рассказывают за его спиной. Тем более, такие вещи... Это двое против одного. Всё равно, что выставить человека на посмешище.
РАХЕЛЬ (громко и раздраженно). Ничего подобного! Он мой брат. Он – мой родной брат, вы это понимаете? (Замолкает и прибавляет совсем другим тоном.) Давайте, я налью вам ещё чаю.

         За стеной раздаются звуки рожка.

ЛЕЙЗЕР (тихо, со сдержанным бешенством). Что это?
РАХЕЛЬ. Что?...
ЛЕЙЗЕР. Кто-то играет… (переходит к делу, которое в самом деле его волнует больше всего). Я надеюсь, вы простите меня, если я задам вам ещё один вопрос. Хотя, говорят, что женщин об этом не спрашивают. И, все-таки – сколько вам лет?

                Мелодия рожка обрывается.

РАХЕЛЬ. Простите?
ЛЕЙЗЕР. Сколько вам лет?
РАХЕЛЬ (смеется от смущения). А!.. (Помолчав.) Неужели это так важно? (Озорно.)
ЛЕЙЗЕР. Я задал вам вопрос.
РАХЕЛЬ (хочет выиграть время, встает). Говорят, женщина не обязана называть свой возраст. Это важно только для паспорта. Главное, как мы выглядим… (Смеется.) А на сколько, по-вашему, я выгляжу?
ЛЕЙЗЕР (не принимая её шутливого тона). Я хочу просто, чтобы вы сказали, сколько вам лет. Я хочу это знать.
РАХЕЛЬ. Сорок три... Но я родилась в январе. Так что скоро будет – сорок четыре!!!
ЛЕЙЗЕР. Вот теперь, наконец-то!... Мне сказали – Правду!!!
РАХЕЛЬ. Ничего другого я вам никогда и не говорила.
ЛЕЙЗЕР. Ваш брат сказал мне… Совсем другое!
РАХЕЛЬ. Может, он как-то пытался помочь мне. Знаете, он привык заботиться обо мне (Умолкает.) Может быть, хотите ещё чаю?
ЛЕЙЗЕР. Что-то у меня вдруг разболелась голова.
РАХЕЛЬ. Выпейте еще чашечку... Попробуйте…
ЛЕЙЗЕР. Нет, нет, спасибо.
РАХЕЛЬ. Но это не трудно.
ЛЕЙЗЕР. М-да. (Помолчав.) Когда вернётся ваш брат?
РАХЕЛЬ. Я полагаю, очень скоро. (Неожиданно громко и весьма раздраженно.) А у вас есть - люмбаго?...
ЛЕЙЗЕР. Что?...
РАХЕЛЬ. Люм-ба-го! Это прострел! Нет, у вас ничего подобного нет. Вы, вот, можете стоять, как человек, ходить себе, как человек, поворачиваться, как вам вздумается, а Саймон… Он – не может!!!...
ЛЕЙЗЕР. Да, я понимаю. (Подымается и останавливается против Рахели.) Можете ли вы сказать мне, где у вас тут... Где тут уборная?
РАХЕЛЬ. В коридоре. Первая дверь направо. Извините меня, я должна прибрать в спальне. Не успела утром. Я рано ухожу на работу. (Выходит.)

          ЛЕЙЗЕР подходит к своему пальто, висящему па вешалке возле двери, достает из кармана пачку аспирина. Открывается дверь и входит БЕНИ. Дверь прикрывает ЛЕЙЗЕРА, и БЕНИ его не видит. Он принимается искать туфли, которые давеча принес, находит, подымает и хочет унести. Уже повернувшись к двери, видит там ЛЕЙЗЕРА.

ЛЕЙЗЕР. Здравствуйте! Хозяйка сейчас вернется. Извините!
БЕНИ. Никаких – "Здравствуйте!", никаких – "Извините!". В И-е-ру-са-лим! Немедленно!!!... Праведники!? Пророки!?... Ложь! Раньше вы были - обманщики и воры, а теперь вы - воры и праведники! Да!?...
ЛЕЙЗЕР. Я здесь только в гостях... И я ищу уборную.
БЕНИ. Ложь! Сплошная ложь!
ЛЕЙЗЕР. Мне в самом деле нужно... Я просто не знал, где!
БЕНИ. А я зато знаю! Я всё слышал! Рыщут тут, роются! Как будто это - товар! Торгаши! Она - не товар, и она - не продается, понятно?! (Идёт к двери, но вдруг возвращается.) Да это я трубил в рожок, а теперь я буду чинить её туфли! (Машет туфлями у Лейзера под носом.) А ты тут думаешь, что заберёшь её? Взять – это ещё не всё. Как бы потом не бросить! Дело известное! Зато ходить она будет на моих набойках! В Иерусалиме, в другом месте – она будет ходить на моих набойках!
ЛЕЙЗЕР. Простите, но мне действительно надо... (Выходит.)

          Звонок в дверь. БЕНИ открывает. Входит САЙМОН, в руках у него бутылки. БЕНИ помахивает перед ним в воздухе туфлями и выходит. Появляется РАХЕЛЬ.

