Легенда о воде

   Данай был одним из ремесленников, что проживали на окраине городка Мерат, затерявшегося на юге Персии. Большинство своего времени Данай тратил, лепя и обжигая горшки по утрам, после полудня торгуя посудой на местной рынке. Такой небольшой доход и позволял ему существовать в своей маленькой лачуге недалеко от рынка. Данай был мастером своего дела, ибо слава о его посуде ходила по всей округе Мерата, но, несмотря на это, жил он весьма скромно – налоги на торговлю росли огромными темпами, что и занимало большую часть его выручки. Остатка хватало лишь на еду по вечерам, что он одиноко проводил в своей лачуге. Данай был очень одинок -  у него не было детей, не было жены. В своем укрытии одному ему всегда было комфортно, больше всего Данай любил покой и тишину. Никто не должен был мешать ему в его размышлениях – большую часть времени Данай проводил в себе, глубоко в себе.

   Однако одним жарким летним днем внимание Даная привлек слепой старец. В то время, как Данай торговал посудой на рынке, старец стоял и выкрикивал разные непонятные вещи, странные фразы, сотрясая руками, обращаясь к небесам, иногда хватая прохожих и крича что-то им прямо в лицо. Он был крайне чем-то обеспокоен, он отпугивал клиентов рынка, поэтому почти ежедневно оказывался выброшенным местными муктезибами – смотрителями  – прочь за пределы рынка. Все, что понимал Данай из его слов – вода. Слепой старец что-то говорил про воду. А Данай несколько дней наблюдал за ним.

   В один из дней Данай увидел, как слепого старца, пришедшего в очередной раз на рынок и выкрикивающего странные пророчества, двое верзил взяли за руки и выбросили вон с рынка. Данай решил узнать, чем же так обеспокоен был старец. Скрывая смущение и оглядываясь по сторонам, он подошел к лежащему в пыли мужчине в лохмотьях:

   - Здравствуй, старец!

   Мужчина в изумлении завертел головой, сверкая затянутыми пеленой невидящими глазами:

   - Кто это? Кто со мной разговаривает?

   - Меня зовут Данай, я торговец посудой на этом рынке. Вы ходите сюда уже который день. Я хотел бы узнать, чем вы так обеспокоены? Может, я смогу вам чем-нибудь помочь?

   Слепец протянул руки и стал ощупывать лицо Даная. Торговец содрогнулся от отвращения, но отталкивать старика не стал.

   - Они не слышат меня, Данай. А мне пришло озарение Господа. Он послал мне свое письмо. Ты слышишь меня, Данай?

   - Да, но я не понимаю, о чем вы?

   - Вода…

   - Что случилось? Что с водой?

   - Делай запасы, Данай, - Старик схватил торговца за воротник и прильнул к его лицу, так что тот почувствовал его зловонное дыхание, - Запасай воду, пока можешь. Она нужна тебе. Она позволит тебе сохранить свой разум, после того, как Господь проклянет эту Землю. Скоро водоемы опустеют, а потом придет другая вода. Ты останешься в своем уме. Поверь мне, Данай, поверь, умоляю. Никто мне не верит, - Старик заплакал, показывая слезами все свое бессилие, - Никто…


   Оказавшись дома в своей лачуге, Данай крепко задумался по поводу слов старика. Со стороны это казалось полным бредом, но торговца слова слепца сильно зацепили. Он был крайне искренним в своих словах. А что если это и вправду так? Данай посмотрел на мир в окно.

   Куда они все спешат? Повозки, груженные товаром, который стоит гораздо выше, чем за него нужно платить, надменно покачивающиеся на лошадях муктезибы делают вид, что смотрят, чтобы все было чинно на их территории, а на самом деле ищут, на чем ещё можно поживиться. Эти жадные торговцы, готовые продать не только товар, но и душу свою за гроши, суетятся за прилавками, выманивая монеты из кармана очередного покупателя. Данаю становилось тошно от осознания того, что он тоже принадлежит их касте торговцев – ему было муторно быть одним из них. Посмотри на того, кто пересчитывает жалкие гроши в своей казне – вот, что зовётся искренней мелочностью. Или на того, кто укладывает пачками свои деньги, но не успокаивается, а хочет выбить все больше и больше, все больше и больше. Кто из них более смешон?

