Тэ амо

Когда охранник Иван появился в аптеке №42, время работы ее не изменилось,  и витрины с лекарствами остались на прежнем месте.  Так же приходили бабушки и жаловались на свое здоровье. Но когда он вставал, чтобы размять мышцы или быть приблизиться к подозрительному покупателю, жалобно звенели пузырьки в витринах, и начинал подозрительно поскрипывать паркет.
Огромная и здоровая фигура Ивана просто противоречила  всем маленьким таблеткам, пузырькам, каплям, которые он должен был охранять и которые должны были восстанавливать здоровье. Казалось, что здоровый румянец на его щеках, становился упреком всем, кто приходил в аптеку. Даже старожил аптеки, Клавдия Степановна, у которой выработался иммунитет на всех больных, при появлении Ивана становилась похожа на незамужнюю женщину. Но несмотря на всю свою мощь, он избегал общаться с девушками.
-Может быть, ему виагры в термос  наложить, - предлагала Галина.
- Только не в мою смену, - возражала Анастасия. – Танк без управления в любой окоп может заехать. А у меня бастионы слабенькие, могут не выдержать.
- Такой танк любые бастионы может взять,-  вдруг вмешалась в разговор Клавдия Степановна. Все сразу почему-то замолчали, но переглянулись.
Вечером воскресенье народ почему-то испытывал меньше недомоганий, чем в будние дни. В аптеке было тихо и скучно. Когда нет  работы, время течет нудно и медленно.  Вера сидела со своим сотовым и перебирала номера телефонов, думая кому-нибудь позвонить от скуки. Конечно, лучше, чтобы кто-нибудь позвонил ей. Но кто-нибудь не объявлялся, а остальные сидели дома в кругу семьи. От этого становилось тоскливо и одиноко. Неожиданно над ней вырос Иван.
- Вера, ты меня извини,  ты знаешь латинский язык?  - спросил он.
- Немножко знаю, - опешила Вера.
- А как на нем сказать «Вы красивая девушка».
- Пулхра эс.
- Что-то не звучит. И еще, на всякий случай: «Можно вас поцеловать?» и «Я тебя люблю».
- Можно вас поцеловать будет, наверное, так: вос кан оскулари, а, я тебя люблю – тэ амо.
- Нет, я это не запомню. Можно мне на бумажке все написать.
- Ваня, зачем тебе это нужно?
- Девушка одна есть. Она тоже знает латынь. Я хочу с ней познакомиться. Но не знаю как.  Просто подойти и сказать: здрасти – я Иван, так она пошлет. Скажет: таких иванов на каждом шагу по охапке валяется.  А если я ей типа тэ амо выдам, она поймет, что не совсем я простой.
- Ванечка, - сдерживая смех, произнесла Вера, давая ему лист со шпаргалкой.  – Скажи ей по-русски. Все она поймет. Латинский уже мертвый язык.
- Что на нем мертвецы разговаривают?
- Нет, Ваня, я сказала, что он не язык мертвецов, а сам уже умер.На нем только рецепты выписывают. Если ты ей скажешь, что хочешь познакомиться, то она будет только рада. Я уверена, что она ждет, когда ты с ней заговоришь. Пойми, что ей не латынь от тебя нужна.
Вера встала, обхватила часть его руки, как ствол дерева, и, снизу стараясь поймать его взгляд, спросила: «Она красивая? А кем она работает? Ванечка, как я рада. Расскажи мне о ней».
- Не могу, - пробасил Иван, неловко и осторожно вытащил руку из ее объятий. – И вообще мне ваша аптека не нравится. Я давно бы ушел отсюда…
- А чем тебе наша аптека не угодила?
-Здесь лекарствами и болезнями воняет. Сидишь и думаешь, а может быть, и тебе пора таблетки принимать. Я считаю, что каждый умирает по-своему, в одиночку. И не надо мешать жизненному процессу. Я вот родился один, сам живу и умру сам. Вместо меня этого никто не сделает.
