Ёрш - рыба сорная. О рыбалке, новелла

О рыбалке (продолжение).

Ерш - это сорная рыба, как сорняк на огороде среди культивируемых свеклы, моркови и картофеля.
И не все рыбаки рады нашествию ершей во время рыбной ловли. Я видел, как некоторые оставляли на льду кучки мелких ершей на съедение вездесущим, тут-как-тут, воронам. Ерши ходят стаями, покрывая дно реки полностью и не дают другим рыбам подходить к насадке рыболовных снастей, донимая рыбаков своим страстным клевом. Многие, попав на ершиную стаю, бросают место ловли и перебираются в другое место: «уж если подошли ерши, то другой рыбы не жди» - говорят  рыбаки.
Вот как рассуждает один из любителей-рыболовов:
«Случается, душу вынет сопливый ерш-колючка, мелко дробит кивок, слизывая мотыля и через раз вешаясь на крючке мормышки. А то вдруг прогнется кивок, да так лихо задергается, словно крупная рыба подошла и схватила насадку. И в азарте ты подсекаешь с нетерпением, а там, - не больше спички, висит на леске ершишка с выпученными глазами. Колючки растопырил во все стороны, сам сопливый и хвост набок отогнул с лихостью залихватской. «Вот зараза, живоглотина…» - сплюнет в досаде сосед рыболов и уйдет, ворча, бурить другую лунку.
Рыбаки величают его «хозяином реки», эту настырную и надоедливую рыбку, отгоняющую окрест себя всю достойную рыбу. Так и получается: царит ерш единолично и властно там, где его много скапливается. И не подпускает он к крючку и сонную толстобрюхую плотву, ленивого леща, да и щука его не ест, лишь, когда всю мелочь серебристую вокруг подъест и разгонит. В общем, пустая и вредная рыба - ерш…».

Однако и Сабанеев отметил в своих «исследованиях рыб России» С. Т. Аксаков высказался по этому поводу: «Русский народ любит ерша. (От него уха вкус и навар  хороший приобретает). По-моему, ёрш - лучшая рыбка из всех, не достигающих большого роста. Где ершей много и они крупны, там уженье их необыкновенно изобильно и приятно. Уха из ершей - самая здоровая, питательная и вкусная пища, но лучше всего они - особенно если крупны - приготовленные на холодное под желе, которое бывает необыкновенно густо. По-моему мнению, ничто не может сравниться с деликатнейшим вкусом этого блюда».
И конечно, прав Аксаков, если отварить ершей в тройной ухе, с окуньками и плотвичками, а на последок, с кусками крупной рыбы - то и пальчики оближешь! Столько навара дает ерш, что если убрать уху в прохладное место, поутру будет холодное рыбное желе без всякого желатина. Очень вкусное блюдо получается с ершами, достойное даже новогоднего стола. Уже не скажешь, как Ипполит в «Иронии судьбы»: какая гадость эта ваша заливная рыба….
В глухозимье приходится иногда довольствоваться самым малым - одна две рыбки с большим трудом добытые, найденные после многих пробуренных лунок приносят радость рыбаку. В такое время, когда в студеный январь я неожиданно был рад и ершам. Это был тот случай, когда ерш дарил не минуты раздражения, а рыбацкую радость и даже азарт. Вот после этой рыбалки я и познал, что ерш вкусен как в ухе, так и в бульоне для заливного и даже в котлетах. Но было это дома после рыбалки, когда я привез ершей огромное количество.

