Декамерон SHIT. 1000 строчек не о любви

Мы потеряли первозданный дух любви,
Воспламеняющий на подвиги сердца,
И вызовы бросающий самой судьбе,
Уступив место эгоизму и корысти, и ещё своим амбициям.
На настоящую любовь теперь способна только чистая душа,
Которая цинизмом не осквернена,
Что очерствелости стену сможет разрушить,
И вылечит да обновит другую затвердевшую уж душу...

Амадеуш Вуйцик



Это не роман, не повесть, не беллетристика, не размазывание соплей юных гимназисток по страницам или клавиатуре..Это всего лишь сборник рассказов , настоящая мужская проза, написанная мужчиной. Героев в каждой истории под шапкой "Декамерон SHIT" всегда трое : он, она и Ленинград. По поводу совпадений и узнаваний....Что ж, скажу сразу - все здесь лишь плод моего воображения..Но это не значит, что подобных событий не происходило в нашей с вами или других вселенных. Внимание! В тексте присутствует ненормативная лексика! Advisory!

Автор.








ТРИДЦАТАЯ  ВЕСНА.





Весна в городе Щедром-благословенное явление. Природа пробуждается после долгой и жестокой зимы, дамы сбрасывают надоевшие валенки и примеривают лаковые сапожки на каблучках… На Желтом мысу, где обычно собираются колдуны или сатанисты из клуба «Алистер», по весне расцветают трепетные подснежники и крокусы, а к крокусам подтягиваются влюбленные парочки. В бутиках объявляют распродажу, на речке с веселым названием Выпь ломается лед, и, наконец, прилетают соловьи и селятся в покрытых зеленой кисеей листвы садах. И поют. Так поют стервецы, что даже у вампиров прорезается сентиментальное настроение…

Н. Первухина «Спицы в колесе сансары»







Господи.. Это ж сколько времени я пил ? Вроде бы с понедельника по вторник. Хотя не уверен. Такое чувство, что всю зиму..  Нет, все правильно: вторник стоял от понедельника недели этак на две-три.  Со дня на день могла начаться белая горячка, скорее всего уже началась : по утрам в  мою комнату вплывали перламутровые рыбы, вползали разноцветные черепахи, а по стенам извивались ужи и гадюки.  В уголках глаз творилось вообще *** знает что. Иногда кто-то звонил. Точно, помню я нажимал непослушную старую кнопку «ответить» на своей древней «Нокии»( У кого то они еще остались? ) Понятия не имею, что означали фразы, которые я произносил в динамик. С пищеварением происходили постыдные и тягостные вещи. 

Смутно помню, что стоя в трусах на лестничной площадке я орал матом на своих соседей – молодую узбекскую семью, что сдам их ментам как нелегалов. Или проломлю всем головы табуреткой… Они испуганно смотрели на мое накачанное алкоголем тело через дверную цепочку, замирая в ужасе… Мать твою…Зачем я на них-то погнал?
 
Вся история начинается сначала. Знал ведь, что пить не стоит... впрочем, почему не стоит?.. Выбирать приходилось всего-навсего между алкоголем и шизофренией... вы бы что выбрали? Вспоминаются черные провалы арок, переполненные малолетними барыгами, хулиганьем и ублюдками всех мастей. Щетина успела отрасти такая, что развевалась на ветру, как пиратский флаг. Нервные руки своей трясучкой напоминали неисправный «запорожец».

В тот день в «Фиделе», что на Думской,  я наорал на бармена. Странно, что меня тут же не избили ногами благородные постояльцы зековской наружности, недобро смотревшие на мою пьяную морду. Потом в «Даче» угощал алкоголем худую шестнадцатилетнюю панкушку. У нее были куриные ключицы. В метре от нас двое ужратых хипстеров в клетчатых рубахах пытались драться. Рядом стояли патрулировавшие менты, смеялись и показывали на них пальцем.
М-да…Подобные «веселые картинки» стали достопримечательностью главной «питейно-барной улицы Питера»… А мне нужен был гигиенический пакет... человек-гигиенический пакет... Та, в которую меня вырвет накопившимся в моей душе кошмаром. Девочка пила из пластикового стакана, далеко запрокидывая маленькую голову, и давала смутные авансы. Шел дождь и по ее лицу стекала грязная вода…

Уже глубокой ночью, в квартире Феликса, я мешал жидкость «Льдинка» с пивом и пил. Мир упрямо не исчезал, вот сука! Как я потом оказался на лестнице у Лики, не помню. В костяшках правой руки пульсировала боль( Наверно, я все же кого-то отоварил по пути..)  Наш с ней разговор выходил циклическим и херовым…

— Ты спала с ними?

— Ты пьян. Уезжай, прошу тебя.

— Спала или нет?

— Да какая разница!

— ****ь! Я все видел! Да или нет?!

— Что ты видел?

— Как ты могла?! Да или нет?!

— Уезжай!

Я  бил рукой в цементную стену. Наружная сторона кулака напоминала подушку. Иногда мимо проходили Ликины соседи. Я был настолько пьян, что, пытаясь поднять на них глаза, морщился от боли и опускал взгляд. Потом обнаружил себя дома: смотрел в окно и пытался курить окурки, которыми была забита пепельница. Первым мне попался хабарик "Вог" со следами помады. Пепел я стряхивал в грязную тарелку, по краям которой сиротливо гнездилось пара пельменин. Может быть, я все таки успел поужинать?


Заперся в ванной. Сквозь прозрачную воду живот казался рыхлым и толстым. Член  съежился. Взяв безопасную бритву, я какое-то время я пытался пилить запястье . Из-под кожи выступали бруснички крови. Совсем маленькие. Я плюнул, вылез, оставляя по всей квартире мокрые следы, достав из кухонного стола нож для резки хлеб. Дело пошло успешнее. Иногда в дверь кто-то звонил. Шумела вода, трели дверного звонка постепенно отдалялись от меня, словно уходили в туман.

Мой товарищ по субботним попойкам в «Цоколе» Никита Булыгин, питерский тусовщик-журналист, а попросту, обычный наркот и пьянь, рассказывал, что обычно врачи «скорой» хитрят. В ванную заходит старикан-докторишка и говорит, что устал от долбоебов, вроде тебя. Хочешь сдохнуть — флаг в руки! Вперед!Кстати, нет ли выпить? А? Ты киваешь головой, откладываешь лезвие, делаешь шаг за порог ванной, и…Все!  Пара мордоворотных крутят тебе руки  смирительной рубашкой.

