По дрова

 По дрова
Вслед за осенью скучной, мокропогодной на лихих метелях да вьюгах прикатила в

деревню Конец белоснежная красавица зима.

Андрюха Кукуй с Иваном Деяновым да Лехой Культиватором подрядились ехать по

дрова Раиске с Того Угора, прозываемой в деревне Матросихой, прозванной по

тому так, что в молодые годы с ней погулял с месяц заезжий матрос да и уехал

без вести.

 Глаза у Матросихи разные были, один — черный, другой — зеленый. Наверное,

зеленый и был дурным. А может быть, и черный. Только многие замечали, что

если Матросиха недобро взглянет на тебя, жди какой-нибудь напасти

С Матросихой срядились, а чтоб в лесу не замерзнуть, бутылку задатку выпили.

Матросиха поупрямилась было, а дала. Правда, сказала, мол, смотрите, по дрова

езжайте, и нехорошо так взглянула.

Тронулись лесовики в путь. Еще деревней едут, Андрей Леху в бок толкает:

— Стой! Пойдем,— говорит,— к моей бабе. Скажем, что не Раиске Матросихе за
дровами поехали, а нам. У ней в заначке есть, выставит.

Пошли к Андрею. И впрямь баба обрадовалась, бутылкой о стол стукнула.

Выпили, крякнули, пошли трактор заводить. А Ваня Деянов и говорит:

— А что, мужики, у меня тоже дрова не вывезены. Не мешало бы и мою бабу

расколоть на белоголовую.

Сказано - сделано. Пришлось заезжать еще к Лехиной бабе, чтобы норму добрать.

Тоже дров посулили.

Выбрались, наконец, за деревню.

Леха Андрюхе говорит:

— Я, парень, дороги не знаю, да и снег густо валит. Ты, Андрюха, мне дорогу-

то сказывай.

— Я скажу, мать-перемать — отвечает Андрей.— Я прямо скажу ...

Кукуем Ондрея звали тоже не понапрасно. В молодые годы ему на гулянке гирькой

от ходиков долбанули. С тех пор он, если больше пол-литра выпивает, теряет

дар речи. Глазами смотрит, руками, ногами шевелит, а вот язык выговаривает

только матюги да еще два словосочета¬ния: «Я скажу, такая мать...» и « я

прямо скажу…».

Так проехали они поскотину, вывернули на дорогу к сельнику, тарах¬тят вдоль

берега реки. А снег так валом и валит, ни зги не видно. Скоро уже карьер

будет, когда-то песок прямо из берега брали, нужно объезжать. Андрей

заволновался, Леху в бок тычет:

- Я скажу, мать-перемать, я прямо скажу ...

Леха прямиком и прет, только газу поддает «дэтэшке». Ваня Деянов носом в

дровнях клюет. Убаюкало, засыпало.

- Андрей,- тревожит Леха,- дорогу сказывай!

-Я скажу,- горячится Андрей.—Я прямо скажу, я скажу, мать-перемать, тут,   

тут...

Тут трактор в карьер нырнул. Благо песок уже осыпался, полого было да снежно.

Андрей лбом в стекло ударился.

-Я прямо,- говорит,- скажу: тут - яма!

А Леха что? Леха за рычагами не шелохнулся. Леха спокоен, как телеграфный
столб. Не зря его Культиватором с малолетства дразнили.

- Андрий! Едем куда? - И газу жмет.

- Я прямо скажу...

А тут дровни на обрыв выскочили и только до середины его дошли, как

катапультой Ваню Деянова выкинуло.

Но не зря Деянов служил в десантных войсках, за что и дразнили его Парашютом.

Упал посреди реки в глубокий снег, как сидел, так и сидит, даже не проснулся.

Андрюха с Лехой дальше шпарят через реку к лесу.

- Я прямо скажу,— кукует Кукуй. И дальше — все непечатное. Вскоре трактор

исчез за пеленой снега, и треск его тоже стих. Пропали, будто в черную дыру

провалились наши лесовики.

А Деянов тем временем проснулся, отряхнул с себя снег и стал с удивлением

оглядываться кругом:

- Чего это я? — говорил он сам себе с недоумением.— Вроде бы на реку не
собирался. А если и собирался, то где санки, мешок, пешня?

Но, ни того, ни другого, ни третьего в наличии не значилось.

- А-а, пустая башка,- наконец, догадался Деянов. - Сани с пешней я всяко у
Раиски Матросихи оставил, когда у нее выпивал.

-Али это было лонись, - почесал он затылок под шапкой.- Али до лоньского, али

намедни? - Но так и не решив, когда же он был у Матросихи, Иван пошел

разгребать снег и проверять сети. Благо лунки не застыли и веревка оказалась

на месте.