   Данай задвинул штору на окошке, достал несколько ведер и двинулся за водой к водостоку. С этим миром что-то не то, и если это только начало, Данай надеялся умереть до того, как все закончится, чтобы не видеть конца. Но больше всего он боялся стать одним из тех, кого каждый день видел за окном…


   За день Данай насобирал более десятка ведер воды, все их спрятал под своей кроватью, чтобы никто не нашел в этом странности. Благо Мерат находился в устье Большой реки, и в воде здесь никогда не было особой нехватки. Вечером, отправившись на торговлю, Данай заметил, что что-то не так. Он понял, что, лишь ближе к закрытию. Не было старца сегодня на рынке, поэтому вокруг все было так тихо. Он решил спросить одного из муктезибов, разъезжающих по рынку, об этом.

   - Старый слепой подох сегодня ночью прямо у входа на рынок. Утром уже нашли его вонючее тело, над которым летали мухи. Своим запахом распугал всех купчих.

   - Умер? – изумился Данай.

   - Я же уже сказал, - ответил пузатый муктезиб, - Собаке и смерть собачья. Хотя бы спокойнее у нас на рынке будет теперь. Этот сумасшедший только и делал, что пугал покупателей. Избавились, и хорошо.

   Данай промолчал, искренне пожелав про себя муктезибу гореть в аду за его слова.
 

   Дома Данай только и думал, что о погибшем старце и о том, как высказался об этом пузатый муктезиб, и решил запасти ещё больше воды – на всякий случай. Вероятнее, всего, конечно, старец нес предсмертный бред, сойдя с ума на преклонных годах. Но…


   Прошла всего неделя, а Данай уже и позабыл наставления слепого старца, пока вдруг не заметил однажды огромного столпотворения людей у водостока, где Данай и все жители соседских лачуг набирали обычно воду. Он подошел к толпе:

   - Что происходит? – спросил он толстого торговца ножами в грязной одежде.

   - Нет воды, - ответил тот, - Ещё с утра люди подошли набрать воду, но водосток пересох, словно мое горло после попойки.

   Данай изумленно посмотрел на торговца:

   - Но ведь у нас целая река рядом?

   - Мы послали людей на реку, чтобы набрали воды. Вероятно, они вернутся уже скоро, - Торговец кивнул головой, - Скорее всего, где-то оборвался водосток, вот и все. Не стоит делать из этого большой проблемы.

   Озадаченный Данай отправился в свою лачугу. Слепой старец – кем он был? Неужто Господь и впрямь явился к нему и предрек беду? Поверить в совпадение можно было бы, но Данай знал, что такие совпадения редко случаются. Внутри него горел огонь от осознания и предвкушения чего-то глобального и непредрекаемого. Едва он ступил на порог, он пал на свои колени и начал молиться Господу, хотя ранее этого никогда не делал. Он не знал ни одной молитвы, но верил, что Господь сможет услышать его, если его слова будут достаточно искренними:

   «Господи, услышь мои слова и дай мне знать, что я услышан. Упаси меня от греха и разреши мне сохранить свой разум. Дай мне понять, в чем виноват этот мир, а этому миру дай возможность исправить все, в чем таится его грех. Не позволь все разрушить до основания, ибо это будет невозможно начать все с самого начала. И, наконец, прости этих людей. Они глупы, словно собаки, но в их наивности есть что-то блаженное. Когда-нибудь они поймут свою вину и захотят её исправить, но им нужно время. Дай хоть им последний шанс простить самих себя». 

   Закончив свою молитву, Данай встал с колен, достал из-под кровати ведро с запасами воды и начал жадно хлебать её.


   К обеду пришла новость от странников. Вернулся лишь один из двоих, измученный жаждой, он шел, едва переставляя ноги, и поведал, что попутчик его умер от непереносимой жары, что надвигается на Мерат со стороны Большой реки. Также посланник поведал ещё более страшную новость: Большой реки больше нет, там, где находилось её устье, сейчас пересохший овраг, поросший мхом и водорослями. Воды нет, как нет и следов её. Река испарилась буквально за день, и никто не мог предположить, как такое возможно.

   Один только Данай, сидя в своей лачуге, с тоской и болью во взгляде смотрел на то сумасшествие, что происходит вокруг. Прижав колени к груди, он выглядывал в окно и смотрел на людей, в панике пытающихся найти хоть что-то жидкое, чтобы утолить свою жажду. Свою воду он никому отдавать был не намерен.


