Сладкий кусочек детства

          Отрывок из повести "Русская песня" и поэма "Земляничные звёзды"

          Мне уже шёл пятый год, когда мать написала письмо в Москву, в министерство машиностроения, в кадровый отдел. Ей хотелось работать по специальности и она, указав какой у неё диплом, просила дать ей направление на работу.
          Вскоре ей пришло направление в город Ворошиловград (Луганск), центр ворошиловградской области, расположенный на Украине, в Донбассе, на завод имени Пархоменко, в конструкторское бюро на должность конструктора по инструменту и приспособлениям.
         
          Мы переехали на новое местожительство, взяв с собой бабу Дуню.
Нашли комнату в частном доме, почти рядом с проходной завода. Около дома был большой двор-сад, огороженный со всех сторон, от дороги и от соседей, высоким забором.
          У хозяев дома был сын – мой ровесник, с которым мы сразу не поладили, часто ссорились и дрались.

          И я закапризничал, и стал проситься к тёте Вее и дяде Косте. Я не выговаривал букву «р». Мать, занятая своей новой работой в конструкторском бюро, не могла меня отвезти (у неё просто не было ещё отпуска).
          Повезла меня бабушка.
          Понтяковы к тому времени, уехали из Кесьмы и жили в посёлке Селижарово, на Волге, при слиянии в неё рек Селижаровки и Песочни. Поселение Селижарово зародилось ещё в древние времена (1504 год), на торговом пути из Новгорода на Каспий. Через него проходили торговые суда.
Рядом было озеро Селигер.
          Вокруг были прекрасные пейзажи верхневолжья.
 
          Дом, в котором мы жили, был совсем недалеко от Волги, и находился в районе в основном, застроенном деревянными сельскими домами. У тёти Веры, помимо коровы были ещё куры и гуси, большой огород, где баба Дуня учила меня, как полоть морковку, свёклу и всё остальное. Она показала мне, где на берегу Волги росла огуречная трава (буранчик) и первоцвет.
И когда надо было делать салат, всегда посылала меня:
          - Ну-ка, сынок, живо сбегай, нарви огуречной травки, и листьев первоцвета не забудь….
         Бабушка моя была большая травница. Она собирала всякую травку и сушила впрок, и для лекарственных целей, и просто, чтобы пить чай.
Когда бродили с ней по волжским лугам, за сбором травы, она говорила:
          - Ты собирай вот эту – кипрей – на чаёк, а я буду вот эту – лабазник – косточки полечить.
          Наберём, бывало, по венику, принесём в сени, а она всё разложит, переберёт и свяжет в пучки, а потом развесит по стенкам на гвоздики, и сушит.

          Если бы меня спросили сейчас, какие у меня ощущения остались от моего детства, я бы, наверное, вспомнил вот эти. 
          Детство это запах парного молока и луговых цветов по берегам Волги, это свежесть и солнце речного простора, это русская песня, плавная и широкая, звучащая, как колыбельная над засыпающими берегами. Здесь я оставил самый сладкий кусок своего детства.

           Вот где было мне вольготно и хорошо.  Тётя Вера была мне второй мамой, а дядя Костя заменил мне отца. А мои дорогие братья (сестра Роза была почти взрослая и не вписывалась в наши игры) – старший Артур и младший Валерик делили со мной все свои радости и печали, восторги и слёзы…
          Дом Понтяковых практически стал мне родным домом на несколько лет, пока в 1949 году я не пошёл в Ворошиловграде в школу. А до этого на всё тёплое время года мать привозила меня, с бабой Дуней, к моим вторым родителям Понтяковым, и к моим любимым братьям Артуру и Валерке.

          Обычно день начинался так. Поели каши, - кусок, намазанный маслом (маргарином) с солью в зубы и – на улицу.
          А там – река: купались до посинения или ловили марлевой тряпкой рыбёшку кошке, играли с братьями в догонялки, пятнашки или просто сидели на берегу с рассказами, или загорали. А когда собиралась порядочная компания, играли в футбол или в лапту, или в городки.
          
          До сих пор в сердце моём живут воспоминания о моём селижаровском детстве, омытом волжской водой, согретом волжским солнцем и обласканным волжскими ветрами:

                Я деревенской лире
                Приятель и пастух.
                Она послушней в мире,
                Когда поёт петух.

                В росе кипрей и мята.
                И сквозь туман слышны,
                Бродившие когда-то
                Вдоль Волги табуны….               
         
