Приют для бездомных животных 14

14.

Солнце стояло высоко в небе, когда Лайт проснулся. Сегодняшнее утро ему понравилось. День должен быть светлым и радостным, кружащимся и летучим. Лайт потянулся, раскинув руки и ноги, и подумал, что хорошо, что его никто сейчас не видит. Слишком уж смешно и безобидно он выглядел. Он ещё полежал, нежась в лучах солнца, падающих на подушку, но подумав, что уже довольно поздно, вскочил, попрыгал на кровати, сетка которой высоко подбрасывала его, спрыгнул на пол, умылся холодной водой и тщательно причесался. Даже его бледно-голубые глаза-льдинки казались сегодня тёплыми. Лайт улыбнулся своему отражению в зеркале и оделся. Он почему-то испытывал сильное чувство голода, а потому быстро вышел из комнаты и отправился на поиски Корнелия. Скорее всего, Корнелий пошёл кормить животных, и Лайт спустился во двор замка, где к нему сразу подбежал весело машущий хвостом Джок. Между прочим, Старлайт ясно помнил, что Джок должен сидеть на цепи. Правда, на шее пса болтался кусок цепи. Лайт осмотрел последнее звено. На нём виднелись царапины; оно оказалось разогнутым. Это мог сделать только Конрой. Но разборы с Конроем ещё впереди; мысль об этом доставляла удовольствие.

Откуда-то появилась сестрёнка и протянула Лайту листок бумаги. Лайт уставился на него. Листок разделяла пополам вертикальная черта, и там было два рисунка, выполненных чёрной тушью. На правом Лайт увидел солнце, девочку с бантиком, стоящую на берегу, а рядом в реке – рыбу, и была там ещё вишенка. Схематическое представление о безмятежной жизни. А слева был очень похожий рисунок – по расположению изображений. Солнце, только чёрное; контуры девочки с бантиком, только в них – примитивно изображённый скелетик; в реке – скелетик рыбы; косточка от вишни, а в небе, кроме солнца, нарисованная жирными линиями и оттого чёрная, страшная радуга, и рядом – чёрная планета с кольцом.

- Что это? – внутренне содрогнувшись, спросил Лайт. – Это же противоестественно! Где ты взяла такое бредовое видение? Это ведь ты нарисовала, я угадал?

Угадал. Выяснилось, примерно такая картинка сестрёнке приснилась сегодня ночью. Да, было в этой картинке нечто противоестественное.

- Я покажу это Аннике, ты не против? – Лайт продолжал рассматривать бесхитростную картинку. Сестрёнка не была против, и Лайт отправился к своей надолго задержавшейся гостье.

Она обнаружилась у себя в комнате созерцающей свою особу в большом зеркале.

- Доброе утречко! – поприветствовал её Лайт. – Как спалось? Кошмарики не душили?

- Не душили! – весело ответила Анника, прокрутившись вокруг себя на каблуке и разглядывая Лайта. – прекрасная ночь, прекрасное утро…

- Прекрасные утренние посетители… - в тон ей нескромно продолжил Лайт.

- И это тоже. Что же притащило вас к нам, о наш прекрасный утренний посетитель?

- Предложение прогуляться в столь прекрасное утро.

- А не слишком ли большая честь?

- Не слишком.

- Ах, не слишком?! А завтракал ли прекрасный утренний посетитель?

- Нет, - вынужден был признаться утренний посетитель, ко всему ещё и прекрасный.

- В таком случае придётся сначала позавтракать. Я составлю вам компанию. Кстати, что это за бумажка у вас в руках?

- Это сестрёнка нарисовала свой сон. Всё на картинке что-то означает. Вот, полюбуйтесь, может, и расшифруете.

Анника взялась за картинку с преувеличенным вниманием.

- Интересно, - сказала она. – Несколько необычно, но больше я ничего сказать не могу.

- А меня эта картинка испугала.

