Поэт на колёсах

 

Дитё ходило в музыкальную школу. Чтобы перевести чадо через два широких проспекта, убегая на обеденный перерыв, я ловила машину, из невероятной окраины аж в самый центр, и каждый раз возвращалась с маленьким опозданием, рискуя попасть в чёрный список. Потом моя сердобольная подружка вызвалась переводить ребёнка через два проспекта и впускать в подъезд.

За эти полгода каких только водителей мне не пришлось встретить! Честно признаться, я их всех боялась. Молодая, останавливает папах… Что-то подсказывало водителю, что у этой женщины не всё в порядке, и я читала в их глазах еле скрываемый вопрос и еле скрываемый интерес. Кто их знает, машина похожа на домик и располагает к подобным чувствам. А когда, как бы между прочим, спрашивали, есть ли у меня муж, душа вообще уходила в прятки. Как правило, при этом они оглядывали меня масляным взглядом, а в их полуголодных глазах таилось много вопросов и ответов… Я крепко держала в руках деньги и всем своим видом давала понять, что отношения могут быть только таксомоторные.
Но несколько случаев запомнились мне своей необычностью.

Один из водителей, забредших в наши края, куда редко кто ехал просто так, не по делу, оказался к тому же романтиком. Он радушно открыл дверь своей ржавой «копейки»:
– Садись, сестрица! И-гаа! Дверь плохо закрывается, придерживай, и-гаа!
Я крепко вдавилась в сиденье, схватилась правой рукой за ручку двери, а левой приготовилась отражать возможные поползновения.
Но пошла совсем другая история.
Парень оказался поэтом.
– Я вчера очередной шедевр создал, но вот не понимают меня, начиная с Айпетрата и кончая женой! Джокум ес? 1

Стихи писала я тоже, чуть ли не с раннего детства, правда, до злокозненного Айпетрата дело ни разу не доходило: во-первых, я была занята докторской диссертацией, а до неё – кандидатской, а ещё до – учёбой. Но когда папахчи 2 сразу перешёл к декламации, я была повержена. Стихи длиною в целую остановку я так и ни разу в своей жизни не смогла написать. Да ещё запомнить наизусть, для меня совсем уж непосильно, это хорошие поэзы заучиваются легко, а мои неровные? В русской поэзии даже один лишний или отсутствующий слог – это невообразимое преступление. Значит, если не ямб, или хорей, или там, щемящий анапест, как у Некрасова, то считай, уже и не поэзия.

А этот шпарил стих за стихом, не соблюдая никаких правил рифмования, не придерживаясь никакой ритмики, да ещё длиной в остановку:

«Ты ответишь за свои деянья
На льду Священного Арарата!»

Джокум ес?

И каждый раз при этих словах, считая, что поэзоколлега точно из тех, которые джокум ен, парень радостно протягивал свою промасленную ладонь и предлагал рукопожатие:
– Тхи га! 3

Уже проехали все рабочие остановки городской промзоны, доехали до Первого участка. Парень сложил тетрадку, переспросил адрес и поморгав, вытащил вторую тетрадь.
Первая, по всему, была посвящена явно очень коварной женщине, его знакомой. Которую он собирался казнить на снегах нашего священного Арарата. Я думала, на Арарате снег, а не лёд. Но у него казнь на льду, по всей видимости, была поэтической концепцией, а тут не поспоришь.

Вторая тетрадь была посвящена, как и полагается настоящему армянскому поэту, самому Масису, Шираз был ещё жив, ещё слагал про Масис, упоминая его в каждом стихе своём, но всё это не мешало моему новому знакомому иметь свой взгляд:

Гей, Арарат, ты слышишь меня?
Зовёшь меня, а знаешь ли, где я сейчас нахожусь?
Я нахожусь на груди одной бесценной женщины…
Но я приду, хоть и бросать её – большое преступленье…

Чтобы вместо недвижного и безмолвного Арарата такую жертву оценила незнакомка, сидящая рядом, он после каждого стихотворения снова, в десятый или двадцатый раз, как бы проверяя, спрашивал: Джокум ес?
– Даа, – то ли испуганно, то ли глубокомысленно тянула я в десятый или двадцатый раз, краем глаза оглядывая несущийся навстречу пейзаж. Показался проспект, Крытый рынок, улица Маркса, Опера, мой дом.
– Тхи га! И-гаа!

– В хорошем месте живёшь, культура под боком! Джокум ес? – спросил он, объясняя мне преимущества жилья напротив Оперы, Филармонии, и вообще, всех исчерпывающих афиш обо всех гастролях.
Мой новый знакомый повернулся ко мне. У него оказался необыкновенно чистый, какой-то безбашенный взгляд, беззащитность которого ещё больше подчёркивал неопрятный свитерок.
– Запомни моё имя, ещё услышишь! Було! Есть поэт Чило, а я – Було! Джокум ес? Тхи га!
Взять деньги он колебался, но я настояла. Всё-таки бензин-мензин, целое концертное отделение утренника поэзии.

На самом деле, поэта Чило уже не было в живых, он погиб при таинственных обстоятельствах... Замечательный поэт, мой современник и ровесник. Не печатали, тогда даже Шираза не печатали…
Много лет спустя в книжном магазине на площади я случайно обнаружила сборник стихов Славика Чилояна, Чило, посмертный, кажется, единственный. Принесла домой, стала читать, и помечать, какие смогу перевести. Только одно, самое любимое, я прочитала без всяких переводческих поползновений. Передать музыку этого волшебного стихотворения «Реквием» мне оказалось не под силу, ни в тот раз, ни сейчас – сдавшись после пяти строк, я остановилась. (Реквием… по белым снежным хлопьям, И по обманутым сердцам разбитым, По всем усопшим под плитой холодной, По душам, безвозвратно улетевшим ввысь… Пусть будет им покой…)
Он и сейчас современен, наш Чило…

«Куда ни пойдёшь- ори про Армению!
(Вильям Сароян)

Знаешь, Армения,
С тобою мы жили, и так давно,
Что плач наш со смехом нашим
стали беседой матери с сыном,
Беседою близких-близких людей.

Знаешь, Армения,
Страха
не осталось у нас,
Давай больше не плакать и не бояться никого,
Мы с тобой так долго копались друг в друге,
И столько всего вытащили на белый свет,
Что знаем цену себе и не будем
больше хвастаться друг другом.

И, ещё, Армения, знаешь, что?
Ты для нас и мы для тебя столько страдали,
Что заболели от нашей любви ,
И давно, с самого детства человеческих лет
известны всему миру.

И в конце концов,
Знаешь, Армения,
Твоё круглое солнце
С библейской горой,
С твоей глубиной,
Так слилась ты с нами,
Что где мы б ни были, в любом уголке,
Кем бы ни были, не сможем спрятать себя
или скрыть, кто мы есть,
Даже если очень захотим…»

Джокум ек?
Тхи га!

1. Папахчи – бомбила
2. Джокум ес? – типа, сечёшь?
3. Тхи га! – давай по рукам!