Любовь и смута. Глава 4. ч. 1

На свадьбу старшей дочери сеньора Викфреда пожаловала вся Аквитания. Вот уже несколько дней в Бурж съезжались повозки со всех сторон королевства. Ни одно знатное семейство не хотело пропускать празднование такого торжественного и важного события в столь почтенном доме.

Госпожа Гильтруда хлопотала, не покладая рук и не зная отдыха. Она успевала везде и всюду, с утра до ночи отдавала распоряжения, все лично отслеживала и проверяла, участвовала в каждой детали подготовки предстоящего праздника и ко всему ещё успевала присматривать, чтобы никто из гостей не ощущал ни в чем неудобств или стеснений. Однако сегодня, когда в Бурж приехал жених, ей пришлось ещё удвоить свои усилия, казавшиеся поистине безграничными. У жениха не было родни, зато вместе с ним прибыл сам король со свитой и каждый из  его приближенных баронов прихватил с собой свое семейство. После этого дом и вовсе стал похож на вавилонское столпотворение.

В ожидании праздника гости развлекались прогулками по окрестностям, слушанием местных и заезжих по случаю музыкантов и певцов, участием в шуточных состязаниях, словом, никто не скучал, ибо каждый мог найти здесь развлечение по душе.

Вечером накануне свадьбы будущий зять спросил дозволения у отца своей невесты переговорить с ней. Будь на месте Лантберта кто другой, ничего кроме решительного отказа в ответ на свою предерзкую просьбу он бы не получил, но этому человеку Викфред был обязан спасением жизни своего сына. Поэтому без лишних слов тут же велел служанке позвать дочь.

И вот уже добрую четверть часа жених и невеста сидели наедине и дружно молчали. Альберга не понимала зачем она здесь и удивлялась сама себе отчего она ещё не покинула комнату. Ей было совершенно не интересно знать, о чем собирался говорить с ней этот человек. Единственное, чего она была бы рада услышать от него — что он передумал жениться на ней. Теперь, когда на свадьбу съехалось столько гостей, включая короля, эта новость была бы не только отрадной, но и весьма забавной.

- Альберга, - заговорил Лантберт, заметив явное намерение невесты покинуть комнату. Теперь, находясь рядом с ней, так близко от неё, видя только её и думая только о ней, он  упивался своим счастьем, чувствуя себя словно в раю. Для него время будто остановилось, и потому он совершенно не замечал, что их взаимное молчание затянулось.

Девушка одарила жениха надменным ледяным взглядом, не скрывая нетерпеливой досады, и стараясь как можно яснее выразить в этом взгляде всё свое презрение и неприязнь. И это ей блестяще удалось. Но поскольку Лантберт считал, что именно такой, неприступной гордячкой, и должна смотреть его невеста, он ничуть не смутился её холодной надменности, а только в который раз возрадовался и возблагодарил Бога, что встретил и засватал за себя самую лучшую и прекрасную девушку на земле.

- Ты прости, мне придется завтра быть грубым...но ты кричи сразу, чтоб нас побыстрее оставили одних... - сказал жених, очень надеясь быть правильно понятым будущей женой. Он не хотел, чтобы после первой же близости она возненавидела его только из-за того, что в брачную ночь любому жениху приходится, соблюдая древний обычай, обходиться с супругой не многим-то и лучше, чем с какой-нибудь пленной девчонкой из захваченного вражеского города.

 Альберга забыла про надменность. На побледневшем её лице появилось выражение растерянности, которое сразу сменилось негодованием такой сокрушительной силы, что если бы взглядом можно было убить, Лантберт упал бы замертво. Девушка быстро направилась к дверям.

- Подожди, не уходи, я не хотел тебя обидеть... - сказал он, преграждая ей путь. Но ничего кроме желания обидеть, точнее унизить её она не усмотрела в его словах.

Увидев, что он пытается её остановить, Альберга с ходу отвесила жениху оглушительную пощечину. Лантберт отступил, сообразив, что наговорил на сегодня уже достаточно.