- Испугала? Ничего страшного не вижу. Разве что сравнение. Что есть и что может быть.

- А какая же из этих картинок – действительность?

- Что за вопрос!.. Конечно же… Хотя вы правильно его задали, если подумать. О, а я знаю, что вас пугает! Если бы картинку нарисовать любым другим цветом, а не чёрным… Не знаю, как это называется, кажется, эмоциональное влияние. Отдайте рисунок сестрёнке и скажите, чтобы она спрятала его подальше и никогда не доставала.

- Уничтожила?

- Нет, почему же? Он имеет право на существование… Ну, довольно! Пойдёмте завтракать!

Завтракал Лайт, а Анника просто составляла ему компанию – она уже успела позавтракать до того, как Лайт проснулся. Старлайт пытался о чём-то говорить, но Анника притворно хмурила брови, указывала на тарелки и упорно отмалчивалась. Лайт начинал торопиться и давился кусками еды. Анника отворачивалась, сдерживая улыбку, и делала вид, что интересуется пейзажем за окном, а Лайт в это время тихо кашлял и запивал апельсиновым соком со льдом. Сидели они вдвоём. Конрой не показывался.

Потом они собрались идти гулять. Лайт поймал Корнелия, что-то вспомнив, и спросил:

- Вы не знаете, почему в последнее время никто не приезжает за нашими животными?

- Может быть, я поступил неправильно, - ответил Корнелий, - и вы, конечно, можете наказать меня, но я подумал, что люди вряд ли обрадуются, взглянув на наших животных, и дал объявление…

- Вы разумно поступили! Кстати, как там собаки?

- Жутковато. С них облезла кожа – со всех и полностью.

- Может, уничтожить их, чтоб не мучились? Ну, усыпить там, или что…

- Мне не кажется, что они особенно мучаются. По-прежнему веселы и игривы.

- Ну, как знаете. Вам виднее. Тогда мы с Анникой пойдём гулять.

- Только не к вольерам, сэр Альтаор. Это зрелище не для девушки…

- Разумеется.

Они брели по холмам, издали глядя на замок, и говорили о том, что пейзажи здешние настолько хороши, что люди – нечто лишнее, инородное в этих местах. Всё было ярким и свежим, солнечно-тёплым в истинно летний день. В траве стрекотали кузнечики, где-то щебетали какие-то пичужки, в синем-синем небе таяли перистые облачка, и тёплый ветер играл в листьях. Даже угрюмый замок не казался угнетающей деталью в совершенной картине.

Они вместе собирали землянику и угощали друг друга ароматными лаковыми ягодами, а потом лежали рядом в высокой мягкой траве и смотрели в бездонную синь опрокинутой над миром чаши неба.

- Как всё-таки хорошо! – закинув руки за голову и глубоко вздохнув, сказала Анника. – Я обожаю лето!

- Наверно, большинство людей на свете любит лето, - согласился Лайт.

- Вот если бы всегда было так, как сейчас, я бы только и делала, что лежала среди разнотравья в подобном райском уголке и смотрела на небо.

- Вот какой у вас рай! – определил Лайт.

- Нет, это не рай. Рай – что-то другое. Может быть, там можно испытывать похожие восхитительные чувства непричастности ко всем существующим проблемам и глубокого удовлетворения, но всё же так может быть только здесь, у нас, а в раю – по-другому. Вот, например, есть ли в раю кузнечики? Как-никак они питаются растениями, уничтожают зелень… А в раю всем должно быть хорошо. И растениям в том числе. Так что радуйтесь жизни, Лайт, пока живы, а там посмотрите.

- У вас интересные суждения, Анника.

- Разве только суждения?

- Вы вся интересная, согласен. Смотрите: вон то облако похоже на рыбку.

- Где? А, и правда. А вы, Лайт, похожи на облако.

- На то, которое похоже на рыбку? Следовательно, я похож на рыбку? Это чем же?