САЙМОН (оглядываясь по сторонам). И где же это – он?
РАХЕЛЬ. Где… В туалете…
САЙМОН. Что это ты нос повесила?... Невеста должна держать свой нос кверху. В туалете?.. Хм-м... (Помолчав.) Он тебе не нравится, да? Тебе вообще не нравится вся эта затея? Так знай же! Дорогая!... Я купил ему билет сюда не для того, чтобы покупать – обратно. (Громко.) Ты меня поняла?!...
РАХЕЛЬ. Не кричи ты так, мы здесь – не одни!
САЙМОН. Что?!...
РАХЕЛЬ. Я вовсе не говорю, что он мне не нравится.
САЙМОН. А что ты говоришь?
РАХЕЛЬ. Ничего не говорю.
САЙМОН. А позволь узнать, о чем вы тут столько беседовали?
РАХЕЛЬ. Я не уверена, что это была беседа, но он давал мне возможность ответить.
САЙМОН. А!.. И о чем же он тебя спрашивал?
РАХЕЛЬ. Хожу ли я в кафе.
САЙМОН. Само собой...
РАХЕЛЬ. Я не хожу.
САЙМОН. Само собой! А что еще?...
РАХЕЛЬ. Не поздно ли я встаю по утрам? Не выплескиваю ли я масло в раковину пожарив картошку? И, наконец, сколько мне лет?...
САЙМОН. И что ты ответила?
РАХЕЛЬ. Я ответила... Столько, сколько мне есть.
САЙМОН. И сколько тебе есть?! Ну?... Что ты ему ответила?
РАХЕЛЬ. Сколько есть...
САЙМОН. Ты только посмей... Сколько, ты сказала, тебе лет?!
РАХЕЛЬ (Громко.) Сорок один.
САЙМОН (облегченно вздыхает). Фу!.. Ну, конечно... (Смеется.) Как ты меня напугала. (Вдруг.) Ты ещё что-то сказала?...
РАХЕЛЬ. Нет!... Что?
САЙМОН. Да, так – ничего... (Помолчав.) Это для подъёма настроения. Да!... Ты его надула — это хорошо! Раз мы взялись за это дело, мы должны его и закончить, слышишь? Ничего, когда станешь его законной женой, сможешь потом слегка поубиваться о своей напрасно загубленной молодости.

        Сверху теперь доносится звук гитары.

САЙМОН (прислушивается). Красиво играет. Хорошо! У нас тут тоже есть свои прелести существования, не правда ли?

                Гитара внезапно смолкает.

Вот так! Ну, никогда не доиграет до конца! (Помолчав, не то серьезно, не то с иронией.) Мы в изгнании, Рахель!... Поэтому мы должны смиренно и с радостью принимать всё, что посылает нам Земля Обетованная, даже если она посылает нам совсем не алмаз, а так, стекляшку, простой камушек! (Без всякого перехода.) Слушай, что-то тут не в порядке. Я здесь битый час, а ты ещё не предложила мне чаю.

                РАХЕЛЬ приносит САЙМОНУ чашку чаю.

САЙМОН. Ну, вот сидим... А?
РАХЕЛЬ. Что?
САЙМОН. Сидим, говорю, посиживаем... Мы – тут, а он – там. Тихо и мирно...
РАХЕЛЬ (неопределённо). Да…
САЙМОН. И знаешь что? В сущности мне это нравится. Он там сидит долго не потому, что у него что-нибудь не так. Нет, он думает: жениться или не жениться? Там он, как дома. Он, видите ли, жених, причем жених самый никудышный – но его уже дожидаются! Мы оба все свои дела бросили и сидим здесь, как в столбняке, ждём его. Слушаем, не раздастся ли, наконец, звук спускаемой воды... в унитазе!
РАХЕЛЬ. Твой чай остывает… Извини меня.
САЙМОН. За что ты извиняешься?
РАХЕЛЬ. Не знаю. Просто так.
САЙМОН. Ты начинаешь жалеть меня. В следующий раз, видно, ты привезешь мне невесту из Иерусалима (улыбается ей, пьёт чай).

                Открывается дверь, на пороге появляется ЛЕЙЗЕР.
      САЙМОН подымается ему навстречу, РАХЕЛЬ остается сидеть.

ЛЕЙЗЕР (уже решив для себя что-то). Я хочу вернуться в Иерусалим!
 
               РАХЕЛЬ опускает голову.
 
САЙМОН. Что?... А, я понимаю! Но мы не договаривались об этом. Я думал, наши молодожены полагают остаться здесь. Открыть какое-нибудь доходное дело. Разбогатеть!
ЛЕЙЗЕР. Вы меня не так поняли…
САЙМОН. А!.. Так-то лучше. Вы хотите сказать, что отправитесь в Иерусалим как-нибудь потом. Ну, хорошо! Главное, я понимаю, помолвка состоялась? Остается сделать объявление. Только что тут были просто двое, а теперь – это Жених и Невеста! (Открывает бутылку, разливает и поднимает бокал) Ну, как говорится, в добрый час!
ЛЕЙЗЕР. Вы меня совсем не так поняли!
САЙМОН. Снова - не то!? Я с трудом иногда понимаю даже себя!      
ЛЕЙЗЕР. Сколько лет невесте?
 
                Молчание.

ЛЕЙЗЕР. Сколько всё-таки лет невесте?
САЙМОН (откашливаясь). Повторите, пожалуйста?
ЛЕЙЗЕР. Я спрашиваю, сколько лет невесте!
САЙМОН (отшучиваясь). Невесте?... Пусть невесте всегда будет – двадцать два! Это много? Тогда пусть будет – двенадцать!
ЛЕЙЗЕР. Вы всё готовы осмеять.
САЙМОН. В самом деле? А что же вы хотите?
ЛЕЙЗЕР. Я хочу, чтобы вы ответили…
САЙМОН. Ха!... Разве не вы задавали мне этот вопрос, уже дважды, в Иерусалиме? Так, вы хотите снова... Пожалуйста!... Ей сорок один год!
ЛЕЙЗЕР. Вы скрываете от меня правду.
САЙМОН. Да ты сам-то понимаешь, Друг, что ты говоришь?!
РАХЕЛЬ (Лейзеру, тихо). Я ведь уже сказала это вам!...
САЙМОН (Рахели). Что – "Я сказала"? Что ты ему сказала?
РАХЕЛЬ. Я сказала ему, сколько мне лет.
 
САЙМОН надвигается на РАХЕЛЬ, ЛЕЙЗЕР остается стоять в стороне.

САЙМОН. И сколько же тебе лет?... Что ты ему сказала?
РАХЕЛЬ. Я сказала правду. Сказала, что мне сорок четыре года, и это правда.

