ОТК. Глава 1

      (с) Алексей Рижский
      
      ОТК
      (Общество тотального контроля)
      
      Роман
      Современная проза, антиутопия
      
      
      
      Глава 1
      
      Он аккуратно поставил чашку на стол, оставив в ней столько кофе, чтобы гуща была покрыта примерно двухмиллиметровым слоем жидкости. Так полагалось. Будь он один, допил бы до конца, делая последние глотки медленно, уменьшив зазор между губами, пока язык не почувствовал бы мелкие частицы разбухшего молотого кофе – так он всегда делал дома. И дело было не в экономности или чем-то вроде этого, просто ему нравилось допивать - возможно, у него был синдром «нехватки последнего глотка». Пить же две чашки подряд или пользоваться более вместительной посудой было не принято. «Так делают только эти... ну, вы понимаете... - время от времени говорил кто-нибудь из их круга, зачем-то непременно понижая голос, словно отсутствующие «эти» могли подслушать или узнать о таких словах еще каким-нибудь образом и отомстить, или подвергнуть осмеянию, или еще как-то выразить протест, несогласие с тем, что их зачислили в «эти» и квалифицируют практически любые их действия как неправильные, - ...не уподобляться же нам, в самом-то деле... ну, вы понимаете, кому». Конечно, все понимали и обычно кивали, выказывая свое понимание и подчеркивая его снисходительной улыбкой.
      - Кажется, пора.
      Он взглянул на дорогие наручные часы, затем поднял голову и посмотрел на сидящего напротив Карла Димжела, временно исполняющего обязанности заместителя третьего секретаря второго подотдела отдела Качества, который тоже взглянул на свои часы, кивнул и поднялся. Сегодня они покидали кафе одними из последних. Через два столика от них, у окна, сидели две девицы, кажется, из третьего подотдела отдела Эффективности. Обе были невзрачные и амбициозные, как, впрочем, большинство работающих в Департаменте женщин.
      - Виктор, как бы ты отнесся к тому, если бы отдел Усиления оказался выведен из частичного подчинения Аналитическому отделу и вашему подотделу была бы предоставлена большая доля самостоятельности в принятии решений? – спросил Карл и он, сбившись с какой-то незначительной мысли, неопределенно качнул головой. Это была одна из топовых тем работников Департамента, осуществлявшего надзор за Департаментом, в ведении которого был надзор за агентствами и подагентствами городского подчинения, которые контролировали частный бизнес. Обсуждение вариантов объединения каких-то отделов и подотделов или вывода таковых из подчинения друг друга, или поглощения отдела отделом, или иных реорганизаций, было бессмысленным по причине несбыточности таких идей из-за устойчивости работы давно обкатавшегося, притершегося шестеренками чиновничьего механизма. Но, за неимением других, более значимых или, хотя бы, относительно равноценных, эта тема постоянно муссировалась работниками Департамента.
      Мысль же, с которой он сбился, была действительно незначительной – он в очередной раз думал, не слишком ли схожи они с Карлом в своих почти одинаковых темных костюмах, почти одинаковых расцветок галстуках, со своими почти одинаковыми моделями часов и даже прическами. Хотя, впрочем, работникам Департамента полагалось одеваться, используя единый стиль, а в следующем году, возможно, вообще введут единую форму для сотрудников.
      - Полагаешь, такая идея могла бы найти понимание у руководства? – вяло поинтересовался он и на выходе из кафе зачем-то обернулся, посмотрел на покинутый ими столик.
      На нем остались две опустошенные во время кофейной паузы чашечки и два блюдечка, на каждом из которых лежало по ложечке и крохотному недоеденному кусочку торта с прослойками яркого крема – так было положено, ведь доедать до последней крошки могли только «эти».
      И он неожиданно подумал, что и вчера после кофейной паузы здесь после них остались точно такие же недоеденные кусочки такого же торта – только за соседним столиком. И позавчера. И месяц, и год назад. И впредь будут оставаться и месяц, и год, и еще неизвестно сколько времени. И он будет ходить и ходить сюда с Карлом или еще с кем-то из коллег, пока... пока что? Наверное, пока не наступит пора выйти на пенсию или их Департамент не упразднят, что было невозможным или, по крайней мере, в это не хотелось верить.
      Он поспешил отогнать вызывающие душевный дискомфорт мысли, настраиваясь на продолжение работы. В конце концов, вряд ли кто-то сможет лучше него справиться с важной и ответственной работой. Хотя высшие учебные заведения ежегодно выпускают тысячи нужных государству специалистов, здесь еще важен опыт, который достигается годами и десятилетиями работы, опыт, который у него есть. И поэтому, если не дать себя подсидеть и не допустить какой-то досадной оплошности, к чему не имелось никаких оснований, он имел неплохой шанс получить лет через пять должность временно исполняющего обязанности третьего секретаря подотдела отдела Усиления и уже во время испытательного срока начать зарабатывать в полтора раза больше, хотя и нынешняя зарплата была значительно выше средней и являлась несбыточной мечтой для семидесяти процентов жителей Балтийской империи.