Со мной все было попроще. Молоденькая врач-стажерка приподняла мне веки, пощупала пульс на непорезанной руке. Сказала, чтобы я не шевелился, сидел спокойно и меня вытащат. Меня одели. В «скорой» меня вырвало на пол. Стажерка(ее звали Соня) гладила меня по голове и говорила, что это ничего, shit happend, дерьмо случается... Когда мы приехали, санитары вынесли меня из машины и уложили на холодную кожаную кушетку.

Я пытался что-то втирать, объяснять толстой бабе-жабе в очках с бинокулярными стеклами  из регистратуры. Ей было откровенно насрать на мой треп. Поле подписания каких-то бумажек,  я сидел в облицованной кафелем клетушке и любовался на подобие двери, вместо которой была сваренная из толстых прутьев решетка, и на лампочку, что висела на витом шнуре под потолком. Со мной  в палате  лежал небритый мужик с перебитым носом. Я попробовал с ним поговорить, но он только хрипел и шлепал губами. Как мне потом обьяснили, он пытался повесться, его успели вынуть из петли, но он успел порвать себе мышцу слева на шее.

Встав с кушетки, я стал трясти решетку.

— Эй! Чего я жду?
— Утром приедет психиатр. Вас нужно ему показать, молодой человек.
— Утром? Утром это во сколько?
— Часиков в одиннадцать. Может, чуть попозже.
— А сейчас сколько?
— Полпятого.


Мужик-повешеннец синел, дергался и закатывал глаза. Я попробовал спать, но под веками все кружилось вертолетом и меня снова тошнило. Сев на пол, я вытащил из куртки сигареты. Неожиданно обнаружил, что левая рука до самого локтя замотана ослепительно белым бинтом.

Снова позвав регистраторшу, я попросил воды. Когда женщина повернула ключ в увесистом замке, я отпихнул ее и побежал к выходу. Ногой пнул дверь, оказался в темном дворе. Из-под снега вытаивало собачье дерьмо. Устраивать погоню за мной , как в боевиках, никто не собирался. Я прислонился спиной к разрисованной каракулями «под граффити» стене в каком то дворе, сполз на корточки и заплакал. Твою мать! Так не должно быть!

Лика приехала с самого утра и я проснулся в своей пустой квартире от ее звонка в дверь . Спал я плохо, урывками, бессонница мешалась с кучей ненужных мыслей в голове…Хотелось вскочить и срочно куда-то бежать. Бежать от всех, бежать от своего внутреннего осознания собственной никчемности.. Лика была ненакрашенная и злая. Она села на стул в кухне и посмотрела мне куда-то в район паха.

Мы молчали минут десять.

— Покажись, красавец.

Я повернул ей левую руку внутренней стороной. За ночь под бинтом натекло немного крови и благородно-белая марля стала грязно-серой, как небо в те дни над Питером… Я чувствовал, как в руке стучит пульс, гулко отражаясь стуком в висках.

— Идиот.

Она стащила с красивых ступней свои ботильоны «Манго»( Как можно на исходе зимы шляться в такой легкой обуви?). Вошла в комнату, села на кровать, устало положила руки на колени... Подавила зевок... Подняла на меня глаза. Я стоял и молчал. Мне было абсолютно непонятно, что она сейчас мне выдаст… Усмехнувшись, Лика через голову стянула свитер. Свитер тонкий, из кашемира, не колется.. Под ним ничего не было…Кроме ее загорелого тела…Загар ровный, без паузы на бюстгальтер.  Ничего удивительного – она модель, а модели загорают топлесс.

— Так и будешь стоять? Ммм?

Свет в комнате был серый, утренний и какой-то противный. В латунный подоконник стучался последний снег. А может первый дождь? Стягивая с себя джинсы, я запутался и чуть не упал. Левая рука забинтована. Правая разбита так, что пальцы не разгибаются и под кожей концентрическими кругами расползается кровоподтек в смеси с синяком.

— А презерватив?
— Нет. Нету у меня их.
— Плохо. Точно нету?

…..Иногда открывая глаза, я видел, какое усталое и равнодушное у нее лицо. А ведь начиналось у нас все неплохо. Я совсем не собирался за ней ухаживать. Ну, появилась в моем окружении смазливая, довольно неглупая девчонка со смешной мальчишеской стрижкой…Под француженку 60-х… И что? Мне за всеми нужно бегать? Но в Лике было что-то запредельно тайное, неподдающееся описанию человеческим языком.. Она была словно тайная дверь, вся томящаяся в ожидании, кто же подберет ключ? А я просто попросил ее что-нибудь сказать. Она усмехнулась.

— О чем?
— Не знаю. Скажи о любви.

Ликин 25-й день рождения. Четвертак. Гости собрались у нее дома. Жила она в тех идиотских кирпичных дворах, что расположены вокруг СИЗО «Кресты». В подъездах таких домов часто варят винт. Там же и ставятся, оставляя после себя кучу шприцов и стойкий запах марганцовки и йода.  В ее комнате были огромные окна, на которых не было ни жалюзей, ни занавесок. Когда наступал день и в эти окна бил яркий свет,все чувствовали себя кретинами.  Не знаю почему, наверное, просто потому, что мы выбрали "своей" частью суток именно ночь и днем нам не особо комфортно?
 
На низком столике у тахты  стояло несколько бутылок виски, была еще водка, текила, кто то притащил «Массандровский» херес, а девочки спешно нарезали бутербродов с сыром, икрой и ветчиной. Терпеть не могу такие вечеринки. Сперва даже думал выпить немного и уйти. Но потом стемнело, лишние люди исчезли, а на столе все-таки была водка. Хрен с ним. Я остался.

К часу ночи возникла идея сгонять в ночной клуб. Лика очень активно настаивала на клубе «Грибоедов», крича что то про свою школьную юность.  Она была именинницей и спорить никто не стал – «Грибыч» так «Грибыч».  В такси, что нас везло, она сидела у меня на коленях. Мне в лицо упиралась отличная круглая грудь, вроде бы даже троечка. Я что-то пил из горлышка и иногда с ней целовался. То взасос, то нет. Вообще-то у нас были еще не те отношения, но так уж получилось. Машину, дерьмовый «Рено Логан»  подбрасывало на каждом «лежачем полицейском», и я хватался за Лику руками. Сразу под тонкой тканью футболки начиналось жаркое, желанное тело с приятной на ощупь бархатистой кожей…


Кроме нас, в машине сидели еще двое.  Какой-то малоизвестный мне молодой художник по имени Егор, наркоман и голубой. С ним рядом его удолбанная подружка , которую звали то ли Алена, то ли Лена… Они постоянно тихо переговаривались, ржали, а когда я спросил у Егора, гомосексуалист ли он, этот хрен томно растягивая сказал «Нет», а Алена-Лена в унисон ответила «Да». Получилось вразнобой и одновременно вместе, как-то по строевому , что-ли..

