История вторая, - Встреча...

               

Семь всадников отстав от каравана, ехали по трое, гарцуя и переговариваясь на ходу. Взволнованные произошедшей встречей, где соединились две группы: надворного советника Пафуилова, торговца Гайзуллы и английского посланника к ламе - Чейза, едущих бок о бок с попом Иннокентием, спешащим в Корокала, к ожидавшему его, там мулле Аширу, для инспекции местного медресе.  Рядом гарцевали статский советник царского сыска Юзва и следователь Разумовский, с казаками сопровождения.
В балку опустился туман, клубящийся, двигающийся меховым пологом. Но, дрогнувшая рука ветра, вдруг сдёрнула его - обнажив всадников и через минуту, туман опустил свой ещё более, непроницаемый занавес.
-Keer your temper, sir!  (сдерживайтесь сэр) - долетело до слуха.
- Ни одна церковь не угнетала своих прихожан так, как католическая и христианская - заявил Разумовский и его голос сразу же перекрыл несколько голосов…
- Хмы! Это вы ещё не знакомы с исламом! - заметил хрипловатый голос Юзвы.
- По библии, кажется вера - это совесть народа! - привставая на стременах,  прокричал посланник.
- Милый мой, совесть продаётся кругом, за приемлемую цену, как и женщина, поставленная к ножу.
Жизнь - или - или!- брезгливо морщась,  ответил Юзва.
Всадники приостановились,  определяя направление.
- Давайте правее! - долетел сипловатый голос попа - А то, где-то  обрыв,- и  подскакав ближе, продолжил. - Да! Церковь всегда страдала от разоблачений, ещё более укрепляя могущество. Но,  кто поверит, что познания древних, иногда,  и в кое-чём, предвосходили наши? Так  сложилось, что торговые и денежные пути всегда были завязаны в прочный узел страстей, и церковь,  конечно,  не могла быть вне барышей. Она сосредоточила в своих руках огромные ценности  и укрыла многие знания: Китая, Индии, России и Англии. Знания делают деньги. Деньги меняют политические мировоззрения. Вызывают потрясения и войны. Разногласия стран рушат империи, создают проблемы. Купцы, пугаясь,  воин, уходят в другие районы и страны. Разруха и голод - спутники глупости и ничтожества.
- Брось! Эки, намёки!  Наша Англия  вовсе не против усиления церкви, а вот России… на Востоке?  Что  было бы явно нам в ущерб?
- Того вы и стали больше буддистами, чем сам  Далай - лама - засмеялся Юзва.
- Да дайте России хорошие отступные, у нас ведь все продажные, и берите себе Восток - сипло смеётся поп.
- По молодости, я тоже искал развлечений на стороне, платил направо и налево!  - подгарцевал наперёд Юзва,- хотя  была у меня красивая служанка. Красивая домработница редкость, что как произведение искусства украшает помещение. Призывая взгляд, желание смотреть и смотреть, вожделенное желание. Это, как человек, глядящий на эротическую картину, вдруг чувствует прилив неудержимого возбуждения и летит домой - поражая жену проснувшимся в нём желанием. И кто устоит?
-Да, такая домработница лицо хозяина! - засмеялся Разумовский своим скабрезным мыслям.
Опять привставая, Юзва продолжил, - Хотя, пришла она ко мне жить,  по своей воле и думал я, что она о моих похождениях и не догадывается. Но, ошибался. Всё скрытное рано или поздно становится явным. То, придёшь,  выпивши, то покарябанным, то засос где оставит бестия, а эти знаки дьявола - отметины когтей. Была она баба просветлённая, из дворян, родители разорились. С первых общений мысли как считывала. Что не скажет. Ну, как  прочла. Смотрю в такой момент, в ней проявляется сдержанность, холодность. Стал я догадываться, что из-за меня. В другие-то дни все нормально. Женат я был дважды. И вот встретился с ламой по поручению министра, разговорились, он мне и выдал, всё обо мне. Опешил я. Знаю, что наши проступки возвращаются на нас самих, хотя в такие моменты  мы говорим себе, загоняя ростки совести в карцеры памяти, что  так мол, живут все, а пока
 мне хорошо, пусть будет, как будет. Но, лама говорит: - А, как же закон возмездия? И ты рано или поздно возвращаешься на круги свои и попадаешь точно в такую ситуацию. Так и мои жёны, тоже не подарок,  также искали развлечений, гуляли, пили похлеще  моего.  И теперь я с ужасом думаю, а   что будет со мной, если они уже пожинают своё? Одна спивается, другая в бешенстве одиночества  сходит с ума. Вот так и христианство,  и католичество, как две жены  - запутались, да и я не лучше…
- Так и жил бы с кухаркой своей?