   С того момента, как пересохла Большая река, прошло более трех дней, и город сошел с ума совершенно. Необъяснимо феноменальная жара обуяла Мерат. Каждый день из своего окна Данай видел трупы животных, выжатые как лимон – люди, сходящие с ума от жажды, пили их кровь и не гнушались этого. Проходя по улицам неровной походкой, они неоднократно просто падали замертво прямо под окном Даная не в силах пережить жажду и несусветную жару. Некоторые просто самостоятельно расставались со своей жизнью. Данай узнал, что толстый торговец ножами, который часто торговал рядом с ним, день назад убил себя и всю свою семью не в силах терпеть жажду. Люди пили то, что попадалось под руку – некоторые пытались получать сок из фруктов и овощей, которые в несколько дней превратились в сухофрукты при той жаре, что обрушилась на город, другие, более прозорливые пили из своих запасов, как это делал и Данай. 

   Сам торговец проводил те дни, одиноко смотря в окно и ожидая, когда же все изменится и станет таким, как было прежде. Даже тот мир напыщенных индюков и людей, готовых продать свою душу за прибыль, казался ему спасением от того, что творилось на улицах Мерата сейчас. Крики о помощи, стенания разрывали его душу, но Данай оставался непоколебим. На днях он сам стал замечать, что воды, что хранил он в своих запасах, становится все меньше и меньше, оставался десяток ведер. Когда они закончатся, Данай и сам станет одним из тех, кого он каждый день видит на улицах – убийцей, попрошайкой, тем, кто готов убивать ради того, чтобы выжить самому и утолить свою жажду. Оставалась надежда на то, что все это закончится уже очень скоро.


   В один из дней Данай был разбужен криком с улицы. Человек явно был чем-то крайне возбужден. Торговец выглянул на улицу. Толстый торговец бежал, что-то выкрикивал, все жители Мерата высыпали на улицу один за другим. Данай открыл окно, чтобы услышать.

   - Вода! Теперь есть вода! – именно это кричал человек, пробегая мимо домов. На рынке его остановили, чтобы хорошо расспросить, что тот имел в виду. Данай быстро накинул рубаху и ринулся на улицу.

   Толпа в возбуждении шумела и пыхтела:

   - Где вода? Где?

   - Посмотрите на водосток! Он полон! Полон воды! Её хватит нам на всех! Надолго! – потрясал кулачками возбужденный торговец.

   Что-то оборвалось внутри Даная.

   Толпа, сойдя с ума, ринулась к водостоку. Там и вправду была вода. И она была идеальна, не такая, как раньше. Раньше в ней содержались примеси и пески, её нужно было фильтровать. Сейчас она была кристально чиста, она переливалась цветами радуги  на солнце, журча, она проливалась на обивку тротуара. Она была настолько прекрасной и чистой, что производила ощущение неживой, ненастоящей. Данай прекрасно знал, что такой воды не бывает.
Люди Мерата, отчаянно отталкивая друг друга, пытались все больше насладиться прекрасным пойлом из водостока, но не успевали, ведь все новые желающие пытались тоже урвать свою долю наслаждения. Вода брызгами струилась по их ртам. Кто-то пытался слизывать капли воды с земли, пытаясь не упустить ни единой частички нового чуда, пришедшего в прекрасный торговый город.

   Данай схватился за голову. Они все пьют. Они ВСЕ пьют…

   - Не пейте, пожалуйста, я прошу вас, не пейте, - Данай стал отталкивать людей от водостока, - Это не та вода. Эта вода сведет вас с ума!

   - Отвали, ничтожный торговец! – взревел один из огромных муктезибов, - Лучше бы восхвалил небеса за то, что они наградили нас за мучения, что пришлось нам перенести за последнюю неделю. Это наша награда за то, что мы прошли небесное очищение. Уведите его! – приказал муктезиб двум своим слугам.
Слуги муктезиба, похожие на двух буйволов, схватили Даная под руки и оттащили прочь.

