А. Белозерцев. Цветы, как отблески огня. Богданов

Ему было всего тридцать семь, когда в душную июльскую ночь неожиданно остановилось сердце. В последний путь его провожали десятки товарищей по литературному цеху, сотни знакомых и заводчан. На похороны приехали друзья из Свердловска. Москвы, Куйбышева. Мы прощались с удивительным человеком и талантливейшим поэтом.
Вот уже многие годы минули с той поры, а мне до сих пор не верится, что Вячеслава нет с нами. Мне кажется, что порою я слышу его пронзительно звонкий голос, заливисто солнечный смех.
В 60–70-е годы я занимался в литобъединении «Металлург» при Дворце культуры ЧМК. Он был нашим товарищем и руководителем. В течение многих лет. Думается, друзья, мои товарищи согласятся со мной: лучше, опытнее, доброжелательнее руководителя у нас не было. Многие приходили на занятия только ради него. Приезжали из Коркино, Копейска, Миасса, Кыштыма и даже из закрытого города ядерщиков Снежинска. Почти каждое воскресенье. Он был душой нашего литературного товарищества. После общения с ним как-то особенно хотелось жить и работать.
Однажды, собравшись в тесном товарищеском кругу, поэт Атилла Садыков, приезжавший на занятия литобъединения из Аргаяша, произнёс: «Я давно хочу сказать, что нам здорово повезло – нами руководит Слава Богданов». Все с недоумением посмотрели в сторону Атиллы: что это, ничем не прикрытая лесть, подхалимаж? Теперь, когда Славы нет с нами, понимаю: это вырвались чувства истинно дружеские, предельно искренние, на которые способен только поэт. Ведь как мало, к сожалению, мы слышим хорошего в свой адрес!
Он был поэтом настоящим – никем другим быть просто не мог. Его стихи рождались естественно, как песня, как душевный порыв. О родной Тамбовщине, о нелёгком детстве в военную пору, о своей рабочей судьбе. Он был одним из немногих поэтов нашего послевоенного поколения, который органично соединил в своей душе два начала: любовь к земле и привязанность к заводу. Нередко его считали продолжателем есенинских традиций. Да, этого у него не отнимешь. Он самозабвенно любил Сергея Есенина, Александра Прокофьева, Василия Фёдорова, Николая Рубцова, Николая Тряпкина, то есть всех тех, кого любит и ценит народ, и в своей поэзии продолжал и развивал их традиции.
 Но Вячеславу Богданову небезразличны и городские мотивы. Стихи о заводе, о своих друзьях-монтажниках, о крепкой дружбе рабочей ему так же близки и дороги, как и стихи о деревне. В поэмах «Звено», «Высота», «Время» и других он воспел смычку города и деревни, искренне считая, что это одно звено в нашей жизни.
Со временем его творчество зрело, набирало силу. К нему, как к верному наследнику лучших традиций уральской поэзии, с уважением и любовью относились Борис Ручьёв, Людмила Татьяничева, Михаил Львов. А Валентин Сорокин считал и считает до сих пор его самым близким другом и собратом, в кругу друзей он неизменно называл его Вяче. Удивительно нежно и трогательно относились к нему Василий Фёдоров и Виктор Боков. О его творчестве высоко отзывались в центральной печати известный литературный критик Валерий Друзин и поэт Сергей Наровчатов. Последние годы жизни он был членом редколлегии журнала «Урал». Думаю, для редакции, в силу объективных причин оторванной от самой жизни, он был необходим, как глоток свежего воздуха.
* * *
Так сложилась судьба Вячеслава, что, кроме семилетки и школы ФЗУ, другого образования у него не было. Зато у него были пятнадцать лет работы на «тревожных высотах» коксохима, в бригаде знаменитого монтажника Героя Соцтруда Степана Матвеевича Плуталова. Он, рабочий человек, знал истинную цену заводской школы, гордился ею.
А гуманитарное образование Вячеслав получил уже в зрелом возрасте. Он закончил двухгодичные Высшие литературные курсы при Литинституте имени Максима Горького. Учёба у лучших преподавателей-профессоров, общение с пишущими сверстниками много дали ему. Уезжая в Москву, он считал, что в поэзии XX века были только четыре выдающихся поэта: Сергей Есенин, Александр Прокофьев, Василий Фёдоров и он, Вячеслав Богданов. Ну, может быть, ещё Николай Тряпкин. Вернувшись с ВЛК, он совсем перестал говорить о своих стихах и поэмах, зато без устали рассказывал об Александре Блоке, Валерии Брюсове, Николае Клюеве, взахлёб читал их стихи. Правда, по-прежнему любил и ценил творчество С. Есенина, А. Прокофьева, В. Фёдорова и Н. Тряпкина. Но о себе молчал. Произошла переоценка ценностей. Он стал мудрее, уже самокритично относился к своим творениям.
По характеру Вячеслав был очень щедрым и бескорыстным. Кому-то он помог дотянуть стихи, издать первую книжку, а кому-то – в нелегкой житейской ситуации. Немало доброго сделал и для автора этих строк.
Весной семидесятого года группа поэтов и прозаиков отправлялась из Москвы в творческую поездку по местам боёв Красной Армии. Приглашённый в эту поездку Константин Скворцов не смог поехать, его место оказалось свободным. Вячеслав предложил поехать мне вместе с ним. Я засомневался: возьмут ли? Он переговорил с руководством, и меня взяли. Я на всю жизнь благодарен ему за эту поездку, за возможность прикоснуться к памяти погибших отцов.
Автобус вёз нас по Смоленщине, Брянщине, городам и сёлам Украины и Белоруссии, где шли жестокие бои. Почти на каждом километре – братская могила или безымянный холмик. И кругом – обелиски, обелиски, обелиски. Я впервые увидел, как свято бережёт наш народ память о тех, кто сложил свои головы ради Победы. С волнением всматривался в эти обелиски, надеясь на одном из них встретить имя своего отца.
В этой поездке произошёл волнующий случай. Наш автобус катил по автостраде возле города Сеща. Вдруг украинский поэт Дмитро Куровский подошёл к водителю и попросил его:
– Останови-ка, браток, я выйду на минутку.
С дороги Дмитро сошёл к дымящейся пашне, по которой важно прогуливались смолистые грачи, присел на колено, как солдат, целующий край боевого знамени, взял в ладонь ком влажной тёплой земли и завернул его в носовой платок. Вернувшись в автобус, сказал:
– Здесь девятнадцатилетним парнем в солдатской гимнастёрке я встретил двадцать второе июня сорок первого…
После этого мы долго ехали молча, каждый думал о своём. Встреча фронтовика с многострадальной смоленской землёй, где его застала война, потрясла всех нас.
Спустя несколько месяцев, уже на Урале, Вячеслав вдруг спросил меня: «Ты помнишь, как во время нашей поездки Дмитро Куровский встретился со своей фронтовой юностью. Так вот, я написал об этом». И он начал читать – с волнением, приглушенно:

От Смоленска до Брянска
Путь наш лёг по весне.
По могиле по братской
Здесь на каждой версте.
Дышат дали устало,
Тает радушно снег…
На литых пьедесталах
Пушки – дулами вверх.
И бежит наш автобус
Дням обугленным вслед, –
В бесконечную пропасть
Жерлов пушек
И бед…
Вдруг слова,
Словно порох:
– Здесь сражался наш полк,
– И товарищ шофёру:
– Тормозни-ка, браток!
И сошел по ступеням.
За чертой большака,
Опустясь на колени,
Землю взвесил в руках…
Завязал он в платочек
С украинской каймой
Той землицы комочек,
Видно, детям,
Домой…
А над пашнею грустно
Плыл весенний туман.
Я налил белорусу
Горькой водки стакан…
Вновь бежал наш автобус,
Дням обугленным вслед, –
В бесконечную пропасть
Жерлов пушек
И бед.

* * *
Перебирая свой архив, я вдруг обнаружил сценарий телевизионной передачи «Рабочая высота». История её такова. Вернувшись с Высших литературных курсов в Челябинск, Вячеслав зашёл на телевидение (тогда я работал там, в редакции литературы и искусства) и предложил:
– Как вы смотрите, если я побываю на металлургическом заводе, встречусь с друзьями, а потом расскажу о них по телевидению?
Эта идея нам понравилась. Мы попросили фотокорреспондента Бориса Голубева сходить вместе с Вячеславом на коксохим и заснять встречу старых друзей. Снимки получились отличными, а рассказ Вячеслава вместе с его стихами – задушевным и искренним. Приведу небольшой отрывок из него:
«И вот шагаю по территории коксохима. Приближаюсь к месту, где должна работать моя бригада. Мне приходилось самому не однажды вместе со всеми вести разборку и сборку дистилляционного агрегата в смолоперегонном цехе. Работа нелёгкая, связана с поднятием лебёдками тяжёлых царг. Это чистка их, подгонка деталей, где всегда хватает работы электросварщику. Подхожу к рабочей площадке – издали вижу голубой огонёк электросварки. Чувствую по ритму прыгающего огонька – Алексей Горячев. И я не ошибся. В любой работе у каждого есть свой особый почерк».
 «Чувствую по ритму прыгающего огонька – Алексей Горячев». Как это точно! Так мог сказать только человек, хорошо знающий эту работу.
На коксохиме помнили и любили творчество своего рабочего поэта. Когда в Южно-Уральском издательстве, когда не стало Вячеслава, вышел его сувенирный сборник «Самое дорогое», коксохимики через завком профсоюза заказали значительную часть тиража. А в другой раз они пригласили нас, участников литобъединения, к себе в гости. Это было 23 февраля. Женщины чествовали мужчин. Мы читали им свои стихи. А потом сам собою завязался разговор о поэзии, о любимых поэтах и, конечно, о Вячеславе. Начальник цеха Леонид Андреевич Лаевский, председатель цехкома Алексей Почекутов, бригадир Николай Маслов и электросварщик Алексей Горячев много и от души рассказывали нам о Славке Богданове (для них он навсегда остался Славкой), о курьёзных случаях, связанных с ним. А в моей памяти всплыли слова поэта из той далёкой, но не забытой мной телепередачи:
«Уходил я из цеха и видел, что на месте, где трудилась моя бригада, вспыхивали синие огни электросварки. И вспомнилось мне стихотворение, которое написал я сразу после ухода из бригады на литературную работу:

Огнями дышит коксовая печь,
Шумят, шумят моторами пролёты.
Я в душевой снимаю робу с плеч –
Прощай, завод,
Друзья мои,
Работа!
Нет, я душой к заводу не остыл,
А за работой
В грохоте стозвучном
Я разглядел
С рабочей высоты –
Нелёгкий путь,
К поэзии зовущий…»

* * *
Да, его путь – и в жизни, и в огневой работе, и в поэзии – был нелёгок. Он сам задал себе немалую высоту и никогда не опускался ниже её.
Как-то на занятие пришла его воспитанница, а теперь журналистка Татьяна Геништа. «Может, когда-нибудь выпустят книжку о Вячеславе Богданове. Хотелось, чтобы в ней были и мои воспоминания». И положила на стол лист убористо отпечатанного текста. Вот что написала Таня:
«Из Свердловска возвращалась в приподнятом настроении: защита диплома и госэкзамены позади. На моей груди красовался новенький блестящий университетский значок, а в портфеле лежала небольшая синенькая книжица с надписью «Диплом».
Ехала автобусом. За четыре часа пути вспомнилось многое. И особенно настойчиво память возвращалась к тому дню, когда впервые пришла в литературное объединение с ещё невеликим багажом знаний и умений. Там встретила человека, который помог мне добиться осуществления заветной мечты.
Вячеслав Алексеевич Богданов, возглавлявший литобъединение, обладал не только поэтическим даром, но и большим человеческим талантом руководителя. К новичкам относился с особой заботой и вниманием. Стихи разбирал сам, а прозу – вместе с прозаиками. Недостатки отмечал очень тактично и даже с юморком, но так, что никогда не было обидно. Работая тогда слесарем-сборщиком, я была не совсем уверена в своих возможностях. Вячеслав Алексеевич умел вселить веру в человека. Он приучил трудиться над собой. И вот, как следствие, первые удачи, первые публикации.
Перед поступлением в университет долго говорили о нелёгком и кропотливом пути журналиста. Вячеслав Алексеевич хотел подготовить меня не только к внешней эффектной стороне этой работы, но и к будничной, повседневной. Теперь, много лет спустя, я благодарна ему за это. Наши беседы помогли мне впоследствии избежать минутных душевных срывов в неизбежных порой неудачах. И рекомендация, данная им, сыграла не последнюю роль при поступлении в университет. Моё поступление и успешное окончание вуза было и его успехом, было одним из проявлений его таланта руководителя.
Приехала домой. Мне хотелось в знак благодарности преподнести своему наставнику букет цветов. Но его уже не было в живых. И мы, его ученики, приходим теперь на его могилку, чтобы здесь выразить свою признательность ему, почтить его память».
Предельно искренние слова. К ним трудно что-либо добавить.
Скажу лишь, что вскоре после гибели Вячеслава у нас в литобъединении установилась такая традиция. Перед тем, как разойтись на летние каникулы, последнее занятие в мае мы проводили на могиле своего друга. Делились воспоминаниями, читали его и свои стихи. И непременно возлагали на могилу алые тюльпаны, которые он очень любил. На майском солнце они горели ярко, по-весеннему нежно и трепетно, как отблески пламени, рвущегося из могучих домен, мартенов и коксовых батарей.

Цветы, как отблески огня,
Горят на кладбище пунцово…
А тучи на закате дня
Плывут тревожно и свинцово…

Сентябрь 1987

Анатолий Константинович Белозерцев
Челябинск