Мой добрый дядюшка Кошмарский - 25

Глава 15. ГУД БАЙ, НЕВЕДОМЫЙ КУЗЕН

                Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве.
                Пожелай мне удачи в бою. Пожелай мне
                Не остаться в этой траве. Пожелай мне удачи.
                В. Цой


Перед глазами запульсировала, плавно разворачиваясь, радужная точка. Ну, наконец-то. Я буквально вылетела на белый свет и была встречена бурными аплодисментами, плавно переходящими в овации. Очередной узел мы ликвидировали жёстко и красиво. И бог с ним, что эта ликвидация добавила на моей бедной голове ещё не один седой волос.

- Что там случилось с нашей машиной, раскланявшись и расшаркавшись, спросила я, - опять сломалась?

- Опять, - вздохнув, ответил Яська, выглянув из-под вскрытого кожуха.

- Что там вылетело на сей раз? – я села, вытянув уставшие ноги, и могла позволить себе любопытствовать в полном объёме.

- Прошу пани, сломался навигатор.

- Боже, какие сложности! Это, наверняка, надолго.

- Как раз и нет. Точнее, чинить придётся, может быть, и долго, но препятствий в работе не будет.

- Интересно. Ага, спасибо, Маречек, - пани Катажина закуталась в накинутое младшим Кошмарским одеяло из пушистой рысьей шкуры, - разве можно работать без навигатора?

- Без навигатора никак нельзя, - ответил дядюшка, - но у нас есть запасной вариант.

- Запасной аппарат?

- Не совсем.

- Ничего не понимаю. Меня как трамваем проехало, так сразу стала хуже соображать. Тут соображаю, а тут – ну никак. Объясните человеку постиндустриальной эпохи принцип работы навигатора без навигатора.

- На самом деле всё очень просто, - обстоятельно начал Кошмарский, - когда Ясь только осваивал новый компьютер, труднее всего было наладить именно эту деталь. И тогда нам на помощь пришли родственники нашего пана Мышъа. При ранних испытаниях аппарата навигатором работали именно они. Точнее, тогда ещё только она.

- И кто это «она»? Почему не знаю?

- Это наша Кшисенька, - с тёплой улыбкой сказала пани Эльжбета.

- А-а, подруга пана Мышъа, с которой мы всё никак не познакомимся, но о которой много хорошего слышали. Прямо супруга комиссара Коломбо из полиции Лос-Анжелеса. Странно, как это она до сих пор не появилась в нашей тёплой компании.

- Всё это время  ей было некогда - она занималась детьми.

- Какая прелесть! Это многое объясняет. Вот только одно не ясно.

- Что именно?

- Теоретически навигатор должен иметь большой круг обзора. А какой круг может быть у пани Кшиси? Ведь даже самая большая мышка всё равно очень маленького размера. Что можно увидеть с высоты плинтуса?

- У нашей Кшиси как раз очень большой круг обзора. Больше, чем у любого из нас.

- Она что, лётчица?

- Да нет, - пан Мышъ только собрался разъяснять, как на него стремительно спикировал некий светящийся объект небольшого размера.

- Мышек, веди себя пристойно, - пан Мышъ поставил шлёпнувшегося мальца на лапки и изо всех сил старался играть роль строгого папаши.

- Мышек, сдай фонарик, - так же строго заявил Яська, в очередной раз высовываясь из-под кожуха.

- Ну, что вы все: Мышек, да Мышек. На, забери свой фонарик, жадина.

- Я не жадина. Энергию надо экономить.

- Подумаешь, немного пауков попугал…

- Мышус, накажу! Не мешай взрослым общаться. Мы тут знакомимся.

- А можно я, можно? – Рыжий вихрастый мышонок вдруг раскрыл перепончатые крылья.

- Ух ты! – у нас перехватило дух от неожиданности.

Довольный произведенным эффектом карапуз раскланялся. В целом это ему удалось, не считая мелких огрехов в виде лёгкого спотыкания при наступании на левое крыло.

- Вельмишановное панство, позвольте представить вам мою любезную маменьку пани Кшисинду Мышинскую, которая происходит из древнего рода мышей Мышинских, которые проживали ещё в замке короля Попеля…

- И которые этого Попеля с аппетитом скушали, - дёрнув усами, ехидно продолжил пан Маркиз, выказывая неплохое знание давнепольской истории, - с солью.

- Мы соль не едим, - возмутился Мышек.

- А Попелей?

- И Попелей тоже!

- Хватит вам спорить, - примирительно вмешался Кошмарский, - никто никого не ел, сказки всё это.

- Нет, позвольте, в летописях сказано: мыши съели Попеля.

