Город Солнца

        В загородном английском доме в конце пятидесятых годов двадцатого столетия в удобных креслах устроились отец Арон Семёнович и сын Семён Аронович, мужчина тридцати пяти лет, поджарый брюнет высокого роста с иудейским разрезом умных глаз.
— Папа, я думаю, моё образование окажется незавершённым, если я не побываю в СССР.

— Да, мы уехали из России в тридцатые годы, но я всегда её вспоминаю, ведь там прошла моя молодость. Ты хорошо знаешь русский, английский, французский, испанский, ты можешь быть полезен стране, разгромившей фашизм. Великая страна, и там происходят демократические изменения. Поезжай, сын, я буду следить за твоими успехами.

Прилетев в Москву и попросив советское гражданство, Семён оказался на Лубянке, где его слегка побили, допросили, но времена были другие — оттепель, поэтому завербовали и отправили выполнять первое задание в город Солнца, кодовое название в разработках КГБ.

Город в пустынной казахстанской степи основывался как стратегический опорный пункт цветной металлургии Советского Союза. В тридцатые годы на берег озера прибыл караван грузовиков с инженерами и рабочими. Провели изыскания, взрывные работы, основали на берегу озера посёлок. Года через два проложили железную дорогу, завезли зэков, которые на берегу уникального степного озера построили цветной металлургический комбинат и город для тружеников. Несколько раз пыльные бури засыпали бараки с заключенными, портили технику, но стены комбината под лай сторожевых собак росли, строился и город.

Улицы прокладывались ровно квадратно-гнездовым способом в широтно-меридиональном направлении. Центр города с Домом культуры металлургов обустраивался зданиями столичного типа с высокими потолками, просторными лестницами и широкой асфальтированной аллеей к озеру. В этих домах жило партийное и административное городское начальство, располагались магазины и элитные школы. Перед Домом культуры пролегла и главная улица Ленина, по которой проходили праздничные шествия счастливых жителей города Солнца.

Центральная часть города плавно переходила в коттеджи. Улицы с капитальными железными заборами и зелёными ухоженными приусадебными участками, подальше от вредных для здоровья выбросов комбината, с подветренной стороны. В коттеджах жили семьи администрации завода, заслуженные врачи и другие уважаемые специалисты. Поближе к заводу располагались пятиэтажные, трёх- и одноэтажные дома, в которых селились заводские рабочие, инженеры, служащие, учителя.

Между городской частью и частным сектором располагался барачный посёлок со звучным названием Метро, с коллективными дощатыми туалетами на улицах и колонками воды. Здесь люди семьями ютились в однокомнатных коммуналках: рожали, жили, пили, веселились, дрались и умирали. «Метром» назвали барачное поселение за длинные барачные коридоры и в честь ссыльных метростроителей. Рядом с бараками лепились неказистые сарайчики и многочисленные голубятни, которые процветали в частном секторе.

В городе Солнца небо чистое и ясное весь год. Атомный и космический полигоны построили недалеко. И первыми удачными и неудачными запусками ракет жители города любовались и удивлялись, как высоко современные самолёты летают.
Голубятники — самые уважаемые люди в барачном секторе, они по совместительству и криминальные авторитеты, некоторые неплохо подрабатывали на голубях, разнообразные породы которых культивировались и разводились.

Души обездоленных пацанов и изломанных жизнью дядек искренне привязывались к доброй и доверчивой птице. Старый уркаган плакал, когда случайно сгорела его голубятня. Отстраивали новое помещение всем миром.

Частный сектор занимал значительную по площади часть города с относительно ровными улицами, кирпичными или саманными домами с приусадебными участками, огороженными заборами. Проживали здесь те, кто сразу строился, попав в безжизненную пустыню, или кто, накопив деньги, переселился из бараков. В этом районе находилась церковь и две школы-десятилетки.

 В отличие от центральной части города, асфальтом улицы в частном секторе не покрывали: зной и пыль летом, пыль и морозный ветер зимой. В городе построили четыре кинотеатра, Дом пионеров и два стадиона с многочисленными секциями, футбольными полями, которые зимой заливались водой и превращались в ледяные катки на радость детей и взрослых. Искусственно созданный трудом упорных немок Ботанический сад и два сквера озеленяли безрадостный серый городской пейзаж. Городской пивзавод производил два сорта пива: жигулёвское и бархатное, — за которым выстраивались оживлённые очереди.