Наконец, приехали.. Неподалеку от входа в клуб блевал мент в форме. Зайдя, я приобнял Лику за талию. Она смеялась и прижималась ко мне.
Мы купили текилы и апельсиновый сок. Ей я взял двойную порцию. Черт, мне хотелось, чтобы она была пьяна.

— С днем рождения!
— Спасибо!

Чтобы расслышать друг друга, приходилось наклоняться и почти орать. Народу на танцполе было пара человек. Еще бы – четверг.. В туалете на двери не было задвижки. Что говорить, «Грибоедов» та еще дырюга…

— Ну, чего ты молчишь? А, Лик?
— А что  ты хочешь, чтобы я тебя сказала?
— Такая симпатичная — и молчишь. Скажи хоть чего-нибудь.
— О чем?
— Я не знаю. Скажи о любви.

Кретину понятно, что означают такие диалоги. Завтра нам предстоит проснуться в одной постели. Сто процентов. И скорее всего, я стану хмуриться, грубить ей по мелочам, увиливать от ее прямого взгляда и мечтать о моменте, когда за ней захлопнется дверь.

— О любви? Ну… Слушай, если интересно.

Она была не из тех, кто на вопрос «как дела?» начинает рассказывать, как дела. Не знаю, с чего ее повело. Но она говорила... а я слушал и слушал...


Было время, и Лика училась в художественной школе. Каждое лето учеников вывозили на экскурсии. Педагоги старались, чтобы подопечные действительно понимали, что значит слово «искусство». Лика ездила в Москву, Прибалтику, по Золотому кольцу. Когда ей было тринадцать, класс отправился в Якутию изучать тамошние буддийские монастыри. Наверное, уже тогда она была как сейчас... красивой... желанной…сексуальной. Один из корпусов монастыря реставрировали, большая часть помещений пустовала. Там-то, внутри храма, ее прямо в «предбаннике» и изнасиловали двое пьяных монахов-уйгуров. Когда она мне это рассказывала, я, признаюсь, опешил…

— Как монахов?
— Так. Двое монахов.
— Такого не бывает!
— Ты думаешь, я вру?
— Не рабочих? Не туристов? Именно монахов?
— Можно подумать, я в этом понимаю! Лысые оба и в красно-желтых рясах... Когда насиловали, балахоны свои задирали...

Мы помолчали. ****ь!.. Все так удачно складывалось… Не с Егором и Аленой/Леной же ей было отсюда уходить! А теперь...А что теперь?

…С утра я сидел в «Абрикосове» на Невском, денег мне хватило ровно на одно нефильтрованное пиво, а до зарплаты еще целая неделя.. Хотя блок «Винстона»  я купил заранее , и две пачки пельменей в холодильнике.. Жить можно, хотя и ***во. На улице был какой-то праздник. По проспекту маршировал военный оркестр. У трубачей некрасиво раздувались щеки. А на улице лежали хлопья грязного снега, последние остатки февраля в марте..Я пил дорогое пиво из стеклянного бокала, словно сраный ганноверский бюргер, и думал…. Бедная девочка... Бедная девочка... Бедная девочка...

Лика была моделью. Она могла работать на подиуме  и сниматься в рекламе. Хотя, обычно девушкам достается что-то одно. Незадолго до дня рождения она ездила на показ в Лондон. Говорила, что ей заплатили целую кучу  бабла! Хвасталась, какие классные юбочки купила на Пикадилли-Сёкес. Еще раньше ее лицо украшало «борду» , что висела в центре, релама шампуня..
 
Когда дизайнер Алена Ахмадуллина привезла в из Москвы в Питер
на закрытие «Мерседес Бенц Фэшн Вик» свою новую коллекцию, Лику отобрали для показа из нескольких десятков претенденток. Перед показом я сидел в раздевалке и таращился на гологрудых моделек. Они надевали на свои тела дорогие платья, выходили в зал и улыбались. Что за скользкие гады копошатся в их памяти? У них была прозрачная кожа и смешные тонкие руки. Как могут они улыбаться? — мучался я.

Ухаживать за такой хрупкой, такой чистой девушкой... Я правда не знал, с чего начать. Сперва пробовал приглашать ее на концерты. Но она не любила громкий звук вокруг , да и все концерты ее любимых электронщиков проводились, как правило, в клубах.…Потом я  предложил Лике сходить на очередной несанкционированный оппозиционный митинг.

Не скажу, что закончился он большой кровью, но все же бравые омоновцы в касках и бронижилетах лихо атаковали всякую студентоту и офисный планктон, что выкрикивали лозунги против Путина. Кто то пытался сопротивляться и падал… Их  тут же почти затаптывали и, целясь в голову, били дубинками и скручивая, усаживали в спецавто.
— Что они делают?! Это же люди!

В ее глазах стояли красивые слезы. Я удивился... Как-то радостно удивился. Обычно такие чистенькие, ухоженные письки не сочувствуют полупьяным упырям-инжэконовцам, считающимих себя оппозиционерами. Ну и что, что она модель? Мы могли бы быть парой... Отличной парой. После того, как началось это месиво,  мы поехали побухать в «Fish Fabrique» на Пушкинскую.

Когда Лика немного успокоилась и выпила первые 200 грамм текилы, я спросил ее на полном серъезе, выйдет ли она за меня замуж.

— За тебя? Да ты что, совсем сбрендил?
— Значит не выйдешь?
— Нет, а чего в тебе хорошего-то? Без конца бухаешь. И денег вечно нет.
— Почему «без конца»? Небольшими периодами…Слушай, ну неужели во мне нет вообще ничего хорошего?
— А ты сам-то как думаешь?
Я задумался. Действительно задумался минуты на три. Наконец, выдавил из себя нелепую идиотскую реплику :
— Тааак…. Ну….Иногда дома... Когда один... Я слушаю радио на всю громкость... И танцую... Ну, знаешь?.. Перед зеркалом... Как будто певец — это я... Получается вообще-то ничего.
Она только громко рассмеялась мне в ответ:
— Ахахахахах!!! И что? Это все?!