Рыбы неожиданно попалось изрядно. Три щуки, налим, пара лещей, пяток бершей и

судак. Деянов скинул фуфайку, оклал в нее рыбу и, перекинув через плечо

ношу, побрел в целик к деревне. Ишь,— говорил он воображаемому обвинителю,—

бают, что у Парашюта вся рыба в сетках пропита. А вот Матросихе долг отдам,

бабе на пирог оставлю да еще на две пол-литры в магазин сдать хватит.

Дом Матросихи был крайним к реке, и скоро Деянов торкался в ее ворота.

— Что больно скоро? — откликнулась Раиска.

— В самый раз, отворяй живее! - Деянов скинул ношу на крыльце. - Выбирай,

какую хощь. Хошь берша, хошь леща!

-Эка! - удивилась Раиска.— А мужики-ти где? А трактор, а дрова?

-Я те - про Фому, а ты - про Ерему. Долг вон принес, на реку бегал. Сама на

рыбник просила.

Раиска охнула.

Тут что-то щелкнуло в голове Деянова. Отрывочно всплывали кое-какие детали.

Андрей, Леха, сборы по дрова. Однако куда все это делось? Он вроде бы и в

дровнях сидел... Тогда при чем тут река, рыба?

Он бросил Матросихе несколько рыбин и снова, вскинув на плечо фуфайку, в

полной задумчивости побрел к магазину.


«Ну, и зловредная эта бабенка Матросиха,— думал он про себя.— Не зря говорят,

что глаз у нее дурной. Поди, теперь разберись, чего было, чего не было. Все

перепутала, окаянная. От ейного сглазу один рецепт — стакан».

...Андрей с Лехой тем временем катили лесом. Снег все падал и падал. Они уже

объездили, Бог знает, сколько лесных дорог и вырубок, но ни Андрюхиных, ни

Алехиных, ни Матросихиных дров не нашли. Или их засыпало снегом, или кто-то

ошибочно увез. Уже вечерело, когда наткнулись на порядочную гору осиновых и

ольховых хлыстов. Леха подогнал впритык сани и только тут заметил отсутствие

Парашюта.

— Сбежал! — заругался он.— Слышь, Андрей. Деянов дезертировал.

— Я прямо скажу,— ответил Андрей осуждающе.

Они вдвоем перекидали дрова на воз, забили стояки и, довольные, тронулись

дальше. Уже смеркалось, когда засветились огни деревни. Андрей к тому времени

малость протрезвел и толкнул Леху в бок:

— Куда приехали? Вроде как не наша деревня?

— Протри глаза! — крикнул Леха.— Вон овин, вон Раиски Матросихи дом. Не с той

стороны въехали, вот тебе и блазнит.

Андрей, хоть и сомневался, все же решил с Лехой не спорить. Уж больно

хотелось домой, «колосники» горели, не мешало бы закинуть на них стакан-

другой.

Они поставили у Раискина дома трактор и в предвкушении горячих щей и

запотелой поллитровки споро выгрузили дрова.

— Парашют нам топерь не товарищ,— сказал Леха.

— Я прямо скажу,— поддержал Андрей,— брянский гусь ему топерь товарищ.

Раиска не появлялась. Да и огни в доме не зажигались. Они постукались в

ворота — тишина, постучали сильнее. Тут из соседнего дома выглянул незнакомый

мужик.

— Чего ломитесь? — спросил он строго.

— Дрова привезли — чего...— недовольно отвечал Леха.— А ты кто такой,

командир?

— Живу тут,— отвечал мужик.— А в том доме, куда ломитесь, года три уж никто
не живет.

Мужики не поверили:

— А Матросиха где?

— Матросиха, всяко, в деревне Конец живет. Бывал я там лет пять тому.

— А мы тогда где? — заикаясь, спросил Андрей.

— В Ульянке,— усмехнулся мужик.

Тут наши заготовители остолбенели. Это они километров на двадцать усвистали

от дома.

— Вы лучше скажите, откуда дрова везете? — спросил мужик, приглядываясь к

штабелю.

— А шут его теперь разберет. Вроде недалеко грузили,— отвечал нехотя Леха.

— Вот и я гляжу,— оживился мужик.— По зарубкам мои дрова-то. Ну, коль

привезли — спасибо — прошу в избу. Подмогли.

Андрюха мгновенно повеселел.

— Слышь, Леха, вот свезло! Щец топерь в самый раз под стопарик. А?

Леха молчал.

— Слышь, идем в избу-то? — подталкивал его Андрей.

— Молчи, пустая твоя башка. Думай, чего говоришь! Ославят топерь на всю

округу. В избу не пойдем. Проси у мужика литру за дрова — и домой!

