бесполость

Не столь важно, с какого момента человек начинает свой день. Бубновый валет и вверх ногами останется все тем же шутовским вальтом с ухмылкой на квадратных сантиметрах своей собственной плоскости. Не столь важно, где пьяный человек оставил ключи, и у чьей двери запачкает коврик грязью из ороговевших частиц кожи, покрывшейся некогда потом пролетарского рабочего, смешанных с кровью II+ группы какого-то ВИЧ-инфицированного. Все равно у кого остаться на ночь, и чьи непристойные ласки принимать сквозь прутья собственной клетки, за которой рентгеном просвечиваются живые оголенные клетки души; к ним прикасаются жгуче-холодными губами и дышат воздухом адской жары. И ногти безнадежно пытаются дотянуться, чтобы отодрать кусок чужой плоти. Имплантанты чужого счастья. И вот человек нащупал где-то с изнанки место боли человека. У каждого своя: в спине, зубная или душевная. Предвкушение обладания этой такой желанной чей-то боли доводит просто до экстаза. Закрываются в судорогах глаза, стрелки навигации внутри внезапно теряются, и становятся ни к чему вопросы как «где болит, если нажать пальцами: здесь, или здесь?». Сплошная живая кровоточащая язва. Нет сил терпеть. Просто скажите когда всё закончится, где расписаться, кому помолится. День не задался с прошлой реинкарнации нищей сущности человека. Но человек уже никогда не будет прежним. Никогда не вырвется из круговорота сансары. Никогда не избавится от своей ноши боли. Вскоре человеку самому захочется чесать и чесать  это место, свою же рану, что ноет и зудит от боли... до боли. А пока что человек будет всё также включать телевизор и делать утреннею гимнастику. Пить таблетки, кушать в Маке. Слушать Вагнера и читать беллетристику. Родиться буржуа, и будет терпеливо стоять в очередях. Молиться Иисусу, но верить шепоту Дьявола. У этого человека неопределённых по внешности лет что-то болит внутри; по утрам ломит все кости и суставы, — «На погоду»,— скажет дура-соседка. А человек ведь завтра просто умрет. 

[карт.- Рене Магритт "Полярное сияние", 1926]