Пиво разливалось в солидные стеклянные кружки, уносилось на столики, доставалась солёная рыба, и начинались разговоры про жизнь. На окраине города, в сторону кладбища, разместился значительный для небольшого города больничный городок. Производство цветных металлов разрушало здоровье рабочих, и уходить они должны были тихо, не омрачая радостных дней жителей города.

Главной достопримечательностью города было озеро, раскинувшееся в центре раскалённой пустыни, и город подковообразной дугой огибал овальную бухту с изумрудной водой. С одной стороны бухты располагался комбинат цветной металлургии с камнедробилками, сернокислотными цехами, шлакохранилищами, прокатными цехами и ТЭЦ, который сливал все отходы в озеро. С другой стороны бухты расположились каменные здания города. Роза ветров относила сернокислотные газы комбината в степь. При перемене ветра люди старались не выходить из домов, утром находили мёртвых, отравленных газами птиц.

С древних времен на территории полупустыни находилось уникальное озеро. Многие тысячелетия к нему вели пути кочевников. Несмотря на свою относительно небольшую глубину, за многие тысячелетия в озере сформировалась уникальная экосистема. В самом озере в изобилии водились сазан, осман, маринка, окунь. Камыши и плавни вокруг озера служили надёжным укрытием для многочисленных птиц: уток, чаек, пеликанов, цапель, фазанов. Весенние прилеты утиных закрывали солнце, словно тучей. На побережье водились лисы, волки, тигры, кабаны. Успешно акклиматизированная ондатра давала в казну ежегодно до сотни тысяч шкурок. Казалось, ничто в мире не способно нарушить идеальное состояние озера среди пустыни.

В начале века обнаружены залежи меди, на побережье озера строится крупный металлургический комбинат. Для производства цветных металлов требуется много воды. Отходы, включающие практически всю таблицу Менделеева, с повышенной концентрацией серной кислоты, меди и тяжёлых металлов, без очистки по каналу сплошным потоком сбрасываются в озеро.

Одна из впадающих в озеро рек перегораживается плотиной с целью создания водохранилища. На южном берегу озера начинают заниматься рисоводством. Для борьбы с сорняками используются минеральные удобрения и пестициды, которые попадают в озеро. В результате ихтиологических разработок местных учёных мужей в озеро выпускаются новые виды рыб: судак, жерех, сом, осётр, лещ, елец. Стремление к интенсификации животноводства приводит к необходимости весенне-осенних палов многолетнего камыша прибрежной зоны.

При палах гибнет огромное количество птиц и животных. Выживших птенцов уток и ондатру начинают уничтожать сомы, популяция которых быстро увеличилась. В результате снижения уровня воды и обмеления огромных площадей произошло интенсивное заболачивание прибрежной зоны, приводящее к потере рыбных нерестилищ. Местный процветающий рыбозавод перешёл на консервы из минтая и вскоре закрылся

С городской стороны озера располагался пляж, место отдыха горожан, на котором купались и ловили рыбу. Снабжение города осуществлялось по высокому разряду стратегического объекта и считалось очень хорошим. Своей рыбы было много: сазан, маринка, окунь, судак, жерех, сом. Мясо продавалось в магазинах, но по-настоящему большой ассортимент говядины, баранины, свинины, крольчатины и домашней птицы присутствовал на рынке.

Чистоплотные немки и весёлые украинки предлагали домашнее мясо и домашние колбасы на любой вкус. Можно было выбрать свежие, солёные и маринованные овощи. Большим спросом пользовались местные помидоры и арбузы. Картошка вызревала плохо, её завозили из других, менее засушливых районов. Весной и осенью дикие утки, чирки, нырки в большом количестве поставлялись охотниками на местный рынок.