В очередные выходные решил я съездить на Волгу. В прибережный поселок отходили автобусы через каждый час. И с утра полный автобус с рыбаками. Среди рыбаков я заметил, изобиловали старики - пенсионеры. Потому, подумал я, что была глухая пора, а пенсионерам просто делать нечего.
Но оказалось, впоследствии, немного я был не прав. Конечно, молодежь устремилась на противоположный берег, который крутой и где глубины обещали большую рыбу. А пенсионеры остались тут же, недалеко от волжской пристани. Как мне сказал один из молодых рыбаков, с которым мы вместе переходили на другой берег: «Пенсионеры тут за ершами остались, у пристани, - там одни ерши, другая рыба может по весне только подойдет на мель».
Вначале и я поперся за молодыми. Волга она широкая, но в этом месте не так широка, километра 3-4 пришлось мне пройти. Тут впадали с берега небольшие речушки-ручьи, и рыба могла здесь быть. Она непременно была - только не клевала почему-то. Рыбаки кучковались, поначалу, но вскорости разбрелись вдоль всего берега. Перемещался и я вместе со всеми. Течение здесь было очень сильное и снасти под стать ему были с большими грузами, мормышки привязывались на поводках от огрузки. И даже лунки сверлили наискосок. Этому мне пришлось научиться у заядлых рыбаков. Они наклоняли бур в противоположную течению сторону, и так пробивалось наклонное отверстие во льду. Это делалось для того чтобы леска натянутая течением не перетиралась о край льда внизу лунки. К такой ловле я был не готов, хотя снасть свою переделал, также подсмотрев у других рыбаков.
Вниз привязал я крупную большую «уралку», такую, что весом граммов 30, наверное, но и ее утаскивало сильное течение. Выше, через 15 сантиметров, привязал на длинном поводке уже малую мормышку, на которую и насаживал мотыля.
К обеду, часов в 11, вдруг течение еще возросло, и кто-то из рыбаков громко вслух сказал, что это на ГЭС воду пустили. Рыбачить стало невмоготу: течение приподнимало наши снасти и они никак не достигали дна, а болтались среди воды. Тогда я размотал большую блесну на судака и поближе к берегу, где не так сильно было течение, пробовал блеснить по уже готовым лункам. Мне случайно повезло, иначе никак не назвать, - то, что вдруг я ощутил тяжесть и подсек, автоматически, крупную рыбу. Не долго сопротивляясь в наклонную лунку, словно сам заплыл и влез на лед судак, на вид больше килограмма весом. Это меня чуть-чуть обрадовало. Это была первая рыба. Сразу же я запрятал судака в рюкзак, что висел у меня за спиной с некоторыми пожитками. В ящик рыболовный он бы явно не поместился. Но все дальнейшие мои попытки хоть что-то поймать не увенчались успехом. А тут еще и ветер поднялся не на шутку. И стал я поглядывать на пристань на другом берегу, где остались пенсионеры. «На безрыбье и ерш тоже рыба» - подумал я, и решил возвращаться к пристани. До вечера еще много было времени и хоть с ершами приеду домой, с такими мыслями я пошел присоединяться к кучкам пенсионеров,  которые вдоль пологого берега образовали «островки» из людей.
Дошел я до них уже в самый обеденный перерыв.