   - Отпустите меня, верзилы! – Данай рычал и вырывался, но слуги были непоколебимы, их руки были толщиной с небольшое дерево. Вскоре Данай оказался в той же туче мусора и пыли, где закончил свою жизнь слепой проповедник. Поднявшись и отряхнувшись, со слезами обиды на глазах Данай двинулся к своей лачуге. Сегодня он запрет её дверь и никого больше не пустит.


   Он больше никого не пустит. Данай смотрел в окно ближайшие три дня, забыв о еде и лишь периодически попивая воду из своих запасов. Он мог видеть, как все, что он когда-то ценил и любил, превращалось в пыль и пепел. Их моральные устои и принципы были раскрошены в пыль и прах – он видел, как мир за окном сходит с ума, переставая быть колыбелью толерантности и лояльности. Он видел, как умирает все то немногое, чем он так дорожил – он видел, как умирает разум, торжествовавший в Мерате до прихода Новой Воды. Эти женщины, что были прекрасны в своей невинности и непоколебимой верности своему одному единственному мужчине, что скрывали прелести своего тела, чтобы лишь их единственный мог насладиться им, – сейчас они торговали собой на углу поворота на рынок. Их губы, до бесстыдства намазанные красным, были вызывающе воспламеняющими, провоцирующими на грех блуда, их тела обнаженные чуть меньше, чем полностью, привлекали красотой и изяществом своих изгибов, доводили мужчин, что имели свои семьи, до потери разума. Эти девушки, заводящие одного за другим в свои прекрасные закрома, были прекрасны на вид, словно спелые персики, но Данай видел их изнутри. Видел весь гной и желчь, видел осадок греха – его тошнило от каждой из таких.
   Данай видел, как взлетели цены на продукты, продававшиеся на рынке. Те, кто продавал что-то особенно редкое, взвинтили цены в несколько раз. Данай видел, как жадность порабощала людей, заставляя их требовать все больше и больше денег в свои карманы, даже если деньги тратить было уже некуда. Он видел лица матерей и детей, которые больше не могли себе позволить купить еду, она была им не по карману. Он видел, как тщательно матери отчищают плесень от недельного хлеба, чтобы накормить им своё чадо и как они дорожили каждым куском, делая порцию столь тонкой, что сбоку её и не заметно было.
   Данай видел, как контрастно легко другие тратят деньги на доступных женщин, дорогое вино. Данай видел, как женатые мужчины сажают на колени голых девиц и ставят на кон карточной игры приличные суммы, пока их жены, укутанные в дырявые покрывала, просят милостыню у соседей по ночам, ибо днем это делать слишком стыдно.
   Данай видел смех людей над больным калекой, который продавал лекарства на рынке. Этот человек пережил перелом тазовой кости и сейчас передвигался, словно выпивший осьминог, волоча одну ногу за собой. Те люди, которые раньше брали его за руки и помогали добраться до лачуги, сейчас выстраивали коридор и дружно высмеивали его, отпуская вслед остроумные, как им казалось, шутки, не замечая слез, которые он так старался сдержать, на его обветренном морщинистом лице. Он волочил за собой ногу под смех окружающих, желая больше всего сейчас оказаться дома подальше от всего стыда и унижения, считая за счастье то, что его никто не пнул вдогонку. Однако дома он обнаруживают свою жену с другим мужчиной, жену, желающую полноценного хорошего мужчину, ненасытную и возбужденную, какой он её не видел, заперевшую сына в старой каморке на время её страстного свидания. Она, пахнущая порочной связью, кричит, что достойна быть с красивым мужчиной, а не с уродом – калекой, который портит ей всю жизнь своим присутствием, заранее превращая её в старуху. Он слушает её без слез на глазах с ясным пониманием того, что завтрашний день для него не наступит. Наутро его сын обнаружит калеку в петле на чердаке его лачуги.
   Данай видел, как меняется музыка. Он видел, как наиболее бесталанные брали инструменты в руки и издавали звуки хаотичного набора, подвывая слабыми голосами при этом, а зеваки хлопали и устраивали бурные овации. Некоторые просто выходили и произносили ритмично текст, остальные при этом танцевали. Такие срывали наиболее бурные овации.
   Данай видел, каким мир становится день за днем, но почему они не видели этого? Их головы словно были одурманены стойким алкоголем, который обуял Мерат. Данай видел, как идиотизм превращался в чуму, как грех становился модой, как жалость и сострадание атрофировались у горожан, словно ненужный орган на теле или неиспользуемая мышца. Они стали очень много и быстро говорить, но их слова не содержали смысла ни капли. Теперь они говорили, лишь чтобы говорить, пытаясь при этом казаться умнее, чем то есть.   
   Данаю было жаль, но он уже ничего не смог бы изменить. Теперь он боялся даже выйти из своей лачуги, с сожалением смотря в окно и видя, как день за днем мир меняется, как все, что было построено в течение долгих лет, рушится на его глазах. Он не пил Новую Воду, он до сих пор употреблял лишь свои запасы. Данай почти не ел больше – просто не мог себе этого позволить. Лишь иногда торговец выбирался из дома, чтобы дойти до ближайшего торговца на рынке и купить сайку хлеба, потом, прижимая её к груди и сиротливо озираясь, семенил обратно в лачугу. Он видел, что не осталось никого, кто бы был солидарен с ним. Смерть организма начинается с клетки – Данай понимал, что он единственная клетка, что осталась здорова.
   Он понимал, что долго так продолжаться не может. Люди с опаской относились к нему в последнее время, матери уводили своих детей с улицы, как только Данай появлялся. Слава сумасшедшего поползла по округе, да что там говорить, он и сам себя таким чувствовал. Данай помнил старого проповедника и иногда даже задумывался, не продолжить ли его дело. Думал об этом не больше минуты, пока не начинал осознавать всю бредовость этой идеи. Остальное время он проводил, уткнувшись лицом в колени, забившись в угол своей лачуги. Щетина достигла уже неприличных размеров и превратилась в бороду – Данай не брился и не мылся с тех пор, как ушла вода. Он просто боялся Новой воды, боялся стать её рабом, как и все те, которых он видел за окном. Сойти с ума и признавать бесталанное гениальным, а гениальное – достойным сжигания на костре.
   Все, что он понимал – он не сможет быть один. Они убьют его хотя бы за то, что он не такой, как все. Они теперь словно стадо, неповинуемое воле пастуха. Страх реально обволок Даная.    