Я постоянно думал о ней. Бывало, что, напиваясь, я шлялся по всяческим притонам, шалманам и общагам. Разумеется, там были девушки, с которыми я спал. Сейчас они казались мне некрасивыми, грязноватыми и у них дурно пахло изо рта.  Допускаю, что я мог быть несправедлив. Я выключал свет, трогал их тела, зажмуривался, и перед глазами вставала одна и та же картина. Распахивается дверь... Лысый узкоглазый монах в желтом глядит в испуганное детское лицо... Стадо носорогов выбегает из-под подола его одежды... Твою мать, интересно, они насиловали ее одновременно или по очереди?.. Темный ужас заглядывал в мои зрачки. Одна из тех телок сказала потом, что такого накала страстей в нашей ебле не помнит за всю предыдущую практику. Я чувствовал только вину. Я не имел права думать об ЭТОМ. Впрочем, все равно думал. Похер…

В другой раз мы с Ликой собирались на турбодачу, что устраивали ее друзья. Я не люблю малознакомые компании, но вечер пятницы был не занят, а побухать на халяву, тем более вместе с ней – чем не охуенное начало уик-энда? До отправки за город оставалось пару часов, мы решили погулять.

Фонари на Троицком мосту напоминали кулак с неприлично вытянутым средним пальцем. Зима уже кончилась, а весна еще не началась. Возле Михайловского замка бродили хихикающие парочки. В Фонтанке между льдинами чернела весенняя вода. Льдины грубо, по-мужски наваливались на ее податливое тело.
По дороге я покупал себе все новое  и новое пиво. Возле Аничкова дворца Лика замерзла окончательно. Когда-то в этом здании устраивались роскошные балы. Между тем, погода напоминала нарыв, который не может прорваться. Все отсырело, почернело, набрякло... Весна не начиналась. Это Питер, детка…
 
Добираться на вечерину предстояло на нескольких машинах. Встретиться договорились у Финляндского вокзала. Мы приехали раньше, замерзли и бегали греться в метро. Я спрашивал, кто будет еще? Карина отвечала, что так... модели... пара ее подружек... они танцуют в клубах, стриптизерши... Просто всем надоела эта погода... Не парься, Володя, тебе понравится…

Подъехавшая машина показалась мне очень дорогой. Да, это была «бэха» пятерка, свежак.. Чувак, вышедший из-за руля, вызывал смутные ассоциации с бандитскими 90-ми. Черт бы побрал этих гребаных моделей! Он пожал мне руку и открыл багажник. Я бросил внутрь сумку. В багажнике стояло два ящика вина и россыпью лежали большие бутылки «Абсолюиа» и «Джек Дэниелса». Смешно, они  были похожи на только что выловленных форелей. Всю дорогу Ликины дружки гоготали над своими историями и громко обсуждали незнакомых мне людей со странными кликухами. Я молчал. Сидеть было тесно и неудобно. По дороге я выпил несчетное количество алкоголя. Пили, впрочем, все, включая водителя по имени Ярослав.

Остальные машины были не дешевле нашей. Один «Кайен», «Лэнд Крузер Прадо», два «Мерседеса», один «Вольвешник», правда в старом кузове… Когда мы подъехали, тачки, как зебры на водопое, уже  стояли перед крыльцом. В доме горел камин и орала музыка. На кухне девушки крупными кусками строгали мясо. Кому принадлежал дом, я так и не понял. Он был трехэтажный, кирпичный, в псевдо-русском стиле. На первом этаже имелись сауна и подземный гараж. На втором, помимо комнат и камина, была застекленная веранда. На третий этаж я забрался только утром следующего дня. Там было холодно. Посреди комнаты накануне кого-то вырвало – блевотину никто не убрал. Еще там был огромный диван со следами недавней спермы, весь в винных разводах.


У молодых людей были накачанные римские торсы и крепкие челюсти. Трахнись с таким — родишь минимум тройню. Девушки, кроме Лики, были какие-то... С большими сисками и довольно жопасты... Я не люблю таких. Чем в компании баб и алкоголя можно заниматься на природе? Уже через час все орали, бродили по комнатам, бегали в дальнюю комнатуху ***чить наркотики , натыкались на стены и, постепенно стаскивая с себя одежду, танцевали под техно и хаус. Смысла во всем этом не было никакого…Никто толком и не понимал, по какому поводу гуляем…

Уже была ночь. Часа два или три.. Я пытался разговаривать с кем-то о музыке. Мой собеседник постоянно терял нить. Он предложил заняться армреслингом и чуть не отломил мне руку до локтя.  Я попробовал обидеться. Но никому не было до меня никакого дела. Кто-то кричал, что пора всей толпой зависнуть в сауне. Девки выходили из разных комнат, щурились на яркий свет и тут же тянулись к бухлу. Высоченный горбоносый парень повторял:

— Слушай, ну какого ***  ты лезешь? Это же я нажрался, а не ты, так? Ну и че ты лезешь? Не нажрался — так и не лезь, понял?

Потом я стоял на крыльце. Судя по сугробам, гостям было лень бежать двадцать метров до деревянной кабинки и все ссали на снег. Интересно, что я здесь делаю? Вернувшись в дом,  я не обнаружил Лику ни за столом, ни на веранде. Пару раз я чуть не упал, настолько был пьян.

Она обнаружилась в самой маленькой комнате в конце коридора. Там были обитые деревом стены и минимум мебели. На экране телевизора шла порнуха, все извивались и причитали: «Дас ист фантастиш... Дас ист...» На кровати были буквально набросаны обнаженные фигуры. Она тоже была голой. На скулах у Лики расплывались пунцовые «алкогольные» цветы.

Я успел услышать краешек ее фразы, которая начиналась со слова «Мальчики!..». Рядом с ней лежал здоровый блондин с татуировками на руках. Пах он прикрывал большим зеркалом, на котором были аккуратно , словно по линейке, расчерчены ровные дорожки кокаина. А может, и «спидов», откуда мне знать? Все вместе — черное зеркало, белый порошок — напоминало Млечный путь. Астроном-Лика наклоняла к нему красивое лицо.