Смотрю, а рыбаки сели перекусить тут же на льду, по двое по трое около своих ящиков, на которых разложены были съестные припасы и стояли вынутые из ящиков и рюкзаков термосы с горячим чаем.
Вот в этот промежуток я и познакомился с рыбаками, и многое узнал у них. Во-первых, узнал, что в стороне от пристани впадала река,  и устье ее было изрезано протоками.  Хорошую рыбу и надо было искать там. На левой стороне реки протоки шли одна за одной и выглядели с высокого берега как щучьи зубы, потому и место называлось - «щучья пасть». А идти  туда, надо было берегом  далековато, километров 5-6. Так что в этот день я туда  опоздал.
И сел я на готовые лунки ловить ершей. Опускаю мормышку с подвязанным выше крючком на глубину метра два. Юркнула в лунку «шаровидная» мормышка с пучком алого мотыля, выгнулся кивок вверх, обозначая дно, но так и не согнулся под тяжестью мормышки, хотя я и поднял снасть. Что такое? Поклевка!? Тогда подсекаю. Но вместо плавных тяжелых толчков рыбы ощущаю торопливые увесистые рывки. Всплеснуло в лунке при вываживании - и на леске затрепыхался ерш. Но ерш был на удивление крупный, больше ладони. И в вываживании ничем не слабее такого же окуня. И красив своей живой колючей и яркой красотой, перламутровой переливающейся окраской.
Едва мормышка в очередной раз коснулась дна, как тут же была торопливая поклевка. В этот раз сопротивление было намного упорнее, и я уже было подумал, что большая рыба попалась. Но вместо этого из лунки выплеснулись сразу два ерша. Один на мормышку другой на крючок одновременно. И оба были такие же крупные, как первый.
Вот и пошло. Ерши клевали яростно и бесшабашно, хватали уже не мотыля, а какие-то зеленовато-прозрачные ошметки, я только жало поправлял, чтобы не сильно видно было. Подсаживал мотыля реже и реже. И была эта рыбалка на удивление азартной, хотя потом признаваться рыбакам, что ершей тягал, - мне было как-то не по себе. Когда стало темней, я оглянулся вокруг, - вся ближайшая компания рыболовов сидели и дергали и дергали. Хотя и непривычно это звучит - «матерые ерши», но в этот раз, видимо, нам всем как-то сильно повезло.
Впоследствии мне попадались подобные экземпляры, но уже в штучном, единичном раскладе.
Солнце на западе уже садилось над лесом. День клонился к вечеру, и надо было думать о ночлеге. Многие рыбаки из приезжих уже шли к поселку, к автобусу. Но некоторые видимо были из местных и не торопились уходить. Я подошел к одному из только что пришедших с другой стороны рыбаков. Он шел вместе с другими, которые пошли через поселок на автовокзал. Они - то ушли, а этот присел на готовую пенсионерскую лунку и начал ершей добывать, до темноты еще было время, с полчаса. Вот мы и познакомились.
Действительно, Михаил был местный житель. И я быстро сговорился с ним о ночлеге. Он говорил, что живет недалеко от автовокзала, на въезде, так что нам надо будет пройти весь поселок. Но предупредил, что жена его не любит незваных гостей. Но если что - найдем где переночевать у соседей. И едва очень быстро стемнело, как это всегда бывает зимой, - мы пошли к Михаилу в гости.
Сам Михаил вошел в дом, попросив меня подождать во дворе на улице, - «пока он выяснит обстановку». Я слышал громкий их разговор с женой, она, видимо, ругалась, - слов я не разбирал, но по тону высказываний было ясно, что мне здесь «не светит». Вскоре вышел и Михаил, но, как ни странно он не выглядел расстроенным.
- Я знаю тут кочегарку, где ты можешь переночевать, пойдем. А заодно в магазин заглянем, водочки возьмем. - весело сказал Михаил, предвкушая «пьянку».
- Ну, после морозной рыбалки, можно и выпить. - ответил я. И мы пошли по улицам поселка. По пути зашли в магазин и взяли все что надо: закуску и водку. Потом еще шли на край поселка, петляя по улицам.
В поселке, на окраине, была пилорама и огромная территория Леспромхоза. А рядом стояло здание котельной с кучей угля во дворе. Эта кочегарка отапливала в поселке несколько домов, школу и магазины, и контору леспромхоза. Леспромхоза уже не было давно, это было теперь частное предприятие, где лес пилили на доски….
 В котельной работал знакомый, даже сосед Михаила - Петруха. Места было много. Между двух больших котлов стояли лавки. В углу за котлом стоял стол, освещенный лампой «дневного света». А так в кочегарке было полутемно. За рюмкой водки мы быстро нашли взаимопонимание. Проводив Мишку домой, я остался ночевать с Петрухой.
Разговорились, как обычно, рассказали о себе свои нехитрые истории жизни. Ну и ночь пролетела быстро.