   Это случилось, когда он осмелился выйти из лачуги за сайкой хлеба. Захватив свои гроши, Данай опасливо, словно в тылу врага, озираясь, посеменил к ближайшему торговцу.

   - Эй, ты!
   
   Данай быстро оглянулся. Толстый муктезиб кричал ему:

   - Да, я тебе говорю. Проваливай отсюда, пока не поздно!

   - Но я лишь хочу купить хлеб…

   - Здесь не место таким, как ты! – Муктезиб сверкал своими гневными глазами, глядя на Даная, - Если я ещё хоть раз тебя здесь увижу, прикажу четвертовать!
   
   Данай смотрел на муктезиба снизу вверх, не понимая, что ему делать:

   - Но мне нечего есть…

   - Как ты смеешь мне перечить?!! – возопил толстый муктезиб и ударил Даная ногой в живот.

   Данай почувствовал, как боль пронзила желудок, и тошнота подкатила к горлу. Он рухнул на землю и схватился за живот в болезненных муках.

   - Я здесь муктезиб, и никто не смеет перечить мне! – Толстяк с размаху пнул лежащее на земле тело Даная по почке.

   Здесь торговец не смог себя сдержать. Его вырвало, и ему показалось, что он выблевал все свои внутренности, ведь он уже давно ничего не ел. Ослабший организм был не в силах противиться, не позволял защитить себя.

   Данай слышал лишь толпу, собравшуюся поглазеть на то, как достаётся мерзкому отшельнику, её одобрительный гул в пользу муктезиба, отомстившего, наконец, странному человеку за то, что он не такой, как они.

   Данай, борясь с волнами боли, с изумлением смотрел на лица зевак: они были похожи на зрителей гладиаторских боев, того и гляди опустят большой палец, вынося приговор побежденному. Никто даже и не подумал помочь ему, никто – и перенести это было сложнее, чем боль.

   Данай больше не почувствовал ударов – ему показалось, что его тело онемело, а, может быть, он вообще умер. Он просто лежал в луже своей крови и блевотины и не знал, что делать дальше. Он закрыл глаза – внезапно ему так сильно захотелось спать.

   Внезапный удар заставил боль воскреснуть с тройной силой. Кто-то бросил камень в его больной бок, разбудив только начавшие притихать волны страданий. Муктезиб? Или зеваки?

