Гений. Часть 1. VI

Александр шёл прочь. Голова его была понурена, рассудок отрезвлён от полученных несколькими минутами ранее впечатлений. Впрочем, мысли его не были заняты происшедшим на выставке, а летели где-то высоко, промеж облаков, как будто сами по себе.

Он не думал ни о чём. Состояние его, как во внешнем, так и в ментальном плане, всё так же был подобно тому, как если бы вчерашний кутёж продолжал ядовитым трактирным дымом, просачиваясь в самый мозг Кадилова, окутывать его, точно туманом, в котором мысли не могли найти дорогу одна к другой, мечась по закоулкам сознания художника, будто по тропам лабиринта.

Сам Александр Филиппович не помнил, как смог добраться до дома, и спроси его, не рассказал бы ни за какие удовольствия жизни, ведь помимо того, что не соображал, он и двух слов в тот день не мог связать. За исключением, разве что, того обращения к публике. На входе Василиса Ивановна встретила его тем же взглядом, что и дамы в выставочном павильоне. Но удивилась, наверное, даже больше, судя по тому, как резко челюсти её перестали жевать поедаемую ей булочку, а руки ослабли настолько, что булочку ту чуть было не выронили.

Переступив порог, Кадилов невнятно пробурчал какое-то из слов, которыми в России принято приветствовать людей, так, будто кушанье Василисы Ивановны было не в её рту, но в его. Хозяйка, не смея двинуться с места, кивнула в ответ и проводила глазами идущего в свою комнату квартиранта. Увиденное, как мы успели понять, поразило женщину, да так, что та позабыла даже напомнить Александру о задолженности по уплате, а может, сочла неуместным, что так же было бы справедливо.

На пару часов Кадилов заснул тяжелым, давящим сном, но когда очнулся, чувствовал себе легче. Он занялся тем, что стал разбирать ворох писем, накопившихся у него за последнее время. Прочесть их всё было некогда; теперь же, когда навряд ли нашёлся бы желавший его побеспокоить, памятуя об ужаснейшем его самочувствии, пришло время уделить внимание тем, кто, очевидно, по нему соскучившись, решил описать свои чувства на бумаге. А может, кто-то имел к нему какие-то претензии, «что, пожалуй, вероятнее», подумал он, и посмотрел на имя первого адресата.

Письмо было от Ангелины. В момент, когда Александр взял в руки сложенный с присущей девушкам аккуратностью конверт, он не испытал чувства умиления, не проникся душевным теплом, но скорее даже раздражился, как раздражаются дети от навязчивой заботы старших. Внезапно, заслышав как его окликают со двора, Кадилов отбросил письмо на кровать, сидя на которой рассматривал послание своей некогда возлюбленной, и спустился. На нём была всё та же одежда, в которой он проходил последние сутки (от чего вид её оставлял желать лучшего).

На улице его встретили Семён и Фёдор.