IX часть

За мной шли от киоска. Я ощущала их взгляды почти тактильно.
Сердце забилось неестественно ровно, каждый удар отдавался в висках и коленях. Я боялась повернуться и увидеть их во второй раз. Всё путалось… пыталась вспомнить наставления Барсика. «Будь спокойна».
«Достань нож».
«Не оборачивайся».
«Не выходи на улицу в следующий четверг».
Жаль, но женщинам стоит повторить дважды – особенно про ножи и четверги.
Осознав, что в моей сумке только телефон, ключи, набор гвоздей, шапка и гравюры, я свинцовыми пальцами распечатала полинину пачку. Взяла губами сигарету, подумав, что буду выглядеть непринуждённо.
Вокруг ни души. Ни машины. И окна для меня перестали светить ярко и успокоительно. Гудели фонари.
Когда их шаги стали слышны, я побежала.
Оставались дворы – узкие, скользкие. Я поскользнулась, потом ещё раз. Капюшон слетел и темнота била по мокрым от снега глазам. Я не слышала погони – ничего не слышала, кроме собственного сердца. Мне показалось, что кто-то открыл окно. Хотела закричать, но вышел только хрип. Все окна были закрыты. Сумка била по спине; я мысленно обесценила ключи и мобильный, бросила вещи в снег и повернула налево очень резко, едва не порвав связку на правой ноге.
Тогда я увидела того, кто меня догонял.
Он был бритый. Абсолютно лысая голова, небольшая и подвижная, с массивной нижней челюстью и высоким лбом. Засаленная куртка с коричневым воротником… Он был бритый, чёрный и быстрый, и в движениях его угадывалось какое-то хищное животное.
Стук сердца прекратился. Я потеряла какие-то секунды, и продолжать бег было поздно. Бритый мгновенно остановился в аккурат напротив меня, чуть помедлил, потом сверкнул белками глаз, расправляя плечи; меня всю перекосило.
- Бери. Бери и уходи, - мой голос звучал твёрдо – твёрже, чем я могла представить. – У меня ничего нет.
- А ты?
Голова закружилась.
- Даже не думай, тварь.
Он подходил медленно, рассматривая каждую мелочь во мне. Я видела его глаза близко – безумные и режущие, стальные глаза.
- Ясное дело, что ты ошиблась маршрутом.
- Что надо тебе от меня?
- Я знаю, кто ты. Тебя называют Щукой, и ты подруга нашего любимого котейки Барсика. Знаешь Барсика?
- Не понимаю…
- Не упирайся, ты его очень хорошо знаешь. Вот это мне надо.
Он ударил меня наотмашь по лицу, обхватил одной рукой мою голову и рванул на себя. Я задохнулась, его плечо жало на горло. Он успешно тащил меня в сторону высокой железной решётки. По-прежнему свинцовыми пальцами я царапала его лицо, пытаясь достать до глаз, но не доставала. Через пару мгновений началась настоящая паника. Я не могла достать ниже его бёдер и ткнула коленом в низ живота. Он отпустил, швырнув меня в решётку.
Никогда моя голова не была такой холодной и ясной.
- Ты никуда не денешься.
- Просто оставь меня в покое, я ничего…
- Заткнись.
Нож в его руке. Нож.
Я вросла в решётку.
- Ты сейчас наверняка пострадаешь. Наверняка и скорее всего. Вбей напоследок в голову, что есть в этом городе такие места, которые надо обходить. И есть такие дни, когда их нужно обходить особенно. Но более… - он был совсем рядом, я могла коснуться его, протянув руку, - есть такие люди, которые имеют право на такие места и такие дни. Они просто опасны для жизни.
Чёртова незажжённая сигарета, валявшаяся у меня под ногами, пыль на ресницах и ком внутренностей под рёбрами. Я очень хотела жить, но бритый не оставит мне жизнь взамен на гравюры.
О такой дряни размышлять, когда пора бы вспомнить «Отче наш».
- Сука!..
Барсик. Барсик.
Дальше – полные размытости действия. Барсик добрался до бритого, наскочил мгновенно. Два зверя вплелись друг в друга, выбивая ножи, зубы, раздирая плоть, рассыпаясь страшными, быстрыми ударами. Последнее, что я помню из той сцены – Барсик в одном свитере, с перемотанной толстым шарфом шеей.
Вновь
кровь.