          САЙМОН потрясён. Он на миг замолкает. Потом хватает бокал и залпом выпивает всё вино. Взгляд его устремлен на Рахель.

САЙМОН (очень тихо). Зачем? (После паузы.) Отвечай мне!...
РАХЕЛЬ. Я не знаю. Он спросил.
САЙМОН. Я же... (Замолкает.) Отвечай!
РАХЕЛЬ. Я хотела сказать тебе, что рассказала ему… Но побоялась.
САЙМОН (сдерживаясь из последних сил). А его ты не побоялась?
ЛЕЙЗЕР. Я тоже рассказал ей всю правду о себе.
САЙМОН. Он купил тебя своей бесконечной правдивостью, да? А ты, глупенькая девочка, взяла и попалась на удочку! И ты ему взяла – и всю правду!... Ничего, кроме правды! А теперь… Он – может решать! Так!
ЛЕЙЗЕР. Я хочу вернуться в Иерусалим!
САЙМОН. Вот видишь… Ну, разумеется! Каково? Ха-ха-ха... (Протягивает Лейзеру вино.) А вот – этого как?...
ЛЕЙЗЕР. Спасибо! Я этого не люблю.
САЙМОН. И я, представь себе, не очень-то люблю всё такое! Представь себе... (Выпивает залпом второй бокал). Но я же – не отказываюсь...
РАХЕЛЬ. Ты не должен этого делать, тебе будет плохо!
САЙМОН. Плохо... Ах, как плохо! Ах!... Как замечательно! А-а!... Пчхи! (Чихает прямо Лейзеру в лицо.) Простите!!!...
ЛЕЙЗЕР. Не за что!
САЙМОН. Почему же – не за что? Я на вас начихал. А это не такой уж и пустяк.
 
         За стенкой раздаются звуки рожка.

САЙМОН. Вот!... Послушайте... А, ведь, он-то. Рад! Когда ему делается вдруг совсем хорошо, он всегда так вот дудит в свой рожок. А... А-а!.. Пчхи! (Снова чихает Лейзеру в лицо.) Болваны! Правдолюбцы? Две дубины стоеросовые, возлюбившие честность. (Подскакивает к столу и в ярости вовсю колотит по нему кулаком.) Хватит!..

                Мелодия рожка смолкает.

САЙМОН (оборачиваясь к Рахели). Но ты - обманула его! Ты обманула его своими сорока четырьмя годами.

         И РАХЕЛЬ, и ЛЕЙЗЕР смотрят на него в недоумении и с надеждой.

САЙМОН (смеется). Поглядите! Как они оба перепугались! Ведь, если сейчас не случится чуда, им придется расстаться навеки! Из-за правды. Да... А???...
РАХЕЛЬ. Саймон, прекрати.
САЙМОН. Ты сказала ему правду, да? А ведь через год это будет уже неправда, потому что тебе стукнет сорок пять. И это будет ложь! Ложь!!! (Наклоняется, вскрикивает от боли и хватается рукой за спину.) Ох!.. А вот ты сказала ему – "Сорок четыре!". И всё испортила!
РАХЕЛЬ (подымаясь). Я больше не могу этого вынести.
САЙМОН. Чего ты не можешь вынести?
РАХЕЛЬ. Всего этого. Я не вынесу...
САЙМОН. Тебе и не нужно ничего выносить. Сядь и сиди спокойно! (Оборачивается к Лейзеру.) С таким деятелем в доме ты можешь позволить себе сидеть абсолютно спокойно. Несчастный правдоискатель! Ты сейчас сам себе поставил клизму! Ты убиваешь её, ты проливаешь её кровь, но сам... Сам ты, при этом, упускаешь свой последний шанс! Ты теряешь единственную женщину, которая будет тебе верна и не обманет. А сам Бог велел обмануть такого, как ты! Но ты не понимаешь своего счастья, ты теряешь ту единственную, которую даже такой, как ты, способен обвести вокруг пальца!   
ЛЕЙЗЕР. Я не из-за возраста! (Выходит. Не хочет это слушать.)
САЙМОН (уже не слышит и его). Тебя обманули? Да наша ложь рядом с твоей правдой... Грудной младенец! Ложь – это же, порой, молитва. И принять такую ложь нужно тихо! Тихо и смиренно – и это милосердие. Аа!... Апчхи!.. (Чихает. Оборачивается) А, чёрт! Где ты? Всё понапрасну. С кем я, вообще, разговариваю? К кому – обращаюсь? Всё впустую...

                Наступает молчание.

