Литературный язык - 1

.



ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК
________________________________________________________

Здесь не надо лишних слов.
Литературный язык – не специфичен.
Если точность – вежливость королей, а лаконичность – вежливость мудрецов, то легкий,
непринужденный и в тоже время точный язык – это прерогатива поэта, его своеобразная этика.
Как правило язык литературный – это разговорный язык,который может включать в себя т.н.
говор, диалект и даже ряд иностранных слов в оригинальном начертание – здесь очень важно
умение автора, чувство меры – в противном случае остаются лишь «макаронизмы», слова
заимствованные бездумно и безо всякого смысла. Нельзя писать «о труде»
(тяжком и каждодневном) примерно так:

"Беру деталь, завинчиваю шпиндель,
Вставляю в суппорт пламенный резец…" и т. д…

Почему? Потому что это не стихи, а руководство по токарному делу, несмотря на то,
что «пламенный резец» звучит достаточно пафосно.
Уважающие себя специалисты – ученые, философы, литературоведы тоже стараются избегать
избыточной терминологии, если то или иное явление можно объяснить простыми словами.
Никудышного филолога видно сразу – у него слова «катрен» и «версификация» не сходят с языка,
но это скорее признак безкультурья, чем культуры.

Здесь следует оговориться. Досужие филологи любят блеснуть набившим оскомину подсчетом рифм,
цезур и стоп, но это – не есть ремесло. Штабель досок и бревен еще не дом, дом строят
мастеровые, а постройкой руководят – Мастера.
Чрезмерные попытки создать нечто новое редко увенчиваются успехом. Ранний Маяковский –
это еще не весь Маяковский, и нет нужды подобно А.Белому писать роман в стихах без разбивки
его на строфы «из экономии бумаги». Художник не фокусник.

То, что Бродский в конце своего пути вообще отказался от стихосложения, в общем-то,
закономерный итог, отстраненность рано или поздно приводит к разрушению. Кривулин и Соснора
тоже отдали дань поэтическим экспериментам, но мы их ценим отнюдь не как экспериментаторов.
Да и Кушнер как был так и остался в замкнутом кругу своей интеллигентской неполноценности.

Нет ничего нового, все уже написано – мысль, конечно, не нова… И тем не менее интернетовские
авторитеты продолжают подметать задворки некогда великой литературной империи длинными
полами старомодных пальто.

Подражание неизбежно в процессе ученичества и не только. Реминисценций невольных и намеренных
не гнушались Пушкин, Лермонтов, Маяковский, Блок.
О кинематографических римейках можно и не вспоминать. В искусстве изобразительном повторение
ставших классическими сюжетов всегда было нормой, однако мы что-то не часто слышим о конкурсах
композиторов, в то время как конкурсы музыкантов-исполнителей вполне заурядное явление.
Искусство в своей сущности всегда тесно переплеталось с ремеслом.

Бродскому многие подражали. Подросла целая плеяда «маленьких бродских» от Димы Закса до
Паши Логинова, причем последний почти целиком заимствовал синтаксис Бродского, повинуясь
очевидно расхожему интеллигентскому мнению, что Бродский создал «новый синтаксис» и чуть ли
не новый язык. Ничего похожего. Бродский всего лишь не самый удачливый разрушитель, что
особенно явственно проявляется в его стихах 80-х годов. Это климактерическое шествие:
отстранение – сарказм – цинизм – разрушение, – оказалось бесплодной попыткой навязать
собственную неполноценность своим слушателям, но не такой уж и бесплодной, как оказалось.

Интеллигенция вообще не является носителем какой-либо идеи, космополитизм для нее
олицетворяет свободу и независимость – вопрос от чего независимость? А от своих
обязанностей в первую очередь, в том числе и от рождения и воспитания детей.
Рождение стиха – тоже рождение, иногда заканчивающееся триумфом и всеобщим почитанием.
Но интеллигенция предпочитает рассуждать, а рождать, творить – это не ее дело, проще
и главное приятнее устроить говорильню…

















.