      Вскоре он сидел в своем небольшом кабинете и просматривал эскизы обложек папок-скоросшивателей, разработанные для нужд Департамента его Техническим отделом. Дело было ответственным, поэтому Виктор на всякий случай отключил личный мобильный телефон, чтобы ничто случайное не могло вмешаться в рабочий процесс, и около часа, подавшись вперед, напряженно вглядывался в дисплей, листая страницу за страницей, внимательно сканируя взглядом присланные образцы.
      Технический отдел Департамента состоял из десяти подотделов, каждый из которых, в свою очередь, делился еще на десять подотделов, и каждый из них разработал не менее десяти образцов скоросшивателей. Таким образом, Виктор должен был просмотреть и оценить тысячу эскизов, чтобы из этого числа отобрать десять и представить их третьему секретарю подотдела отдела Усиления, одним из заместителей которого он являлся. Параллельно с Виктором, еще девять заместителей третьего секретаря тоже отберут по десять эскизов, и таким образом из ста поступивших к нему вариантов третий секретарь подотдела отдела Усиления отберет десять своих и передаст второму секретарю. Так же поступят еще десять третьих секретарей подотдела отдела Усиления и в итоге у второго секретаря скопится сто вариантов эскизов, из которых он должен будет отобрать десять лучших, чтобы отнести их своему непосредственному начальнику, одному из десяти первых секретарей.
      Пока эскизы пройдут всю цепочку и начальник отдела Усиления отберет один-единственный, который в итоге будет запущен в производство, пройдет около месяца. И этот месяц обещал быть напряженным, впрочем, как и любой другой месяц любого года после установления Окончательной независимости Империи.
      Когда неприятные ощущения в затекшей шее усилились, просмотревший около пятидесяти образцов Виктор наконец выделил первый экземпляр, показавшийся ему достойным. На обложке папки-скоросшивателя был изображен военный парад, демонстрирующий образцы современнейшей имперской техники. Перед зрителем представала Священная набережная Великой реки Империи, по которой катились военные квадроциклы. Автор не был оригинален в замысле, но оказался весьма точен в деталях, а главное, сумел передать дух, сопутствующий демонстрации военной мощи Империи. Тщательно выверенными мазками он сумел создать ассоциацию бурного течения Великой реки с этим бесконечным и бесконечно мощным потоком совершенной имперской техники, являющимся как бы аналогом реки, ее продолжением и зеркальным отражением, потоком, управляемым непобедимыми бойцами Империи, могущими смести с лица земли всякого, кто рискнет встать на ее пути.
      Виктор навел курсор на эскиз и отправил его в специальную папку третьего уровня, в которой он запланировал скопить около пятидесяти эскизов для последующего, более тщательного отбора, после которого часть этих эскизов переместится в папку второго уровня, откуда он отберет десять окончательных образцов и переместит их в папку первого уровня, которая, снабженная необходимой аннотацией, будет отослана его непосредственному начальнику, третьему секретарю подотдела отдела Усиления.
      Виктор прикрыл глаза, помассировал веки пальцами, затем кинул взгляд на настенные часы. Ровно пять, рабочий день закончен. Однако перед тем как покинуть кабинет, следовало выждать еще около получаса. Третий секретарь подотдела отдела Усиления, огромный кабинет которого находился в торце на этом же этаже, обычно покидал рабочее место в семнадцать тридцать, и для успешного карьерного роста неплохо было время от времени попадаться ему на глаза.
      Около пяти минут Виктор неподвижно стоял перед дверью, наготове, с портфелем в руке, чутко прислушиваясь к звукам в коридоре. Когда его обостренный слух уловил едва различимые мягкие шаги по ковролиновому покрытию, он решительно потянул на себя ручку двери и шагнул в коридор. Зафиксировав боковым зрением приближающуюся массивную фигуру, он забренчал ключами, запирая кабинет.
      - Э-э-э... – кажется, приблизившийся начальник вспоминал его фамилию, - если не ошибаюсь, Траук?
      - Да-да, господин Парвалд, - Виктор, как бы только сейчас заметив начальника, стремительно повернулся и растянул губы в улыбке, - вы не ошиблись.
      - Все уже разошлись, - заметил Август Парвалд. Его круглые очки сверкнули. Страдающий ожирением человек, почти на голову ниже Виктора, стоял, часто и шумно дыша, и смотрел на него с любопытством.
      - Пришлось задержаться, - продолжая улыбаться и глядя на начальника с обожанием, сказал Виктор, - дело в том, что значительное количество присланных Техническим отделом эскизов оказалось настолько... м-м-м... привлекательным и многие из них имеют настолько необычное художественное решение, что...
      Несколько секунд начальник смотрел на него и молчал, слышалось только его тяжелое дыхание, а Виктор, не выдержав испытующего взгляда визави, опустил глаза и принялся смотреть на его стильный галстук с чередующимися на блестящей ткани темными и светлыми полосками.
      - Довольно неожиданно такое слышать, – наконец сказал Парвалд и сделал жест, предлагая подчиненному проследовать по коридору, – я уже было подумал, что вам не хватает рабочего времени, чтобы справиться со своими служебными обязанностями.
      - Что вы! – воскликнул Виктор и невольно притормозил, чувствуя, как по позвоночнику, снизу вверх, прокатилась быстрая холодная волна. – Просто я... - Он закусил губу, пытаясь совладать с охватившим его нервным ознобом, и с отчаянием подумал, что мог бы предвидеть подобный вариант развития разговора и подготовиться к нему.