«Ну всё, довольно! Хватит с меня! Надо бежать, куда угодно, не разбирая дороги...» - решила девушка, чувствуя нарастающий в душе страх и, никого не замечая, беспрестанно натыкаясь на снующую по дому прислугу, выбежала на крыльцо.  Здесь она столкнулась с Гуго, который вместо того, чтобы посторониться, загородил выход на двор своей внушительной фигурой.

- Да что с тобой! - раздраженно прикрикнула на него девушка, сделав безуспешную попытку обойти его, - ты что, пьян или рехнулся?! Дай пройти!

- Вы уж не сердитесь, госпожа Альберга, но вам придется вернуться в дом, - сказал Гуго, сопровождая свои слова той самой мерзкой улыбочкой, с какой вот уже несколько дней на неё смотрели все домочадцы. Похоже весь дом сходит с ума от радости, что скоро избавится от неё. А что плохого она им всем сделала?

- Матушка велела принести из погреба кувшин молока, - сказала Альберга, изо всех сил стараясь скрыть свое волнение и говорить спокойно и важно. - Ну и чего же ты ждёшь? Ступай немедля в погреб, - добавила она приказным тоном.

- Ваша матушка велела мне сидеть здесь и ни за что не выпускать вас из дому, - невозмутимо прозвучал ответ.

«Боже, моя судьба в руках какого-то Гуго!» - с изумлением подумала Альберга, чувствуя, что от волнения у неё начинает кружиться голова.

- Если ты меня сейчас же не пропустишь, ты очень сильно об этом пожалеешь, Гуго! - взволнованно воскликнула Альберга - в её глазах сверкнули слезы.

- Я очень сильно пожалею, если выпущу вас, - непреклонным тоном отвечал бессердечный сын Аригунды.

- Да пропусти же ты меня, болван! - закричала вне себя от отчаянья девушка, накидываясь на парня с кулаками.

- Альберга! - вдруг услышала она за спиной гневный окрик отца.

Обернувшись, она встретила такой сердитый взгляд сеньора Викфреда, что у неё кровь застыла в жилах.

- Ступай сейчас же наверх, - приказал отец ледяным тоном и добавил, - ты выйдешь из дому только под свадебным покрывалом и направишься отсюда только под венец. Постой! - остановил он дочь, которая, опустив голову и роняя слезы, побрела было обратно в дом.

Альберга остановилась.

- Если завтра сорвешь свадьбу, то следующий свой рассвет встретишь в монастыре.

Услыхав этот приговор, девушка расплакалась и убежала.

- В самом захолустном! - прикрикнул ей вдогонку для пущей острастки сеньор Викфред и довольно кивнул хорошо справившемуся со своим заданием Гуго, тот лишь облегченно выдохнул - помощь подоспела вовремя.

Прибежав в свою комнату, Альберга заметалась в поисках кинжала. Хотя оружие лежало на своем обычном месте, в сундуке, поверх одежды, но девушка была в таком смятении, что ничего не соображала.

«Хотите устроить праздник в честь моего унижения, дорогие родственники!? Будет вам праздник! - со злостью думала она, уже вытащив из сундука оружие и примеряясь, куда лучше ударить себя, в живот или в сердце, - надеюсь, вы от души повеселитесь на моих похоронах!» - прикинув,  что в сердце будет вернее, она закрыла глаза и, глубоко вздохнув в последний раз, занесла над собой руку с кинжалом. Но и на этот раз ей помешали осуществить задуманное.

- Альберга, что ты делаешь! - в ужасе вскричала подоспевшая вовремя Элисена, чуть ли не повиснув на руке сестры, чтобы отвести удар.

- Зачем ты мне помешала?!  - заорала на неё Альберга. - Вы же все хотите от меня избавиться! Уйди сейчас же и не мешай мне избавить белый свет от себя!

- Что ты говоришь?! Опомнись! - закричала в ответ Элисена. - Ты всего лишь выходишь замуж, что в этом плохого?! Твой жених вовсе не старый и не страшный, как ты боялась, чем же ты теперь-то недовольна?!

- Не старый?! Да лучше бы он был старый! Ты что, правда такая дуреха или прикидываешься?! - Альберга отбросила в сторону кинжал, и, упав на кровать,  зарыдала в голос.

Элисена бросилась вон из комнаты и вскоре вернулась в сопровождении матушки Аригунды.