ЛЕЙЗЕР (во весь голос из коридора). Вот вы! Можете ли вы поверить, что я обманул моего отца? В Судный День? (Входит в комнату.) В этот святой для него день? А это был мой настоящий смертный грех!
САЙМОН. О чем это он?
ЛЕЙЗЕР. Я расскажу!... Это из-за товарищей. Это они втянули меня. Я не хотел. Я сказал им, что отец может увидеть, как я играю в футбол, идя в синагогу. Но они сказали, что я трус. Предатель. И я, как дурак, взял и пошёл играть в футбол. В этот – Судный День!
САЙМОН. Я, кажется, от него уже чокнусь!
ЛЕЙЗЕР. А отец тогда и в самом деле увидел меня. И что, вы думаете, он сказал мне, когда вернулся вечером домой?
САЙМОН. Мы ничего не думаем.
ЛЕЙЗЕР. Он не сказал – ничего! Он... (Стягивает с себя пиджак, засучивает рукава рубахи, подвертывает штанины и принимается изображать футбольного вратаря. Ловит воображаемый мяч, подпрыгивает с растопыренными руками и т.п.) Он сделал вид, что это он вратарь. Сделал то, что я делал там, на поле. (Снова подпрыгивает, словно за мячом, отбивает воображаемый гол) Он всё знал. Вот так!
САЙМОН (Рахели). Пусть он прекратит! Что он себе думает?!...
РАХЕЛЬ (останавливает его). Оставь его! Пусть!!!...
ЛЕЙЗЕР. Мама всё не могла понять, почему отец сделался вдруг как сумасшедший. Она умоляла, чтобы он прекратил, плакала, она рыдала, рвала на себе волосы!... В доме всё пошло кувырком. Вот такое он устроил мне!.. (Снова ловит воображаемый мяч, прижимает его к животу, сгибается пополам, прыгает и стонет.) Это товарищи втравили меня в проклятую игру. И для них это был просто – пустяк!
САЙМОН (тихо, ни к кому не обращаясь). Ты - ненормальный!!!...
ЛЕЙЗЕР. Я был ненормальный, да! Но теперь – уже нет!
САЙМОН. Хорошо, хорошо! Теперь я уже ненормальный. Я! Но объясни нам, что ты хотел всем этим сказать?...
ЛЕЙЗЕР (Рахели). Я хотел объяснить, почему решил вернуться. Есть причина. Товарищи! Но все товарищи тянут тебя за собой только ради собственного удовольствия, они выкуривают тебя, как сигарету, гасят и забывают о тебе. Семья же! Это – совсем другое дело! 
САЙМОН. При чем тут всё это, чёрт побери!
ЛЕЙЗЕР. Вы для меня – не семья! Вы не говорите мне правды!!!
САЙМОН (хватает Рахель за руку). Вот эта вот круглая дура, сказала тебе всю правду!
ЛЕЙЗЕР. Я много думал об этом. Вы!... Вы не сказали мне правды, а вы – её брат. Вы двое – это семья, а я – тут чужой!
САЙМОН. Святоша! Ты вынудил её сказать правду и после этого ты смеешь ещё заявлять, что это – недостаточно! (От злости с силой толкает Рахель к Лейзеру. Она, ища опору, хватается за  Лейзера.)
ЛЕЙЗЕР (Рахели, отстраняясь от неё). Я спрашивал не для того, чтобы проверить вас, а чтобы узнать, говорят ли мне тут правду. Я должен был быть осторожным. Теперь же – всё! Мне невозможно оставаться с вами и я должен вернуться в Иерусалим.
САЙМОН. Возвращайся! Скорее!!!... И женись там на своей драгоценной мишпухе! (Подступает к Лейзеру и одновременно, будто ненароком снова подталкивает к нему Рахель.) Пусть, пусть катится! Ты спаслась от чумы и от потопа! От самого большого долбака, какого только носила земля! (Поворачиваясь к Лейзеру.) Ступай и будь здоров! Пропади пропадом! (Подпихивает Рахель к Лейзеру.) Ему нужна семья! Семью нужно создать. А... А!.. (Чихает.) Всё! Катись ко всем чертям, куда хочешь.   
ЛЕЙЗЕР (отступая, отстанавливается). Мне нужны деньги, чтобы купить билет.

                Молчание.

САЙМОН. Что ты сказал?
ЛЕЙЗЕР. Чтобы купить обратный билет, мне нужны деньги.
САЙМОН. Нужны деньги? Тебе нужны деньги? Он еще смеет...
ЛЕЙЗЕР. Я не явился сюда сам, это вы меня сюда привезли.
САЙМОН. О, Мама! Даже жена сбежала от него в чем была, лишь бы не видеть его!
ЛЕЙЗЕР. Но я же вам сам признался в этом.
САЙМОН. Что с того, что ты сам признался?
ЛЕЙЗЕР. Вы затащили меня сюда обманом и вы обязаны вернуть меня обратно.
САЙМОН. Послушай-ка, что я тебе скажу: я ещё взыщу с тебя через суд все мои расходы! Ты обещал жениться. Теперь отказываешься. Изволь платить!
ЛЕЙЗЕР. Она сказала правду. Это вы не сказали правды. Вот она где – ложь! Значит, уже была и будет ещё. И это – главное!
РАХЕЛЬ (выступая из угла, куда её загнал Саймон). Ложь!!!... А есть ещё ложь. Ещё – много лжи!... Такой, что ему следует бежать отсюда! Вот, например, эта квартира: никогда не была моей. А ты, Саймон, никакой не преуспевающий делец. И чтобы тебе поехать в Иерусалим, я одолжила кучу денег у Бени!
САЙМОН. Ты что, рехнулась?... Молчи!
РАХЕЛЬ. И я не сорокачетырехлетняя старая дева, я –  сорокачетырехлетняя холостячка.
САЙМОН. Замолчи сейчас же!
РАХЕЛЬ (вытаскивает откуда-то корзину с чистым бельем и ставит на стол). Вот!!!... У меня были мужчины. Я жила с ними. И я любила их. Но они все – обманули меня и бросили! Все как один! Они готовы были пропасть, лишь бы уйти потом от меня. Разве это не ужасно?
САЙМОН. Ты сошла с ума. Зачем ты унижаешь себя? Зачем?...
РАХЕЛЬ. А теперь я хочу, чтобы и этот оставил меня. Пусть оставит. Хоть он последний, кто мог на меня позариться. Последний!!! 
САЙМОН. Всё!… Хватит!... Хватит! Хватит!!!...
РАХЕЛЬ. Всё. Больше ничего не осталось. Всему есть предел. Если я вспомню ещё что-нибудь, я вышлю ему в Иерусалим. А теперь – пусть проваливает. (Лейзеру.) Почему ты ещё не уходишь? (Надвигается на него.) Что тебе ещё здесь нужно? Да, я сижу в кафе! Да!... Я сплю до полудня! Обедаю в постели! И я... Представь себе, выливаю масло в раковину! Целую сковороду масла! И ещё я скоро начну курить трубку! (Отворачивается к корзине. Рыдает.)
САЙМОН (берет её за руку, прислоняет к сердцу и пытается успокоить). Он не стоит этого. Перестань!...
РАХЕЛЬ. Но он не уйдет отсюда, ему, ведь, нужны – деньги! (Идёт и достает из шкафа кошелек и высыпает всё его содержимое на стол.) Это всё, что у меня есть. И если этого недостаточно, чтобы добраться до Иерусалима, то пусть катится – до Гибралтара!
САЙМОН (накрывает деньги рукой). Он не получит ни пенни!
РАХЕЛЬ (Лейзеру). Бери! Бери все эти деньги!
САЙМОН. Пока я здесь, он не получит ни пенни!
РАХЕЛЬ (Саймону). Значит, и ты катись туда же вместе с ним! (Отбрасывает его руки от денег.)
САЙМОН. Ты никогда ещё так не разговаривала...
РАХЕЛЬ. Слышишь?!... Прочь от моей души! Слышишь? Прочь!... Ты, Саймон, каждый день, как маятник, приходишь ко мне, каждый день! Потому что тебе делать нечего! Ты указываешь мне, что мне любить и чего не любить, что стоит делать и что глупо. Надоело!!!... Не приходи больше и... не указывай!
САЙМОН (пытаясь ёрничать). Никогда... Никогда!..
РАХЕЛЬ (складывая белье). Нашлись – два умника! Пусть все оставят меня в покое. У меня вот есть полная корзина белья, которое ещё нужно перегладить до завтра! (Вытирает слёзы наволочкой.) 
БЕНИ (врывается в комнату и сует Рахели в руки пачку денег). На… Это ему на билет! Я всё слышал... В Гибралтар – это недостаточно! Только – в Иерусалим! (Выскакивает.) В – Иерусалим!...
 