      - Впрочем, думаю, что это не так, - сказал начальник, и затянувшаяся пауза утратила нехорошую многозначительность, - я даже уверен в этом.
      - Спасибо, - сказал Виктор.
      Оставшиеся до лифта метры они прошагали молча, бок о бок, не глядя друг на друга.
      - Мне докладывали, что вы один из лучших сотрудников подотдела, - сказал Парвалд, когда двери лифта разъехались, и сделал еще один приглашающий жест. – Прошу вас.
      - Э-э-э... – Виктор слегка поклонился, - не сочтите за подобострастие, но только после вас.
      И шагнул за начальником в ярко освещенное пространство отделанной зеркалами кабины.
      - Как вы относитесь к телевизионным передачам, созданным вне Империи? – неожиданно спросил Парвалд.
      Вопрос действительно оказался настолько неожиданным, что Виктор в очередной раз растерялся. Он нарочито долго возился с кнопкой, соображая, что ответить, затем медленно развернулся, чувствуя, как устали мышцы рта, но продолжая удерживать надетую в начале разговора улыбку.
      - Простите, я...
      - Вы можете отвечать откровенно, - подбодрил его Парвалд и круглые очки опять сверкнули. Теперь, как показалось Виктору, с нехорошим значением, почти зловеще. – Ведь наш Департамент не имеет отношения к идеологии, а трансляция и просмотр созданных вне Империи телепередач не запрещаются законами.
      - Затрудняюсь с ответом, - наконец с усилием выдавил Виктор и заставил себя посмотреть начальнику в глаза. – Я... я их попросту не смотрю. – И, наконец, смог перевести дух.
      - Жаль, - опять неожиданно сказал начальник, словно нарочно задавшись целью каждой своей фразой ставить своего подчиненного в затруднительное положение. – Я как раз посматриваю один весьма интересный телесериал с весьма смешным названием. «Маргоша».
      Лифт остановился.
      - Не слышал о таком, - пролепетал Виктор, опять пропуская Парвалда вперед, – но если вы рекомендуете, я непременно...
      Проводив начальника до темного «Мерседеса» с ожидающим внутри шофером, Виктор постоял, дожидаясь, пока машина выедет со служебной стоянки, затем, на всякий случай, если Парвалд обернулся или смотрит в зеркало заднего вида, прощально кивнул и поплелся к своей машине, чувствуя, как подрагивают в коленях ослабевшие ноги.
      Весь путь домой он раз за разом прокручивал в голове состоявшийся разговор, пытаясь понять, не допустил ли какой-либо непоправимой для карьеры оплошности. Нервы были настолько взведены, что дважды за поездку он из-за невнимательности создал помехи для других водителей, что обычно происходило не чаще раза в месяц. К концу пути ему все же удалось убедить себя, что все прошло нормально, однако на будущее следовало бы придумать какой-то другой способ обратить на себя внимание начальства. Возможно, неплохой идеей может стать регулярный просмотр телесериала со странным названием, тогда он сможет поддержать разговор, если начальник опять вздумает поговорить на неслужебные темы. Да, это отличная идея. Лучше даже скачать этот сериал из Интернета и посвятить его просмотру ближайшие выходные...
      Уже готовясь свернуть на подъездную дорогу к дому, он вспомнил, что жена просила сделать кое-какие покупки и, чертыхнувшись, принялся перестраиваться в противоположный крайний ряд для совершения разворота, вызвав недовольство других водителей, которые сообщили ему об этом раздраженными гудками клаксонов.
      Въехав на стоянку супермаркета «Маскимус», он медленно проехал между двумя рядами плотно припаркованных машин, совершил поворот, так же неспешно проделал в обратном направлении путь между соседними рядами машин и только на третьем заходе увидел освобождающий место «Фольксваген».
      - Простите, - раздался из-за спины голос.
      Виктор нехотя обернулся и увидел темноволосого парня лет двадцати, рассматривающую его машину. Одежда типичного неудачника в виде выцветших голубых джинсов и свитера с безвкусным узором, из тех, которые можно приобрести на Центральном рынке всего за пять – семь имперских долларов, не могла вызвать у него симпатии.
      - Говорите, - процедил Виктор.
      - Отличный аппарат. К тому же, мой любимый цвет, - сказал парень и Виктор понял, что сейчас у него станут клянчить деньги.
      - Извините, я спешу, - сказал он, нажимая кнопку брелка. Сигнализация коротко пискнула, а он демонстративно посмотрел на часы.
      - Да-да, конечно... – Парень прервал созерцание перламутрового «Лексуса» и посмотрел ему в глаза. – Я всего лишь хотел предупредить, что вы выбрали не самое удачное место для парковки.
      - Простите?
      - Здесь время от времени снимают боковые зеркала, а вчера была предпринята попытка угона дорогой автомашины.
      - Попытка? – переспросил Виктор и нахмурился, пытаясь угадать, чего же все-таки от него хотят. Естественно, он ни на секунду не поверил, что этот нищеброд подошел к нему из добрых побуждений и что в его словах есть хоть капля правды. Скорее всего, околачивается здесь с утра до вечера, запугивая состоятельных простаков мнимыми опасностями, чтобы получить за свою лживую информацию денег, или же предлагает посторожить за небольшую сумму их машины.
