Премия сорвалась

За небогатым ужином собралась небольшая семья. Собственно, а в чём состоит богатство-то? В изобилии? Да ладно, бросьте! Богатство ощущаешь тогда, когда есть кому рассказать то, что тебя тревожит и радует – без опаски, что всё сказанное тобой против благополучия твоего обернётся. И не в размерах семьи дело вовсе.

Дедушка, краснолицый, будто индеец (сорокапятиградусная закалка хорошо видна на его фронтальном табло), принял рюмочку самогона, крякнул в кулак и хрустнул огурцом. Сын права в ГАИ получил сегодня. А у дедушки большой водительский стаж. Вспомнил он, весьма кстати, случай из собственной жизни, когда не поймёшь – то ли плакать, а то ли смеяться надо. Вот ведь бывает оно как! Дед взял слово и окунулся в воспоминания.

Тёмные дождливые улицы. Старые двухэтажные кварталы провинциального городка. Огромная страна называется СССР – многие люди пожилые по ней тоскуют сегодня, а молодёжи на неё наплевать. Едет дедушка (который дедушкой тогда стать только лишь собирался, лет эдак через тридцать) на «копейке» своей домой. Ну, бывает так – с друзьями засиделись, выпили мальца. Редко бывает: когда ты за рулём, то нельзя баловать с этим. Машин мало, дорога чистая, ГАИшники в такую погоду палки свои в складки одежды прячут. До дому едет дед, второстепенными улочками крадучись. Да что уж – метров пятьсот, почитай, осталось всего-то. Приехали!

Вдруг – как гром среди ясного неба – вылетает из проулка, где бараки стоят, парень молодой. Прямо из ворот – и, как чёрт вкопанный, перед машиной втыкается. Дедушка по тормозам – резина визжит, как парась, да тачка бампером парня под коленки – бабах! Парень, ничего не поняв, пузом да руками о капот – хлоп! И застыл… Холодный пот прошиб горе-водителя, руки затряслись, ноги не слушаются – никак из-за руля не выйти. Пару секунд всего минуло, и…

Тут другая напасть! Со свистом и гиканьем выныривают из той же подворотни два милиционера, в грязи по уши – и к дедушкиной машине прямо летят. Ну всё – дед думает. Капут выглядит именно так. Голову он в плечи втянул, прижмурился, приготовился к избиению. Всё равно теперь не отмазаться, как ты ни крути. Преступление тяжкое налицо: человека пьяным сбил. Хоть помолиться бы, да слова молитвы куда-то вылетели! По-над дедушкой во мгновение ока пронеслось заводское партсобрание, затем суд, после со скрипом-клацанием толстые решётки тюремные, туберкулёз и смерть в камере, портрет старухи-жены, вдовы молодой, в траурной рамке… А милиция, тем временем, парню руки за спиной в косицы тугие свила, с капота тело его мокрое вздёрнула и обратно в темень-подворотню утащила. Вот те раз!

Дедушка сидя окаменел будто. Что ж происходит-то с ним? Сон какой? До чёртиков вроде бы не пил, так откуда они здесь? Но тут третий милиционер к дедушке подскочил, уже откуда-то сзади, и в обмундировании чистом. Хмель с деда как рукой сняло, тем более, что дед в ту пору был ещё детинушкой здоровенным, трезвел быстро. Призрак в фуражке, улыбаясь, похлопал капот и сказал: «Ну что, вроде не сильно он тебя? Вмятин вроде бы нету, да? Двоих-он мы тут же взяли, а за энтим мудаком, почитай, часа два по подворотням грязным шастаем! Ну ты молодец, как нам подмог!» Дедушка начал медленно и туго соображать.

Тут призрак предложил вдруг совсем неуместное. Пошли, говорит, герой ты наш, поглядим, как они там его, а? Дедушка, стараясь не открывать полного перегаром рта, не вылезая из-за руля да не открывая форточки, повертел головой прямо сквозь лобовое стекло и по запястью похлопал. А потом у горла ладонью будто клинком секанул, вперёд всем телом, под фонари, подаваясь (чтобы существо в форме узрило отчётливо: тороплюсь, мол, брат!). Призрак улыбнулся, козырнул, кивнул понимающе – в общем, настаивать не стал. И так добра сколько человек ему сделал, впору хоть медаль ему!

Уффф! Пробрало да повытряхивало – и всего-то за пять минут. Дедушка ехать – а руки да ноги дрожат, сцепление горит, движок ревёт, а потом глохнет. С третьей попытки только, когда пот куда-то вниз со спины стёк, тронулась его «копейка» в направлении домашнем. Причалила машина где-то у въездных ворот, ткнувшись в бордюр, да так и простояла до утра незахлопнутой. Вот ведь бывает оно как! Это сейчас смешно, может быть, а тогда… Тем милиционерам, однако, премию дали – так в газетах написано было. А могли бы дать и ему – за доблесть особую. За человека, сбитого в состоянии нетрезвом. Сорвалась, значит, премия.