- Не пугайся, ангелочек мой, это самое обычное дело, - успокоила нянюшка Элисену, - все невесты всегда вот так плачут перед свадьбой.

- Но почему? - удивилась девушка.

- Станешь невестой, узнаешь, - отмахнулась нянюшка от младшей, торопясь привести в чувство старшую.

 Аригунда отдала Элисене в руки чашку с успокоительным травяным отваром и, усевшись на кровать рядом с Альбергой, обняла её, положив голову девушки себе на грудь, и ласково заговорив с ней:

- Ну что ты, девочка моя дорогая, ну зачем же так себя изводить? Ты послушай, что я тебе скажу, цветик ты мой, ведь свадьба для каждой девушки это дело неизбежное. И грех противиться такому правильному, богоприятному делу. Для чего же ты и родилась на свет божий, как ни затем, чтобы полюбил тебя хороший человек, чтобы детишек вы нарожали с ним и жили счастливо в любви, да детей растили. Все люди так живут, потому как божий в том промысел и предназначение наше женское. - Аригунда кивнула Элисене, чтобы та подала чашку. - На вот, испей! Кровушка охладится, разум успокоится, выспишься, а ясным утром всё-всё тебе совсем в другом свете покажется. Волнение крови уляжется, и ты сама увидишь, что всё у тебя в жизни хорошо и складно.

Безропотно выпив горький напиток, Альберга и впрямь почувствовала, что буря, разыгравшаяся в душе, унялась. Девушка перестала плакать, в то же время ощутив непреодолимое желание спать и, едва коснувшись головой подушки, провалилась в глубокий, спокойный сон.

  Проснулась она до зари и долго лежала, не шевелясь и не открывая глаз, размышляя о своей дальнейшей судьбе.

«Монастырь или нежелательное замужество, что хуже? Придется выбирать из двух зол. Похоронить себя заживо или возлечь с нелюбимым?  И то и другое одинаково убивает меня... Отец, зачем ты так жесток? (Альберга жалобно вздохнула) Время идет, я должна решиться. (Она представила себя в маленькой, темной келье, вот она  молится и льет слезы перед распятием, и никакой надежды в жизни, ни желаний, ни мечты, ничего, одна черная пустота). Нет, это ужасно, какой, к черту, монастырь, если при одной мысли о такой жизни накатывает смертельная тоска.  Все-таки придется идти под венец с этим (при мысли о женихе Альбергу вновь охватила ярость, смягченная только благодаря все ещё действующему нянюшкиному зелью). Ненавижу! Вот так, проходя мимо взял и сломал мне жизнь! Чего ты ко мне прицепился? Ты меня спросил, хочу ли я за тебя замуж?! Ну да, разве женщин принято спрашивать о таких пустяках. Да мне и в страшном сне не снилось, что я стану женой одного из этих разбойников! Господи, ты наказываешь меня за мои мечты о Бернарде? Но ведь это всего лишь мечты. «Мне придется быть грубым» (Альберга нервно хмыкнула). Напрасно ты, беcсердечный негодяй, так старательно напускаешь на себя благообразный вид, отец с такой же радостью отдал бы меня за тебя даже если бы ты рычал и бегал на четвереньках. Ему лишь бы от меня отделаться. Представляю нашу жизнь. Сначала ты будешь меня грубо любить, потом грубо не любить, а мне-то в любом случае быть битой. Переживу ли я хотя бы этот год? (от жалости к себе девушка всхлипнула). Боже, будь милостив ко мне. Только одна надежда, на государыню! Счастье, если госпожа Юдифь не покинет меня в беде и не оставит умирать в медвежьем логове. Ведь государыня оказала мне честь, назвав меня своей лучшей подругой. Верю, что она не забудет обо мне!»

Мысль о могущественной покровительнице умиротворила и успокоила девушку и, приняв трудное решение, она задремала. Однако  вскоре её разбудила матушка Аригунда — настал день свадьбы, пора просыпаться и собираться к венчанию.

Кормилица принесла новую порцию успокоительного зелья — Альберга послушно взяла чашку.

- Да, так будет лучше, - кивнула она и без колебаний выпила всё до дна.

Зелье подействовало скоро, мысли стали ленивыми, медленными, а состояние души совершенно безмятежным. Всё происходящее с ней стало больше походить на сон, чем на реальность.