      Еще он поймал себя на зарождающемся раздражении из-за невозможности определить, коренной ли имперец этот подозрительный парень. Говорил он, естественно, на единственно правильном языке, это было понятно, потому что с десяток лет назад в Империи был законодательно введен окончательный запрет на использование других языков, но при этом в речи проскальзывал едва уловимый акцент. Вот это и вызывало почему-то раздражение, хотя национальная принадлежность парня была Виктору абсолютно безразлична. В отличие от радикалов, его мало волновали подобные вопросы, хотя при обсуждении таковых в своем кругу он всегда привычно кивал, соглашаясь с мыслящими национальными категориями собеседниками. Так же мало волновал его факт, что в столице Балтийской империи, Столимпе, проживало около сорока процентов инородцев, заселивших Империю до обретения ею Окончательной независимости. Выдавить их на историческую родину никак не удавалось, хотя такие попытки время от времени предпринимались, и Виктору это опять-таки нисколько не было интересно. Более того, его жена была инородного происхождения, из так называемых «этих», и такое обстоятельство не помешало им прожить чуть меньше десяти лет в обстановке полного взаимопонимания.
      - Неудачная, - сказал парень. – Хозяину повезло - воров вспугнули. Проблема в том, что этот участок недостаточно хорошо просматривается. Похоже, проектировщики допустили просчет при установке видеокамер, и благодаря своему не самому оптимальному расположению они не покрывают выбранный вами сектор парковки должным образом.
      - Спасибо за предупреждение. – Виктору вдруг подумалось, что пусть парень и заливает, но делает это бойко и довольно убедительно – пожалуй, даже чересчур грамотно выстраивая сложные фразы, поэтому свой доллар заработал точно. Он запустил руку в боковой карман пиджака и извлек дорогой кожаный портмоне. – Это вам за артистизм, - сказал он с намеком, давая понять, что раскусил попытку мошенничества и не счел происходящее чрезмерной наглостью, то есть оценивает все как пустяк, не заслуживающий его беспокойства в виде составления заявления в полицию, и теперь щедрым жестом проявляет свойственное обеспеченным людям великодушие, – как... мастеру разговорного жанра и вообще человеку с фантазией. - И вдруг поймал себя на ощущении, что уже не торопится закончить пустой разговор. Причина, наверное, была в том, что он давно не общался с обычным людом, вот так, запросто, не считая периодического обмена короткими безликими репликами с безликими кассиршами супермаркетов и другим простонародьем из обслуги.
      - Это лишнее, - сказал парень и Виктор на несколько секунд застыл с протянутой монетой, на аверсе которой была изображена Матильда, мать всех балтийцев, священный памятник которой был установлен в центре Столимпа и являлся предметом всеобщего поклонения.
      - Как хотите.
      Виктор пожал плечами и, чувствуя себя слегка уязвленным, спрятал монету в портмоне. Отойдя на десяток метров, он не выдержал, оглянулся. Парень стоял на прежнем месте и смотрел ему вслед.
      - Я посторожу, - громко сказал он. – Вы можете заниматься покупками сколько нужно, я не спешу.
      Значит, он оказался прав и с него попытаются снять денег по возвращении, - с облегчением подумал Виктор. С облегчением, потому что все стало окончательно ясно, а неясность всегда пугает или, по крайней мере, вызывает тревожное чувство.
      Его тронули за плечо возле стеллажа с молочными продуктами. Он как раз выбирал десерт на сегодняшний вечер, решая, каким из йогуртов отдать предпочтение - ему нравился черничный, Вера предпочитала йогурт из клубники, с мякотью ягод. С другой стороны, возможно, следовало бы взять что-то другое, для разнообразия.
      - Простите... – невзрачная рыжеволосая девица в легкой светлой куртке смотрела на него серьезно, без улыбки, а он, воспользовавшись короткой паузой, попытался угадать, чего от него захотят на этот раз. Естественно, это будет опять касаться денег. Что бы ему сейчас ни сказали, что бы ни предложили, что бы ни спросили, цель будет одна – заставить каким-то образом расстаться с энной суммой денежных знаков в виде самой твердой валюты в мире, то есть не подверженных инфляции имперских долларов. Жизненный опыт подсказывал ему это: в девяноста случаях из ста неожиданно вступающие в контакт незнакомцы имеют цель тем или иным образом выманить деньги.
      - Простите... если вы собираетесь что-то мне продать или завести речь о каких-нибудь пожертвованиях, или о чем-то вроде этого... – Он на секунду умолк, потому что девица совершила то, чего он точно не ожидал – приложила указательный палец к губам. Ноготь был аккуратный, коротко постриженный, без лака, а губы без признаков помады. – Я знаю... - окончательно сбитый с толку, на автомате продолжил он, - многие считают, что если человек хорошо одевается, носит дорогие часы, то непременно следует попытаться осуществить перераспределение его денежных средств в пользу...