Андрюха ушел к мужику в закоулок на переговоры, Леха — к трактору запускать

движок. И он тоже, как и Деянов, нехорошо подумал о Раиске.

— Ишь, накружали,— сказал он сам себе.— С чего бы это?

Тут вприпрыжку выскочил из калитки Андрюха Кукуй, обеими руками держа перед

собой кулек с горячей картошкой и огурцами. Из карманов его фуфайки торчали

белоголовые.

— Топерь, парень, мы с тобой правики. Токо бы нам ишшо по дороге дрова найти!

Топерь нам с тобой, Леха, нам черт не брат!

— Дурак ты, Андрюха,— с суеверным страхом откликнулся вдруг Леха,— ты почто

его, рогатого, в такую пору поминаешь!

Но вот на всю сумерничавшую деревню заверещал пускач Лехиной «дэтэшки». Наши

горе-путешественники прыгнули в кабину, и трактор, шаря по деревне длинной

рукой прожектора, выскочил за околицу.

...Дезертир и предатель, друг тамбовского гуся Иван Деянов, он же Парашют

успешно поменял в магазине рыбу на вино и отправился было домой лечиться от

Раискиного сглаза. Но нехорошие предчувствия на предстоящую встречу с женой

подтолкнули его отсрочить явку.

Внимание привлекла колхозная баня. С утра ее кто-то топил, но не мылся. Баня

была большая, с широким полком, огромной, на треть поме¬щения каменкой,

топилась по-черному, и жар ее был лучшим целителем, чем весь персонал

районной больницы.

Иван замахнул в предбаннике стакан, закусил сельповским пряником и, скинув

под лавку одежду, полез в жаркую истому бани. Он бросил на каменку ковш воды,

каменка ахнула, и Деянов мигом очу¬тился на широком полке. Доски были в

копоти, но Иван этого не замечал. Через минуту он сладко спал, и пот градом

катился по его бокам.

...Было уже темно. Раиска Матросиха, устав ждать трактор с дровами, собрала

белье и отправилась в натопленную с утра баню, захватив огарок свечи.

Она хорошенько разогрелась, намылась до розовости молодухи, и только

собралась было окатиться, как в темном углу полка что-то зашевелилось и

страшно захрапело.

Раиска обмерла: «Баннушко пужает али блазнит!»

Но с полка, кряхтя и чертыхаясь, лезло уже что-то невообразимо большое,

черное, имевшее при себе, как все же это Раиска успела заметить, мужское

достоинство.

В тот же миг она вышибла банную дверь и, похватав в охапку одежду, ринулась в

голом виде вдоль улицы домой.

...Сглаз у Деянова прошел к утру. Он вспомнил все: как собирались в лес, где

и сколько пили, как выехали за поскотину. Страшная догадка обожгла сердце

Ивана. Не заходя домой, он схватил в приделке лыжи и во весь дух покатил к

реке—искать промоину во льду, куда, по его мнению, провалились вместе с

трактором мужики.

Снегопад закончился. Поднималось солнце, и с обрыва Иван разглядел уже

занесенные снегом, но хорошо видимые под солнцем тракторные следы, уходившие

на другом берегу в лес.

Деянов бросился по ним, радуясь избавлению от одной беды и гася в душе

недоброе предчувствие новой.

К вечеру, чуть живой от усталости, пробежав, наверное, километров полста

Парашют вернулся в деревню. Следы Лехиного трактора кончились под городом на

бетонке.

Дома у Деянова восседала Матросиха с таким гордым видом, словно она отказала

сейчас десятку сватов, и пила с Ивановой бабой чай.

— Явился,— без злобы, но с издевкой сказала баба,— извращенец. Надо

догадаться: за Раиской Матросихой в байню подглядывать залез. Ну, и чего там

тебе неизвестного наглядел?

Матросиха по-королевски швыркала чай из блюдца, не удостаивая Деянова и

взглядом.

-Да пошли вы! - тускло возразил Иван.

-Чего пошли, куды пошли? Я твои подштанники опознала. Раиска вон к магазину

их принесла, как доказательство. Я вот тебе сейчас как дам коромыслом, дак

полетишь у меня парашютом,— запричитала жена.

Не слушая ее, Иван обреченно сел на лавку и стал стягивать валенки. «Пропали,

пропали товарищи мои дорогие!» Но тут возле его дома затрещал движок. Деянов

выглянул в окно и радостно остолбенел. У его крыльца стоял знакомый трактор,

груженый дровами.

Двери кабинки открылись, и в проеме показался Леха Культиватор.

- Ванька! - Закричал, перекрывая шум мотора, Культиватор. - Парашют окаянный!

Кто за тебя дрова разгружать будет.

Деянов облегченно выдохнул. И тут же об одном валенке с другим в руке

поскакал на улицу.