Дальнейшее вспоминается пунктирно. Прилавок сельского магазина. Тротуар на Литейном, о который я поцарапал коленкуи ладонь. Когда Лика наклонялась к блондину, ее большая загорелая грудь была похожа на раздавленную грузовиком кошку. Мальчики, ****ь! ****ый насрать! Я пытался проглотить какое-то очередное алкогольное пойло... А через мгновение оказался дома. Забинтованная рука... ее длинные теплые ноги... Снова дождь в подоконнике…


Мне хотелось ее целовать. Она подставляла губы, но ничего не получалось. Из-под одеяла торчали бедро и кусочек плоского живота. Выглядело это как плейбоевский постер. Я перекатился на бок. Сморщился от боли, задев левую руку.
— Доволен?
Для дебютного наш секс вышел грубоватым. Наверное, я слишком долго боялся ее тела, чтобы потом взять , сразу перестроиться нагнуть ее раком по жесткому. Квартира была настолько пуста, что я отчетливо слышал, как в кухонную раковину падают капли. Я встал и включил ящик. А уже через мгновение мы трахнулись еще раз. Причем, гораздо качественнее…
Потом за окном стало резко темнеть. Свет мы не зажигали, и от этого казалось, что все предметы в комнате, глядя на меня, кривят губы в отвратительной насмешливой улыбке. Остановиться я так и не смог, а она не сопротивлялась. В паузах мы много курили. Почти прикончили пачку отвратного «винстона». Иногда я переключал программы. Просто заппинг, естественно, мне было похуй, что там за картинка из движущихся ярких пятен… По-моему, слов между нами не было вообще никаких… Только один раз она брякнула, что, мол,  зря мы занимаемся «этим» без презерватива.
Я боялся, что она уедет. Молча встанет, оденется и уйдет… Совсем вечером, почти переходящим в ночь,  я начал говорить, что наложенные на запястье швы болят просто нереально. На самом деле, левой руки я почти не чувствовал и попросту ****ел. Ликина одежда была сиротливо разбросана по полу. Ночью я несколько раз бережно поворачивал ее на бок. Она пыталась проснуться и лечь, чтобы мне было удобнее.
— Ничего... Лежи... Я сам...
Кровать скрипела и билась о стену, за которой, вероятно, спали мои ворчливые старые соседи. Мне было насрать. То ли от потери крови, то ли после двухнедельного запоя меня слегка потряхивало и желудок периодическими резкими коликами напоминал о себе.
Утром мы вместе принимали душ. Я целовал ее кожу, а она торопливо шептала: «Погоди... Да погоди ты!..» Одеваясь, Лика спросила, не доехать ли нам до Удельной и не прогуляться по развалам? И я достал последние пять тысяч, что отложил на черный день(Когда они были другими, интересно?)
Добрались на метро молча. Идя вдоль развалов , Лика старательно обходила лужи. Друг на друга мы не смотрели. Наконец, она заговорила :
— Ну что? Надо тебе это было?
— Надо.
— Зачем? Ты хотел трахнуться со мной?
— Нет. Совсем не из-за этого.
— Не нужно было нам сейчас спать.
— Почему?
— Сейчас — точно не стоило.
— А с ними ты спала?
— Володя, откуда у тебя взялась эта идиотская идея?
— Я все видел.
— Что ты видел?
— Ты сидела голая. Они были голые..
— Ну, сидела.
— Почему ты сидела голая?
— Что здесь такого? Мы модели, понимаешь? Они видели меня голой сто тысяч раз.
— Ты спала с ними?
— О боги! С кем я должна была спать? Что за паранойя? Я приехала туда с тобой!
— Приехала со мной. Да. А с кем ты спала?
— Уфф! Разумеется, в своей жизни я с кем-то спала!
— С кем именно?
— Перестань! Замолчи!
Мы опять замолчали. Прошли мимо лотка с какими то шмотками «секонд-хенд»
— Ты не имела права так поступать.
— О Господи!!! Как — «так»?!
Что я мог ответить? Как я мог объяснить ей, что девушки — это... Что с ними нельзя так... Их тело... Их порой смешное, беззащитное тело принадлежит не только им... Что я могу умереть, если кто-то просто неуважительно прикоснется к ней... Я боюсь оставить на ее коже отпечатки пальцев... Не верю, что достоин... А она сидела там... далеко отставив в сторону красивое бедро... И я видел... То, что нельзя видеть... Что, проходя теперь мимо церквей, я чувствую удар током... вспоминая буддийский храм…Что слова «монах»... «ряса»... наполняют меня черным ужасом... ЧТО Я МОГ ОТВЕТИТЬ, ЕСЛИ ОНА НЕ ПОНИМАЕТ?
Небо выглядело как моя давно нестиранная наволочка. В одном из развалов, среди старой, якобы антикварной медной посуды, мы заметили репродукцию Хуана Гриса «Мужчина в кафе». Лика остановилась и заулыбалась. Ей всегда нравился кубизм.
— Какая красивая! Правда?
— Ага.
— Я бы купила такую. А ты?
— Зачем она тебе?
— Смотри, какие классная! И стоит, наверняка, копейки!
— И где ты ее повесишь?
— Это будет наша картина.  Жить она будет у тебя… А когда я буду к тебе приходить, перед моими глазами будет висеть «Мужчина в кафе». Здорово же? Ахаа, к тому же часто пьешь, поэтому картина на стене твоей квартиры будет очень символично смотреться!
Вы когда-нибудь чувствовали себя зомби? Мне хотелось водить Лику в клубы и поить ее алкоголем, а неизвестно, сколько мне заплатят за отвратительные статейки в следующем месяце(Писать я никогда не умел, тяп-ляп, корректоры мучались со мной, вычеркивая целые абзацы). Но она произнесла эти слова, и я достал разменивать рыжую купюру из кармана. Это же будет НАША картина!
До дома мы перли полотно на частнике-таджике, кого я поймал у метро. Вызывать такси мне явно было не по деньгам…
— Ты сегодня останешься?
— А ты хочешь, чтобы я осталась?
— Как ты думаешь?
— Понимаешь... Володя.. Нам на самом деле не стоило сейчас спать…
— Да почему?
— Я могу остаться... но...
— Что?
— Да нет…Просто.. Забудь…  Если надо, я останусь.
— Что-то не так?
— Я даже не знаю, обсуждают ли такое?
— Попробуй…
— Ну… Ты... У тебя... У тебя слишком большой член!
— Чего?
— Ты сделал мне больно!!
— ??? Не понимаю.
— Ф-ф-фух! Придурок…  Ты... С тобой невозможно спать! Отрастил себе... блин... гениальную гениталию!.. Там... В общем, как будто что-то порвалось. Понимаешь, о чем я говорю?
Она вздыхала и запиналась. Она просила подождать. Не трогать ее какое-то время. Хотя бы недельку, ладно? Моя принцесса... Хрупкая... Я сказал: «Конечно!» Неделя, две, полгода — я стану ждать, сколько потребуется! Мы можем вообще не спать до свадьбы! Она чмокнула меня и сказала, что я супер понимающий мальчик….
Швы я ходил снимать в поликлинику. После этого руку уже не бинтовал, а заклеивал пластырем. Разбитая правая тоже приходила в себя. Правда, внутри теперь что-то скрипело и пальцы больше не были такими гибкими, как раньше. Я щупал костяшки и чувствовал, что под кожей перекатываются острые осколки.
Несколько раз я заходил в редакцию. Коллеги сказали, что меня дожидается факс. Фирма с длинным названием приглашала на дегустацию новых сортов виски «Chivas Reagal». Дистрибьюторы готовились массово вторгнуться на отечественный рынок. Для господ-журналистов было приготовлено несколько ящиков халявы. Специально ради дегустации из Шотландии должен был приехать специалист по питию висок, который обучит гостей своему искусству.
Я позвонил Лике.