      - Я сейчас кое-что скажу, только вы не оборачивайтесь сразу, - тихо перебила его девица с ничем не примечательным, без косметики, лицом. – В трех метрах сзади, со стороны вашего левого плеча, стоит парень в черных джинсах и сером свитере. Сейчас он делает вид, что выбирает спиртные напитки... Так вот, я уверена, что этот парень вор. И, вероятно, как раз он и хочет перераспределить имеющиеся у вас денежные средства в свою пользу, поскольку следит за вами уже около пяти минут. Благодарности не надо, предупредить вас было моим долгом.
      Она развернулась и направилась к полкам со свежей выпечкой, а Виктор постоял в неподвижности с десяток секунд, проводив взглядом покачивающиеся узкие бедра, потом пришел в себя и первым делом быстро ощупал левый внутренний карман пиджака. У него имелись все основания предположить, что сама эта девица являлась воровкой и, меля весь этот вздор, попросту отвлекала его внимание от чего-то важного. Тем более что возле полки со сдобой девица задержалась не более чем на несколько секунд и проследовала дальше, в глубину зала. Ее пластмассовая корзинка была пуста.
      Бумажник с внушительной пачкой крупных купюр и банковскими карточками оказался на месте. Он запустил руку в правый боковой карман пиджака и убедился, что портмоне с монетами и купюрами меньшего достоинства тоже не исчез путем хитроумных манипуляций. Тогда он медленно повернул голову вправо, как бы ища что-то взглядом или вспоминая, что еще следует купить, затем посмотрел налево и увидел, как описанный девицей парень быстро отвернулся. До этого молодой хлыщ с черными, аккуратно уложенными волосами средней длины, явно наблюдал за ним.
      Стараясь не показать, что владеет кое-какой информацией относительно этого молодчика, который, стоило Виктору тронуться с места, после короткой паузы двинулся за ним, он перешел к полкам с конфетами, затем вспомнил, что так и не выбрал йогурты и, почувствовав раздражение, вернулся к молочному стеллажу. Боковым зрением он видел, что черноволосый повторяет его маневры, держась на некотором расстоянии – наверное, выбирает удобный момент для стремительной атаки и такого же быстрого ухода. Ну, или как там действуют эти чертовы карманники. Однако, зная то, что знал сейчас о парне Виктор, ему не составляло труда держать ситуацию под контролем. Разумеется, он не смотрел на вора откровенно, но, стоило тому, словно невзначай, предпринять попытку сократить дистанцию, Виктор, тоже словно невзначай, разворачивался в его сторону, делая вид, что ищет глазами полки с каким-то товаром. В таких маневрах прошло около пяти минут, и ему неожиданно стала нравиться эта опасная игра. По крайней мере, набрав необходимое, он даже почувствовал сожаление из-за скорого окончания столь неожиданного развлечения.
      Карманник, если, конечно, он был таковым, словно почувствовал что-то. И когда Виктор направился к кассе, не рискнул пристроиться за ним. На выходе Виктор не выдержал - оглянулся и посмотрел на оставшегося в зале парня уже открыто. Тот опять быстро отвернулся.
      Темноволосый знакомец в безвкусном свитере до сих пор крутился возле машины Виктора.
      - Угонщики не появлялись? – насмешливо спросил он и совместил два пакета с покупками в одной руке, чтобы достать из кармана брелок. Весь путь в тридцать метров, от выхода из супермаркета до машины, Виктор соображал, какой тон взять ему при общении с доброхотом, если тот не ушел, и выбрал этот - легкий, несерьезный, каким общаются из вежливости или хорошего настроения.
      - Нет, - сказал парень. Сказал без улыбки, не приняв шутливого тона. – Разумеется, такое случается не каждый день. Да и присутствие возле машин человека играет свою роль, - добавил он, в то время как Виктор укладывал пластиковые пакеты с покупками на заднее сиденье, и ему подумалось, что пояснения навязавшегося сторожа уже более чем прозрачно намекают на ожидание вознаграждения за труды.
      Однако он твердо решил не помогать добровольному помощнику в возможных попытках получить якобы заработанное. Пусть сам прямо попросит, язык не отвалится. Поэтому, усевшись за руль, Виктор опустил стекло и, вырулив с парковочного места, проехал возле парня нарочно медленно, давая возможность себя окликнуть.
      Но парень ничего больше не сказал. Он просто посторонился, пропуская машину, и остался стоять неподвижно, глядя «Лексусу» вслед. А на освободившееся парковочное место тут же свернул дорогой новый «Опель» цвета мокрого асфальта.
      
      Неделя, как и следовало ожидать, выдалась нелегкой. Это была серьезная, ответственная работа, выбирать обложку для папок-скоросшивателей, которыми будет пользоваться их Департамент в течение года. То есть на протяжении целых двенадцати месяцев служащие Департамента будут смотреть на пока не выбранную работу пока неизвестного художника, и его творение не должно вызывать у них равнодушия или, тем более, негативных эмоций, а должно быть эстетически выверенным, вселять бодрость духа и упрочивать чувство любви к Империи. Поэтому Виктор, от которого сейчас зависело многое, должен был постараться.
      Два прошедших дня начавшейся недели он внимательно просматривал эскизы, потихоньку заполняя электронную папку первого уровня, и чувствовал, как ответственная работа безжалостно высасывает из него жизненные соки. Спасением являлись только кофейные паузы, число которых пришлось увеличить в ущерб собственному здоровью. А в среду Август Парвалд послал его проверить работу филиала.