Прибыл Семён в город коммунизма самолётом в майские дни. После утомительного шестичасового перелёта с одной посадкой на вновь прибывших в город повеяло песчаным жаром пустыни, покидать самолёт и жить в безрадостном месте расхотелось. Добравшись на старенькой «победе» до города, утолив жажду двумя стаканами газировки и найдя нужный адрес, наш герой предстал перед своим прямым начальством.

Выпив за знакомство московского коньячка, перешли к детализации задания.
— Работать будете в школе, английский, значит, вести. Язык-то знаешь? — покосился шеф на подчинённого.
— Йес оф коз, — быстро ответил подчинённый.
— То-то и оно, что про коз, — скаламбурил начальник. — А козы там работают знатные: все жёны наших шишек, и моя в том числе, евреев много, так что знакомиться тебе с нашей городской верхушкой через жён придётся. Парень ты видный, холостой, квартира у тебя отдельная, будет и легенда железная.

 Приехал английский коммунист на родину, его не поняли, дали десятку ссылки в Казахстан, радуйся, что не в Сибирь, тут не замёрзнешь, отъешься, бабёнку подцепишь, дальше поглядим. Работай, живи, мы тебя сами найдём.
Так появился в элитной школе города преподаватель английского языка из Англии Семён Аронович.

 В школе учились детки как преуспевающих семейств города, так и простых людей, проживающих в районе ответственности школы. Простые детишки лупили высокопоставленных, дёргали черноглазых евреек и белокурых немок за косы. Непослушных школьников воспитывали, вызывали родителей, исключали из школы, отправляли в детские колонии. К седьмому классу ученический контингент выравнивался, и ребята не бузили, занимались в школьных кружках и спортивных секциях.

Родители в тесном взаимопонимании с учителями следили за успехами своих деток. Учительский коллектив возглавлял кореец, спокойный, уравновешенный мужчина, хороший хозяйственник. Литературу вела жена председателя горисполкома, историю — жена прокурора, биологию — жена замдиректора горно-металлургического комбината. Высокий уровень политического воспитания поддерживался деятельностью комсомольской и пионерской организаций.

Пользуясь поддержкой мужа, неутомимая учительница биологии Наталья Петровна оборудовала кабинет биологии, ботаническую теплицу, в которой росли диковинные растения и проводились селекционные опыты. Хорошо поставленный драматический кружок возглавляла художественный руководитель Дома культуры металлургов, бывший московский режиссер. По её инициативе ставились пьесы, читались стихи, проводились торжественные вечера и новогодние мероприятия.

В такую активную советскую действительность и попал новый преподаватель английского языка. С первых дней жизнь Семёна приобрела деятельную целесообразность. Помимо уроков, он вёл кружок английской литературы, помогал Наталье Петровне в посадке растений, участвовал в репетициях драматического кружка, боролся с курильщиками из старших классов и пил домашнее вино и водку со словоохотливым греком, преподавателем физкультуры.

Удивительно интернационально сложилось население города. Послевоенное население новых провинций Рима состояло из воинов и рабов. Аналогично и в городе Солнца основную массу составляло репрессированное население или мигрировавшие из центральных районов страны специалисты. Большинство считало, что лучше жить свободными в казахстанской пустыне, чем за колючей проволокой в Сибири. Город и комбинат возводили зэки. Освободившись из мест заключения, оставались в городе, охранники увольнялись, находили работу и оставались в городе. Привозили и ссыльных чеченцев, корейцев, отсидевших в лагерях западных украинцев, литовцев, эстонцев и русских.

Основную рабочую силу формировало трудолюбивое немецкое население. Выселенные из Поволжья немецкие семьи знали русский язык и умели работать. Присылали и отсидевших свой срок семейных пленных немцев. Они хорошо говорили по-русски, но думали, вероятно, на немецком, поэтому мадам Гольфингер кричала своему сыну, убегавшему на озеро: «Андрюшка, утонешь — домой не приходи!» В то время было из кого пополнять трудовые резервы. Из немцев сформировался костяк заводских и строительных рабочих.