На другой день. Поутру рано, еще темно, в 6 часов я тронулся в направлении устья речки, в протоки, в «щучью пасть». Дорога мне была незнакома, поэтому я шел вдоль берега Волги, мимо пристани. Потом завернул вверх по реке.
И уже стало светлеть, когда я обнаружил первую протоку, отходящую от основного русла реки. Погода вдруг поменялась на неожиданную оттепель. У первой лунки под снегом появилась вода, она не замерзала, и вокруг лунки было сыро.
Я прошел по протоке вглубь, пробурил несколько лунок и ни одной поклевки не было. Неожиданно ко мне подошли рыбаки с ящиками на полозьях, с санками в которых лежали рыболовные пожитки. Это были местные мужики из ближайшей деревни, что недалеко от поселка. Они мне объяснили, что ловить на глубине, где я все время бурил не стоит, - рыба держится в протоках ближе к берегам, там, где коряги.
Действительно, по научению местных рыбаков и по их следам, я вскоре нашел хороших окуньков. А в одном месте попалась и хорошая, больше ладони сорога. С одной лунки можно было поймать 3-4 рыбки, и клев прекращался. Видимо рыба перемещалась, и мы перемещались вместе с ней. Улов был небольшой, а к обеду клев почти перестал. Местные рыбаки на берегу развели костер, сели там перекусить и позвали меня. Я поднялся на довольно крутой склон на полянку среди кустов тальника к рыбакам.
За обедом шел обычный разговор: где клевало, на какую насадку. Местные собирались посетить и другие протоки, вверх по течению, это было им ближе к дому. Со мной остался один пожилой рыбак, с которым мы познакомились поближе.
Петрович, как он мне представился, был не местный он сюда приехал из города. По его словам жизнь у него не задалась, и сейчас, вот уж год, как ему просто повезло: хороший человек встретился и помог.
И сидя над лункой, рядом со мной Петрович рассказывал о своей жизни, откровенно делился своими воспоминаниями.
«Как-то вдруг, в один момент, его размеренная, просчитанная на годы вперед жизнь рухнула. В период развала Советского союза институт закрыли. А он работал там научным сотрудником. Работы не стало. Он перебивался случайными заработками, - ходил на «треугольник», на железной дороге, где на склады разгружали вагоны. Но и там конкуренция, молодежь вытеснила стариков из грузчиков. А тут заболела у него жена, тяжело заболела и через полгода умерла в больнице. И медицина стала платная, денег чтобы достать лекарства у Петровича не было. И после смерти жены Петрович «сломался», как он сам сказал. Запил он сильно, собутыльников хватало. Дешевое пойло продавали везде - 15 рублей бутылка, против 50 -60 магазинных. Но это пойло было «чистая отрава», многие умирали, слепли, становились инвалидами. А Петрович пропил все, - «добрый человек», пил-то он не один, поил многих и многих. Иногда он пытался и на работу устроиться. Но ненадолго, каждый раз срывался в запой и его увольняли. А потом появились «хорошие» знакомые, не пьянь сами, но поили дармовой водкой каждый день. И как-то в пьяном угаре он подписал бумаги о продаже своей квартиры.
Вспомнил Петрович, что спал на улице, пока было лето. Потом перебрался под лесенку в подъезде. Жэковские сантехники, действительно знакомые, кто его хорошо знал, пожалели его и пустили в каморку в подвале. Вот там он и прожил почти три года, до самой пенсии. Пенсию ему назначили минимальную. И жил бы он в своем подвале да ходил бы по помойкам до сих пор.
Встретил его сын бывшего сотрудника института, с которым он раньше был дружен. Молодой хорошо одетый парень выбрасывал мусор в контейнер и узнал Петровича. Он пригласил его с собой. Ведь они с другом и этим мальчиком ездили в выходные на рыбалку очень часто. Друг Петровича, отец молодого человека, заболел и умер, у него обнаружился рак. А сын вот занялся своим бизнесом, хоть и не очень богат, но и не беден: предприниматель, как-никак стал. Он не забыл рыбалку, а наоборот, купил на берегу Волги дом и участок, как дачу.
Вот и пригласил он Петровича жить здесь в поселке. Заодно и сторожить дачу и по хозяйству помогать, где гвоздь прибить, забор поправить.
- Сейчас вот, на чердаке, комнату делаю, мансарду, как второй этаж, строим потихоньку… - сказал Петрович.
А узнав, что я ночевал в поселке в кочегарке, Петрович сразу предложил ночевать у него:
- Хозяева что-то в эти выходные не приехали, да и что тут на даче зимой делать. Так что я пока один….
Так и порешили. А рыбалка между тем не продвигалась. И по другим протокам ходили, но кроме нескольких окуньков ничего не поймали.
Петрович мне рассказал, что весной тут самая рыбалка начнется, ручейки потекут со всех сторон и сорожка крупная, по килограмму каждая прямо из подо льда брать будет. Вот тогда и приезжай.

Утром я уехал с надеждой, что еще приеду сюда весной по последнему льду.
Конец.