      Поручение пришлось весьма кстати, потому что позволяло улучить часок для отдыха. Филиал находился в десяти минутах ходьбы от головной конторы и Виктор отправился пешком. Путь пролегал через парк и это обстоятельство можно было использовать, чтобы устроить себе небольшую передышку. Побродить по парковым дорожкам, посидеть на скамейке, возможно даже съесть мороженое, прямо так, с палочки или в вафельном стаканчике, подобно простолюдину, купив его с лотка и поедая осторожно, держа на расстоянии от себя, чтобы подтаивающая масса не капнула на брюки. Он любил время от времени побродить по этому парку, по местам, с некоторых пор приобретших для него особенное значение, потому что именно в этом парке он когда-то познакомился с Верой.
      Любопытно, что его никогда не тянуло побродить здесь с самой Верой. Наверное, некоторые вещи можно прочувствовать только в одиночестве, пусть это и касается двоих.
      Он так и сделал. Купил в симпатичном, оформленном в национальном имперском стиле киоске мороженое на палочке, и присел на скамейку возле игровой площадки, наполненной детьми и молодыми мамашами. Все это, конечно, он проделал на обратном пути, предварительно уладив дела с филиалом. Поступить иначе он не мог себе позволить, это было особенностью его характера. Сначала дело.
      Посматривая на играющих детей как на что-то фоновое, в качестве чего может служить телевизор, музыка или море для отдыхающего на пляже, он доел мороженое до половины, когда вдруг почувствовал в окружающем пространстве что-то необычное. Чувство было странным и не поддавалось четкой классификации. Это не было угрозой, предчувствием неприятностей или вообще чем-то знакомым, только вот что-то было не так. Ему даже расхотелось доедать мороженое, хотя оно показалось необычайно вкусным, гораздо вкуснее мороженого в вазочке, которое он порой заказывал в кафе Департамента, во время кофейной паузы. Наверное, такое вкусовое восприятие можно было сравнить с восприятием чего-то вроде ухи из только что пойманной рыбы, сваренной в котелке прямо возле речки, на скорую руку. И пусть в этой ухе будет недоставать каких-то ингредиентов и она окажется пересоленной, все равно она покажется вкуснее ресторанной, будь та сварена лучшим поваром Столимпа.
      Однако во всем этом следовало разобраться, чтобы выкинуть из головы и никогда не возвращаться к этому вновь, это тоже было одной из особенностей его характера – докопаться до причины чего бы то ни было, до самого что ни на есть первоисточника. Он принялся оглядываться в поисках мусорного контейнера, чтобы избавиться от недоеденного мороженого, название которого, срывая бумажную упаковку, даже не удосужился прочитать, и тут один из пары проходящих мимо парней в почти одинаковых светлых костюмах, ближний к нему, повернул голову и, не снижая хода, бросил деловито:
      - Мусорник возле соседней скамейки, справа от вас.
      - Спасибо... – пробормотал он и поднялся, держа мороженое подальше от себя, в вытянутой руке, именно так, как представлялось в воображении еще в предвкушении посещения парка, - вы очень любезны...
      Окончание фразы ушло в пустоту, потому что похожие на менеджеров среднего звена парни уже удалились, а он проделал путь до скамейки и, извинившись перед сидящей с ребенком на коленях мамаше лет тридцати, бросил мороженое в мусорник рядом с нею.
      Кажется, женщина обратила внимание, что он не доел порцию.
      - Если вам не понравилось мороженое, вы можете зайти в специализированный магазин рядом с парком, там можно найти все сорта, изготавливаемые в Столимпе, - сказала она с доброжелательной улыбкой и даже показала направление рукой, но не успел он ее поблагодарить, как ребенок в забавном вязаном чепчике внезапно разразился ревом и женщина, склонившись, принялась мерно покачивать его и приговаривать на ухо что-то успокаивающее.
      Он отошел неверными шагами, подобно пьяному, потому что ноги внезапно стали плохо подчиняться сигналам мозга, или это мозг стал выдавать неверные сигналы, или... Он буквально рухнул задом на твердую деревянную поверхность своей скамейки и даже не почувствовал боли, потому что ощущение тревоги перевесило ощущения физического свойства. Видимо, царящий в голове сумбур все же таковым не был, являлся больше кажущимся, просто мозг работал в форсированном режиме, временно отключив ненужные функции, чтобы все энергетические ресурсы задействовать на переработке информации. И через какое-то время, на которое Виктор как бы выключился из пространства и времени, мозг выдал некое подобие хоть какого-то результата.
      В голове прояснилось и он понял, что провел в прострации не более полуминуты. Его состояния даже никто не заметил, хотя мимо скамейки беспрерывно проходили люди и многие, не таясь, открыто окидывали его любопытными взглядами.