— Бли-и-ин! Обожаю виски! Но у меня съемка!
— Отменить никак нельзя?
— В том-то и дело!

Я разговаривал по заряжающемуся мобильнику, сидя в комнате возле розетки. И смотрел на нашу картину. Черт, неплохо смотрится! Какого черта я все время ратовал за пустые обои?

Лика попросила, чтобы я взял на дегустацию ее подругу Лизу. С Лизой я был знаком, хотя и шапочно. Конечно, лучше было пойти с кем-нибудь из дружков, но я согласился. Ради светского мероприятия я нарядился в белый тренчкот. Он был старый и с двумя маленькими дырками на рукаве. Но он был настоящий «Барберри» и я купил его в «Офф» за смешные 500 рублей. Это не могло не радовать.. Я надеялся, что их никто не заметит. Я поймал бомбилу и забрал Лизу с ее бой-френдом на Загородном. У нее были темные глаза и такая же прическа, как у Лики. Она вообще была очень похожа на мою девушку. Парень носил поддельные «Рай-Бэн»и дурацкие ботинки «Редвинг», что уебищно смотрелись на его дохлых ножках. Звали его Евгением, Женей.

Дегустация должна была проходить в баре «22-13» на Конюшенной. Водитель-мудила не разрешал мне курить в машине и что-то бубнил о поворотах, которые запрещены. Когда мы подъехали, я спросил, есть ли у моих компаньонов мелкие деньги расплатиться? Формулировка «мелкие деньги» очень помогает в таких случаях. Женя отвернулся к окну, а Лиза сказала, что оставила кошелек дома. С собой — ну ни копейки! Ну да…

В «22-13» официантка сходу  спросила, не хотим ли мы чего-нибудь? Говорили вокруг в основном по-английски. Несколько краснолицых мужчин пили пиво. Спортивные иностранные женщины громко смеялись. Знакомых журналистов я не заметил. Лиза спросила, чего у меня нового?

Она глядела на окружающих чуть-чуть свысока. Ей нравилось, что бар недешевый и вокруг много иностранцев. Мы поболтали и выкурили по сигарете. Я рассказал вычитанный в газете анекдот. Лиза легонько хлопнула Женю по спине.

— Не сутулься.
— Я не сутулюсь.
— Сутулишься! Выпрямись! Сжался, как крючок! Во-от! Другое дело! Запомни наконец, я не люблю, когда ты сутулишься!

Минут через двадцать свободных столиков не осталось. Краснолицые клонились к женщинам и, перекрикивая друг друга, говорили. Я сходил к девушке с бэджем «Администратор» и спросил, почему не начинают и какова вообще программа.

— Ждем дегустатора. У мистера Уоллиша проблемы в аэропорту. Но, говорят, что он уже едет. Специально для нашего вечера мистер Уоллиш прилетел из Эдинбурга и сегодня же уедет обратно. Как только он приедет и переоденется, начнется дегустация. Минут тридцать пять — сорок. Потом угощение для гостей и прессы.

Специалист по питию виски оказался тощим и суетливым мужичонкой в твидовом пиджаке. Он проскочил мимо нас, а еще через десять минут  пригласили всех в центр зала. Столы были накрыты. Специалист переоделся в килт. Из-под него торчали рыжеволосые ноги. Лицом он напоминал тонкогубого сурка. По скулам разбегались малиновые капилляры. Они были похожи на карту еще не открытой реки.

Выяснилось, что краснолицые были членами петербургского землячества шотландских бизнесменов. Всего за столом расселось человек тридцать. Перед каждым стоял пластиковый подносик, а на нем располагались четырнадцать приземистых бокалов. В каждом на донышко был налит особый сорт виски. Слева направо цвет напитка становился темнее.

Было видно, что проводить посиделки вроде нашей,  для шотландца дело привычное. Свои остроты и шутки он заучил до автоматизма. Кроме того, мужчина действительно разбирался в предмете. Сперва он рассказал об истории и технологии изготовления напитка. Успевшие выпить по нескольку литров пива шотландцы кивали лобастыми головами и что-то бубнили, когда заходила речь о битве их предков со сволочными англичанами.
Потом специалист показывал слайды с видами шотландских озер. «Лох-Керрбасси... Лох-Брюгге... Лох-Клайм...» После слайдов началась дегустация.

— Возьмите первый бокал. Это наиболее легкий сорт. Понюхайте. Вам не кажется, что в запахе есть привкус лосося, копченного на можжевеловом костерке?.. Четвертый бокал. Данный сорт проходит несколько стадий перегонки и не менее трех лет выдерживается в дубовых бочках. Я советую немного разбавить его водой. Так вы сможете полнее ощутить вкусовую гамму... Бокал номер девять...
В качестве закусок на столах стояли вареные яйца и гренки. Дегустатор сказал, что именно этим следует закусывать вискарь… Напротив меня сидел молодой человек в дорогом строгом черном костюме. В руках он вертел два айфона – черный и белый. Закуски он сгребал так, что несколько яиц я отложил на тарелку и придвинул поближе к себе.

В каждом бокале было от силы по тридцать граммов шотландского зелья. Но уже к десятому «пробнику» я почувствовал, как сзади по шее бегают противные муравьи. Оттенки вкуса перестали ощущаться еще раньше. Голос шотландца доносился как бы со дна пустого ведра.