           Надо сказать, где бы Понтяковы не жили – в Селижарове, а потом в Лихославле, а за ним – в Торжке – везде они держали корову.
          Коровы были разные, но имя у них было одно – Брунетка.
          Под вечер, Брунетку со всеми деревенскими коровами и овцами пригоняли с пастбища. Мы, с братьями уже набегавшись, ждали на крыльце, когда подоят корову, предвкушая, что будем пить парное молоко.
Тётя Вера подоив, процеживала молоко через марлю в глиняные кринки, и ставила нам. Тут же ставилась тарелка с нарезанными ломтями ароматного хлеба и солонка с солью. Бабушка пекла хлеб сама в русской печке.
          И мы начинали его уплетать, запивая ещё тёплым, с парной пенкой молоком. Иногда мы устраивали соревнование, на спор, кто больше выпьет.
И всегда побеждал младший – Валерка.
          Сколько бы мы с Артуром не выпили, всё равно он выпьет на стакан больше. Как-то раз Артур выпил семь стаканов и чуть не лопнул, а Валерка всё-таки победил и выпил – восемь.

          Однажды летом была страшная гроза. Было очень жарко. С утра светило яркое солнце и мы - все братья - находились на реке. Потом, вдруг, набежали чёрные тучи, подул резкий ветер, похолодало, и стало совсем темно. Когда мы прибежали с речки, бабушка с тётей Верой загоняли перепуганных гусей и кур в курятник, бегая за ними по всему двору:
          - Ну-ка, ребята, давайте, помогите нам загнать….
          Не успели все вместе загнать гусей и кур, как хватил сильный ливень да ещё с крупненным, величиной со сливу, градом. 
          Молнии сверкали непрерывно, а гром ударял как будто из десятков орудий расставленных вокруг дома. Так продолжалось минут десять. Потом вроде бы стало стихать. И вдруг дом осветила такая яркая молния, и послышался такой силы гром, что мы невольно присели к полу.
         
          Бегая от окна к окну, мы стали смотреть, что творится вокруг дома, и тогда увидели, что молния попала в огромное дерево, которое росло возле дороги, метрах в 30 – 35-ти от нас. Дерево разорвало надвое, и оно горело, как факел.
          Мы все – братья, сестра Роза, бабушка и тётя Вера, кроме дяди Кости, который был в это время на работе, стояли у окна и с ужасом смотрели на горящее дерево, боясь, что огонь перекинется на наш дом.

          Как вдруг, форточка над нами со звоном  и треском рассыпалась, а по комнате, на уровне наших голов медленно поплыл яркий огненный шарик величиною с большое яблоко. Он выплыл из нашей комнаты в зал, немного покружил и направился в сторону столовой и кухни, но передумал и свернул в открытую дверь кабинета дяди Кости.
          В кабинете справа на столе стоял чёрный телефон, который понравился нашему огненному гостю. Столкнувшись с телефоном, шар исчез, но от телефона остались только чёрные осколки, которые после мы собирали в разных комнатах.
          В доме запахло не то жареным, не то горелым. У Артура был ожог на щеке, у тёти Веры - на запястье, у бабушки остался красный след на груди от крестика, у меня слезились глаза, а у Розы был рот на боку.
          И она таким ртом пыталась бабушке дать совет, показывая на ожог груди:
          - Бауска, Бауска – потри зимлёй, зимлёй….
          Всем стало очень смешно, а Валерик смеялся громче всех, потому что он один не пострадал.

          К нашей Розе приходили её школьные подруги, все они были певуньи, и часто собравшись где-нибудь во дворе или на берегу – пели.
          В тёплые летние вечера, бывало, уже стемнеет, а по-над Волгой всё плывёт и плывёт задушевная русская песня.
          Пели и советские песни: Дунаевского, Мокроусова, Блантера, Соловьёва-Седого, Новикова, Пономаренко, Фрадкина…. Они с детских лет запали мне в душу своими красивыми мелодиями и всегда человечными, жизненными словами. Иногда звенела гармонь, и доносились весёлые молодые голоса.
          И, пригревшись под одеялом, на русской печке, уже почти сквозь сон, доносилось:
               
                Словно замерло всё до рассвета,
                Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.
                Только слышно на улице где-то
                Одинокая бродит гармонь….

          И уже заснёшь, и будешь видеть какой-то сказочный сон, а песня не спит и всё кружит, и кружит по округе, потому что:

                Милый друг, наконец-то мы вместе,
                Ты плыви, наша лодка, плыви.
                Сердцу хочется ласковой песни,
                И хорошей большой любви.

На фотографии - Селижарово, фото из интернета.