«Ладно, если мои родственники так жаждут отделаться от меня, почему и не доставить им эту радость. Хорошая трава... Отчего они не поили меня ею с рождения, так приятно ничего не чувствовать, кроме этого блаженного покоя».

Завтрак пришли разделить с нею девушки — дочери гостей, подружки невесты. В красивых нарядах, драгоценных уборах, звонкие, похожие на райских пташек, они наперебой что-то щебетали, восклицали и  смеялись. Альберге было теперь трудно и лениво вникать в их разговор.  «Ах свадьба, ах счастье, ах венчание, ах жених, ах король» -«Если на твоей свадьбе присутствует сам король, то это верный добрый знак на всю жизнь!» - сказала, радостно глядя на неё, синеглазая Хильдерика, дочь графа Клермонского. «Дорогая, этому королю только с чертями в доброте состязаться» - подумалось Альберге. Она кивнула подруге, по придворному любезно улыбнувшись ей, и больше не прислушивалась к её речам.

Потом подруги, под руководством госпожи Гильтруды, помогли невесте раздеться и омывали её, поливая водой из кувшинов, распевая заклинания на вечную любовь мужа и здоровое потомство. Альберга замерзла и почувствовала, что её пробирает озноб. На неё надели нарядную камизу, с воротом и рукавами, вышитыми шелками и золотом, сверху алую рубаху. Принесли драгоценные украшения, но невеста решительно оттолкнула их ( желая хотя бы таким образом  выразить свой протест и досадить отцу, а заодно проявить свое неуважение к навязанному им жениху). Мать побоялась настаивать и молча убрала драгоценности. Поверх платьев накинули изумительной красоты горностаевый плащ. Но даже в теплом плаще озноб не прекратился, Альберге все равно было холодно. На специальном обруче, искрящемся диамантами, который одновременно придерживал прическу, девушки закрепили длинное свадебное покрывало.

В окружении подруг она выходит на двор. Здесь непривычно безлюдно — все гости теперь ожидают её в церкви. Отец кричит на мать, заметив что на невесте нет фамильных драгоценностей, помогает дочери сесть в седло — она садится боком, иначе в этой одежде в седле не усесться, при этом отец глядит на неё, как обычно, сердито-равнодушно - он, как всегда, недоволен ею. Мать оправляет покрывало, ниспадающее почти до земли.

Возле церкви множество народу, все что-то говорят, а маленькие дети кричат, бегают и прыгают, так и норовя сбить с ног кого-нибудь из взрослых. Жених берет её за руку, чтобы вести к алтарю — его ладонь  неприятно жесткая, но теплая, даже горячая и сразу согревает Альбергу, озноб прекращается.

Их венчает епископ Буржский. Дева Мария с младенцем-Христом на руках молчаливо взирает на невесту без всякого сочувствия.

- Да будет ваш союз священным и нерушимым!

Супруг убирает с её лица покрывало. Никто никогда не смотрел на неё так проникновенно и нежно, как смотрит сейчас этот чужой незнакомый человек, только что назвавший её своей женой. Почему ты смотришь на меня так, словно родней и ближе меня у тебя никого нет? Отчего ты так уверен, что будешь счастлив со мной? И зачем всё решил один за нас двоих?
Он наклоняется к ней, она закрывает глаза и позволяет себя поцеловать.

- Любовь моя, позволь подарить то, чего тебе сейчас не хватает, - говорит муж. Господи, ну почему именно его слова она, вовсе не желая того, воспринимает все до единого, хотя это последний человек, которого она хотела бы слышать и слушать сегодня. «Не хочу ничего слышать, знать и понимать, хочу оставаться бесчувственной».

Тем временем, он надевает на неё украшения и люди вокруг радостно галдят и восторгаются ею и драгоценностями, только что подаренными Альберге её супругом у алтаря.

- Альберга, так вы заранее договорились, что ты не наденешь украшений? Ты такая красивая! - слышит она голос сестры, раздающийся как будто издалека.