— Ну и, наконец, четырнадцатый сорт. Это гордость «Chivas Reagal». До сих пор мы дистрибьюировали его только в Штатах и UK.
Переводчик, молодой парень в свитере грубой вязки «Топшоп», хлебал из бокалов вместе со всеми. Несколько долгих секунд он прикидывал, как по-русски будет «Ю-Кей»? Сидевший справа от меня тип плевался в лицо собеседнику и объяснял, что его фамилия МакЛауд. Понимаешь? Как в фильме «The Highlander». Клан МакЛаудов, неужели не слышал? Собеседник потел набрякшими щеками и повторял: «Ай донт андестенд. В смысле, ай спик только рашен».

К моменту выхода в зал фольклорного ансамбля коротконогий МакЛауд уже порывался станцевать на столе. Потом побрел в туалет, упал и разбил лицо. Выступления ансамбля я, врать не буду, не запомнил. Все орали и звонко чокались. Парень с айфонами, морща нос, хохотал. Мы познакомились(Его звали Тимой и он был каким то навороченным журналюгой, пишущем заказняки за приличный прайс) и выпили из наставленных вокруг бутылок.

— Ты не помнишь? Это тот сорт, который пахнет лососем?
— Жопой он пахнет, ****ь! Какая разница, братан?

Еще за столом сидел американец. Откуда он взялся, я не заметил. У него был нависающий на брючный ремень живот и редкие желтые волосы. На белой коже головы они казались ненастоящими. Я сходил в туалет. Там была очередь. Некоторое время я прикидывал, а не помочиться ли в раковину? Когда я вернулся, Женя, ревниво поджав губы, слушал, как Лиза смеется над тем, что говорит американец.

— Ты чего? – спросил я.
— Да нет. Все супер.
— Он что, к ней пристает?
— Хрен его знает. Я почти не понимаю, если честно. Вроде бы нет… - пожал плечами он.
— Эй, мистер! Эта девушка пришла сюда с бой-френдом! – заорал я по-английски
— Володь, хватит, завязывай… - одернул меня Женя

Америкашка не обиделся. Он в курсе. Они с Юджином(Женей) уже познакомились. Я кивнул и подумал, какой я отличный чувак... Джентльмен. Потом снова выпил с Тимой. Американец непонятным образом оказался рядом. Иногда я подливал виски ему в бокал. Напиток отвратительно пах самогоном. Я каждый раз мешал его с водой.

Американец спросил, как меня зовут. Он признался, что ему уже тридцать восемь( А выглядит на все 48!). В родном Огайо у него есть жена и дети. Вроде бы две девочки. Уже взрослые. «За детей!» — сказал я. После следующего бокала я сказал, что работаю в газете. Сигаретная пачка, лежавшая на столе, сложно расплывалась в глазах на различные цветовые комбинации.

— Лиза очень красивая девушка – брякнул америкашка
— Однозначно! – согласился я.
— Она твоя подружка, да? – спросил он
— Она подружка Жени.
— Да да, это я знаю…

Мы выпили снова.

— Как русские ухаживают за девушками?
— Русские не ухаживают за девушками приятелей. Русские за такие вещи бьют в лицо.
— Это я тоже знаю... – как то поник интурист.
— А вообще-то мы дарим девушкам цветы…

Он посидел, посмеялся над тем, что говорил Тима(тот рассказывал веселые истории с последнего сборища Союза Журналистов ), потом помолчал и исчез. Кто-то из соседей уже пил виски прямо из горлапана. Лиза  продолжала смеяться. По скулам у нее расползались пунцовые пятна. Я снова удивился, насколько они с Ликой похожи.

— Ого! – удивился я следующей картине.

В руке вынырнувший американец держал двухметровую пластиковую пальму. Она была разлапистая, нереально зеленая и, наверное, очень тяжелая. Американец сказал, что выдернул ее из кадки рядом со входом. До цветочного было идти лень и далеко…От удовольствия его красный нос даже блестел.

— Это мне?

Лиза широко улыбалась. Ее отличные зубы были видны на восемь в каждую сторону. Хмыкая и качая головами, все решили, что американец достоин поцелуя. Лиза выкарабкалась из низкого кресла. Рядом с ней американец был похож на мавританского карлика, стоящего с опахалом у ложа своей белой госпожи. Женя смотрел в другую сторону и кусал губы. Когда официантка убирала, он убрал в карман свои дешевые сигареты…
Около полуночи администратор сказала, что мероприятие окончено… Бар закрывался. Я попробовал уговорить ее немного выпить. За столом осталось всего несколько человек.

— Не хочется расходиться – сказал я
— Та же фигня – вторил мне Тима.
— А куда пойдем? – спросила Лиза
— А куда можно? –  уточнил америкос
Все посмотрели на меня. Я сказал, что неподалеку есть неплохой клуб «Центральная станция».
— Только у меня денег очень немного – предупредил я
— Не проблема, Володька!! – развел рукамиТима
— А что там, в «Станции»? – донимал меня вопросами американец
— Танцы. Геи. Хороший мьюзик. Хороший алкоголь. Травести-шоу…
— О-о! Да да, туда!!

Такси решили поймать, пройдя через проходной двор. В длинных, как туннели, подворотнях мы казались стадом мустангов. Где-то на полпути , Лиза рассмеялась и сказала, что сперла со стола красивый графин из-под воды. Все тоже посмеялись. Американец сказал, что украл не пустой графин, а целую бутылку «Chivas Reagal».
«Молодчага!» — хлопнул его Тима. Как самый богатый, он взял на себя роль организатора.

— Нужно разделяться. В одну тачку все равно не влезем. Я стану ловить тут, а вы отойдите подальше.

Машины брызгали из-под колес бляшками тяжелого, цвета кофе, снега. Я отпрыгивал от края тротуара и поддергивал полы плаща. Такси остановилось быстро. Почему Женя не сел с нами, я так и не понял. Я сидел на переднем сиденье и грел руки в карманах. В зеркало заднего обзора мне было видно, как целуются Лиза и американец. Лежащая на ее груди короткопалая лапа казалась огромной, как ковш экскаватора. Запрокинутые головы выглядели, наоборот, карикатурно маленькими. Иногда колеса пробуксовывали в тающем снеге.

