VII часть

Холодная ночь, очень холодная. Передавали минус двадцать шесть по Цельсию.
Стуча пальцами по стеклу с некоторым уже остервенением, Хилон терялся в мыслях и раздражался от собственной несосредоточенности. Однотонное войлочное небо уточняло шпили крышных башенок. Луны не было. С луной скрылось в неизвестность привычное равнодушное спокойствие, и Хилон луну ждал, чтобы только увидеть её. Это появление было бы добрым для него знаком.
Но небо светилось молча. Кто-то пьяный безвкусно заматерился на противоположном конце улицы. Шум бесил.
Хилон закрыл окно.
Мороз обходил стороной, циркулировал над ковром, в глубине комнаты превращаясь в уловимую кожей ног свежесть. Пахло яблоками, японским парфюмом и чем-то жареным – из коридора. Пахло домом, в котором есть женщина.
Почти целиком умещаясь на длинной стороне кухонного уголка, она без подушки спала сверху на старом пушистом пледе. Он прошёл мимо неё к подоконнику. Помолчал. Обернулся: на столе лежали зелёные яблоки и нож из хорошей немецкой стали; она, наверное, чистила яблоки этим ножом и обязательно обрезалась. Хилон накануне точил его почти до предельной остроты.
Совсем не для яблок.
- Мр?
Полина, разминая затёкшие мышцы, вытянулась в струнку и едва не упала на пол – так ей было тесно на этом пропахшем мужской одеждой ложе. Хилон сдвинул брови:
- Что?
- Ничего. Это я потягиваюсь так, - она сделала попытку укутаться в плед. – Холодно!
- Я окно открывал.
- С ума, что ли, сошёл? – промурчала Полина как-то бесстрастно, будто сама с собой говорила.
- Нет. Извини.
Он уставился спутанным взглядом в высокий потолок.
- Почему так тихо?
- Надоело слушать одно и то же.
- А «Джой Дивижн»? По-моему, неплохо играют.
- Может быть. Включишь сама?
- Устал?
- Да.
Он сел у её ног, рассеянно проследил за пальцами её левой руки. Бледная, голубоватая в темноте кожа казалась ему прозрачной, как чешуя тех индийских рыбок, что жили в аквариуме у бабушки. Хилон закрыл глаза, фиксируя одно из малочисленных воспоминаний детства, которое уходит так же внезапно, как и появляется. Он вспоминал тот дом с кленовой аллеей перед подъездом и прозрачных рыб с чёрными глазками, которые были отвратительны всем, кроме него и его бабушки. Чем дольше он задерживал в себе эту картинку, тем сильнее он сомневался в её существовании.
Но бабушка была, уже тогда старая. И рыбки были, потому что он помнит их метания в своей горсти. Хилон из любопытства вытаскивал их из воды, и они бились на его ладошке, хлопая плавниками, как бабочки крыльями. Потом он пускал их обратно, и рыбы наивно прятались от него за яванский мох.
Потом бабушки не стало. Не стало аквариума и аллеи. Они закончились, и после них следует размытое серое пятно, олицетворяющее десять лет бесконечных переездов и кое-какой учёбы в школе. Дом с бабушкиной квартирой изменился, потускнел и теперь причиняет ноющую боль.
В бабушкиной квартире живёт больная мать Хилона.
Полина вернулась из спальни, а он всё не мог понять, когда она успела туда уйти.
- Эта песня называется «Атмосфера». Ты смотрел «Натали»? Необычный фильм, там Депардье снимался. Вот, это из него песня. Жена главного героя едет с молодым человеком, а в машине играет «Джой Дивижн». Расслабляет так…
Он слабо прислушивался и к музыке, и к Полине. Она ещё кружилась вокруг стола, убирала  бисквитные крошки и яблоки, жаловалась, что порезалась ножом. Он кивал. Она улыбалась, и её прозрачная кожа светилась уже не голубым, а тёплым, приятным светом.
Ему хотелось прожить так всю жизнь, сидя на полу у кухонного уголка, смотря на неё и сожалея только об остро наточенном ноже, которым она всё-таки порезалась. Хилон хотел сказать это Полине, но почему-то не решился. Он был уверен, что она засмеётся, не воспримет всерьёз.
Он посмотрел в окно. Луны всё не было. Пытался успокоить себя, а когда Полина спросила его о чем-то бытовом и обыденном, едва сдержал широкий вздох с последующим глухим рычанием. Он думал о завтрашнем дне, о том, как скажет ей, что нужно по делам, пойдёт сперва к Горянову, потом к Бритому, и после они все соберутся у дома номер двадцать восемь по улице Белова, чтобы идти на добровольную идейную мясорубку. И только когда он видел её тонко подведённые блестящие глаза, чувствовал её запах и слышал мурчащий голос, который узнал бы из тысячи других голосов, он понимал, как бессмысленно всё, что они делают.
Она отворачивается, и сомнения уходят. Хилон становится прежним, замкнутым, сосредоточенным. Но вот она опускается перед ним на колени, берёт его лицо в свои руки и снова мурлыкает что-то приятное, вызывая мандраж где-то в области шеи.
И всё катится к чертям.
Она его изменила простым своим существованием в мире.
- Хилон, Хилон, - она наклоняет голову набок, игриво прищуриваясь, - почему такое странное имя?
Он никому не говорит об этом, но ей, конечно, скажет.
- Хилон – грек из древней Спарты. Я делал о нём объёмный доклад в десятом классе. Анализировал изречения, мысли и сопоставлял это с его жизнью. Мы мало знаем о Хилоне, поэтому было тяжело писать, но я такого ждал. Он входил в семёрку известнейших древнегреческих мудрецов и оставил после себя немногие, но блестящие афоризмы. Основная часть моей работы называлась его словами: «Познай самого себя».
