Едет Крыша, не спеша...

В те времена, когда в России без бандитов нельзя было обойтись нигде и ни в чем, была у архитектора Ковыряева крыша. Не менты поганые на дверях архитектурного бюро, а самые настоящие бандиты. Беспринципность и жадность заказчиков можно было смело игнорировать, а двери не запирать. Менты тоже были, но ни в какое сравнение с братвой не шли — размах не тот, возможности никакие. Сидели внизу, сторожили подъезд, да разводили непонятки с участковым и ГАИ, если гости творческого коллектива геленами заставляли не только двор под «кирпичом», но и пешеходную зону Арбата.

Как называлась крышующая группировка Ковыряев не мог запомнить, но это было и не важно, ведь в кармане отдельный телефон с  несколькими номерами одного и того же человека, что мог все, как Б-г. Или почти... Настоящий авторитет, вор в законе, называл Ковыряева другом и навещал ежедневно. Точнее сказать — еженощно. Часто в компании других авторитетов, от чего у ментов внизу глаза на лоб лезли. Благо, соседние офисы в это время не работали.

Пришлых всегда было видно сразу: пацаны из бригады Левонтия (все его звали просто Лёва), одевались с иголочки, волосы носили длинные, ездили исключительно на геленах и мерсах S-класса. Пришлые могли прикатить на отстойных крюзерах или бумерах, в растянутых турецких свитерах и кожанках. Большинство коротко стриглось и цепи с гайками были не редкость. В присутствии Лёвы они становились меньше ростом, даже если были длиннее на целую голову. Смотрели на него с нескрываемым восхищением.

Благодетель и защитник муз любил полистать архитектурные книги и альбомы, коих в бюро было множество, с интересом рассматривал ковыряевские отмывки и рисунки тушью, старые синьки Иофана, Жолтовского и Ковыряева-старшего. Разглядывал картины и литографии, нежно гладил скульптуры из бронзы. Часами мог беседовать с Ковыряевым об искусстве, архитектуре, философских концепциях и трендах развития цивилизации. Пуще всего любил наблюдать за самим процессом проектирования: уставится в экран кого-то из ГАПов или рядовых проектировщиков, и смотрит часами, не мигая. Рядом пара огромных телков по сторонам зыркает, теребунькает свои волыны от скуки.

Мужики — архитекторы немного напрягались, чтобы не заматериться случайно и не отхватить по сусалам, но соседство пацанов переносили относительно легко. Тяжелее было с женщинами: те часто бегали к Ковыряеву с просьбой забрать друзей в свой кабинет, «а то  постоянно писить хочется от таких взглядов в спину». Но чаще, архитекторы мирно пили с братвой чаек или кофе с пирожными из кулинарии в соседнем доме, где располагался знаменитый ресторан.

Архитектурное бюро было небольшим, но удобным и рациональным: общая комната для ГАПа, двух архитекторов и конструктора, такая же для другого ГАПа и еще одной пары архитекторов и ГИПа.  Тесная переговорная на 8 человек, да просторный кабинет Ковыряева с огромным рабочим столом , дизайнерской авторской этажеркой в виде подвесного моста, потасканным кожаным диваном «Честерфилд» и несколькими непарными, разноцветными, но чертовски удобными французскими клубными креслами довоенной работы. Ни одна задница, что сперва презрительно туда опустилась, не могла потом заставить себя встать.

Днем Ковыряев работал. Вечером проводил совещания, встречался с беспокойными заказчиками. Поздним вечером подтягивалась богема: актеры из соседнего театра, режиссеры, что жили поблизости, оперные и балетные, музыканты и продюсеры, арт-директора модных клубов и рестораторы. Нельзя сказать, что архитекторам это нравилось, но знакомство со звездами тайно тешило самолюбие. Уют хозяйского кабинета, чистейший боливийский кокс, индюха из солнечной Киргизии, мохито - бордо - арманьяк и непринужденная творческая атмосфера, создавали притяжение невероятной силы, превращая бюро в балаган и проходной двор. Что мешало Ковыряеву, то ему и помогало — заказов было выше крыши, только успевай поворачиваться.

Раздувать штат не имело смысла: рабочку мастырили «негры» в Белоруссии и подмосковные «землеройки», инженерные разделы исполняли смежники, деталировки сложных фасадов разрабатывали во Франции, а дизайнерами были исключительно сами штатные архитекторы, чтобы не впадать в грех порожнего украшательства. Повышать производительность помогала редкая, в то время, проектная программа Allplan FT, позволявшая проектировать объект группой, объединенной в сеть, когда каждый специалист мог видеть, чем занят сосед. Объект рос в трехмерном пространстве монитора прямо на глазах, хоть и медленно. Именно это и завораживало Лёву.

К полуночи богемная публика рассасывалась, а Ковыряев, сняв дорожку волшебной пыльцы для бодрости, ждал приезда следующей волны гостей. Лёва был вежлив и всегда звонил предварительно, но уже поднимаясь по лестнице. Ковыряев успевал лишь сгрудить фужеры и кружки в раковину в туалете, да выбросить пустые бутылки. Проходя мимо комнаты архитекторов, Ковыряев умоляюще смотрел на кого-то из женщин и жертва собственной мягкотелости плелась мыть посуду, бурча под нос проклятия.

Бюро не закрывалось никогда: «совы» работали на той же технике, на которой утром начнут работать «жаворонки». Спящий утром на диване, а то и на столе архитектор — обычное дело. Но сейчас бюро заполняла братва. В этот раз их было особенно много и они распределились повсюду. Пехота запрудила площадку на лестнице. Авторитеты шли по коридору колонной,   заглядывая во все помещения по очереди. Ковыряев со всеми здоровался, целовался с близкими, кожей ощущая напряжение сотрудников разлитое в воздухе. Когда вернулся в свой кабинет, оказалось ему не хватило места. Пришлось нести стул из переговорной.