Немцы разводили огороды и сады на безжизненных площадях пустынь и солончаков. Дефицитными считались работы шофёров, ассенизаторов, и занимались рабочие места аккуратными немцами. Фекалии использовались для увеличения плодородия почв огородов и садов. Совместно с украинцами разводили немцы свиней, коров, кроликов, кур, уток, делали вкуснейшие домашние колбасы и копчёные окорока.
Лучшие продукты питания покупались у немцев. И первые частные машины: «москвичи», «победы», «Волги», «жигули» — приобретались ими.

Покупалась списанная в расход у городского чиновника «Волга» или «москвич», собиралась по частям немецким умельцем и долго служила всей его семье на зависть соседям. Каждую субботу любимая машина отмывалась всей семьёй до блеска и глава семейства вместе со старшим сыном в атмосфере священнодействия проводил техническую профилактику.

Если костяк технического и сельскохозяйственного трудового населения составляли немцы и украинцы, то частным рыбным промыслом занимались корейцы, в бытовом секторе преобладали эстонцы, литовцы, украинцы и греки.
Корейская диаспора, небольшая, но сплочённая, проживала в частных домах и в городских квартирах. Квартиры в пятиэтажных домах получали с трудом: нужно работать на медеплавильном комбинате.

Поступали невозмутимые корейцы в сернокислотный ядовитый цех, вредный для здоровья, — и получали квартиры на свою многочисленную семью, болели, умирали, уходили с производства по инвалидности или на раннюю пенсию. И начинали жить. Покупалась, а чаще изготавливалась из дерева, настоящая корейская моторная лодка с большой каютой.

С весны отец со своим семейством, за исключением самих маленьких, отправлялся в плавание. С собой брали соль, перец, чеснок, сухари, уксус, чаны для засолки рыбы, сети, удочки. Плавали вольно по озеру, рыбачили, вялили и коптили рыбу. Кончалось горючее — возвращались домой с хорошим уловом. Свежую рыбу продавали, вяленая хорошо шла под пиво, её сдавали перекупщикам. Сами корейцы не торговали: гордые, не спекулянты, бесплатно отдадут, если человек хороший. Рыба у них качественная.

Все делали блюдо хе, из замоченной в уксусе с солью и перцем свежей рыбы, по корейским рецептам. Жили семейным укладом, почитали старших, дома разговаривали на родном языке, водку не пили до безобразия, хорошо работали, учились, держали слово. Народ мирный, дружный, честный, но задевать и обижать не рекомендуется. Среди них не было уголовников. Большим уважением пользовались в городе корейцы.
Городская интеллигенция, административные и управленческие кадры состояли из русских и евреев.

 Русских присылали в город в качестве спецов, партийных и ссыльных по разнарядке. Русское население в городе доминировало в партийных, административных органах, руководстве комбината, милиции, КГБ и криминальных группировках, присутствуя в той или иной степени во всех социальных сферах. Евреи в период послевоенного антисемитизма мигрировали в Казахстан и другие среднеазиатские республики. Работали они в самых различных сферах: учителями, библиотекарями, медицинскими и музыкальными работниками, спортивными инструкторами, завхозами.

Многочисленная еврейская диаспора образовывала своеобразный интеллигентный круг и формировала определённый культурный уровень. Все управленческие структуры состояли из партийных русских с обязательным присутствием национальных элементов — партийных казахов, функция которых в принятии решений сводилась к соблюдениям формальностей. Они встречали приезжающих проверяющих казахов, увозили их в степь в юрту, резали барана, варили бешбармак, пили водку, кумыс, чай и вели беседы о засилье русских в органах власти. Русские партийные деятели встречали проверяющих русских, везли их в представительские коттеджи на озеро, ели уху, копчёную рыбу, шашлык, пили водку, кумыс, чай и говорили о засилье и бестолковости казахов в органах власти.

Казахи жили в основном в частном секторе, в глинобитных или кирпичных домах большими семьями. Всё лето, начиная с весны, кочевали со своими верблюдами, баранами и лошадьми по степи. На зиму возвращались в город. Дети учились в школе, устраивались по квоте в техникумы, институты, частично возвращались по направлениям в город. Небольшой процент молодых и среднего возраста казахов работали на комбинате, в школах и администрации. Браки между русскоязычным населением и казахами происходили нечасто, дети от смешанных браков были красивы, умны и энергичны.

