Плененный собственной судьбой. Отрывок

Пролог

Знаете, наверное, далеко не всем знакомо то чувство предсмертного ужаса и жалости к себе, когда тень в ярко освещенном дверном проеме становится все больше, а шаги – все громче и отчетливее. Вроде бы и время идет, и слышен скрип несчастных половиц под ногами твоего самого страшного кошмара… Но ты как будто выпадаешь из колеи реальности, ничего вокруг не замечая, и чувствуешь, как грудь от быстрого дыхания пережимает словно острыми терновым ветвями. Тогда время утекает сквозь пальцы: тело, пронимаемое жаром, тебя больше не слушается, руки дрожат от напряжения, остекленевшие глаза широко раскрыты, а на губах застывает вопль отчаянья, который никто не может услышать из ныне существующих на свете людей.
Я Леон Винсент Дайм и я попался. Остался без единого шанса на спасение и надежды на лучшее будущее. Пессимистично? Нет. Скорее я думал куда более реалистично, чем обычно, прекращая без конца мысленно терроризировать себя вопросами «Почему я?» и «Почему именно со мной?». Сколько бы я ни бегал, ни искал ответы на вопросы и решение своих проблем, они нашли меня, и подтверждение этим словам, доказательство – силуэт, нависший надо мной, с потусторонними нечеловеческими глазами. Я пытался все изменить: плясал под чужую дудку, унижался, просил, прятался, ревел как девчонка, но все это было зря. Они неприступны, неразговорчивы, не идут на компромиссы. В глубине души я понял все это с самого начала, но как дурак до последнего отказывался верить в происходящее. А теперь они здесь, и деваться мне некуда.
Дальше бежать бессмысленно, сопротивление бесполезно. Как только глаза, переполненные злобой и неиссякаемым гневом, обнаружили меня в самом дальнем углу комнаты, я понял, что это конец. Мне оставалось лишь смело смотреть в лицо опасности, принять удар на себя, но я и этого не мог, поддаваясь своим страхам. В последние секунды между жизнью и смертью я скорчился на деревянном полу подобно трусу, еле справляясь с немыми всхлипами сдерживаемых рыданий, после чего все вокруг потемнело и растворилось в объятьях пустоты, наконец, подарив избавление.…
Но это уже совершенно другая история.

Глава 1

Я жил в маленьком непримечательном городке, до которого никому не было дела. По телевизору говорили про катастрофы, убийства, митинги недовольных граждан, вооруженные конфликты, взрывы, а у нас этого никогда и не было, словно мы не принадлежали к остальному миру, медленно погружающемуся в хаос. Сколько я себя помню, у меня над головой всегда нависало чистое небо, а воздух никогда не пах гарью пожаров или взрывающихся машин. Я не знал ни голода африканских детей, ни холода и болезней людей, оставшихся без крова в огромных городах-мегаполисах. Я был совершенно обычным человеком, наивным юнцом, познавшим в своей жизни лишь боль утраты, и мечтал спокойно дожить до старости в счастье и гармонии с собой и окружающими.
А что случилось со мной потом, хотите узнать? Я и сам этого так и не понял. Начинался обычный вторник, обыденный рабочий день, а потом все закружилось, завертелось, и я осознать не успел, как оказался в выгребной яме проблем и боролся за свою жизнь подобно зверю, загнанному в угол.
Я начну свой рассказ по порядку, с самого начала, с того самого вторника изменившего все раз и навсегда. Ведь хоть кто-то должен знать все с самого начала.
В то утро я проснулся ровно в 6:30 под протяжно-мерзкие гудки электронных часов, что стояли на полу у моей кровати. В это время уже светало, и из-за ослепительного света восходящего солнца, бьющего через приоткрытые жалюзи, я еле заставил себя открыть глаза. Моргнул раз, второй, прогоняя дремоту, а потом практически на ощупь дотянулся рукой до ненавистного будильника, прекращая его вой, и вновь упал в теплую постель, почему-то на удивление уставший и разбитый. Состояние было такое, словно я и не ложился. Тело ломило от усталости, а о хорошем настроении и бодрости духа вообще говорить не стоило: все потому, что моя девушка, Джиллиан, из-за какой-то своей надуманной глупости ушла от меня ещё месяц назад, и с тех пор от неё не было ни слова. Она не выходила в социальные сети, не отвечала на домашний телефон, её мобильный был выключен.
