Тренировочный снаряд. Гл. из романа

Александр Миронов.

По случаю предстоящего Дня Строителя в субботу "Керамика" рабочий день сократила, отработала до четырнадцати часов. Саша Константинов решил зайти на ДСЗ в цех "Муки" за женой и вместе с ней, если цех тоже работает неполный день, уехать или уйти домой.
Цех "крутился", но вхолостую. В пультовой находились Нина Лысцова, Вася Васильев и мастер цеха Вениамин Филиппов.
Войдя в пультовую, Саша поздоровался со всеми разом:
– Привет.
Ему ответили Нина и Вася голосом, а Филипп кивком головы.
По обычаю мужчины при встрече ещё и пожимают друг другу руки, однако Саша не преминул к такой любезности. Он прошёл к двум пультам у входа и, прислонясь бедром к одному из ящиков, спросил:
– А где Маша?
Ответила Нина.
– Так её с утра ещё отправили на уборку территории посёлка.
Саша удивленно вскинул бровь над правым глазом.
– А у вас что, с "керамики" никого не отправили?
Он пожал плечом.
– Не знаю. Народа, правда, было мало. Но кто и где – не узнавал.
Лысцова первой заговорила, по понятной только им двоим причине, ей и Филиппу. При появлении Константинова мастер несколько напружинился, хотя внешне ничем не выказал своего состояния. Но она хорошо его знала и решила разрядить обстановку.
– Да там сейчас, наверное, полкомбината. Марафет в посёлке наводят. Республику к празднику готовят.
– Ну-ну... – покачал гость головой. – Тогда ; пока.
Саша развернулся и вновь направился к уличному выходу, по которому вошёл. Кого-кого, а Филю Саша не хотел видеть.
После их стычке на уборке сена в нём как будто бы что-то нарушилось. И не только в нём. В их отношениях с женой. Она стала молчаливой, зажатой, и казалась грустной. И он относил это состояние себе в вину – та пощёчина, что он сгоряча нанёс её, легла укором на его сознание и обидой на её сердце. И образовала трещину в их отношениях. И как её преодолеть, чем заполнить её, не находил. Он старался быть внимательным, предупредительным, сговорчивым, однако всего этого набора было недостаточно, провал не сглаживался, не заравнивался, а, кажется, всё больше расширялся.
Время было не урочное, обед давно прошёл и до вечерних смен служебных автобусов не будет. Константинов, пройдя по территории завода, вышел к перекрёстку дорог. Сошёл на пешеходную дорожку с правой стороны от дороги и пошагал по ней в посёлок. Три километра для бешенной собаки, не крюк, – как говорят в народе. Пройдёмся.
Справа дорожки тянулся сосновый лес, искусственно насаженный после войны взамен выгоревшего.
Мимо по шоссе с левой стороны проскакивали редкие машины: легковые с лёгким шумом колёс, грузовые, – гремя бортами на выбоинах в асфальте или притормаживая на них, скрепя тормозами.
Лето продолжалось, дни стояли тёплые, солнечные. Саша был одет в белую рубашку без рукавов на голое тело. В лёгкие серых трикотажных брюки, на ногах кожаные плетённые туфли. На глаза тёмные очки. Саша, расстегнув рубашку, выпустил её подол из-под ремня. И подставил грудь и живот ветерку и солнцу.
За лесом раскинулось широкое поле, засеянное пшеницей. Её колосками играл ветерок и золотило солнышко. Наступает пора жатвы. С их завода в колхоз уже направлены пять человек-механизаторов, а с комбината человек тридцать, однако, если не больше, и не только в подшефные колхозы и совхозы. Но этого отряда на весь район явно не хватает. И после праздника ещё подберут специалистов.
Над полем заливались жаворонки, купаясь в солнечных лучах.
Поле от дороги и дорожки отделял стройный ряд тополей и осветительных железобетонных столбов. Дорога от посёлка до промплощадки считается технологической, рабочей, и должна быть освещённой.
Рожь стояла и по левую сторону от дороги, но там поле было нешироким, его ограничивали дачные участки, над которыми возвышались садовые деревья. И теплотрасса, окожухованная ржавыми листами железа с промежутками дюраля или голой серой стекловатой.
Безоблачно, весело кругом, только у Саши на душе было совсем не празднично. Он был грустен, задумчив. Голову буравили то ревнивые мысли, то раскаяния. Когда думы касались их любовных отношений с женой, то ему казалось, что он чего-то не добирает в них, чего-то не додаёт.
А ведь действительно, что он сделал такого за последние дни, год, чтобы жена к нему подобрела, стала бы внимательнее, веселее? Когда он в последний раз дарил ей те же цветы? А ведь он часто бывает у родителей на даче, мог бы принести ей хоть один цветочек. Да и так, хотя бы какую-нибудь безделушку купил ей в подарок в виде колечка или серёжек. Кстати, мать проговорилась, что на склад ОРСа завезли женские сапожки и ещё какие-то предметы для дам. Надо будет настоять, чтобы она что-нибудь для Маши там выкупила. Да, и ещё она проговорилась, что Татарков распорядился на праздник выделить ряд вещей как женского, так и мужского обихода. Значит, будут аттракционы, розыгрыши призов.