От наблюдательного взгляда англичанина не укрылись конкурентные отношения между национальными группировками русских, казахов и евреев. Очень любезно принятый в еврейском кругу, после многочисленных разговоров об Англии и рассказанных анекдотов Семён заметил, что ему не верят. Как-то в беседе со старым евреем, бывшим руководителем специальных лагерей, он услышал предостерегающее напоминание о современных двойных агентах КГБ.

После почти годового опасного для здоровья питания в ресторанах и шашлычных приютила его Галина, русская администраторша городской гостиницы. Невысокого роста, прогонистая, энергичная и жалостливая. У неё был один еврей, её муж, зубной техник, которому она родила и воспитывала трёх детей. Жили хорошо, содержали приходящую домработницу, но все национальные блюда готовила сама хозяйка, вкусно и аппетитно. С Михаилом, мужем Галины, Семён подружился: оба имели критический склад ума, любили хорошие вина и вкусную еду. В доме была хорошая для своего времени библиотека, Михаил работал на дому, обслуживал местное начальство и подпольных кооператоров.

Семён приходил обедать в будние дни, по воскресеньям оставался ужинать, что несколько скрашивало его унылое существование. Больше всего удивляло его не отсутствие шпионов, а искренняя радость обывателей и удовлетворение их своей жизнью. Все с увлечением работали, рожали и воспитывали детей, знались друг с другом, заводили полезные знакомства, доставали дефицит, собирались в компании с песнями и плясками и считали, что они живут в довольствии и спокойствии, которое и есть счастье. Если удавалось получить талон на телевизор или автомобиль, радости не было предела.

Дружеские компании, инициаторами которых были женщины, составлялись самым причудливым образом. В одной компании находились второй секретарь горкома партии с женой, всю жизнь проработавший в НКВД, парторг поликлиники с супругой, прослуживший десять лет в войсках НКВД, западные украинцы: муж с женой, отсидевшие по восемь лет в послевоенных лагерях. Работник военизированной охраны завода, русский Иван, прошедший войну, отсидевший пять лет, реабилитированный Хрущёвым и женатый на поволжской немке. Они, по мнению Семёна, прекрасно друг с другом общались, дружили и были на равных. Упрямая логика событий подсказывала наблюдателю, что в прошлой жизни один выносил обвинительные заключения, другой их реализовывал, остальные сидели в лагерях.

Да, загадочна русская душа.
Раскололи его на первой вечеринке. Вышли мужики покурить на воздух, и бывшие зэки стали ему рассказывать, как в лагере обнаруженного стукача подтягивали на толстой верёвке так, чтобы ноги пола касались, он так занимательно танцевал. Дико взглянул антифашист на мирных, спокойных мужичков и не вспоминал больше кукурузные анекдоты. «Кукурузу пусть себе садят, лишь бы людей оставили в покое», — пояснили ему.

В школе всё шло в отлаженном темпе, на уроках тишина и порядок, не церемонился англичанин с хулиганами: то подзатыльник даст, то за ухо вытащит и пинка наладит. Не обижались детки, за дело, и стали изучать язык, и «Трое в лодке» почитывали, и песни английские пели. Десятиклассники газеты на английском советских изданий читали, почти европейское образование. А с доносами дело обстояло плохо, не хотели горожане ругать власть, они сами и были властью в городе, сами всё построили, своими руками вырастили, алкаши и приезжие в расчёт не принимались.

Надоело Семёну играть в покер с зубными техниками, пить пиво по воскресным дням, решил съездить на рыбалку. Все ездили рыбачить, кто на машине, кто на велосипеде.
Возвращаясь домой, Семён обнаружил вывеску зоомагазина, зашёл и залюбовался совершенной красотой аквариумных рыбок. Купил аквариум, водоросли, рыбок, поставил на стол и смотрел, вспоминал английское детство и пруд с рыбами.

Всколыхнулась душа и потянулась к беззащитным прекрасным созданиям. Завёл ещё несколько аквариумов, сблизился с аквариумистами. Купил велосипед, сачок для ловли живого корма рыбкам. Стал объезжать местные водоёмы, небольшие запруды и чистые заброшенные каменные карьеры. Места малопосещаемые, но обитаемые, селились кулики, трясогузки, утки.