      Кажется, на его глазах происходила какая-то игра, участником которой он не являлся или, что вернее, участником которой он являлся пассивным, поскольку, пусть и неосознанно, каким-то образом оказался на игровом поле. Сейчас он вряд ли бы припомнил, когда, где и при каких обстоятельствах испытывал аналогичные ощущения, но нечто подобное определенно уже в его жизни было. Это, наверное, как смотреть на игроков, на их перемещения, но не понимать цели этих действий: то ли игроки, к примеру, хотят выстроиться каким-то определенным образом, одновременно мешая сопернику первым проделать то же, то ли они стремятся закатить в ворота такового мяч при отсутствии ворот и самого мяча, а может, все это есть, но не является видимым для зрителей, или же еще что-то в этом роде. Да, кажется, подобное чувство он действительно испытывал; кажется, он тогда впервые смотрел по телевизору бейсбол и, не зная правил, не понимал, куда и зачем перебегают игроки, чего они добиваются, швыряя и отбивая мячик, и почему восторженно или разочарованно кричат зрители, хотя, кажется, не произошло ничего особенного; и так продолжалось, пока он не понял правил и тогда, наконец, все стало на свои места – действия игроков приобрели для него смысл.
      Вот и сейчас происходило примерно то же. Это если отбросить неприятное допущение, что он попросту сошел или сходит с ума.
      Он взглянул на часы, счел, что может себе позволить посидеть еще с полчаса, и стал наблюдать. Вот на скамейку метрах в пятидесяти, лицом к нему, присели расхристанные, похожие на гопников подростки в своих классических одеяниях, в широких спортивных штанах и куртках с капюшонами, набрасываемыми на головы в момент совершения противоправных действий и позволяющими скрывать лица от видеокамер наблюдения и взглядов потенциальных свидетелей. Вот они извлекли из объемистых карманов банки – вероятно, пива, - но, едва открыли их, как первый же случившийся на дорожке прохожий что-то им сказал и гопники, вероятно, огрызнувшись – по крайней мере, они что-то ответили сутулому старику в светлом плаще, - спрятали банки обратно и поднялись.
      Вот на дорожке остановился, оглядываясь, молодой человек в джинсовом костюме, и возле него тут же притормозила женщина. Наверное, она что-то спросила, потому что парень кивнул и женщина показала ему рукой в сторону стеклянного торгового павильона, к которому, кивнув еще раз - вероятно, поблагодарив, - тут же отправился парень.
      Вот девушка заговорила со стариком, вот хорошо одетый мужчина сказал что-то проходящей мимо женщине, вот кто-то подсказал кому-то что-то, вот еще кто-то вступил в контакт с кем-то... В принципе, ничего особенного, ничего не резало глаз, но Виктор, кажется, уже понял, в чем заключалась необычность происходящего – в чрезмерной избыточности случайных контактов. Как-то всего этого было слишком много, вот в чем дело. Да и сам он за короткое время пребывания в парке подвергся атакам доброхотов уже... а, кстати, сколько раз с ним вступали в контакт? Кажется, дважды. Первым был парень с подсказкой, где можно избавиться от недоеденного мороженого, затем молодая мамаша, объяснившая, где находится специализированный магазин... А, нет. Перед этими двумя был ведь еще старик, сказавший, что скамейка, на которую он собрался присесть, неделю назад была покрашена. И хотя краска, судя по всему, высохла, поскольку со скамейки сняли предупредительную табличку, старик посоветовал проявить осторожность. Кстати, до старика, кажется, был еще кто-то. Виктор достал из кармана хрустящую целлофановую упаковку и, вытащив из нее бумажный носовой платок, промокнул повлажневший лоб. Ну да, точно. На самом входе в парк молодой хлыщ обратил внимание Виктора на то, что у него расстегнулся портфель. А если припомнить аналогичные случаи за последнюю неделю или месяц... Это просто невероятно, но количество обращений к нему незнакомых людей за последний месяц превысил все мыслимые нормы. И, кстати... - тут Виктор почувствовал в животе неприятный холодок, - кажется, едва ли не у каждого из этих назойливых доброхотов на ухе висела гарнитура «Hands-free» и этот факт мог говорить о том, что... Да нет, чепуха. Возможно, что и не у каждого, ведь он не присматривался к ним специально и не может помнить сейчас это обстоятельство в точности, ведь для этого нужно было задаться целью отмечать такой факт в памяти, для чего у него не имелось никаких оснований. И, кроме того, сейчас такая гарнитура висит на ухе каждого второго, потому что благосостояние жителей Империи неуклонно растет и любой может себе позволить иметь несколько мобильных телефонов и соответствующих гаджетов. Другое дело, эта непонятная всеобщая назойливость...
      Виктор еще раз промокнул лоб и поднялся.
      Нет, разумеется, коренные жители Империи всегда отличались вежливостью, предупредительностью и прочими истинно европейскими качествами, но не до такой же степени. Никогда, никогда не встречал он такого количества незнакомцев, желающих бескорыстно оказать ему какую-нибудь услугу. А начался этот резкий всплеск всеобщей доброжелательности... да, кажется именно с месяц назад или около того.
      - Простите...
      Виктор остановился как вкопанный, медленно оглянулся. На дорожке стояли две девицы студенческого возраста, одна в джинсах и легкой куртке, другая в юбке до колена и джемпере грубой вязки. Та, что в джинсах, улыбалась, а на ее правом ухе был подвешен черный пластмассовый клин. Разглядев это, он опять почувствовал невольный холодок в районе живота и обругал себя за чрезмерную чувствительность.
      - Вы случайно обронили.
