Дети Эдварда

Эдвард так хотел все начать заново. Надо было много понять в детстве, еще ребенком.
Теперь напротив Эдварда стояла женщина с белым лицом и ему она казалась прозрачной. Он смотрел на нее и пытался разобраться в себе – настоящая она или же нет.
Она уже не первая, кто казался ему такой. Нет, он не видел в них призраков или прочей нечисти. Бывало, они растекались или распадались прямо на глазах и всячески деформировались. Наверное, его друзей удивило бы то, как он видел их. А для Эдварда все это стало нормальным. Просто свыкся.
Все чаще люди походили на комнаты, многокомнатные квартиры.

Снаружи земля была худа и словно бесплодна. Местами из грязи торчали гнилые зубы старого забора, что стоял весь в сухих ветках.  Птиц не было, только мухи. А дорожка то и дело петляла. Казалось кто-то ходит совсем рядом. Различались раскачивающиеся тени деревьев. Эдвард мог подолгу гулять так, что эти тени начинали походить на танцующих сумасшедших.   
Затем он заходил в маленькое ветхое зданьице, что снаружи больше напоминало забытый сарай. Он заходил в него и его встречала медсестра, молодая девочка. Всегда приветлива  и благожелательна. Белая в больничном халате.
Она здоровалась и вела по коридору. Давно он не был здесь. Он не помнил, как было раньше, но сейчас все было чистым и новым, почти бело-голубым. Он шел вперед, прямо по коридору. Повсюду же были палаты с больными. Но ни в одну из них он не смел зайти. Эдвард словно растворился в этом коридоре, что даже не сразу заметил отсутствие медсестры. Оглянувшись назад, он никого не увидел. Тогда он снова следовал вперед. Ничего странного.    
Скоро коридор закончился. Дверь палаты было открыта. Он без смущения зашел внутрь как лечащий врач. Внутри лежали дети. Кто-то из них сидел, кто-то лежал. Но по ним нельзя было сказать, что они выздоравливали. Скорее наоборот.
Он почти не видел детей, он смотрел будто сквозь них. Это было бескрайнее течение. Один ребенок втекал в другого и вытекал наружу из третьего. Все они взаимодополнялись друг другом и не виделись поодиночке. Он смотрел сквозь них и чувствовал, что  посажен в сырую землю и не может двинуться, вырваться из нее, и в тоже время по нему едут колеса тяжелой машины. Машина, которая давит его и размазывает. Скользкий, медленный, но живой. Его давили, но никак не вырвали из земли. Корни сильны. Дети смотрели на него, ему было до головокружения больно и тошнило. В душном животе скопилось нечто вязкое. Еще немного и его вырвало бы. Он только гладил детей и шептал тихонько: “Держитесь. Держитесь…”
Для Эдварда Мунка до сих пор остается загадкой то место, куда он проваливается, когда смотрит в глаза любимой  девушки. Глаза любимого человека полны бесконечной черноты. Какого же удивление, когда из этой темноты проступают предметы. Из темноты выступает человек, за ним следовали остальные. Таким образом, Мунк оказывался в комнате, сарае, подвале или же в ином месте. Таким образом, наверное, и появляются картины.
Но никто не догадывается, что дети, которых так жалел Эдвард, действительно пострадают и окажутся в больнице в конце 2013 года при терактах в Волгограде. Этого, кажется, не знал и он сам, но хорошо знал каждого ребенка.  Потому что он был каждым из них.