Все говорило мне о том, что она бесследно пропала (или делала вид), а я же просто не понимал, чем мог её так сильно обидеть. Слухи, что разносились как ветром по нашему городку, в один голос твердили, якобы моя Джиллиан бежала из этих мест с никому неизвестным мужчиной, оставив здесь все, кроме денег. Но я не мог в это поверить, отрицая подобную клевету, ведь я её любил и все ещё продолжаю любить. Она для меня все.
Каждый новый день, не теряя призрачной надежды, я пытался дозвониться до неё, писал письма на электронный ящик, волновался как дурак, но она решила просто наплевать на мои чувства и игнорировала их дальше, как ни в чем не бывало.
 Я-то знал, что она никуда не уехала, знал, что она в городе. Я чувствовал это нутром, но смелости явиться к ней на порог мне не хватало. Все было сложно. В какой-то степени я был жутким трусом и в сложившейся ситуации очень боялся вновь наткнуться на холодность, агрессию, непонимание, на болезненное безразличие в её стеклянных, цвета малахита глазах, и осознать, что мы больше никогда уже не будем вместе.
 Мир меняется, и с большим трудом приходится меняться и мне. Я напоминал себе хамелеона, который подстраивается подо все, проявляя свою стойкость, несмотря на неприятности. Вот именно поэтому я не мог так просто опустить руки и сдаться. На карту поставлено слишком многое, и жалость к себе сможет только усугубить ситуацию до необратимой. Мне нужно было держаться на плаву и найти курс в сторону места под названием «счастье». Иначе нельзя.
 Я поднялся с кровати, и, медленно переставляя ноги, дополз до ванной комнаты, включив по пути компьютер. На часах тогда уже было 7:15, и, заметив эти цифры на дисплее электронных часов, я с горечью осознал, что выговор за опоздание на работе мне уже обеспечен.
Надо было стараться не падать духом, быстро одеться, позавтракать, и сесть на автобус до центра города в 7:25, но в этот вторник я не мог заставить себя торопиться. Как я уже и говорил, мне было плохо, как морально, так и физически.
 В зеркале на фоне белого кафеля и душевой кабинки на меня хмуро уставилось совершенно незнакомое лицо: изможденный взгляд темно-карих, покрасневших глаз, темные растрепанные волосы, закрывавшие половину болезненно-бледной физиономии; впалые щеки и ярко выраженные скулы. Это был не я, а кто-то совершенно иной. Я не узнавал свое отражение в зеркале. Раньше моё лицо было более округлым, глаза горели энтузиазмом и решительностью, а уголки узких губ были всегда приподняты вверх.
 Но теперь все это в прошлом. И все из-за Джиллиан и того, что она сделала со мной за какой-то несчастный месяц.
 Я не торопясь почистил зубы, принял бодрящий душ, проверил почту в социальных сетях (от неё так ничего и не пришло), причесался и привел себя в порядок. К тому моменту время уже неумолимо приближалось к 8:00, и до следующего автобуса мне оставалось около получаса. Я очень хорошо запомнил этот промежуток времени, так как через какое-то мгновение моя жизнь из статуса «нормальной» резко поменялась на «полное безумие», всей ступней надавливая на педаль «газа»: с кухни на первом этаже нашего маленького дома меня окрикнула мама. Я ещё тогда удивился, почему она поднялась так рано, но без лишних вопросов молча вышел из своей комнаты в коридор второго этажа ей навстречу.