- Разве можно воспринимать всё так прямо, - вступила в разговор Эльжбета, - на самом деле жадный король скрывал от народа запасы зерна, а когда за ним пришли враги, оказалось, что все зерновые запасы поели не менее жадные и очень голодные мыши…

- Мы зерно не едим! – возмутился Мышек, - мама, ну объясни им!

 - Успокойся, детка, - пани Кшися словно из воздуха соткалась, и была она до крайности мила. Насколько может быть милой маленькая летучая мышка. Мы поняли пана Мышъа и выбор его одобрили. Следом за ней появилась ещё меньшая мышечка, точная копия мамы.

- А ещё позвольте представить тоже любезную, хоть и немного вредную, паненку Ангелику – мою сестру, - продолжил светский монолог неунывающий паненок Мышек.

Маленькая мышечка без лишних слов поднялась в воздух и слегка отшлёпала нахального братишку крылышками. С воспитательной целью. Что, впрочем, его ничуть не смутило. Видать, не в первый раз. Короче говоря, наше знакомство состоялось…


Поблагодарив весёлую семейку за спасение из опасного пространства между мирами, я продолжала вглядываться в пани Кшисю.

- Узнали, пани Катажина? – спросила она.

Да, действительно, несколько лет назад мы с мужем пили чай на лоджии в славной компании нашей доброй приятельницы пани Светланы. Был прелестный вечер, точно как в польской песенке: «Вечер майский, чай китайский, ром ямайский». Мы наслаждались приятной беседой в отличной компании под хороший чай с не худшим крымским вином и под тёплую погоду. И тут почувствовали, что кто-то на нас смотрит. Причём, оттуда, откуда никто смотреть просто не мог – сверху и справа. Мы повернулись и увидели, что именно вверху справа, на балконном отбойнике сидит маленькая и очень симпатичная летучая мышка и с любопытством нас рассматривает. Когда мышка поняла, что обнаружена, она смутилась и быстро скрылась за отбойник.

- Так это были вы, пани Кшися?

- Я, - кивнули головкой Кшися, но называйте меня, прошу пани, просто Кшися и на «ты».

- Договорились. Значит, вы наблюдали за нами несколько лет?

- И не только за вами, Касенька, - вмешался в разговор пан Казимеж, - пойми нас правильно. Уж очень сложная задача была поставлена.

- Понимаю. Кадры надо подбирать старательно.

- Значит, без обид?

- Какие могут быть обиды, милый дядюшка? Я на вашем месте сделала бы то же самое. Такая ответственность! Один раз ошибёшься – и всей планете кирдык.

- Ну, не совсем кирдык, но проблем могло добавиться. А их и так немало, - уточнил дядюшка, - ну что там, Ясь?

- Прошу пана, можно попытаться отследить результаты вмешательства…


Улица, яркий солнечный свет. Старенький трамвай, затормозивший на полном ходу. Толпа добрых граждан кричит и жестикулирует, но на сей раз уже без ужаса, а скорее с любопытством. Та жа карета скорой помощи. Тот же уставший доктор…

- Тут болит?

- Кажется, нет…
- Креститься надо, когда кажется. Внимательно подумай. Здесь?

- Здесь болит. Ай!

Мы с ужасом прислушались.

- В рубашке ты родилась, деточка. Попасть в такую переделку – и только подвернуть ногу, - доктор железной рукой дёрнул многострадальную конечность, - не кричи. Вывих тут был, небольшой. Кажется, вправился. Сейчас мы тебе ногу забинтуем – и в больничку.

- Нельзя мне в больничку, я на занятия  опаздываю.

- И что это за занятия такие, чтобы ради них под трамвай лезть? Какие такие знания приобретаешь? – заговаривал пациентке зубы доктор, привычными движениями накручивая последний тур бинта.

- Занятия по терапии. Очень хорошие.

- Так ты ещё и доктор! Запомни, коллега, никакие курсы не стоят погубленной жизни или здоровья. Встала на ногу. Ну что, терпимо?

- Дойду помаленьку. Всё равно уже опоздала.

- А то, может, в больничку?

- Нет, нет, спасибо.

- Ну, на нет и суда нет. Иди, счастливица. И больше мне не попадайся. Ещё раз под колёса полезешь – лично срежу лозину и задницу надеру. Уразумела?

- Уразумела. Спасибо, коллега, - Женя чмокнула пожилого доктора в небритую щёчку и захромала прочь.

- На здоровье, - зардевшись, буркнул свирепый добряк в белом халате, - рентген не забудь сделать. Мало ли что…


- Меня всегда умиляли коллеги из «скорой». Такие вежливые и интеллигентные…

- Не ехидничай, Екатерина. Какая работа – такие и обычаи, - отозвался мой супруг, в прошлом достаточное время потрудившийся в доблестной организации по оказанию неотложной допомоги.