   Данай приподнял распухшие глаза. Ребенок? Он стоял над отшельником с грозным видом, словно охотник перед подстреленной дичью. Напускная отвага была и смешна, но в чем-то это показалось Данаю ужасной – он понимал, что если бы этот мальчик лет десяти отроду мог, он бы убил его.

   - Получи, вонючий ублюдок! – шепелявя, произнес мальчик, собрав в этой фразе всю ненависть, что так долго копилась в его душонке. Резко развернувшись, он побежал и схватил за руку женщину – мать, очевидно – и начал показывать пальцем в Даная. Женщина улыбнулась несколько раз и повела мальчика за собой, одобрительно погладив его по голове.    

   Данай упал лицом на землю. Он больше так не мог. Он не понимал, ничего, что творится вокруг, ведь так не должно быть. Как будто мир поехал с катушек, как будто это и не его мир вовсе. Но он знал, что делать, ведь больше ничего не оставалось.


   Придерживая свои раны рукой, Данай доковылял до водостока, где текла эта чудесная вода, столь чистая и идеально фильтрованная, что солнце отражалось лучиками в её брызгах. Вода, которая сделала из города рассадник насилия, жестокости, пренебрежения и греха. А, может, не только из города – может быть, весь мир уже заражен этой чумой?

   А может, это не чума? Может, это избавление? От оков, что сдерживали нравы столько времени, что формировали никому не нужные принципы, но столь привычные, что их стали причислять к социальным нормам. А может ли такое быть, что происходящее вокруг идет так, как нужно, по накатанной, так как Господь велел, а все, что происходило раньше – лишь жалкая копия на жизнь с ложными нормативами и запретами, что ничего не стоят? Зачем устанавливать заповеди, если от них нет никакого толка – они запрещают жить на полную и ставят лимиты. А если все так – не сумасшедший ли я сам на самом деле? Данай знал, что иначе не узнать, засовывая голову под струи водостока, напиваясь этой кристально чистой, прекрасной, словно утренняя роса, воды. Данай почувствовал, как холодок свежести движется по его телу, как боль проходит, а приходит свобода. Данай глотал жадными глотками, набирая в рот как можно больше, пытаясь не проронить ни капли.

   Он чувствовал, как солнце становится ярче, а голова яснее. Все внезапно стало очень просто: просто он приведет себя в порядок и завтра снова пойдет торговать горшками. Только теперь придется платить за его качество втрое больше – ведь купить посуду больше негде. Теперь он смотрел на мир другими глазами – он увидел ту красоту женщин, которой не видел раньше. Он увидел красоту их тел – и он захотел возобладать ими. Как жаль было, что он не замечал всего этого раньше. Все новые горизонты и устремления, новые цели, которые Данай знал, как достичь, и новые удовольствия, сопутствующие успеху. В кого он позволил себе превратиться – в нищего проповедника? Он слишком молод, он чувствовал силу, бурлящую внутри себя. А самое главное, он понимал, что теперь больше нет вещей, через которые он не мог бы перешагнуть. Ничто бы ни смогло его остановить.

   Яркое теплое солнце светило прямо в его прищуренные глаза, а вода струилась по его подбородку. Осталось лишь непонимание того, почему он не сделал этого раньше…


   А старый Бобби все стоял на перекрестке близ своего дома. Горло болело, словно кто-то ошпарил его кипятком, но он не прекращал попыток докричаться:
- Люди, что с вами произошло??? Люди, очнитесь!!! – заливаясь слезами, орал Бобби, а они лишь проходили мимо, опасливо озираясь на этого сумасшедшего. Его одежда насквозь пропахла потом и мочой от двухнедельной износки, его лицо покрылось порослью и язвами, глаза начинали слепнуть от жары и света, но он продолжал кричать, пытаясь найти в мириадах прохожих хоть одного, готового объяснить ему, что происходит вокруг него. Но пока их лица были как одно суровы и брезгливы. Но он найдет кого-нибудь. Быть может, настанет день, и все станет прежним, как раньше. И, может, имеет смысл ждать, стоя на этом перекрестке того, кто объяснит ему все. Пока все окончательно не ослепли, не видя человека, которому нужна помощь. Пока мир совсем не слетел с катушек, Бобби будет ждать…