Я любил свою мать. Отец бросил нас, ещё когда мне не было и четырех лет (даже сейчас в свои двадцать один я с трудом могу вспомнить, как он выглядел), и мы остались одни. Моя мама, Виола Дайм, все делала для меня: всеми силами пыталась в одиночку поставить на ноги, доказывала, что я чего-то стою, тщательно следила за тем, чтобы я, как и она, получил должное образование и по совместительству мог заниматься своими любимыми хобби. Она подарила мне беззаботное детство.
И все изменил один несчастный случай, после которого моя мать стала инвалидом. Мне тогда было всего тринадцать лет, совсем мальчишка, но весь груз ответственности, свалившийся на плечи, я ощутил очень сильно. Нет, Виолу Дайм не парализовало, она не стала умственно отсталой или ещё чем-то пострашнее – у неё просто появились огромные проблемы с левой ногой, которые моментально перечеркнули её карьеру танцовщицы в самом престижном городском театре и сделали из неё беспомощную домохозяйку которую не очень-то решались брать на хорошую работу. Она любила петь и танцевать, и естественно, получила должное образование, ещё в детстве совместив для себя хобби и учебу (что в конечном итоге вышло для неё боком). А теперь она работала «два через два» в местной частной фирме за компьютером и отвечала на звонки недовольных клиентов. Работа её угнетала. Платили мало, а идти искать что-то новое она считала бессмысленным – на нас висели два огромных кредита (помимо надобности оплаты за дом и другие коммунальные услуги), да и моей матери на сегодняшний день было уже 46 лет (особо не побегаешь).
 Раньше Виола Дайм все делала для меня, а теперь я был обязан отплатить ей той же монетой и сделать её счастливой. И именно по причине неоплаченного долга и чувства собственного достоинства днем я работал у прилавка с попкорном в кинотеатре (после несчастного случая денег на мое образование так и не хватило); постоянно брал «халтурку» у своего знакомого курьера, доставщика горячей пиццы, и вечерами, если оставались силы, брал в руки гитару и играл в людных местах, дабы хоть что-нибудь заработать себе в карман помимо должного оклада.
 Когда с нами жила Джиллиан всем было легче. Она всегда могла поддержать ме-ня, ободрить, не оставляла одного, помогала матери по дому и с выплатой кредитов (по собственной воле), а потом в ней что-то переменилось, сломалось, и в один «прекрасный» день она вернула мне ключи от дома и ушла даже толком не объяснив причины.
 Я ненавидел себя за то, что дал ей так просто уйти.
 Старые ступени под ногами предательски заскрипели, выдавая мое местоположение, и тут за моей спиной с треском распахнулась дверь в мамину спальню, откуда в одной ночнушке с тростью в руке выхромала сама Виола Дайм.
- Не ходи туда, Винни, я тоже слышала это! – прошептала она одними губами, выдержав на мне свой безумно-испуганный взгляд голубоватых сонных глаз.
Я сначала ничего не понял. Как она могла позвать меня с кухни, если сама только-только проснулась? Но потом меня как током дернуло, прогоняя все остатки сна. Я словно одеревенел, прирос к тем самым ступеням, вцепившись в лакированный поручень, с ужасом оглядывая мать.
Наступившую тишину разряжал лишь сумасшедший стук моего сердца. Я смотрел на седовласую Виолу Дайм и в то же время как сквозь неё, не очень осознавая, что происходит – тело взял настоящий ступор – её страх передавался мне через воздух.
Голос псевдоматери с первого этажа снова ударился о мои барабанные перепонки с такой же доброжелательной фальшью:
- Почему так долго? Винни, ну где ты?!
Моя мать отрицательно мотнула головой и губами произнесла «нет», тяжело опершись обеими руками на трость. Время утекало сквозь пальцы. Я с ума сходил от того, как голос с кухни походил на голос самого дорогого мне человека. Это не могла быть слуховая галлюцинация, ведь её слышал не я один, а в историю про маминого близнеца, что спустя полвека нашел свою семью, я бы тем более поверил с трудом. Это было нечто большее, смысл чего находился за гранью реального (или же кто-то просто ворвался к нам в дом и особыми методами пытался запугать с целью ограбления).