- Нет, просто на облако. Иногда вы идёте против ветра, а чаще – подчиняетесь ему, и под его действием вы изменяетесь, неудержимо летите куда-то… И всё-таки всегда-всегда вы смотрите на землю, на всё, что там творится, с недосягаемой высоты. И по земле скользит только ваша тень.

Лайт поразмыслил и признал правильность суждения.

- А кто вы, Анника? – спросил он.

- Я? – Анника приподнялась на локте и посмотрела в лицо Лайту. – Я ветер, который гонит облака, - она засмеялась.

Лайт тоже улыбнулся:

- В таком случае я не против быть облаком в вашем небе.

- Правда?

- Правда.

- То есть совсем честно?

- То есть совсем да.

- Знаете, Лайт, будьте лучше небом. Оно всегда есть – и днём, и ночью, и никогда не исчезает. В отличие от облаков.

Они замолчали, глядя на облака в настоящем небе.

- Это правильно, что вы здесь живёте, - произнесла Анника, покусывая сорванную травинку.

- Вы о чём? – не понял Старлайт.

- Вы избавлены от общения с людьми, которые к вам не имеют никакого отношения. Очень тяжело думать о том, что неинтересно, и тяжело говорить с неинтересными людьми.

- А-а, вот что вы имеете в виду… Для меня лично существую я, мои враги, мои друзья… - сказав последнее, Лайт невесело улыбнулся. – Всё остальное на втором плане, и оно неважно.

- Кого же у вас больше – врагов или друзей?

- Не имею конкретного понятия о числе ни тех, ни других.

- А к какому лагерю вы относите меня?

- Не врагов – это точно!

- Но у вас, кроме этого, есть друзья и второй план.

- О, вы мне интересны, а потому вы – не второй план. Но друг вы мне или нет – о том лучше знать вам самой. Вы знаете?

- Я знаю. Я – друг.

- Это хорошо, - Лайт повернулся на бок, лицом к девушке. Она не обратила к нему лица, только смотрела, скосив глаз, в котором переливался солнечный свет, как в капле мёда.

- Я не знаю, что будет вскоре, - признался сэр Альтаор. – Но может быть, я уведу вас когда-нибудь в страну заката, если вы согласитесь, и там мы будем только вдвоём.

- Может быть… - протянула Анника. – А надолго мы там останемся?

- Навсегда.

- Нет, тогда не получится. Всё-таки я не могу без людей. И вы не сможете.

Лайт глубоко задумался и в конце концов признал правоту слов Анники.

- Хорошо. Тогда в той стране заката будут люди. И тогда вы пойдёте со мной? – спросил он.

- Привлекательная перспектива. Над этим стоит поразмыслить серьёзно. Но сейчас я не настроена на серьёзный лад.

В дебрях лесных родился звук и прокатился над солнечными холмами.

- Что это было? – Анника вскочила с примятой травы.

- Похоже на крик, - определил Лайт, тоже вскакивая. – Что-то случилось.

Вдалеке к лесу по склону холма быстро двигались несколько тёмных пятнышек – жители деревеньки.

- Пойдёмте за ними! – предложил Лайт.

- Конечно! – быстро ответила Анника, и они не пошли – побежали за теми людьми.

Пока они приблизились, люди успели скрыться среди деревьев. Но Лайт и Анника сразу выбрали нужное направление, слыша громкие возбуждённые голоса и полные ужаса крики. Они выбежали на поляну и остановились, увидев встревоженных людей, окруживших полукольцом что-то, лежащее на земле, и их прибытия не заметивших. Лайт тихо вышел из-за деревьев и заглянул через плечи стоящих перед ним. Там, внутри круга, на коленях стояла растрёпанная женщина с безумным взглядом, и по-звериному выла, а лицо её было мокрым от слёз. Её за руки держал мужчина, тоже стоящий на коленях, и тоже плачущий, но молча, стиснув зубы, – весь какой-то тёмный от обрушившегося несчастья. А перед ними, в спутанной траве, почему-то красной и блестящей, а не зелёной, лежало изуродованное, растерзанное маленькое тело. Левая половина лица представляла собой страшное кровавое месиво, а на правой, сохранившейся, были лишь капельки крови, не мешающие различить россыпь веснушек. В рыжих кудряшках запеклась кровь. Девчушка-цыплёнок, которая любила землянику и не хотела сидеть дома, потому что там неинтересно.