- Да я что, я ничего. Очень милый доктор. Дикий, но симпатичный. Работу знает. С пациентами общий язык находит легко. Утешить их может…

- Заметь также, что и помощь оказать может, Квалифицированно…

- Да нет, Сашуля, ты зря обижаешься. Я как раз с огромным уважением и даже почтением отношусь к коллегам со «скорой». Обычно туда идут люди, которым дальше уже идти некуда. И не по причине незнания или особой вредности характера, скорее наоборот. Чаще всего на работу в скорую попадают самые отпетые, в лучшем значении этого слова,  доктора. В подавляющем большинстве честные, умные, и поэтому не сошедшиеся характером с дебильным медицинским начальством. Немного заносчивые, больше других медицинских специалистов циничные. Специфика работы накладывает свой отпечаток и заставляет быть дикими, хоть и симпатичными. Короче говоря, на «скорой» работают в большинстве своём ребята волевые, грамотные и неглупые. Мне до них расти и расти…

- Можешь не скромничать, - вмешалась Марина, - вы с Сашей тоже на месте в своих специальностях и пациентами в основном уважаемы.

- А начальством?

- Далось тебе это начальство! По-моему, сама принадлежность живого существа к касте медицинского начальства в наше время – это уже диагноз. Нормальному человеку в неё практически невозможно попасть.

Мы согласились с Маринкой, добавив к её наблюдениям, что нормальному человеку во все времена было нечего делать в начальстве. Как говаривал один мой пациент, тоже доктор: «Нету больше сволочей, чем начальство из врачей»…

- Кстати, панове, - добавил Саша, - вы заметили, как много среди медиков со «скорой помощи» людей с польскими фамилиями?

- Конечно, заметили. Только непонятно, почему? Может быть, этой профессии соответствуют особый польский гонор и живость характера?

- Возможно, - согласился Кошмарский, - в наше время поляки тоже часто выбирали экстремальные профессии. Например, становились военными. В начале двадцатого века среди морских офицеров было много моих земляков. Да что далеко ходить, родной брат твоей бабушки Ядвиги был военным моряком, и весьма бравым.

- Я в курсе. Он воевал в империалистическую, а потом связь с польскими родственниками по известным причинам прервалась, и судьба их неизвестна.

- А что бы ты хотела узнать? – спросил пан Казимеж.

- Что хотела бы узнать? – пожала плечами я, - ну, хотя бы, воевал ли кто из них в Великую отечественную, или, как сейчас её стыдливо именуют, вторую мировую. И на чьей стороне. Мой папа, например, отвоевал честно. И за правое дело.

- Вопрос интересный и законный. Можно сказать, вопрос чести. Если бы ты знала, Катажина, какой сложный узел истории завязан на этом вопросе!

- Вот и развяжем его! Согласно ли ясновельможное панство?

Вышеназванное панство одобрило новую задачу с большим энтузиазмом, и мы приступили к очередному этапу храброй защиты отечества на ниве исторических вмешательств.


Аккуратненький домик, не нищий, но и не отличающийся избыточным богатством. На столе вещмешок, сложенные в стопку предметы одежды. Женщина у стола что-то быстро штопает. Рядом молодой человек в военной форме складывает вещи в рюкзак. Обычное дело в наш нерадостный двадцатый век. Наверняка мать готовит сына в поход. И наверняка поход тот военный. Приглядевшись в полутьме к лицам, я первым делом подумала, что это бабушка Ядвига собирает на фронт моего папу. Женщина очень похожа на неё (следовательно, и на меня тоже) – золотоволосая, светлокожая, черты лица те же. Парень высокий, статный, красивый, светлоглазый. Копия папы, каким я видела его на фронтовых фотографиях. Копия, но не оригинал. Если хорошо приглядеться, различия были. Немного, незначительные, но были. И прежде всего, бросалось в глаза, что форма у молодого человека была не наша, не советская, хоть и похожа. Не пилотка или фуражка, а странной формы кепочка, больше похожая на французскую. Странно, остальная форма тоже явно не от парижских модельеров. А от кого?

- Форма польского поручика, - коротко пояснил дядюшка.

- Теперь понятен головной убор. По-моему, он называется конфедераткой.

- Так.

- И с чего это мой папенька вырядился в польскую военную форму? Вроде бы, ему по статусу не положено было...

- Это не твой папенька.

- А кто же? Дядя Толя тоже не был в Польше…

- Это твой двоюродный дядя со стороны бабушки Ядвиги и её родная сестра.

- Надо же, насколько похожи! Прямо одно лицо.

- Да, Лешек Цеханович имел большое сходство с паном Ильёй. Даже больше, чем родной брат Анатолий.