Он подхватывает её на руки, у неё кружится голова и она невольно обхватывает мужа за шею. Люди вокруг наперебой поздравляют новобрачных, которые так трогательно нежны друг с другом (посмотрите, как молодые друг в друга влюблены, а молодая, смотрите, как крепко она обняла супруга, душа радуется, глядя на них, вы видели пару счастливее и красивее? они несомненно вырастят прекраснейших детей!). Их путь посыпают золотыми и серебряными монетами. Выйдя из церкви, муж сажает её в седло и увозит в дом.

Праздник продолжается. Звучит музыка, гости пляшут, потом отдыхают за столами, глядя на развесёлых мимов и акробатов. Весь этот балаган длится бесконечно. Стол ломится от угощений, но есть не хочется, наоборот, от вида еды Альберга ощущает легкую дурноту.

Действие травы на исходе и чувства вновь наваливаются на неё. Прежде всего, усталость и раздражение на всё и всех. «Сеньоры, отчего вы все так кричите, мне и без вашего гогота плохо...Разве что вина выпить...» Альберга берет кубок, муж наливает ей из ближайшего к ним кувшина. Отпив, она обнаруживает, что он налил ей воду. «А что хорошего от тебя ждать?» - с тоской думает она.

- Может поешь что-нибудь? - спрашивает он.

Девушка, только отмахнулась, молча отвергнув его ухаживания.

- Альберга, ты устала, я вижу, - говорит муж. - Все эти традиции как будто нарочно придуманы, чтобы замучить нас до смерти. Потерпи ещё немного, скоро эти изверги нас отпустят.

Она улыбнулась — муж нашел верные слова, чтобы выразить то, что она и  сама думала о происходящем. 

И вот девушки, распевая унылые песни, отводят её в комнату для новобрачных, в ту самую, в которой вчера она угостила своего жениха оплеухой. Ей помогают снять наряд, облачают в свободную льняную рубаху и ведут на брачное ложе. «Мне придется быть грубым» - вспоминает она и её опять охватывает озноб, такой сильный, что начинают стучать зубы.

- Что с тобой, Альберга, ты вся горишь! - испуганно восклицает Элисена, ощупывая горящий лоб сестры. «Почему у Элисены всегда такие ледяные руки?»

- Вот видишь, у меня все прекрасно, как ты и напророчила, - стуча зубами, проговорила Альберга. Младшая сестра пылко обняла старшую, испытывая жалость и чувство вины неизвестно за что.

- Элисена, оставь сестру и уходи из комнаты! - слышится окрик матери.

- Но у неё жар! - перечит матери Элисена, не понимая, как можно оставить без помощи болящего человека.

Мать оттаскивает младшую дочь от старшей и выводит её из комнаты.

Переживая за сестру, Элисена не стала подниматься со всеми девушками на женскую половину дома, а осталась внизу, спрятавшись за выступом стены, возле лестницы.
Она еле дождалась, когда из комнаты вышли свидетели (свидетелями со стороны невесты были её отец и брат, а свидетелем со стороны жениха, в виду отсутствия у Лантберта родственников, был его сеньор) и оповестили гостей, что свадьба завершилась честь по чести, что все без обмана и да пребудет с молодыми вовеки благословение Божье, на что гости хором, один громче другого, принялись выкрикивать традиционные шутливые поздравления и пожелания, соревнуясь в остроумии.

Элисена тут же оказалась рядом с отцом.

- Батюшка, как там Альберга?! Ведь она нездорова! - к счастью, в зале было так шумно, что никто не расслышал слов девушки, иначе граф Буржский не избежал бы неприятных расспросов по поводу здоровья молодой.

Тем временем один из гостей, вдрызг пьяный, подошел к графу и уставившись на девушку развязно заговорил с её отцом:

- Эй, Викфред, не отдашь ли за меня свою вторую дочь?

В ту же минуту наглец познакомился с силой кулака разгневанного сеньора Викфреда: отлетев в сторону, несчастный ударился об стол и с грохотом свалился на пол, опрокинув на себя поднос с запеченным поросенком и несколько кубков с вином.

Эта сценка пришлась по душе королю, который громогласно и заразительно расхохотался, а вслед за ним и все остальные, уже изрядно развеселевшие гости.
 
- Ступай наверх, - бросил отец Элисене и та исчезла так быстро, словно растворилась в воздухе.