          РАХЕЛЬ смотрит на деньги в своей руке и снова разражается рыданиями. Кладет деньги на стол, берёт корзину и зачем-то протягивает её ЛЕЙЗЕРУ. Он приближается, как лунатик, и останавливается против Рахели.

САЙМОН. Мы дадим ему денег. Не ты!... Мы с Бени… Вместе! Да, я ошибся. Это было безумие. Нельзя было предаваться иллюзиям. Он не стоит даже твоего мизинца… Даже одной твоей слезинки...

          Оборачивается и видит РАХЕЛЬ и ЛЕЙЗЕРА, стоящих друг против друга. Замолкает.

РАХЕЛЬ (Лейзеру, тихо). Что вам от меня надо?
ЛЕЙЗЕР. Если вы позволите... Вы несёте корзину... (Берётся за корзину с другой стороны.)
РАХЕЛЬ (тихо). Что вам не нравится?
ЛЕЙЗЕР. Почему же... Напротив, мне как раз - очень нравится! 
РАХЕЛЬ (поднимае на него глаза). И что из этого?...
ЛЕЙЗЕР. Ничего... То есть, наоборот... Если вы позволите, я помогу отнести корзину. Куда вы хотите?...
РАХЕЛЬ. Вы понесете корзину, а тем временем всё будете разглядывать, хорошо ли постирано бельё. Достаточно ли чисто! Так ли, как у вас в Иерусалиме! А потом ещё скажете, что вы не хотите, потому что я не умею стирать. (Пытается отобрать у него корзину.)
ЛЕЙЗЕР (не отдает корзину, тянет её к себе). Нет, я больше не буду разглядывать. Я многое понял. Понял, о чем вы сказали, чего вы не сказали и что вы сказали нарочно. Теперь я знаю, что душа ваша чиста и что вы не умеете лгать!
РАХЕЛЬ (резко тянет корзину к себе). Вы мучаете меня! Вы берете… А потом - бросаете… И снова берете… Как будто я мячик... Но ведь и у любого мячика есть предел!
ЛЕЙЗЕР (тянет корзину к себе). Меня не пугает, что у вас были романы. Что вас обманули и бросили. Не пугает. Пусть им будет стыдно! Я только боялся обмана. Теперь я знаю, что вы ничего от меня не скрыли. И ещё я знаю, что вы одиноки. Гораздо более одиноки, чем я думал. Я тоже – более одинок, чем я думал. Я сожалею о том, что сказал раньше… И я прошу вас - выйти за меня замуж!

          Наступает молчание. РАХЕЛЬ выпускает корзину из рук, белье падает на пол, другой край корзины остается в руках у ЛЕЙЗЕРА.

РАХЕЛЬ. Я лучше приготовлю чай… (Отходит от него. Повторяет для себя.) Да… Я лучше приготовлю чай. (Уходит к тумбе.)

          ЛЕЙЗЕР собирает белье в корзину. САЙМОН стоит, пораженный, и смотрит, как РАХЕЛЬ несет к столу поднос с двумя чашками чаю.

РАХЕЛЬ (замечает Саймона, предлагает и ему). Я налью тебе тоже. (Она совершенно выбита из колеи.) Да… Ты, ведь, не просил...

         САЙМОН отодвигается, РАХЕЛЬ и ЛЕЙЗЕР усаживаются за стол.