- Имел, - помрачнела я, - значит, погиб…

- Смотри сама, Катажина.


- Готово, сынок, - пани перекусила нитку, встряхнула китель и передала его молодому человеку, - не забудь, я зашила в воротник адрес Ядзеньки. Мало ли что может произойти. Мир тесен.

- Спасибо за заботу, маменька, но чудес не бывает. Английские войска вряд ли попадут в Сибирь. Скорее всего, мне предстоит воевать в Африке.

- Может, всё-таки стоит подумать? – осторожно спросила пани. Видно было, что вопрос обсуждается не в первый раз, и каждая из сторон постоянно остаётся при своём мнении.

- Ты опять начинаешь тот же разговор, - юноша застегнул последнюю пуговицу и расправил воротник, - как будто у меня есть выбор. Сидеть дома и ждать нашествия бошей я не хочу.

- Никто с тобой и не думает спорить на эту тему, - вздохнула пани, - можно воевать и в русской армии. Некоторые уже так и делают.

- Сын твоей кормилицы и внук кухарки поступили в пролетарскую армию. У них свои взгляды на жизнь. Но что делать в ней потомку старинного дворянского рода? Неужели ты не помнишь, как революционеры расстреливали царских офицеров?

- Допустим, не всех и не только царских. Кто-то мог и заслужить подобную участь. Они ведь тоже не в «трик-трак» играли с красной армией. А сейчас красные жолнежи храбро защищают свою землю, и нам больше не на кого надеяться. Нашими освободителями могут быть только они.

- До фронта надо ещё доехать. Неохота попадать в лапы к злым чекистам. Расстреляют и не дадут убить ни одного боша.

- Да, серьёзно тебя распропагандировали твои новые друзья. У меня такое впечатление, что они-то совсем не стремятся бить врага. Скорее захотят пересидеть сложное время где-нибудь в Азии.

- Не может быть, чтобы армия крайова всю войну отсиживалась в тылу. Мы ещё повоюем.

- А мне всё равно не нравятся твои знакомые. Нехорошие у них глаза. И сами они какие-то скользкие и ядовитые, как мухоморы.

- Они мне и самому не нравятся. Откровенное быдло. Но с ними я быстрее доберусь до цели.

Пани только вздохнула в ответ.


- Странный молодой человек, - прокомментировала я, - можно подумать, что он всерьёз хлебнул из мутного перестроечного болота.

- Пропаганда нагла и лжива во все века просто по сути своей, - печально ответила Эльжбета, - проблема не в ней, а в излишней доверчивости жертв пропаганды. Они-то и страдают в первую очередь.

- Амен, - вмешался пан Тадеуш, - дай бог, чтобы юноша поскорее поумнел…

- Интересно, что в это время делает пан Илья? – полюбопытствовал Збышек, - его судьба наверняка сложилась иначе. Скорее всего, он уже воюет.

- Зачем гадать, - пожал плечами Маркиз, - когда можно посмотреть…


Такая же комната, хоть и гораздо беднее обставлена. За столом сидит пани Ядвига (на тот момент уже Фаина Павловна) и – не поверите – тоже аккуратно зашивает в воротник адрес польских родственников.

- Мало ли что может произойти. Мир тесен…

- Обязательно передам привет, если только мне удастся попасть в Польшу.

- Кто знает. Через Польшу как раз самый ближний путь к Берлину. Будете гнать врага – и заедешь, - Ядвига и сама не совсем верила в подобную возможность в сложном 1941-м году, но надо ведь как-то подбодрить сына.

Илья собирался спокойно и в депрессию не впадал, хоть причины для этого были основательные. Бравого начальника водолазной станции, который должен был идти на флот лейтенантом, направляли рядовым в морскую пехоту. Из-за отца. Родного, в чём-то даже любимого, но слишком уж изуродовавшего судьбу своей семьи. Причём, не только при жизни, но и после смерти. Конечно, было неприятно до крайности, тем более при юношеском максимализме. И кто бы мог подумать, что произошедшее обернулось гораздо более выгодным вариантом, чем задуманное. И не только из-за полученного бесценного жизненного опыта. Хотя бы по причине того, что подводная лодка, на которую должен был попасть лейтенант Иванов, затонула в первом же бою и, к сожалению, никто из экипажа с неё не спасся.


Бригада морской пехоты, доукомплектованная сибирскими добровольцами, попала на фронт битвы за Москву уже в самом её конце, поэтому служба началась с рытья окопов и постройки блиндажей. Смышленый подмастерье вскоре был направлен на повышение – обучился вязать оконные рамы, что у него неплохо получалось, даром, что новичок. Но не в стройбат распределялись бравые морячки, и к началу Сталинградской битвы началась усиленная переброска войск на Элисту.