 Жили пернатые своей незатейливой жизнью, ловили насекомых, выращивали молодняк. Людей не боялись, часами можно было наблюдать за хлопотливой птичьей жизнью. На водопой слетались большие стаи степных куропаток. Налетали массово, падали на берег и припадали к воде. Напьются, почистятся и улетят. Брал с собой арбуз, охлаждал в воде, ловил мелких беспозвоночных, загорал и подкреплялся сахарным арбузом с куском хлеба. Солнце к горизонту, пристроил сачок к велосипеду — и домой, баловать рыбок свежим кормом. А закаты в пустыне прекрасные — в полнеба, от края и до края, сравнимы разве что с северным сиянием.

Хорошо было в конце лета. Жара спадала, на озере проходил массовый вылет стрекоз, и они тысячами в несколько слоёв плавно растекались по побережью в пустыню. Фантастичное зрелище древней миграции насекомых в пустыне поражало контрастностью, грандиозной красотой и приближало к ощущению вечности. Пустыня всегда контрастна, пограничное состояние между жизнью и смертью. Кажется, невозможно жить на раскалённой до пятидесяти градусов земле. Наступает вечер — и оживает поверхность, наполняется шорохом, писком, движением. Хорошо и вечернее пение жаворонков, и посвист сусликов, и отдалённый перестук пробежавшей стаи сайгаков. Вечная игра жизни и смерти.

Игорь работал мастером на заводе и каждую свободную минуту проводил на озере. Семёну понравился серьёзный юноша с мотоциклом в их дворе, познакомились, разговорились, решили вместе поехать в субботу на рыбалку. Выехали на мотоцикле под вечерний клёв с ночёвкой. Часа через два тряски по пыльной дороге повеяло прохладой, и въехали на песчаную косу, метров на пятьдесят уходящую в озеро.

Лёгкая рябь трогала изумрудную гладь прогретой солнцем воды. Поплавали, освежились, поставили кипятиться воду на костре, размотали удочки и по колено в тёплой воде стали ловить мелочевку: окуней, подлещиков, ельцов на уху и насадку. Игорь размотал закидушки, привязал к ним резиновые нити с тяжёлыми грузилами и по очереди стал заносить их метров на тридцать-пятьдесят в озеро. Подтянутые на резинке крючки с наживкой подтягивались рыбаками, осматривались и плавно отправлялись в воду. Для ловли жерехов и судаков укреплялись пробковые кубики рядом с крючками для всплытия насадки: судак и жерех — рыба верховая. «Жерех глушит добычу хвостом и хватает. Сом и сазан плавают по дну», — пояснил Игорь.

На вечерний клёв поставили шесть закидушек, по три на каждого: одну сазанью — с хлебом, на сома и на жереха — с нарезанными кусочками рыбы.
Медленно горизонт закрывали тучи, ветер стих, и поверхность озера свинцово-серого цвета чуть-чуть покачивалась. И в этой наступившей тишине как выстрел прозвучал удар хвоста жереха, леса стремительно натянулась, и Семён почувствовал упругое сопротивление удилища. Блеснуло серебристое тело жереха над поверхностью воды, всплеск — и леска провисла. «Подсекать надо», — посоветовал Игорь.

Азарт стряхнул сонное оцепенение, и глубокое ощущение причастности и слитности с окружающим жизненным ритмом захватило их. По всему озеру раздавались всплески выпрыгивающих рыб, шлепки хвостов и утробные чавкающие вздохи сомов. Жор длился в течение нескольких часов, поймали десятка два хороших сомов, жерехов и сазанов. Вдруг засверкали молнии, ударил гром, налетел дождь. Через двадцать минут выглянула луна, подул ветерок, появилась рябь, и клёв прекратился. Забрались в палатку и сразу уснули.