РАХЕЛЬ (Лейзеру). Пейте. Чай не горячий.
ЛЕЙЗЕР. А вы ешьте шоколад!
РАХЕЛЬ. Мне теперь не хочется…
ЛЕЙЗЕР (помолчав). Хорошо. Как вам будет угодно. (Пьет чай.)
САЙМОН в растерянности топчется возле стола.
ЛЕЙЗЕР (обращаясь к Рахели, неожиданно громко). Знаете, я расскажу вам кое-что интересное. В старом Иерусалиме белье обычно сушат на верёвках, протянутых между домами – от одного балкона к другому. Верёвки эти двигаются по  маленьким таким колёсикам. И в четверг, если вы проходите там по улице, то буквально не видите неба из-за белья, которое висит на верёвках… И почти всё бельё – белое… Там так одеваются – или белое, или – чёрное! Но белое приходится стирать чаще, поэтому висит – всегда белое. Да…
САЙМОН (останавливается возле Лейзера и спрашивает вдруг, как будто без всякой цели). А вы любите музыку?
ЛЕЙЗЕР. Простите?
САЙМОН. Я спрашиваю вас, любите ли вы… музыку?
ЛЕЙЗЕР. Почему вы спрашиваете?
САЙМОН. Почему? Ну, просто так… Интересуюсь…
ЛЕЙЗЕР. Иногда.
САЙМОН. Это - прекрасно! А какую?
ЛЕЙЗЕР. Простите?
САЙМОН. Какую музыку вы любите?
ЛЕЙЗЕР (бурча в такт). Маар-ши…
САЙМОН. Марши?
РАХЕЛЬ (Саймону, пытаясь объяснить). Марши! Ну!...
ЛЕЙЗЕР. Да!
САЙМОН. Послушайте! Это, ведь, очень интересно. Правда!... У вас такой необычный вкус. А, вот какие… Военные или похоронные?...
ЛЕЙЗЕР. А я в них вовсе не разбираюсь. Марши и всё. А почему, всё-таки, вы спрашиваете?
САЙМОН. Теперь, почему я спрашиваю? Вы не поверите! Это именно то, что любит моя сестра. Вы видите вот ту тумбу? Она полна пластинок и там одни только марши! У неё, вообще, нет никакой другой музыки, кроме маршей. (Напевает марш Тореадора из «Кармэн» Бизэ.) Удивительно!!! (Довольный остается теперь стоять в стороне. Пауза.)
ЛЕЙЗЕР. Знаете, я продолжу рассказывать, о чём уже начал. 
РАХЕЛЬ. Да, да… Конечно!
ЛЕЙЗЕР (Вдруг). Вы помните ту Лею-Двору Вильман?
РАХЕЛЬ (Улыбаясь Лейзеру). С бородавкой на кончике носа?
ЛЕЙЗЕР. Да, да… Это все помнят! (Он в ответ улыбается ей.)
РАХЕЛЬ. Да! (Чуть помолчав и напоминая ему.) Так что вы хотели рассказать? Вы остановились на бельевых веревках…
ЛЕЙЗЕР. Это как раз связано. Когда она была молоденькой девушкой, она вела свою любовную переписку с Нахманом Фридманом – из "Фридман и сыновья". Они часто обменивались записочками, которые подвешивали на эти верёвки и подтягивали их к себе по колёсикам. И когда ему сватали какую-нибудь, пусть даже очень хорошую партию, он всегда
отказывался… Так вот… (Хочет продолжить.)
САЙМОН (снова останавливается против Лейзера и, как бы невзначай, вдруг неожиданно спрашивает). А она покупает журналы?
ЛЕЙЗЕР. Кто?
САЙМОН. Ну, она... Эта, ваша... Лея-Шлея… Не всё ли равно?
ЛЕЙЗЕР. Лея-Двора Вильман?!
САЙМОН. Именно! Да!!!... Так она покупает журналы?
ЛЕЙЗЕР. Вы смеётесь над ней? Да у неё нет денег на всякие журналы. У неё есть дети. (Смотрит на Рахель.) А вы это делаете?
САЙМОН. Что именно?
ЛЕЙЗЕР (Рахели). Вы что, покупаете журналы?
САЙМОН. О! Журналы!.. Да, не просто журналы, а медицинские журналы. Они в сто раз дороже! А ещё она покупает билеты на самые дорогие концерты. Она отказывает себе во всём, но в этом – ни в коем случае! И ещё: она любит смотреть на звёзды. Стоит, смотрит и вздыхает: "Смотри, звёзды!...".
ЛЕЙЗЕР (Рахели. Упорно). Я спросил вас.
РАХЕЛЬ. Я всегда мечтала изучать медицину и стать врачом, но мне не пришлось...
ЛЕЙЗЕР (вытаскивает из портмоне какую-то большую бумагу и раскладывает её на столе перед Рахелью). Вот, прочтите, пожалуйста!
САЙМОН. Что это, позвольте полюбопытствовать? (Тянется к бумаге.)
ЛЕЙЗЕР. Вы же видите, я сейчас разговариваю с ней… Пожалуйста... (Пододвигает бумагу к Рахели.)
РАХЕЛЬ. Скажите сами, что там написано.
ЛЕЙЗЕР. Это разрешение на сбор пожертвований в пользу старого детского дома в Иерусалиме. Если мне потребуется...

          САЙМОН поражен, открывает рот, собираясь что-то сказать, но так ничего и не говорит. Отступает в сторону.

РАХЕЛЬ. Зачем вы сейчас мне всё это показываете?
ЛЕЙЗЕР. Я хочу, чтобы вы поняли, что нам придется нелегко. Дети… И я должен буду тогда обеспечивать нас обоих. Если всё получится. Вы всё равно сможете покупать то, что вы любите. Например, даже такие журналы. В пределах, конечно, наших возможностей. Но мы ничего и никогда не будем брать в долг.
САЙМОН (обходя их и наклонившись к Рахели, вроде бы, просто так, вслух). Так ты, оказывается, ещё и детский дом представляешь!...
ЛЕЙЗЕР (Рахели, очень сёрьёзно). Я, отнюдь, не собираюсь делать это своим основным занятием. Это только приработок ради семьи. Я не соблюдаю заповедей, но детский дом прежде всего нуждается в пожертвованьях. Они едят с жестяных тарелок и спят без простыней. У них нет ничего, кроме старых солдатских одеял. Это так – не годится! Нельзя, чтобы дети так жили. Тем более, сироты!
РАХЕЛЬ. Это верно. Это хорошо, что вы замечаете такие вещи.
ЛЕЙЗЕР. Договорились, что они дадут мне тридцать процентов.
САЙМОН (Просто потрясён услышанным). Что?!... Что?!...
ЛЕЙЗЕР. Но это самый большой процент, какой можно получить. Другие дают ещё меньше. Но это такой старый детский дом, что они уже отчаялись поправить свои дела.
САЙМОН. Ты слышала!? Тридцать процентов от пожертвований на этих сирот с солдатскими одеялами!!!... Это…
ЛЕЙЗЕР. Это… Будет, правда, не слишком много. Люди сейчас не слишком щедро подают на сирот. (Поворачивается к Рахели.) Я могу ещё продолжить?
РАХЕЛЬ (Она тоже потрясена и удивляется вопросу). Что?...
ЛЕЙЗЕР. То, что я начал рассказывать.
РАХЕЛЬ. Как вы хотите!...
ЛЕЙЗЕР. Ну, так вот, я уже сказал, что Нахман Фридман обменивался любовными записочками с Леей-Дворой Вильман и отклонял всех невест. Семья недоумевала. Пока он не признался, что хочет именно Лею!... Они тогда едва не сошли с ума….