Немалое количество живой силы погрузили в теплушки, технику – на платформы, и была объявлена «зелёная улица». Нас приятно удивила существовавшая на то время железная дисциплина и сказочный порядок на железной дороге тех лет. Надо сказать, он и до сих пор не сломан полностью, но уже не настолько сказочен, как тогда. Эшелоны двигались практически без остановки на немалой скорости под равномерный стук колёс. Раз в день устраивался мини обеденный перерыв. Солдаты высыпали из вагонов и бегом направлялись в здание привокзальной столовой, где наготове стояли накрытые столы. Горячая пища глоталась залпом, продукты, подлежащие перевозке, закидывались в карманы, и пассажиры эшелона прыгали в теплушки уже на ходу. Снова непрерывный стук колёс. Следующий приём пищи – сухой паёк. Мешки с едой закидывались на ходу в открытые двери вагонов чуть притормозившего поезда. Снова паровоз увеличивал ход. На другой станции эшелон – нет, не останавливался, а только немного тормозил, и солдаты бежали в пункт выдачи кипятка со всевозможными ёмкостями. Диву даюсь, как им всё это удавалось. Да, на многое способны наши люди в стрессовой ситуации. Вот только какой ценой. Кстати, дядя Толя воевал тогда в железнодорожных войсках, получил тяжёлое ранение и закончил войну полковником. Правда, на фронте братья не встречались. Слишком большим был тот фронт…


Под равномерный стук колёс всегда хорошо думается. Илья пригляделся к соседям по вагону. Здоровые молодые ребята, симпатичные, рослые – папа при своих 186-ти сантиметрах роста стоял только в середине строя. Весёлые, все бывалые моряки – бригаду формировали из команды крейсера. Смеются, напевают песни под гитару. Не знают, что будет с ними дальше, но ведь нетрудно догадаться. Война – не мать родна. Среди всех моряков особо выделялся мощный коренастый невысокий дядька лет сорока с длинными  запорожскими усами. Боцман Пантелеич, строгий отец своим подчинённым и вдохновенный весёлый матерушник. Добрейшей души человек, хоть и пытается это особенно не показывать. Не от злости, естественно, а всё дисциплины для. Как же иначе держать этих салаг в порядке? Бывало, прохаживаясь перед строем, такое загнёт, что уши вянут. А преданно пожирающим его глазами подчинённым хоть бы хны. Слушают боцманские рулады словно музыку и мечтательно улыбаются – вот, мол, даёт наш Пантелеич! Знаток морского фольклора, акула в печёнку. Чего только стоит такая историческая фраза: «Чтоб ты упал с клотика голой ж…. на горячую плиту коку!» Ну, и так далее...

- Дремлешь, сынку? – Пантелеич подсел к Илье.

- Да нет, выспался уже…

Приятно общаться или просто молчать с хорошим человеком, да ещё и в компании добрых друзей.

- Жениться–то хоть успел?

- Нет ещё. После войны успею.

- Родители есть?

- Мать.

- А татко?

Илья промолчал.

- Помер?

Илья покачал головой.

- Ушел?

- Нет.

- Понятно. Сидит?

- Десять лет без права переписки. Через три года выйдет.

Боцман сочувственно поглядел на неразумного мальца. Знал умудрённый жизнью моряк, что скрывалось за таким приговором.

- Ну, да. Ну, да. Лет-то тебе сколько?

- Девятнадцать.

- Совсем ещё салага. А толковый парень. Хороший офицер из тебя получился бы, умный и боевой. Вот только не спеши, сынку.

- Это почему, Иван Пантелеич? – вскинулся Илья, - что-то я вас не пойму.

- А тут и понимать нечего. Хороший офицер должен быть отцом своим солдатам. Переживать за них. Думать за них. И отвечать за них. А люди бывают разные. Вон, у нас в бригаде хлопцы какие замечательные, да и то как учудят чего – хоть стой, хоть падай. А если дурень какой шальной попадётся, натворит чего попало, а отвечать командиру. А про батю твоего всё известно кому надо. И отвечать ты будешь по-полной, за двоих.

- Не знаю, как насчёт ответственности, а воевать мне точно придётся за двоих. Искупать отцовский позор.

- Верно гутаришь, сынку, верно. Хорошим офицером станешь, если не погибнешь. Но выслужиться не сможешь. Особенно в мирное время.

- Почему?

- В мирное время офицеру другой характер нужен. А ты угождать не сможешь. И ж… лизать не захочешь. Поэтому и говорю – не спеши, сынку.