- Тебе за такой труд наверняка «пять» поставили, - одобряюще тряхнула головой Полина и села к нему ближе, забросив его руку себе на плечи.
- Ну… да. Моя единственная «пятёрка» в четверти – по истории.
- А остальные?
- «Три».
Она зачем-то смеялась, разбавляя холодный воздух своим горячим дыханием, и с этим смехом что-то сгорало внутри хилоновой груди.
- Хилон – как-то громко. Так даже крупных собак назвать нельзя, только львов каких-нибудь или тигров.
- А человека?
- Даже для человека громко, - она пожала плечами.
- Считаешь, я такое имя носить не имею права?
- Не знаю. Тебя по-любому не только за работу так назвали…
- Ещё за лаконичность с нужными людьми. За любовь к древнему. И бороду ношу второй год, говорят, на грека стал похож.
- На Николая Второго ты похож больше, чем на грека. А ты лаконичный разве?
- Да, - он отвернулся, - был. Пока тебя не встретил.
Она смутилась, но поняла, что самое время не прерывать разговор.
- Меня вокруг окружают одни псевдонимы. Скоро забуду настоящие имена.
- Я настоящих имён и не знал. Без них живётся неплохо. Это всё христианские бредни – про настоящие имена и прозвища.
- Христиан-то сюда зачем приплетать?
- Все беды от религии. В двадцать первом веке нет бога, кроме прогресса.
Полина насупилась, её всегда раздражали подобные утверждения.
- Если уж не верить в бога, то верить в природу, а не в деньги или технологии!
Она против своей воли забавляла Хилона и чувствовала это, и ещё больше возмущалась от собственного бессилия перед этим консерватором. Он притворно удивлялся и переспрашивал, выжидая, когда она повторит ещё раз – чтобы слышать её мысли больше, каждую без остатка запоминая для собственных раздумий.
- В природу? А чем же природа существенно помогает человечеству?
- Существенно… Помогает! Она помогает человеку жить, вдохновляться и надеяться, что существование не проходит бесследно! Потому что природа – есть бог, и нет никакого другого божества, кроме природы. Потому что первозданное идеально, совершенно, и нет ничего идеальней него! Потому что все беды человека не от религии, а от самого человека, и если бы не было прогресса, не нужна была бы медицина и всё вспомогательное…
- …это спорно, - Хилон перебил, - и ты сама должна понимать, какие спорные вещи ты говоришь. Для современного человека вообще не должно быть таких божеств.
- Тогда человек увидит бога в самом себе. Существование будет напрасным. Людям свойственно верить во что-то. Только вера спасает, возвращает к нормальному состоянию. Пока есть настоящие люди, вера не может взять и кончиться.
И она замолчала, отодвинувшись. Кухня стала белой, потому что появилась луна.
- Это не твои слова. Они идут вразрез с тобой.
Полина не шелохнулась.
- Верно. Это слова Щуки.
- Кого?
- Щуки. Моей близкой подруги. Её называют так по фамилии. Доброе прозвище с детства.
- Один из окружающих тебя псевдонимов?
- Да.
- Какие ещё?
- Лапша - моя однокурсница. Троцкий – это тоже девушка. Мы с Щукой снимаем квартиру одну на двоих, и нашу соседку сверху все за глаза называют Клушей. Она не обижается даже. И ещё…
Полину будто ударили – так резко она остановилась. Хотела назвать Барсика. Сказать, что тоже по фамилии, и что настоящее его имя – Дима – ему совершенно не идёт. Но остановилась.
- Что «ещё»?..
- Да нет, всё, вроде бы.
Диалог оборвался. Хилон сам начал терять интерес ко всем этим кличкам и не настаивал. У окна было холодно; Полина подвинулась обратно, стащив с уголка плед и укутавшись в него по подбородок. Оба смотрели на полоску света, почти параллельную плинтусу у противоположной стены, грелись друг о друга и думали, не подозревая этого, об одном и том же человеке.
О Барсике.
Потом «Джой Дивижн» замолчали, и, опережая все ожидания, запела Варум. А люди, сидящие на кухонном полу, ненавидящие русскую эстраду и в большинстве попсу и месяц назад посчитавшие бы эту песню сопливо-нежной, не поморщились. Потому что
«знай, я всегда с тобой».
Он снова смотрел ей в глаза, будто извиняясь. Она снова опускала ресницы, не в силах выдержать тяжёлых зрачков. Вспоминали первую встречу и её слёзы в автобусе. Объятия – тут же, у него на кухне. Как днём ходили, счастливые, за вишнёвыми тортами через проспект, покупали грузинское вино и бежали мимо театра, словно скрываясь. Как вечером был полумрак и Бетховен, дешёвые, очень сладкие сигары «с самой Кубы» и засосы у ключиц, бравшиеся из ниоткуда.
Она жалела, что её не зовут Александрой, а его – Николаем, потому что он был очень похож на последнего царя, а она – на его Гессен-Дармштадтскую царицу. Она говорила, что для пущей романтики надо умереть вместе; он бил её по носу расслабленными пальцами и грозился скинуть с лоджии, если она ещё раз скажет что-нибудь подобное. Оба смеялись, будто бы нет никакого дома номер двадцать восемь по улице Белова, нет Горянова, Бритого, немецких ножей. Нет Барсика и не было никогда.
И всё будет хорошо только потому, что он обещает ей это. А она верит.
- Я убью всякого, кто сделает тебе больно.
- Я сама кого хочешь убью, раз такой расклад.
- Можешь не справиться…
- У меня всё же будешь ты. Ведь будешь?..
Луна вышла. Добрый знак.
- …буду.