        САЙМОН идёт к столу. Стоит против Лейзера. ЛЕЙЗЕР умолкает.

САЙМОН. Продолжайте. Продолжайте…. Просто наслаждение слушать все эти истории. Жених рассказывает невесте преданья старины. Хронику! Тонкие наблюдения. А у меня уже трескается голова от этих тонкостей. И вместо одной головы их теперь – две! И обе раскалываются от боли!
ЛЕЙЗЕР. У меня есть аспирин. (Вытаскивает из кармана целую пачку.) Вы можете взять и выпить, хоть, даже три таблетки сразу.
САЙМОН. Вы носите в кармане аспирин? (Рахели.) Ну с таким мужем и с его аспирином в кармане – ты можешь быть спокойна! (Лейзеру.) Можете дать даже три сразу? Но у меня только две головы.
ЛЕЙЗЕР. Тогда возьмите и примите две таблетки.
САЙМОН. Хорошо. Нет, спасибо. Я вспомнил лучшее средство. Сейчас, сейчас... Вы себе сидите... Не волнуйтесь, я сейчас вернусь... (Направляется в коридор.)
ЛЕЙЗЕР (Рахели). Так я продолжу?
РАХЕЛЬ. Если это так нужно… Конечно! (Хочет сменить тему).
ЛЕЙЗЕР. Родители его в конце концов смирились.
РАХЕЛЬ. Её фамилия Вильман?... (Протягивает ему яблоко).
ЛЕЙЗЕР (Удерживает её руку с яблоком. Речь его убыстряется. Он взволнован этой близостью Рахели. Сбит с толку). Да… Но в результате ничего из этого не вышло. Из-за неё. Родители согласились. И была уже назначена свадьба. Но она вдруг заявила… (Он вдруг встаёт, продолжая держать её руку. Перебарывает себя.) Заявила, что не согласится обрезать волосы. Там так принято – перед свадьбой стричь невесту. А у нее были косы до пят… (Опускает её руку.) Тогда он написал ей длинное письмо и послал по верёвкам. Он написал ей, что она любит свои косы больше, чем его самого...
РАХЕЛЬ. Это… ужасно!... (Силой забирает у Лейзера свою руку.)
ЛЕЙЗЕР. Нахман Фридман тотчас женился на Рахель Гвирцман. А Лея... Лея… Один только немой Шмуэль-Вольф согласился взять её. Он был немой и не так уж молод. Он не настаивал, чтобы она отрезала косы, а она сама взяла их и – отрезала...
РАХЕЛЬ. Глупо было ей так упрямиться… Под конец ничего не осталось – ни кос, ни вообще ничего. Это вы хотели сказать?
ЛЕЙЗЕР. Как раз нет. Она, именно, была счастлива со своим Шмуэлем-Вольфом. И у них родилось восьмеро детей. А, когда его  подстрелили с Башни Давида, младшему, Эфраиму, было только два месяца. Но она сама подняла всех, вырастила их живыми-здоровыми, хоть и маялись они все на крохотную пенсию и не видели ничего, кроме хлеба да постного масла с луком… Так – вот…
САЙМОН (возвращается с нелепой повязкой на лбу, ему уже лучше, он бодро подливает себе чаю и произносит задумчиво, не вникнув в суть). Что за дивная жизнь! Идеал! Восемь детей, и столько луку!

          РАХЕЛЬ, глядя на Саймона, не может удержаться от смеха. Отворачивается от Лейзера, чтобы он не заметил её смеха. ЛЕЙЗЕР смотрит на Саймона с недоумением.

САЙМОН (Лейзеру, не понимая нелепости своего вида и ситуации, со знанием дела указывает на повязку у себя на лбу). Картофель, порезанный ломтиками и подвязанный мокрой тряпкой. Иерусалимский патент. Ничуть не хуже аспирина. И экономно. Потом можно даже поджарить. Бедно, но со вкусом. Но бедность – не порок. Напротив – это достоинство! Им надо гордиться. Масло с луком! Объедение!
ЛЕЙЗЕР. Вы смеетесь надо мной. Вы смеетесь над этими иерусалимскими женщинами. А, значит, над моей бедной матерью. Вы... Вы... Вы! (Заходится. Потом к Рахель, давящейся смехом от вида Саймона.) И вы тоже смеетесь!!!???...

   РАХЕЛЬ продолжает смеяться от вида САЙМОНА, не в силах сдержать себя, показывает рукой на САЙМОНА.