— Янки, гоу хоум! – заорал я, смеясь, в открытое окно…

Пьяный Тиман буквально вывалился из машины. По пути они куда-то заехали, подкупили отвратного коньяка «Киновский»(другого не было в хач-магазе). Бутылка с синей этикеткой виднелась и в Жениной руке. Мы прошли через кованые двери клуба, пряча бутылки на себе, Тиму знала охрана и нас никто не шмонал.. Мы поднялись по лестнице на второй этаж..

Басы били по ушам. По одежде ползали сполохи липкого зеленого света. Танцоры в обтягивающих футболочках  и на высоких каблуках, толклись перед зеркалом. «Что пьем?» — орали все разом. Я не люблю громкую музыку. Вернее, люблю, но не хаус. Несколько раз, пригибаясь к столу, я отхлебывал из пронесенной с собой Тиминой бутылки. Эээх, хорошо бы выпить пива, но денег совсем не осталось. Стрельнуть у американца? Или у Тимы? У Лизы, как я помнил, денег тоже не было.
Я закурил. Ко мне подбежала Лиза.

— А я тебя ищу! Чего ты здесь сидишь? Ты же говоришь по-английски?
— В меру сил, бейба...
— Что значит это слово?
На салфетке было написано и зачеркнуто множество цифр. Перед каждой стоял значок $. Красивый Лизин ноготь упирался в слово «blow-job».
— Это означает оральный секс!
— Что? – заорала она мне в ухо
Музыка стучала отвратительно громко.
— О!-раль!-ный!-секс! Отсос!!! С какой целью интересуешься? – крикнул я в ответ.

Лиза махнула рукой и убежала вниз. Чтобы не упасть, она двумя руками держалась за перила. В «ЦС» чертовски неудобные лестницы. Часов в пять американец стал прощаться. Аккуратно пожал всем руку — Жене тоже — и ушел. Лиза сбегала на улицу, в круглосуточный обменник, и угостила меня текилой. У нее же я одолжил немного денег на такси. Брести домой по грязи и слякоти не хотелось. За стеклом машины было уже утро. Вдоль поребриков текла серая, унылая гранитная вода.

…Проснулся я только к обеду. Снова почувствовал, что грязен, похмелен, небрит и разбит. Поворочался в постели, потаращился в окно. От нехуй делать… Вставать не хотелось. Я доковылял до туалета. Там-то все и понял, сука…
«****ь, ****ый в рот!» — выругался про себя я.

….Я  помню, как мне исполнилось пятнадцать. Была весна. Сколько же лет назад это было? До ***…Я посрался с родителями и свалил из дома
Вместе с чуваком по кличке Крот, я жил в полурасселенной квартире на Таврической. Крот уверял, что только что сбежал из колпинской колонии для несовершеннолетних. Как его звали на самом деле, я не спрашивал. В квартире нам принадлежали две смежные комнаты с оборванными обоями и наваленными на пол матрасами. Плюс конфорка на коммунальной плите. Когда становилось совсем нечего есть, мы ходили тырить продукты из близлежащих продуктовых магазинчиков…

Ту наголо бритую девицу с сигаретой в ярком рту я заметил сразу на набережной. Морщась от дыма, оначто-то отвечала пьяному подростку(то есть мне), а потом мы оказались в парадной. Несколько раз она расстегивала свои тесные джинсы. Нас постоянно прерывали. Похоже, что парадная была проходной. Девица сказала, что это утомительно и нельзя ли пойти ко мне.

В моей халупе она разделась, аккуратно сложила одежду и сказала, что в процессе любит курить. Это считается унизительным для мужчины, но, вы знаете, мне понравилось. На груди у нее были вытатуированы  «пики» и голый женский силуэт. Ближе к полудню пришел Крот, и все стало еще интереснее.

О приключении том я вспоминал с улыбкой. До тех самых пор, пока моя интеллигентная мама не вызвала меня ПОГОВОРИТЬ. Не ее, конечно, дело... но не хочу ли я показаться венерологу?( Я успел вернуться в квартиру родителей.) Именно мама стирала мое нижнее белье. Разумеется, я и сам замечал зеленые потоки, коркой застывающие на трусах. Я даже беспокоился по этому поводу. Но и в самом страшном сне я не мог представить, что это случится со мной. С героями авантюрных романов... С алкашами из медицинских брошюр... со смутно знакомыми кредитами...

Впрочем, очень быстро вензаболевания перестали быть для меня экзотикой. Это повторялось столько раз, что иногда бывает трудно вспомнить очередность. Длиннолицая певичка из «Джельсомино» (двухнедельный курс пенициллина в больнице на Восстания). Вечеринка с тремя училками младших классов (тяжелый, с осложнениями трихомоноз, до сих пор отдающий горьким привкусом на языке). Какие-то балерины с косичками...****ец…
Так что симптомы я узнал сразу. Стоял над унитазом и разглядывал свой искалеченный член.

—Твою мать..Твою мать…Твою мать!!!...

На кухне я выкурил сигарету. Пепел стряхивал в тарелку. Потом взял мобильник и повертел в руке. Кому, интересно, я собирался звонить? Мне вспомнился мужчина из суицидальной больницы. Тот, с порванными мышцами шеи. Большой член, говоришь?Сука…****ь….

Я вернулся в комнату. Внезапно что-то резануло мне глаз. Со стены смотрел «Мужчина в кафе». Я подошел, затушил в нее окурок. Снял со стены.. Сломал раму, порвал холст….Куски холста отнес в туалет, положил в унитаз и поджег…Прикурил от моего небольшого домашнего сортирного костра очередную сигу. Спусил воду, смыв несгоревшие куски ткани, когда то бывшие репродукцией  работы великого кубиста…Вот так… Все таки, я никогда не любил кубизм… Шишкин…Васнецов…Это мне как-то ближе.. Роднее , что-ли…

Потом я снова стоял у окна и докуривал. Окно было большое и грязное. Последний раз его мыли год назад... Тоже весной. Помнится, тогда я собирался уехать в Минск бухать с друзьями панками...

Как глупо все получилось... Хотя и счастливо тоже. Снаружи светило весеннее солнце. Сосульки-фаллосы и все такое. До моего дня рождения – 10 дней… Весна все-таки началась… Моя тридцатая весна….

Следующая, еще одна весна…
«Охо-хо», — выдохнул я, выкинул окурок и, вздагивая от зябкости, что рванула с улицы в полный рост,  закрыл раму. …





PRO ДРУЖБУ


When your belly’s empty
And the hunger’s so real
And you’re too proud to beg
And too dumb to steal
You search the city
For you only friend..

Eric Clapton – It’s Probably Me