Виола Дайм все ещё вертела головой, безостановочно, как молитву, приговаривая «нет», как тут голос снизу вновь окликнул меня:
- Винни! – потребовал он уже более настойчиво, переходя на высокие ноты. – Мне тебя здесь до вечера ждать или ты хочешь, чтобы я сама к тебе поднялась?!
Я шумно выдохнул, кожей ощущая пробегающих по спине мурашек-пауков.
- Тебе не стыдно перед матерью, сынок? – опять громко воззвала к себе псевдомама. – Я иду к тебе, раз тебе самому с лестницы не спуститься!
У меня волосы на голове зашевелились от мысли, что сейчас я увижу что-то сверхъестественное и поистине пугающее. Я пытался заставить себя сдвинуться с места, но это больше напоминало судороги – ноги не слушались, а язык от пронизывающего меня страха прилип к нёбу. Все сильно походило на сон, и я все ждал, когда, наконец, проснусь.
Признаю, в эти минуты я был жалок даже для себя самого.
Настоящая Виола Дайм сделала два тяжелых шага к стене и, прижавшись к ней, протянула мне свою массивную трость со словами «ударь ублюдка посильнее», тем самым передав мне капельку своей смелости.
Усилием воли я протянул руку за тростью и молча кивнул, набираясь решительности спуститься вниз и исполнить свой долг. В это мгновение мне вдруг в голову ударило необъяснимое желание выгнать непрошеного гостя на улицу не смотря на то, кем он был и на кого старался быть похожим. Я ведь оставался в доме единственным мужчиной – главой семьи, и поэтому мне – и только мне – нужно охранять своих родных от всяческих опасностей, хоть под моей опекой и находилась только любимая мать.
Закинул трость через плечо как бейсбольную биту; в два прыжка спустился по лестнице и оказался у зеркального шкафа-купе в темной полупустой прихожей, куда солнечный свет попадал только через маленькое занавешенное окошко входной двери. Голос в очередной раз позвал меня по имени и прозвучал так громко и отчетливо, как никогда. Оно было там - на кухне, за тонкой перегородкой из гипсокартона под названием «стена». Я дышал через нос, дабы успокоить свои нервы, а потом ударил ногой по деревянной двери, освобождая путь к неизведанному.
Глаза ослепил яркий свет.
Окна нашей кухни выходили на солнечную сторону, и поэтому какую-то долю секунды я не видел ничего вокруг себя. Трость-бита была занесена на уровне головы – готовая к атаке или же к отражению ударов противника, если тот вдруг решит воспользоваться временным преимуществом.
Сердце выколачивало безумные ритмы. Я начал вертеться по сторонам в поисках силуэта вора-домушника, хорошо пародировавшего мою мать, не давая при этом глазам привыкнуть к дневному свету, и тут среди солнечных бликов и белизны кухонных шка-фов я увидел её, Виолу Дайм, молодую, причесанную и хорошо одетую. Она стояла возле холодильника с завязанным на голове «конским хвостом» и в своем джинсовом костюме, который моя настоящая мать не надевала уже давным-давно. Женщина улыбалась мне, сначала искренней беззаботной улыбкой, светясь счастьем, а потом скривилась в немой, угрожающей усмешке.
Я выронил трость из рук и сделал два шага назад, не давая себе отчета о своих действиях. Я хотел что-то сказать, как-то по-человечески отреагировать на появление материального призрака из далекого прошлого, но как в ночном кошмаре не мог выдавить из себя и слова. Секунды тянулись как часы. В очередной раз за утро я пустил корни в пол, ощущая себя полным ничтожеством. Псевдомать молчала – молчал и я. Она не двигалась, не предпринимала никаких попыток сбежать или причинить мне зло, просто стояла и смотрела на меня немигающим, насмешливым взглядом, а потом легко сделала шаг вперед (без трости!), вытянув ко мне руку, и растворилась в воздухе как дым, унесенный ветром.
Так и начался мой обыденный вторник, уже не предвещавший ничего хорошего.