САЙМОН (глядя на хохочущую Рахель, не понимая причин, тоже вдруг разражается хохотом). Ты слышала... Ты слышала, как он сказал: "Вы смеётесь!?"... Да, она смеётся!... Смеётся!... И будет ещё смеяться!!!
ЛЕЙЗЕР (Рахели, ужасаясь). Вы смеётесь вместе с ним!?...
САЙМОН (Рахели, не унимаясь, хохочет). А как он это сказал: "Вы смеётесь!". Ещё бы! Ты его так тронула рассказом о своих сбежавших любовниках. И как они оба обманули тебя. Но знай! Его тронуло только твое унижение. Он хотел бы, чтобы ты всегда была такая – униженная и раздавленная! Как и он сам! Только такая ты будешь для него хороша. Единственная роскошь, какую он готов тебе позволить – это лишняя бородавка на кончике носа! Фанатик!... Любитель маршей!... (повязка окончательно слезае ему на глаза. Он - слеп! Поправляет её на голове.)
РАХЕЛЬ (пытается сдержать смех). Ой, я не могу!... Я не могу!..
САЙМОН (неверно продолжая толковать её смех). Понятно, что ты не можешь. Так нам положено – смеяться! Это – наш удел! А ты сейчас помолодела на десять лет! Да только ради того, чтобы ты вот так рассмеялась, стоило затевать всю эту историю. Только ради этого! ( Подходит к окну.)
ЛЕЙЗЕР. Я вам здесь – не нужен!!!

       РАХЕЛЬ настороженно перестаёт смеяться.

САЙМОН (Лейзеру). Ты что, спрашиваешь – «Нужен ли ты мне?» (Рахели.) А в нём есть шарм, правда? (Не понимая, улыбается Лейзеру).
ЛЕЙЗЕР. Вам это уже не поможет. Если по правде, вы оба меня не хотите. Вы тут просто не нуждаетесь во мне. И я, вижу, никогда не смогу быть вашей семьей. Никогда!!!... Это – не для меня! (Встает, берет пальто.)

          РАХЕЛЬ поражена, встаёт и невольно делает шаг к Лейзеру. САЙМОН тоже встаёт, чтобы удержать Лейзера, но останавливается.

ЛЕЙЗЕР (надевая пальто и шляпу). Но вы помогли мне принять важное решение. Я буду копить деньги на квартиру для моей дочери. Когда она вырастет и найдет себе человека по сердцу, пусть тот дом станет для неё подарком. Я дам ей его, и она будет в нём счастлива. И тогда я буду нужен – Ей! Да!... Прощайте… (Выходит.)

          РАХЕЛЬ бессильно опускается на стул и закрывает руками глаза.

САЙМОН (с наигранной веселостью). Что ты об этом скажешь?... Он отвалил!... И здесь стало легче дышать! А нас это кое-чему научило: немаловажная вещь, не правда ли? (Замолкает с утомленным и слегка пришибленным видом. Что-то начинает искать).

      Звонок. Они не шевелятся. Опять звонок. РАХЕЛЬ встает открыть.

БЕНИ (стоя в дверях, протягивает Рахели туфли). Ваши туфли... Я их взял... Когда вас не было... Они теперь лучше, чем новые. Я буду чинить их всегда... И болейте вы себе на здоровье – я всегда буду приносить вам всё, что надо. Вы этого заслуживаете! (Целует ей руку. Замечает нелепую повязку у Саймона на лбу и замолкает от удивления.)
САЙМОН. Что же вы умолкли? Куда это вы уставились? (Рахели.) Что он так уставился на меня?
БЕНИ. Вы слишком большой умник или слишком большой дурак! (Уходит.)
САЙМОН (ему вслед). Туц-туц-туц! Туц-туц-туц!..

      Из-за стены доносится звук рожка. РАХЕЛЬ выливает остатки чая. Потом,   вдруг проходит на авансцену, где расположено предполагаемое большое окно, и, подняв ладони к лицу, приникает к стеклу, переходит и тревожно всматривается в ночной город.

САЙМОН (Рахели). Знаешь, он тоже не без шарма, если хочешь. Тут все такие. Даже я. Трудные люди, да?... (Замолкает.) А всё из-за Нашей Обетованной. Им там хорошо – они с утра веселятся. А почему им не веселиться? Всё вокруг бело, как снег. Она сводит с ума – эта Земля Обетованная. Лишает рассудка! Пойми! Когда я встретил его, мне стукнуло в голову: что я должен привезти этот кусок от их щедрот, этот квант радости, частичку света! И вот – на! Имеешь! (Медленно стягивает со лба повязку. Он удручен и разбит. Рахель в это время направляется к окну.) А ты – помнишь этот снег? Этот свет... Ослепительный как солнце... Это такой их снег... (Замолкает, подходит к Рахели и смотрит вместе с ней в окно. Отходит и потом, вдруг, начинает говорить с новой силой.) Но ты достойна большего! Ты слышишь?! Ты достойна! И никуда тебе от этого не деться! И я не позволю отнять это у тебя!... (Стоя, выпивает залпом вино. Садится и сникает окончательно, будто из него вынули все кости. Вдруг вскакивает, хватает плащ и шляпу, выбегает и кричит). Леей-зээр!!!...

     РАХЕЛЬ отрывается от окна, ставит чашки на поднос, уносит их к плите и тоже уходит. За стеной раздаются звуки рожка. Звучит песня. Это может быть известная песня Боба Марли (Bob Marley. «ForeverLovingJah…»)



                Конец

       © Михал Влад. Текст сценической версии предполагаемого спектакля «Соло одиноких, в прошедшем времени…»

                P. S.
 
В этом спектакле Господа Актёры, разыгрывающие предложенные им Персонажи, имеют редкую возможность, в полной мере соблюдая намеченный постановкой почти комедийный ритуал, углубиться в квазимифическое и почти что сакральное Действии и Пространство их Душ. Осознанно следуя тем путём, что описан лично для каждого из них в Режиссёрской экспликации* и Ремарках постановщика*, Они точно смогут достичь финала своей достойной и незаурядной Роли.
 
               * – Всё, что доступно для понимания Этого, приведено выше в скобках и курсивом.               
                Это – Магия трудных характеров и их чувств! В этом – Весь смысл!

                С Надеждой и Любовью,  Михал Влад.  07 января 2014 года