В праздники, особенно на День Строителя и на Масленицу, всегда проводятся какие-нибудь розыгрыши, представления, праздничные гуляния, выступления народных коллективов местного Дома Культуры. На площади перед ДК, а теперь, как он слышал от родителей, всё это и кое-что новенькое будет проводиться и перед Новым Дворцом Культуры. И по случаю замечательного события – открытия Дворца – приглашены артисты из райцентра и из областной филармонии. Возможно – даже из столицы будут, как будто бы Отраслевой ЦК Профсоюзов обещал организовать такое мероприятие. Так что, гуляние будет поставлено с размахом.
В последнее год-два в аттракционы был добавлен ещё один забавный – лазание на столб. Посредине пощади, в гильзу новогодней ёлки вставлялся столб метров десять высотой, с крестообразной перекладиной наверху. К концам перекладины цеплялись какие-нибудь предметы: сапожки женские, мужские, шапки, или спортивные кроссовками фирмы "adidas", всё больше завоёвывающие советский рынок. За женскими сапожками и за кроссовками парни выстраивались в очередь. Но не многие поднимались и до половины столба. Тут тоже нужны: сноровка, закалка, тренировка, – как в песне поётся. А так, с наскока, такую высоту не возьмёшь... Но, однако, почему бы и нет? Почему бы не попробовать? Он что, выболел? Не сможет поднять себя на десятиметровую высоту? Да для Маши он взберётся и на пятидесятиметровый столб! Достанет ей сапожки, не прибегая и к маминой услуге. Что-то у них с Машей не ладятся отношения, и она не хочет перед свекровью унижаться. И тут он для неё – как с неба звёздочку достанет.
В размышлениях Саша прошёл широкое поле, и теперь справа потянулся смешенный лесок, состоящий из сосен, берёз, тополей, ивовых кустарников. С мыслию о подарке для Маши в нём появилось живость, игривость в глазах. Он представил, как она зачарованно следит за ним, когда он лезет по столбу за сапожками, как их снимает. Но не сбрасывает, а вешает их на плечо, и спускается вниз. Она... млеет от восторга.
С боку пешеходной дорожки стоял телеграфный столб. Серый, от времени потемневший. На нём когда-то, может быть, лет пятнадцать назад весел осветительный фонарь. Затем дерево заменили на бетон, столбы спилили на дрова, но этот почему-то остался. Он был круглым и высотой, возможно, такой же, как и тот столб, что устанавливается на праздничной площади.
Проходя мимо него, Сашу вдруг осенило: а почему бы не попробовать взобраться на этот снаряд, ради той же сноровки и тренировки? В сознании его уже оживали радужные мечты, а глаза видели счастливое лицо Маши.
Саша как был в полураздетом виде, так, подойдя к столбу, с лёгкого подскока, запрыгнул на него. И тут же ощутил такое болезненное чувство, как будто бы запрыгнул на ежа... Десяток, источенных дождями и ветрами, заусенец впились в его тело от икр ног до груди и в руки, которыми он обхватил столб.
– О-ох! – простонал он, боясь пошевелиться на тренировочном снаряде. Каждое движение отдавалось на теле болью. Но и сидеть на этих иголках тоже было невозможно. Его вес в шестьдесят три килограмма тянул к низу.
Саша, пересиливая боль, осторожно поставил вначале одну ногу на землю, затем приставил другую. И медленно отлепился от столба.
Вышел на пешеходную дорожку раскоряченный и недоумённый. Посмотрел вначале на живот, на нём торчало множество черных заноз, а сколько ещё саднило на ногах и в промежности, можно было предполагать только по ощущениям. Некоторые торчали даже через брюки.
От ДСЗ кто-то ехал по пешеходной дорожке на велосипеде. Чтобы не встречаться с кем-либо, Саша, как медведь, косолапой походкой поспешил в лесок.
Найдя скрытое место среди сосен и кустов, спустил штаны, трусы и стал ногтями выщипывать из себя инородные тела. Проделывал это со всхлипыванием, в котором смешались слёзы сарказма и боли.
Вечером и ночь к Маше он не домогался и на секс не уговаривал. Много ещё чего мешало этому. А жена не настаивала.
Утром Саша проснулся рана. Но не сразу открыл глаза, прислушался к своему телу. Боли он не ощутил, но был приятно порадован ожившим органом. Провёл руками по коже, болевых ощущений тоже не испытал. Потянулся рукой на половину жены – постель её было пуста.
Саша приподнялся, обвел комнату хмурым взглядом. Интересно – где она?.. Сбросил одеяло, всунув ноги в шлёпки, пошёл на кухню. Маша готовила завтрак.
– Привет, – проговорил он хмуро.
Жена кивнула.
– Что так рано встала?
– Так скоро Светка проснётся. Да и самим что-то поесть надо.
Саша набрал в фарфоровую кружку воды из крана и стал пить. Был он без майки, в плавках. Кожа на ногах и на животе была в мелких точках, не то пигментных, не то от сыпи какой. Раньше на нём этого не замечалось.
– Что с тобой?
– Что? – не понял он, ставя кружку на стол.
– Спрашиваю, что с тобой? Ты не заболел случаем? – она кивнула на живот.
Он осмотрел себя, усмехнулся сдержано и ответил:
– А, не обращай внимания. Это незаразно...
И в некотором смущении ушёл в комнату. Дочка ещё спала. Он вновь нырнул в тахту под одеяло и беззвучно завсхлипывал от смеха. Это ж надо было так залететь! И на что...