Илья серьёзно задумался над сказанным. И мы тоже. К сожалению, были после войны и нездоровая чистка армии от боевых кадров, и так называемый «миллион двести», выбивший лучших военных специалистов. Конечно, угробить талант в нашем народе нелегко, но если сильно постараться…

- Станция приближается, - Пантелеич выглянул в открытую дверь, готовь котелок, сынку.


Военный эшелон с жолнежами армии крайовой, шедший во встречном направлении, двигался крайне медленно. Грузы, идущие с фронта, в «зелёной улице» не нуждались. Тем более, немалое количество молодых здоровых парней, едущих в Среднюю Азию «поддерживать третий фронт», как издевательски называли подобные события истинные фронтовики. Лешек лежал на вагонной полке и думал, почему всё так произошло. Почему его, жаждущего бить врага, в самое горячее время везут в тыл? Командир говорит что-то о «высокой политике», но по его, Лешека мнению, политика, независимо от того, высокая она или низкая, в такое горячее время может быть только одна – бить врага везде и чем попадётся, до полной над ним победы. А в тылу это делать невозможно.

Так же думали и другие. Но не все. По соседству с Лехом в позе отдыхающей свиньи растянулись два мерзко хихикающих типа довольно неприятной наружности. Судя по отрывкам разговора, они с гордостью делились воспоминаниями о своих приключениях в одном из варшавских публичных домов. Лешек поморщился – в такое время. А гоблины всё не унимались. Благообразный субъект громогласно рассказывал анекдот:

- Пригласили раз, проше пане, хохла на еврейскую свадьбу…

- Это уже смешно, - вяло прокомментировал молодой подпоручик.

- Это только начало, пан Войцех, - вежливо проворковал рассказчик, - так вот, начали все кричать: Нахес, нахес! А это, прошу пана, означает: Счастье, счастье!

- И что тут смешного, - снова вмешался пан Войцех, - радуются люди – и слава богу. На свадьбе положено желать молодым счастья…

- А смешное будет дальше. Хохол начал кричать: Тухес, тухес! А ему говорят: «Что ты кричишь, болван? Причём тут зад?» А он и отвечает: «Сами вы такие. Ведь толстый тухес – это уже нахес,» - и субъекты разразились идиотским хохотом.

- Пся крев, - сквозь зубы прокомментировал Лешек, - быдло. Нашли время для похабщины…

Гоблины перемигнулись и зашептались на тему: «А наш шляхетный пан ещё и чистюля. Грязи не терпит. Неплохо бы его проучить».

- Вот кенс мэн? – полюбопытствовала я, - на редкость противные рожи…

- Тот, который с благообразным ликом и немножечко горбатый – подхорунжий Валёк Жук, жертва многовековых близкородственных браков, сын своего брата и внук родного дяди, а также недоучившийся иезуит. Белёсый и глупый – капрал Степан Малышко, скучный бездельник и недоучка, обожающий поучать окружающих. Он не окончил тот же иезуитский колледж, что и Валёк. Обоих выгнали за беспросветную глупость и слишком разнузданное даже для святош поведение. Хлопцы избытком интеллекта не страдают, но знают, где постоять, а где помолиться. Не лучшие жолнежи армии крайовой, доблестно тикающие с фронта под крыло англичан, туда, где тепло и не так страшно. Они и нашего знакомого Леха сагитировали ехать с собой, запугав сталинскими репрессиями, ГУЛАГом и голодомором.

- И далеко ли их завела кривая дорожка?

- В данный момент их эшелон подъезжает к той же станции, что и эшелон с морской пехотой, только с другой стороны.

- Ой, не нравится это мне.

- Ой, а как мне не нравится - то…


Оба эшелона остановились на станции одновременно и на соседних путях. Солдаты высыпали из теплушек и бегом направились к пункту выдачи кипятка, прекрасно зная, что пассажирам сверхскорого поезда, следующей по «зелёной улице» никто препятствий чинить не будет. Да и кому же пришла бы тогда в голову такая шальная мысль?

Однако, подобные «мыслители» - таки отыскались. Навстречу морякам со сверхскорого двигались бравые жолнежи из третьего фронта с давешними гоблинами во главе. Лешек чуть приотстал и шёл в задумчивости. Этим и воспользовались его «друзья».

- Гэть звидсиля, пся крев! – гнусным голосом завопил Степан Малышко, - польски жолнежи йдут! Окружающие оторопели, а Валёк сунул в руки Лешека кинжал…

Нужно ли говорить, что драка завязалась нешуточная. Наглые гоблины явно не ожидали, что их будут бить за невинную с точки зрения быдла фразку. Но не забудем, что гнусные дезертиры встретились не с веками замордованными холопами, а с бригадой морской пехоты, крепко разбавленной сибирскими добровольцами. Из-за уродской выходки двух гоблинов началась разборка между двумя эшелонами, да ещё и во время «зелёной улицы».