Лайт вздрогнул, когда тельце приподняли, а голова девочки осталась на земле. Он заметил опрокинутую корзиночку с рассыпавшейся, раздавленной земляникой, и эта мелочь почему-то поразила его больше всего. Родители отпустили дочку за земляникой, поскольку очень были заняты по хозяйству. И теперь они, убитые горем, сидят над тем, что осталось от их ребёнка, и над собранными ягодами.

Лайт медленно попятился. Он вдруг ясно услышал оброненную кем-то фразу:

- …Большая собака. Из приюта сбежала. Раньше только кусалась, а теперь…

На Лайта никто не обратил внимания. Он отступал до тех пор, пока не ткнулся спиной в дерево. Тогда он повернулся и побежал к замку. Анника, не утратившая самообладания, бросилась за ним вслед. Но он далеко её обогнал.

Лайт зарядил арбалет и кинулся во двор.

- Джок! – страшно закричал он.

Пёс выскочил из-за угла конюшни, приветствуя Лайта весёлым, таким громким и таким неуместным сейчас лаем. Овчарка остановилась, опустив хвост и внимательно глядя на хозяина, почуяв неладное. Оглядываясь на Лайта через плечо, Джок медленно отошёл обратно. Лайт поднял Арбалет и прицелился.

- Лайт, нет! – крикнула подоспевшая Анника, задыхаясь от быстрого бега. Звук её голоса резко расколол натянутую тишину; Лайт от неожиданности спустил крючок; коротко и высоко загудела тетива…

В этот самый миг из-за угла конюшни вышла сестрёнка с собачьей миской в руках. Всё случилось быстро и непоправимо. Лайт всё ещё держал арбалет, пусто глядя на распростёртое на вылизанных временем булыжниках двора тело. Он молчал; молчала и Анника; тихо повизгивал Джок. Потом, когда прошло оцепенение, Лайт на подгибающихся ногах подошёл к сестрёнке. Дрожащий и скулящий пёс лизнул его пальцы.

Рука судьбы верна и тверда. Короткая тяжёлая гранёная стальная стрела торчала из груди сестрёнки, попав прямо в сердце. По старенькой, но чистой и опрятной блузке медленно расползалось тёмное пятно; красные капельки падали в пыль и сворачивались шариками, как первые капли дождя на дороге. Широко открытые глаза девушки всё ещё смотрели на мир, отражающийся в них, но внутренний свет уже померк, и эти глаза были уже всего-навсего окнами пустого дома, внутри которого темно, а в стёклах всё ещё живут фонари улицы. И на губах ещё сохранилась лёгкая улыбка.

Лайт протянул было руку, но, не коснувшись тела сестрёнки, тут же отдёрнул. Арбалет с грохотом выпал из разжавшихся пальцев. И Лайт не помнил, как он очутился в своей комнате. Кажется, кто-то настойчиво стучал в запертую дверь и звал его, но он словно ничего не слышал, отключившись от всего внешнего и уйдя от всего внутреннего – существующая единица мыслящей материи, одна из бесчисленных единиц, одна из бесчисленных фигурок на многомерной игральной доске, которые передвигает кто-то, повинуясь законам неведомой игры, легко принося и принимая жертвы и не помня о них.

Так прошёл день, промелькнул вечер, настала ночь, а он всё смотрел в никуда, утопая в пустоте и блуждая в тумане себя самого.