      Виктор посмотрел вниз, почти себе под ноги, и обнаружил белеющую на асфальте бумажку, скомканный носовой платок. Он рефлекторно дернулся, желая наклониться, но остановил себя и опять уставился на девицу.
      - Вы считаете, это мое?
      Зачем он так себя повел, Виктор и сам затруднился бы объяснить. Возможно, чтобы проверить ее реакцию, хотя какой реакции можно было ожидать от случайной прохожей, сделавшей ему замечание. Наверняка пожмет плечами и пройдет с подругой дальше. Но он интуитивно чувствовал, что вряд ли произойдет так, и поэтому, наверное, так себя и повел, чтобы проверить. Что-то неестественное было в улыбке этой девицы, какая-то натянутость, при этом взгляд был жестким, такие взгляды обычно бывают у представителей власти или закона, которые привыкли, что им безоговорочно подчиняются.
      - Я не думаю, я знаю... – обманчивая мягкость исчезла из голоса девицы одновременно со слетевшей с лица улыбкой, – единственное, что останавливает меня, чтобы не принять по отношению к вам меры, это убежденность, что бумажку вы обронили случайно. И я уверена, что сейчас вы просто ее поднимете и выбросите, куда положено. – Не сводя с него взгляда, девица махнула рукой в сторону скамейки с мамашей, где стоял мусорник. Мамаши уже не было, на скамейке сидела парочка средних лет. – И на этом инцидент будет исчерпан.
      Виктор почувствовал, что сердце забилось чаще, как бывало с ним, к примеру, перед выступлениями на спортивных студенческих соревнованиях, или в школе, перед тем как выйти для ответа к доске, или перед телефонным разговором, от которого зависит что-то важное, или перед еще какими-то ответственными действиями, требующими значительных нервных затрат. В таких случаях психологи советуют успокоить дыхание и медленно сосчитать до десяти, но сейчас у него не было на это времени.
      - Инцидент? – переспросил он и почувствовал, что голос прозвучал сипловато. Наверное, оттого, что в горле стремительно пересохло. – Меры?
      - Вообще-то дело не стоит выеденного яйца, - четко артикулируя, сказала девица. Вторая стояла молча и безотрывно смотрела на него. – Вы просто неизвестно зачем упрямитесь. Но, уверяю вас, делаете это напрасно.
      - И все же... – все тем же севшим голосом проговорил он, - хотелось бы знать, что произойдет, если я откажусь поднять эту чертову бумажку.
      Девица ничего не ответила. Не отрывая от него внимательного взгляда, она запустила руку в боковой карман светлой куртки.
      - Там у вас, наверное, пистолет, – предположил Виктор, надеясь, что голос не дрожит и ему удалась задуманная язвительность.
      Девица опять промолчала.
      Виктор зачем-то еще раз посмотрел на сидящую на скамейке парочку и обнаружил, что двое прекратили ворковать и внимательно наблюдают за происходящим. Еще один прохожий, спортивного вида мужчина средних лет, притормозил, встал за девицами, чуть сбоку от них, и тоже стал смотреть на Виктора, всем своим видом излучая готовность помочь, только вот, непонятно, кому и в чем. Еще несколько явно незнакомых человек, находящиеся в разных сторонах, в радиусе метров тридцати, прекратили движение или разговоры, и стали смотреть в их сторону, словно получив неслышимую команду невидимого диспетчера, а окружающее пространство почти физически ощутимо наэлектризовалось.
      Виктору стало совсем не по себе. Еще он внезапно подумал, что отведенное для прогулки время наверняка давно вышло, и даже обрадовался этому. Теперь у него была весомая причина прекратить упрямиться, теперь то, что он собрался сделать, не было капитуляцией и не должно было выглядеть позорным, прежде всего в собственных глазах – теперь это превратилось в необходимость.
      Он не стал смотреть на часы. Он просто нагнулся и поднял с асфальта чертову бумажку. Несколько секунд постоял, комкая платок в кулаке и не решаясь посмотреть на девиц, затем медленно развернулся и пошел прочь, чувствуя, что у него разгорелись щеки, а плечи сами собой ссутулились. Ноги тоже двигались, как не свои. Он боялся услышать сзади язвительный смех, но ничего подобного не произошло.
      Он решился, уже выйдя из парка на уличный тротуар. Остановился и посмотрел назад. Никто и не думал смеяться. Более того, никого из участников развернувшихся минуту назад событий уже не было на месте. Куртку и джемпер двух девиц он разглядел в виде двух цветных пятен на противоположном конце парка, спортивного мужчины уже и след простыл, а двое предположительно влюбленных, как и положено влюбленным, были опять поглощены друг другом.
      Только очутившись в рабочем кабинете, перед монитором, Виктор более-менее пришел в себя.
      - Надо побыстрее выкинуть всю эту чушь из головы... – нарочно вслух пробормотал он, принимаясь оценивать эскизы и зная, что выкинуть из головы случившееся не удастся. Напротив, теперь он будет мысленно возвращаться к нелепому эпизоду вновь и вновь, и так будет до тех пор, пока не произойдет вытеснение сегодняшнего чем-то более значительным. Уж слишком он был мнительным и склонным к бесконечным приступам самокопаний, и прекрасно осознавал эту свою слабость.