Лешек вышел из состояния задумчивости, когда месилово было в самом разгаре. Он так и не понял, откуда в его руке появился нож. Молодой парень в тельняшке резко обернулся, отбиваясь от польского солдата, они встретились глазами – и остолбенели. Полное впечатление, что заглянули в зеркало. Парни были похожи как две капли воды…


Илье подобная пауза стоила небольшой контузии – сзади его ударил в ухо подлый Валёк Жук. Илья упал, а на Леха с оскаленными зубами накинулся Степан Малышко, мерзко взвыв: «Бейся, пся крев, чего стоишь?» Лех инстинктивно прикрылся рукой, напрочь забыв о зажатом в ней кинжале. На крик обернулся боцман Пантелеич и увидел польского офицера, стоящего с поднятым ножом над одним из его подопечных салажат. Причём мальчишка лежал без движения с неизвестной травмой. Здоровяк боцман отреагировал мгновенно – свалил парня с кинжалом одним ударом пудового кулака в грудь. Подпоручик погиб мгновенно, ударившись головой о рельс. Боцман кинулся было оказывать помощь и остолбенел – рядышком на земле лежали два совершенно одинаковых парня в военной форме разных стран…


О приближении представителей карающих органов драчуны были осведомлены заранее громким свистом. Быстренько подобрали своих, в том числе и раненого подлым Жучарой ножом в грудь матроса, и мгновенно рассосались по вагонам. Были проверены все теплушки – искали раненого, который в это время тихо лежал, укрытый ворохом тряпок, и, естественно, никого не нашли. Моряки своих не выдают – это известно всем.


Боцман Пантелеич молча курил у открытой двери теплушки. Мимо мчавшегося на полной скорости состава проносились степные пейзажи. Илья тихо подошёл:

- Не помешаю?

- Постой со мной, сынку, - боцман, насупившись, думал о чём-то печальном.

- Не надо расстраиваться, Иван Пантелеевич.

- Как тут не расстраиваться. Он же совсем мальчишка был.

- Но он же на нас с ножом шел. На своих!

- Вот то-то же, что на своих. Ты его хоть рассмотреть успел?

- Не совсем. Заметил только, что лицо, вроде, знакомое.

- Ещё бы не знакомое. Это же твоё лицо.

- Как это моё? – удивился Илья.

- Одно в одно. Я вначале подумал, что тебя по ошибке уложил. У тебя, часом, родственников в Польше нет?

- Мать у меня полька. Шляхетная. У неё, вроде, там родня осталась. Но я с ними не знаком.

- Вот и познакомился, - вздохнул Пантелеич, - вот оно как в жизни бывает. И, ещё раз вздохнув, - не ходи в офицеры. Трудно тебе будет.


Раненого старшину втихаря сдали медикам на ближайшей станции. Виновных так и не нашли. А бедный Лешек был похоронен в безымянной могиле где-то в югорусских степях. Вместе с зашитым в воротник мундира письмом, которому так и не удалось дойти до адресата. Естественно, та встреча двух кузенов оказалась первой и последней. Бравые жолнежи добрались-таки до тёплых краёв, где многие всерьёз повоевали с врагом в рядах британской армии. А наши недобрые знакомые попали под гусеницы немецкого танка странной бежевой расцветки при очередной попытке побега с поля боя. И никто о них не пожалел. Илья достойно провоевал практически всю Сталинградскую битву в рядах Советской армии и был отправлен в медсанбат по ранению за несколько дней до нашей победы в той битве. Времени на воспоминания о глупой драке не оставалось, но не проходило щемящее чувство чего-то несбывшегося. Воевать в Польше ему не пришлось, поэтому в гости к родственникам зайти не удалось.


В данной попытке коррекции исторических событий главная роль отводилась не мне. Поскольку предстояло вмешательство в мужскую судьбу, то решено было задействовать Славку. А я – так, погулять вышла, должна была играть роль любопытной тётки с ведром кипятка, вовремя подвернувшейся кой-кому под ноги…


- Боже мой, какие скоты, - сплюнул Лешек, в такое время – и так пошлить…

- Скоты не выбирают время для пошлости, - ответил якобы дремлющий Войцех, - это основа их скотского существования.

- Красиво здесь, - через некоторое время сказал Лешек, задумчиво глядя в окно вагона на проплывающие пейзажи.

- И люди тоже неплохие, - пан Тадеуш профессионально обрабатывал клиента.

- Да, трудно поверить, что их на каждом шагу арестовывают комиссары.

- Я тоже не видел, прошу пана, ни одной облавы на станциях. Люди приветливы, хоть и суровы. Но на то и война. Вот только создаётся впечатление, что мы едем немного не в ту сторону…

- О чём это пан мувит?