Я бежала сквозь вопли драк. Свет тускнел. Стучало и капало, разбивалось вдребезги. Я обернулась через сотню метров, за мной бежал Барсик. На ходу приключилась истерика – я смеялась сквозь слёзы, потому что была спасена, и шептала только беззаветное «Господи!».
Господи.
Его свалили. Я нырнула в подворотню с ветхой коммуналкой внутри, пробежав мимо дома. Сползла по сырой стене, закрыла лицо руками и слушала ветер. Кажется, молилась, но путанно, просто так. Не могла ни о чём думать.
Не помню, сколько прошло времени. Вечность целая. Помню, что кто-то медленно шёл куда-то, в мою ли сторону…
- Щука.
Он держал скомканный шарф у живота. Он был весь в крови. Весь.
«Ты – что? Дура?..»
Я опустилась на колени.
- Скорую.
Упал. Я кричала. Подняла его тяжёлую голову, посмотрела в стеклянные глаза – крик слился в вой и кончился коротким всхлипом.
В пяти метрах
стоял
он.
Хилон.
С задранными рукавами, красными пальцами, мрачным, мрачным лицом.
- Это ты..! Зачем? Ну зачем?! Ну зачем, зачем тебе это?..
Меня всю дёргало. Я пыталась взять себя в руки, но хватило только на пару слов:
- Вызывай скорую, вызывай, пожалуйста, скорую.
Он не двигался. Я вихрем поднялась и врезалась предплечьями в его грудь.
- Почему ты стоишь?!
Хилон бросил нож в снег и попятился. Лицо его ничего не выражало – он только смотрел на меня в упор чёрными глазами и шёл назад.
Люди позади него скрылись, убежали, улетучились.
- У нас труп, - сам себе равнодушно отчитался и походкой священника пересёк дорогу.
Я зарыдала, упала в снег, била ладонями по земле и голове. Он уходил медленно. Я нашла лезвие в своей руке. Догнала и движением от себя неумело рассекла его спину по диагонали.
Ровно. Только рассекла.
Не задела за самое мясо.
Только рассекла, разрезала свитер, поранила кожу на два сантиметра вглубь.
Не нашла сил вогнать в шею, и запястья стали слабыми, ничего не понимающими.
Он схватил меня за шкирку, я ответно крепко вцепилась в испещренную шрамами руку, ломая ногти. Он тряхнул ещё раз, чтобы убрать единственную длинную прядь, нависшую на моё лицо. Видимо, хотел увидеть глаза.
А, увидев, обомлел и отшатнулся.
- Ты убил его, - я сказала, и снова прилив сил к мышцам, желание сломать кулак о его челюсть. Ненависть.
- Я.
- Ты!
- Хилон, бросай её! – ещё громче отозвалось. – Мусора!..
Кто-то додумался вызвать.
Я смотрела, как удирает от полицейских огней ненавидимый Барсиком главарь самой крупной безыдейной шайки в городе, хладнокровный убийца, до сих пор неуловимый и бесстрашный чёртов черкесский Хилон.
Пустота внутри и фобия обернуться назад. Что-то мигало за поворотом, визжала сирена. Я вновь слышала только собственное сердце и ощущала кончиками пальцев ткань прилипших к телу джинсов. Ныло в боку и затылке, но наплевать на себя, ключи, выставку, мятую пачку «Палл Малла».
Обернулась и до крови прикусила язык, увидев неподвижного Барсика на красном снегу. Два шага – острые судороги негнущихся ног. И холод грязного снега на щеке.
Его глаза были открыты, а губы дрожали. Я бесшумно рыдала, лёжа на животе, боясь дотронуться до его щеки. Я знала, что не найду телефона в темноте, что никто не живёт в коммуналке, что люди не услышат меня в своих квартирах вечером в четверг. И ещё я знала, что он умрёт, потому что крови было очень много. Что Хилона обязательно поймают и он понесёт наказание, как десятки бандитов и сотни аморалов несут наказания за свои действия против закона. Что Полина никогда уже не выпьет с досады водки, заметив некогда любимого на своей кухне.
Что жизнь не будет такой, какой она была до.
Вы видели, как умирают родные люди?..
- Агапэ.
- Что?
- Агапэ.
Он улыбался.
- Только живи. Только живи, Барсик. Как же я люблю тебя, живи…
Я кричала.