К десяти утра стало душно, солнце высушило и нагрело палатку. Встали, развели костёр, и аромат ухи из свежей рыбы распространился по всей косе. В этой простой и беззаботной деятельности почувствовал Семён смысл жизни людей города: пять дней в неделю кормить огнедышащее чудовище, дышать сернистым газом и два дня отдыхать на воде. Многообразный разноязычный мир мегаполисов не волновал их. «Да и есть ли он на самом деле? — подумалось англичанину. — Есть, и я хочу к ним, я там вырос. А всё вокруг чудовищно дико, грандиозно, прекрасно, но не моё».

Захотелось выпить, достал фляжку с коньяком, разлил по кружкам, под уху пошла лучше, чем в европейских ресторанах. «Да, будет о чём вспомнить, если вернусь домой». Поплавали, позагорали, собрались и к вечеру въехали в раскалённый пыльный город. «В квартиру, прохладный душ и нарзан из холодильника», — крутилось в голове у англичанина на семи языках.

Евреи, умные и культурные люди, жили в хорошем достатке, изолированно, ни с кем не ссорились, называли своих большеглазых черноглазых детей русскими именами: Татьянами, Милами, Ларисами, Семёнами, Серёжами, Борисами. Отдельно проживала и корейская диаспора: дети занимались спортом, умели за себя постоять и слушались старших. Немцы, составляя большую социальную группу, были трудолюбивы, скромны, непьющие, роднились с русскими и называли своих светловолосых детей Катюшами, Людмилами, Нинами, Валями, Володями, Андрюшами, Валерами, Сашами и Гришами.

Агрессивности не проявляли, за себя умели постоять, в конфликтных ситуациях принимали сторону русских. В школах учились хорошо, поступали в российские вузы и оставались в России. Постепенно в паспортах в графе «Национальность» стали преобладать русские и казахи. Детям пустыни в качестве коренных народов разрешалось признавать свою национальность и своих детей называть казахскими именами. Все остальные приезжие для казахов становились русскими, и с ними они вели необъявленную войну.

Специализированная казахская школа по странному стечению обстоятельств находилась не в районе компактного проживания казахов, в частном секторе, а в фабричном секторе центральной части города. Русскоязычная школа в силу тех же самых загадочных обстоятельств находилась в казахском ауле. Казахским ребятишкам под охраной взрослых приходилось через барачные и фабричные поселения каждый день идти в школу и домой. Драки между русскими и казахскими детьми носили повсеместный и массовый характер.

Наибольшего накала они приобретали, когда сталкивались два школьных потока: русских и казахов. Подготовка к таким дракам осуществлялась заранее: готовились бутылки с взрывчатой карбидной смесью, делались пугачи, собирались камни, вооружались палками, цепями и кастетами. Сражения возникали спонтанно или по договорённости. При спонтанных сражениях более многочисленная волна накатывалась на малочисленную, которая отступала в свой район, усиливалась и переходила в наступление и т. д. В сражениях по договоренности человек по сто с каждой стороны собирались на пустыре, ругались, кидались камнями. Встречались главари обеих сторон, определялись условия драки, сходились и дрались, как правило, на кулаках. В таких драках чаще побеждали русские. На неделю-другую утихали столкновения, затем всё повторялось.

Проживающих в русских кварталах казахов местные не трогали. В казахских поселениях кучки местных всегда нападали на одиночных русских и немецких пацанов. Не трогали они местных корейцев, которые были более организованны и давали сдачи. Молодёжь организовывалась в территориальные, национальные или полукриминальные мобильные группы — кодлы, которые слонялись по городу, курили, подворовывали, выпивали и дрались. Принадлежность к определённой кодле обеспечивала безопасность пацану, но обязывала драться за своё место в стае. Никто не задевал чеченцев, они ходили с ножами, торговали наркотиками и уехали на Кавказ, как только им позволили.

Семёну позвонил завуч казахской школы, просил провести занятия в старших классах вместо заболевшего преподавателя. В школу Семён пришёл минут за двадцать до начала занятий, заглянул к завучу. Пожилой казах предложил зелёный чай, поинтересовался здоровьем и рассказал, как появилась специализированная школа. Не отдавали казахи своих детей в русские школы, а образование обязательное, вот и открыли казахскую школу. Кто хочет учиться — учится, кто не хочет — числится, но тут уж сами казахи с ними разбираются.

