Испанская капризия

ИСПАНСКАЯ   КАПРИЗИЯ

Дон  Жуан  и  Дон  Иван 
сели  как-то  на  диван.
Говорит  Жуан  Ивану:
«Я  б  домогся  Донну  Анну,
так  ведь  ейный  мужик 
ей  башку  размозжит!
Ты  ступай-ка, Ваня, к  дону,
вымань-ка  его  из  дому 
и  под  Анькиным  окном 
старца  шпагой  протыкнём!»

Дон  Иван  об  ту  же  пору 
заскочил  до  Командору:
так  и  так, мол, Командор,
на  два  слова  в  колидор…
Дескать, Ваше  Благородье!
Во  саду  ли  в  огороде,
аль  ещё  где  Бог  подаст,
приглашаем  драться  Вас 
с  благородным  Дон  Жуаном.
Шлёт  поклоны  тоже  Вам  он.
А  пошто  евоный  пыл –
повод  был, да  я  забыл!»

Да  седому  ль  старичине 
сумлеваться  о  причине?
Заорал  он  ровно  зверь,
приоткрымши  в  спальню  дверь:
«Гей, моя  супруга  Анна!
Вы  себя  ведёте  странно!
Сколь  у  Вас  сверх  всяких  мер 
энтих  самых  кабальер?
То  вчерась  не  вылезала 
от  бродяги  Дон  Сезара,
а  теперча  Дон  Жуан 
подсуперчил  в  том  же  Вам?!»

Выла  Анна  перед  мужем:
«На  фиг  мне  Жуанка  нужен?
Душу  бес  мотай  его!
Мне  и  Вас  хватает – во!»

Но  ответил  муж  сурово:
«О, прекрасная  сеньора!
Каб  не  стервою  была,
то  себя  бы  поблюла!»
Через  гордость  командорску,
с  ей  полаявшися  в  доску,
тут  побёг  чинить  он  месть
за  поруганную  честь.
Стал  Иван, мигнув  желанно,
секундантом  у  Жуана.
А  другой  идальго,
по  имени  Виталька,
так  себе, секельда, -
командоров  секундант.

              Лязг 
              шпаг:
              шпок –
              шпак.
              Р-раз - 
              кровь:
              в  глаз,
              в  бровь,
              в  грудь,
              в пуп –
              будь 
              труп!

Оба  ранетые  сдуру.
Треск  на  всю  Эстремадуру.
Бьются  из  последних  сил…
Вот  уж  дон  приткнулся  к  дону.
Но  никто  из  них  пардону 
друг  у  дружки  не  просил.

А  зевак  тут  привалило!
Скрозь  чугунные  перила 
провздевают  ноги, рыла,
жрут  зефир  и  пьют  кефир 
и  под  треск  дуэльной  прыти 
рассуждают  об  корриде, 
вспоминают  об  Мадриде,
об  инфанте  Маргарите, 
об  реке  Гвадалквивир.

Командор, боец  достойный,
скрозь  болезненные  стоны 
головою  пошатал, 
испустил  маленько  духа 
и  сопернику  на  ухо 
благородно  прошептал:
«Чую, паря, нам  обоим,
увлечась  смертельным  боем,
предстоит  сейчас  хана.
Мне-то  ладно: я  уж  старый,
от  жены  своей  усталый.
Измотала  страх  она!

Как  схоронют  на  погосте,
стану  Каменным  я  Гостем,
стану  дамочек  пужать.
За  тебя  же  мне  обидно:
а  тебе  пошто  обрыдло 
свежим  воздухом  дышать?
Я  в  твои  шальные  годы 
тож  прошёл  огни  и  воды,
плёл  такие  коверкоты - 
только  мать  твою  едрит!
От  любовных  похождений,
куртуазных  услаждений,   
тьмы  бастардовых  рождений 
до  сих  пор  трясёт  Мадрид!

Всё  же  до  тебя – куда  нам!
По  твоим  могучим  данным 
тут  не  Аннам – круче  дамам 
захотится  впась  во  грех!
Ты, соблазное  явленье,
создан  доннам  на  сумленье,
нам, донам, во  иступленье 
и  дуэньям  на  сугрев.

Чем  их  Аннушка  любезней?
Плюнь  ты  на  неё  и  бес  с  ней!
От  твоих  любовных  песней
жинке  не  уйти  ничей.
Прёшь  на  шпагу  на  хрена  ты?
От  Севильи  до  Гренады 
лучше  пой  ты  серенады 
в  тихом  сумраке  ночей! 

На  мою  ж  седую  старость 
только Анка  и  осталась.
Вскорости  я  сам  преставлюсь,
так  на  кой  нам  энтот  бой?
Станем  мы  как  прежде  други,
вместо  ног  протянем  руки 
и  никто  во  всей  округе   
не  охает  нас  с  тобой!»

Дон  Жуан, парнишка  дружный,
понял  старика  как  нужно,
покабенился  наружно, 
растянул  улыбкой  рот,
сплюнул  под  каблук  цигарку,
за  подол  схватил  цыганку 
и  с  душою  наизнанку 
припустился  в  хоровод. 

И  от  хабанеры  шалой 
прошибает  пот! Пожалуй, 
не  поддаст  такого  жару
даже  лучшая  из  бань!
Под  призывный  звон  гитары 
и  зеваки  строют  пары,
вспоминают  танец  старый - 
благородный  падеспань!