- Пан мувит о чести, доблести и славе польских жолнежей…

Лешек с Войцехом переглянулись и подумали об одном и том же. Славка в роли Лешека без слов потянулся за вещами. Собрать вещмешки в ожидании станции было недолго, хоть и пришлось действовать незаметно. Кстати, особо уговаривать моего родственника и не пришлось. Похоже, он давно обдумывал эту тему. Да Славик и не старался разговаривать. Он у нас болтать не любит. Он действует. И всегда конкретно.

- Опять нам стоять на станции и ждать, пока пропустят хлопский эшелон, - недовольным голосом проблеял Валёк Жук.

- «Холопы», проше пана, едут воевать с бошами.

- Мы тоже едем воевать!

- Вот только почему-то всё время немного не в ту сторону, - пан Тадеуш в роли Войцеха был бесподобен. Но решающий шаг должен был совершить всё-таки Славик.

Уже остановились на соседних путях два эшелона, уже спрыгнули на насыпь первые солдаты с той и другой стороны. Уже вылезли и открыли рты для хамства Валёк Жук и Степан Малышко, но тут случилось непредвиденное. Малышко, условно названный нами «заяц Степашка» (да простит нас за такое сравнение милейший персонаж детских телепередач) споткнулся, а, точнее, попал ногой в заботливо подставленное ведро кипятка. Представьте себе последующий кипеж!

- Пся крев! Быдлячка! Куда смотришь, не видишь – польски жолнежи йидуть!

- Ой, божечки, чего ж ты под ноги не смотришь, оболтус! Ещё и ругается! Смотрите, люди добрые, весь кипяток разлил, и на меня ещё кричит!

Народ собрался вокруг и откровенно потешался над неудачливым офицеришкой. Ни у кого не вызвала жалости или сочувствия судьба линяющего с фронта зазнайки.

А в это время Лешек с Войцехом, закинув за спины вещмешки, под шумок соскочили со ступенек вагона и быстро побежали в сторону нашего эшелона. За ними последовали ещё несколько человек. Ребята успели заскочить на ходу с помощью протянувших им руки моряков.

- Что, парни, повоевать решили? Молодцы.

Боцман мощной рукой взял молодого подпоручика за шиворот и втянул его в теплушку.

- Добро пожаловать, хлопцы.

- Это необидное слово, - внушил Слава Лешеку, - на Украине все так говорят.

Лешек успокоился – дворянский гонор не был задет, и огляделся по сторонам. Люди как люди. В тельняшках. Молодые, весёлые. Открытые белозубые улыбки. Явно рады гостям.

Полякам отвели место на общих нарах, поделились с ними кипятком и махоркой. Завязался разговор. Неразговорчивый Лешек не узнавал себя, настолько сердечно проходило общение. Не будем уточнять, кто помогал ему адаптироваться в новой компании, но это был Славка. Леху досталось место рядом с Ильёй. Окружающие заметили, конечно, их разительное сходство, но не обратили особого внимания – мало ли, кто на кого похож.

Вечером, когда большинство соседей уснули, Лех решился задать интересующий его вопрос:

- Как там поживает тётушка Ядвига?

- Кто такая Ядвига? – насторожился Илья.

- Ведь твою маму так зовут?

- Её зовут Фаина Павловна.

- Не бойся, я не провокатор.

-А кто ты?

- Я твой кузен. Наши матери – сёстры.

- Не может быть. Таких совпадений не бывает.

- Выходит, что бывает. На, почитай.

- Я по-польски не понимаю. Но почерк знакомый…

Илья с помощью Леха перевёл записку. Потом тем же макаром прочитали послание Ядвиги. Поверили друг другу. И крепко подружились. Оба честно провоевали до победы. Оба остались живы. Лешек, точнее, по советскому паспорту Алексей Цеханович, некоторое время прожил у тётки в Семипалатинске, где женился на сибирской красавице. Братья продолжали дружить и общаться и после возвращения Леха на Родину. А у меня появился ещё один родственник. Очень хороший человек. Дядя Лёша. Кстати, Герой Советского Союза, поскольку воевал справно. Дядя Войцех так и остался в Союзе, перевёз туда семью. По ранению ему нужен был тёплый климат, поэтому мы соседствовали в Крыму. А подлые быдляки Жучара и Степашка закончили-таки свою трижды никчемную жизнь под гусеницами немецко-фашисткого танка странной бежевой расцветки где-то в африканской пустыне при очередной попытке дезертирства с поля боя. Но никто, как было сказано ранее, по ним не заплакал.

- Амен, - сказал по этому поводу пан Тадеуш.

- Полный амен, - согласились мы все.

Продолжение http://www.proza.ru/2014/04/19/72