Прозвенел звонок, пошли в десятый класс. Сложно пришлось англичанину: не то что переводить — и десятка английских слов многие школьники не знали. Плохо говорили и на русском языке, некоторые и не понимали по-русски. Рассказывал им Семён про тропики, африканские пустыни, переводил рассказы на английский. Как-то пришёл на урок и озадачил учеников: «Учите меня казахскому, но на английском». Понравилась ребятам затея, возились со словарями, смеялись над произношением англичанина, но и сами обучались английскому, и пропала скука уроков иняза. Заинтересовался и Семён казахским языком, через полгода сносно понимал, что говорят.

Услышал англичанин много нелестного про свою русскую нацию и про себя чистенького самого. Узнал, что он всего лишь верблюжий кизяк, заплевал бы его верблюд в пустыне, и не коньяк ему покупать, а прокислый кумыс пить. И не то чтобы ненавидели казахи русских, а просто не принимали и отторгали их от себя. Пополнилось досье Семёна, со знанием дела писал он отчёты по национальному вопросу, подчёркивал возможность раскола империи по национальному принципу. Отчёты принимались, рекомендовали искать вожаков шовинистических идей. Но не было ни организации, ни вожаков. И чем больше казахи входили в партийные и административные органы, тем реальнее становилось отчуждение по национальному принципу. Они не строили этот город с его ядовитой атмосферой, они кочевники, им нужна степь, где можно пасти скот, и озеро с рыбой, вечно бывшее на этой земле.

Велика неприязнь народов, живущих в различных эпохах, с непохожими культурами, традициями и ментальностью. Существуют они рядом, но не вместе и в любое время готовы взорваться, и большинство станет угнетать меньшинство. Психологическая несовместимость между русскими зэками и охранниками была меньше, чем между казахами и русскими. Да и застолья двух наций носили официальный характер. Криминал не различал национальности, но казахов-уголовников было мало, отвечали за каждого неудачника его родственники.

Нравился Семёну его кружок английской литературы. Собирались там старшеклассницы и хорошо вышколенные старшеклассники. Говорили на английском, но смотрели блестящими глазками на него, он был их кумир — сорокалетний подтянутый англичанин. Что только не делает с людьми атмосфера обожания! Расслабился Семён, почувствовал прилив молодых сил и незаметно так стал выделять одни глаза — большие, чёрные, переливающие. Женя — тоненькая, стройная девушка с большими задумчивыми глазами, которые, казалось, жили своей независимой жизнью. Отец её, еврей в чине полковника, инспектировал местные лагеря заключённых. Мать — русская быстрая сухонькая женщина лет на пятнадцать моложе мужа.

Открылся Семёну оригинальный ум девушки, когда они возвращались после занятий кружка. Делилась она с учителем мечтами, как после окончания школы уедет поступать в вуз в Киев, Ленинград или Москву. И какая начнётся красивая жизнь, они ведь с мамой каждый год на каникулы ездят в столичные города. Мечты юной чистой души, рассказанные нежным голосом, с доверчивым ясным взглядом чёрных глаз очаровали душу закоренелого холостяка. Стал скучать по встречам, разговорам и не заметил, как влюбился. Наказание за все романы, за все обманы. Даже вопроса не было, быть или не быть. Не быть: она школьница, её папа — полковник казахстанского ГУЛАГа, за одно подозрение в чувствах сгноит Семёна в лагерях, и для неё англичанин только в статусе интересного человека и рассматривался.

Чем более безнадёжной представлялась ситуация, тем большими испытаниями подвергалась английская душа стойкого солдатика невидимого фронта. Мечталось, что с ней что-то случится, он её спасёт, и она поймёт, что он и есть тот самый, единственный герой. Одного не мог понять полиглот, что самое ужасное произойдёт, если с ней ничего в жизни не случится и состарится она в обывательской, монотонной жизни, дав потухнуть всем духовным искрам божьим, увянуть никчемно красоте и здоровью. Неожиданно Семёну пришло предложение переехать в столицу Киргизии переводчиком, быстро согласился и уехал. На всю жизнь запомнилась ему тоненькая девичья фигурка с большими чёрными глазами на берегу озера в пыльной бескрайней пустыне.