   Земляничные звёзды
               
          Поэма
          
Как по ягоду сбирались –
Шумно, быстро снаряжались.
Уходили спозаранку.
Забирали кружки, банки.

Хлеба бабка нарезала,
Густо солью посыпала.
Заправляла хлеб в тряпицу
И прохладную водицу

Наливала в бутылёк
И совала в кузовок.
По тропинке мы сбегали,
Бабу Дуню обгоняли,

И неслись всегда в прискок
На знакомый нам лужок.
Меньший брат, как я – Валера –
Не родной, от тётки Веры,

Та, что матери сестра –
На язык была востра.
Брат всегда потом гордился,
Что на Волге он родился:

«Селижаровские мы!» -
Я-то родом из Кесьмы…
Все калининские были
Водохлёбами прослыли:

Нам, что чай, что молоко
Выпивали мы легко
На спор сразу семь стаканов,
А потом уж я устану.

Он – хоть меньший был браток,
Но стакан ему – глоток.
И закончив этот тур –
Наш судья – старшой – Артур

Брату руку подымает.
Победителю вручает
Приз и званье «Водохлёб!»…
Я реву потом взахлёб.

Между тем, на луг приходим,
По траве немного бродим:
Влево, вправо бросишь взгляд –
Видно: ягоды горят!

Но не так, чтоб очень густо.
Есть места, где вовсе пусто.
Вот, - где любо собирать!
«Эй, Валерка, не зевать!»

Это бабушка пришла
И меньшого упрекла:
«Эко, есть то ты ротастый!
По траве руками шастай,

Прошерсти лужайку вдоль,
А потом и ешь, изволь!
Вон братья покрыли донца…
Видишь, как высоко солнце?»

А сама в наклонку – раз,
И за ягоду взялась.
А уж как она брала, -
Как косила, иль пряла –
 
Всё подряд и аккуратно
Посмотреть и то приятно.
В рот ни разу не возьмёт,
Не досуг, что рядом рот.

Был ей жизнью дан урок:
«Заготовь сначала впрок!»
Рядом с бабушкою сяду,
Зачарованного взгляда

Оторвать не в силах…. Вот!
А она берёт, берёт…
«Что сидишь, соколик милый?» -
Меня бабушка любила.

И мелькнет догадка вдруг:
«Я у бабки – лучший внук».
И расскажет мне, бывало:
Всё, мол, в жизни испытала;


Скот пасла, пахала, жала,
Кучу деток нарожала
Их кормила и поила,
Их у ней тринадцать было:

Восемь девок свет принял,
Пятерых Господь прибрал…

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

Бабка ягоды сбирает
И, бывало, напевает…

На меньшого поглядит –
Станет взор её сердит:
«Ты не шустрый, но пройдоха,
И сбираешь очень плохо» -

Бабка выест брату плешь:
«Набери, потом и ешь».

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

И беда нас не забыла.
И судьба нас разлучила.
Мне – учиться уезжать,
Ей – в деревне помирать.

Но разлуки было мало –
Бабку парализовало.
Сердце то, как молот бьётся,
Ну, а душеньке неймётся.

Стала бабка причитать:
Хочет внука повидать,
Говорит, что есть, мол, грех -
Отпустил, чтоб ей при всех.


Говорила всё "прости!..»
Почему-то мне пути
В ту пору к ней не приспело,
Хоть душа-то и болела.

Бабка после умерла,
Грех свой мне передала…
Мне нести его до гроба…

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

Всё ж мы радовались оба,
Если книжки ей читал
Вслух, при лампе и молчал,
Если бабка затихала,
И слезинку вытирала,

И зудела, как пчела,
Что неграмотна была.
Я потом завёл тетрадку –
Обучал её украдкой.

Буквы ей туда писал,
От домашних – убирал.
Ей, конечно, доставалось,
Но во взгляде увлажнялось,

Если был хорош итог…
Снова в дело шёл платок.

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

А обратно как идём –
Банки полные несём.
Знаем мы, что за старанье
Бабка сделает маканье.

А к маканью что? – блины!
Как готовы – тут и мы.
Землянику в миску ссыплет,
Сахарочком пересыплет,




И зальёт её потом
От Брунетки молоком.
Всё толкушкой перемнёт,
И маканье – словно мёд.

И с блином в живот летит к нам
Шумно, смачно, аппетитно.
Перемазан рот и нос:
Бабка тешится до слёз.

Все маканье подбирают
И тарелки вычищают
Непременно языком:
Это был уже закон.

Я на печку залезаю,
Только веки закрываю:
Небо видится – оно
Земляничных звёзд полно.