- Ванечка, какой ты большой и маленький. Ты не мог родиться один. Тебя мама помогала появиться. И папа к этому…,-  она хотела сказать руку, но во время остановилась и засмеялась, - …часть тела и души приложил. Конечно, человек должен прожить свою жизнь сам и умереть тоже сам, а не за кого-то.  Но жить-то он должен не только для себя. Человек должен с кем-нибудь чем-нибудь делиться. Надо, чтобы еще кто-нибудь был рядом. Поэтому люди живут вместе, чтобы помогать и заботиться друг о друге. Поэтому люди любят, чтобы дарить радость друг другу…
Но про любовь Вера не успела договорить, потому что в аптеку вошла пожилая женщина.  Она склонилась над окошком и, оглядевшись, шепотом произнесла: «Доченька, продай обезболивающего. Вот у меня старый рецепт есть. Новый завтра или послезавтра у врача возьму.
- Я не могу вам продать без рецепта, - строго сказала Вера. – Он приравнивается к наркотикам. Принесете рецепт, тогда сразу отпущу.
- Да мается он. Последняя стадия. Врачи говорят осталось несколько дней. Раньше только ночью кричал, а теперь и днем стал. Я дала ему днем, а на ночь ничего не осталось. Нет у него сил терпеть. Я уж его знаю. Сорок лет вместе прожили. Всегда все терпел. А тут, как ребенок , кричит. Вижу, сил-то у него нет, а боль такая, что все равно кричит. Жалобно, как ребенок. А я сделать ничего не могу. Не могу…
- Не имею я права продать вам, - тихо сказала Вера. – Меня за это или выгонят или посадят.
- Да, конечно, доченька, я понимаю. Я так и думала, что не продадите. Я же пришла, не для того, чтобы вас подвести, а просто надо было хоть последнюю возможность, но использовать. Это я ненормальная. Спасибо тебе, моя дорогая. Разреши, я на диванчике здесь посижу. У вас здесь тихо. А дома…  А дома разве уши заткнешь.
Женщина присела на диван и, казалось, заснула. Она смотрела бесцветными глазами в одну точку, а в руках у нее дрожал просроченный рецепт. Иногда она что-то тихо говорила про себя, и не лице появлялась выражение не муки и страдания, а жалости.
- Женщина, возьмите  - Вера протянула ей лекарство. – Вам хватит здесь и на ночь и на день.
- Дочка, спасибо. Так я рецепт, завтра принесу. Ты не сомневайся. Дай Бог тебе здоровья. Как он обрадуется. Ну, жалко его. А у меня сил больше нет. Счастья тебе. Чтобы тебя так же любили, как он любил меня. Завтра, завтра, голубушка, я все принесу.
Назавтра Ивана встретила другая смена. Он переоделся и час просидел молча. Потом , изменив своему обету молчания, подошел к Галине и спросил: «Где Вера?»
- Уволили ее. Клава уволила. Вчера она продала наркотики без рецепта.
- А откуда она узнала об этом?
- Вон, - Галина показала на зрачок камеры. – Клава всегда все проверяет. И Верка об этом же знала.
- Она не вернется?  - спросил Иван.
- Ты что с дуба рухнул? Уволили ее. Понял?
- Понял.
Он по-военному развернулся и прошел к своему стулу. Достал лист бумаги и написал: «Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию. Иванов И.И.»
Потом, подумав, добавил: я не tea mo.
Иван шел по улице, все дальше удаляясь от зеленого креста, и думал, что сделал все правильно. Потому что, если живешь среди крыс, то обязательно станешь крысой. Нельзя думать так, а поступать иначе. Человек, как телега в разные стороны сразу поехать не может. Ведь совесть  у человека, как сердце, одна, и, если ее подменишь, то чулан с веревкой тебе обеспечен. Поэтому  - ноги две, а идут они почему-то всегда в одну сторону.
В кармане у него зазвонил сотовый. Он решил не брать телефон. Он никому теперь не должен, а отвечать на незнакомый номер нет смысла. Но телефон продолжал и продолжал звонить.
- Ванечка, дорогой,  -  услышал он голос Веры. – Еле-еле отыскала твой телефон.  Ты почему уволился?
- Хочу теперь изучать латинский язык. Надоело охранять того, кого я не люблю.
- Слушай, а ты признался своей девушке?
- Подожди минутку, я тебя плохо слышу.
Иван достал из кармана аккуратно сложенный лист и выпалил: «Пулхра эс. Тэ амо. Вос кан оскулари. Я с тобой не только голову, а теперь и язык сломал. Тебе перевести?»
- Не трать время. Приезжай скорее. Конечно, можно оскулари. А потом ты мне все это переведешь на русский. Ладно?