Несколько гостей вызывали у Ковыряева традиционную тяжесть в желудке: правая рука Лёвы - Гриша «Бомбист», его друг авторитет из Подмосковья Олег Никодимович,  подольский Чиполлино и пара незнакомых сухих, сморщенных урок в одежде с Черкизона. Все они расселись по креслам - диванам, девелопер Лёвы — элегантный жуир и бонвиван Джузеппе и личный водила-телок, афганец Джовани примостились у стола. Лёва занял рабочее место Ковыряева. Раньше он так никогда не делал, что заставляло хозяина кабинета нервничать.

- Садитесь, товарищ архитектор,- произнес «Бомбист» с нескрываемым презрением. Все захихикали.
- Спасибо, товарищ майор,- ответил Ковыряев присаживаясь на краешек стула.
Все заржали в голос.

«Бомбист» злобно зыркнул на Ковыряева и хотел было сказать еще какую-то гадость, но его оборвал Лёва: «Так, братва! Слушай сюда! Я начинаю стройку века»,- привыкшие к гиперболам босса «свои» остались безучастны, «пришлые» разинули варежки,- «знаете мою подземную автостоянку на проспекте Мира»,- «пришлые» дружно закивали - «так вот, там будет самый большой в мире многофункциональный комплекс!»

- Где, прямо под землей?- поинтересовался один из сушеных урок.
- Схрена ли? Над ней, конечно,- ответил Лева раздраженно.

Первым пришел в себя «Бомбист»:

- А куда «Рабочего с колхозницей» денем?- спросил он осторожно.
- Нах колхозницу и рабочего туда же и тебя, умник ё...ный и ЛЮБУЮ ПАДЛУ ЧТО НАЧНЕТ НЫТЬ: ЭТО НЕВОЗМОЖНО,- Лёва перешел на крик. Все замерли. Немного отдышавшись Лёва продолжил, обращаясь к Ковыряеву — берешься?

От ужаса в глазах Ковыряева потемнело, но он справился с собой и ответил спокойно:
- Конечно, Лёв. Спасибо за доверие. Вопросы можно?
- Валяй,- разрешил заметно подобревший Лёва.

Опытный Ковыряев виртуозно отдавал пас потенциальному заказчику своими наводящими вопросами. Большой босс с упоением солировал. Часа четыре. Никто даже не шелохнулся. Картина будущего комплекса предстала, как живая: огромный атриум, бесконечные эскалаторы, стеклянный «падающий» фасад до неба, внутри гучи-версаче, фонтаны, зимний сад с пальмами и павлинами, мультиплекс, боулинг, рестораны, ночной клуб...  В какой-то момент Лёва схватил лист бумаги и карандаш, чтобы лично показать что имел в виду. Карандаш в руке авторитета смотрелся менее естественно, чем ТТ, на бумаге плясали убогие кривульки, но расторопный Ковыряев спас положение, подсев рядом и замкнув визуализацию на себя.

Рука у Ковыряева была твердая, таланта не занимать и уже через несколько минут на листе обозначилось что-то футуристическое, загадочное, внушительное. Братва обступила стол. Кто-то закурил в открытое окно, в воздухе запахло разрядкой напряженности. Ковыряев метал эскиз за эскизом. На одном он изобразил «Рабочего и колхозницу» на  постаменте перед комплексом. Лёва помрачнел.

- Нужно оставить, правда,- упреждающе попросил Ковыряев.
- Нах?
- Это память, символ, миф. Ты же знаешь, что скульптура Мухиной стояла на всемирной выставке на павильоне СССР, напротив германского. Помнишь  противостояние? Это — история! Лучшее, что в не было! Как конструктивизм и русский авангард.
- Да, точно! Мы же обсуждали когда-то. И его этот делал, ну как его...
- Иофан. Тот, что «Ударник» и «Дом на набережной». Мы же там смотрели кровлю раздвигающуюся, акустические плафоны... помнишь?
- Да, помню. Х... с ней с Мухиной этой. Раз Иофан — оставим. Хоть и жид.

Ковыряев вздохнул с облегчением. Урки снова расселись, Лёва еще час солировал, рассказывая о дерзости Иофана.

"Прикиньте! Сталин вызывает Борис Абрамыча и спрашивает: Что нужно советским архитекторам, товарищ Иофан? Ну, чтобы перегнать Америку... А тот, такой: Свобода, товарищ Сталин! Не, ну прикиньте, пацаны! В тридцать седьмом! Крутой жидяра! Нет?»

Гости стали рассасываться под утро. У бандитов не принято прощаться. Они уходили молча, один за другим, но на Ковыряева смотрели с уважением. День вступал в свои права. Возбуждение ушло и сменилось страшной усталостью. Ковыряев рухнул на диван. В кабинете оставался один Джузеппе.

- С чего ты решил, что город разрешит тебе проектировать такой объект?
- Конечно не разрешит. Это уровень Моспроект-4. Придумаем отмазку какую-то для Лёвы. Я могу вас консультировать, переводчиком быть с русского на русский...
- Только этого мне не хватало... Завтра поедем к Краеву, посоветуемся,- сказал главный девелопер, но Ковыряев его уже не слышал.

Он летал по воображаемому комплексу, заглядывая в каждый уголок. Конструкция обрастала деталями, как в любимой немецкой проектной программе. Мысленно прикинув смету, Ковыряев взмыл к светопрозрачной кровле, окинул атриум взором с высоты и ушел в открытый космос...

ПС: Иллюстрация Васи Ложкина))