- Домработница, всегда домработница, а жену понимаешь больше. И теперь я думаю, зря всё, и   жена и вера - должны быть едиными, как и Бог!
- Это  происки дьявола, разъединять всех! - опять вступил поп - Как мир начинался с вздоха Господа, так он и закончится выдохом его. А, когда вдыхаешь, то расширяешься, вбирая в себя всё для жизни, так и Россия тянет всё к себе не хуже чем ваша Англия. Но, потом, вспомните меня, начнётся выдох и, всё инородное отхаркнётся само.
-Так, где же выход? - спросил Разумовский - Батюшка?
- Вот и я думаю, Библейский « мифо-мир»,  в  который нас ввергли Ева и Адам, единственный ли путь познания? Материя вся в разнообразии форм, даже неведомых пока нам. Возьмём воду! Нагреваясь - превращается в пар, замерзая - в лёд! Это лишь некоторые проявления материи. Всё материальное,  в том числе и человеческое тело имеет также, множество скрытых уровней проявлений. Неизведанные формы - совершенней самого творца… Невероятно, скажете?  Так подрастающий сын становится выше отца ростом и достигает в жизни больших благ, чем отец.   И,  это  естественно, где есть сознание. Лишь сознание бесконечно, как и любовь. В ней весь смысл и знание всего и сразу.
- Так значит  ли батюшка, что мы выбрали ложный путь?
- И я о том думаю, и вижу, что постоянно этот путь ведёт нас обратно в глину, в материю, где покоятся живые печати прочих цивилизаций. Но, сознанию свойственно  самопробуждение, выход на новый уровень, но,  сколько жаждущих, столько и противников. И мне приходится лицемерить на службе,  и в быту. Хотя есть догадка, вне  «мифо-мира» мы будем смотреть наше прошлое, как спектакль, но, не будем смеяться так же, как над комедиями нашего мира или  плакать над его трагедиями. Мы будем видеть,  все предметы осознано и реально вне пробирования чувством мысли.
Это, что в улье!  Все знают своё место сразу, проявляя себя со всеми общим восприятием. Где матка, на том уровне,  объединяет всех  знать и что делать в настоящий момент. Её план известен всем!
Отсюда, бесконечный, деятельный порыв, активирующий сообщество. Где не требуется разъяснений и своих мыслей, а значит сомнений вызывающих противодействие - извечную борьбу двух начал!
Так что, как не крути, а надо возвращаться! И видя молчаливое онемение, продолжил:
- Это однажды, измученный жизнью человек обратился к Богу: - Всё,  что ты сотворил, живёт в противоречии,  и нет мне счастья и радости в том. Кто поможет мне? Ты молчишь, а дьявол вопрошает. Любой усомнится!
-Стань на моё место,- сказал Бог - и посмотри моими глазами, так ли это. Ведь ты своими грехами отвел глаза мои! Так светлый ангел, сражённый грешной мыслью, стал мрачным демоном! Вы потеряли дорогу к дому и пожинаете скорбный путь личного опыта. Я это уже проходил и не желал вам такого, но ваш ум страшный тиран!
- Господи! - взмолился человек. - Когда же ты соединишь начало и конец?
- Когда твои глаза станут моими глазами! - ответил Господь…
Всадники спешились. Поп Иннокентий и Юзва, не выпуская повода из рук, отошли в сторонку. справили малую нужду.
-Нет, ехать невозможно! - подошёл к ним Пуфаилов, - вели поставить походку, - обратился он к Юзве и передал повод  усатому старшине Каурову, - Здесь и заночуем, это лучше, чем в пропасти! - засмеялся он.
Стали выбирать место. Туман из клочьев свил прочное гнездо мрака. В метре  уже  не видно было лица. Сырая прохлада капелек свисала с усов, холодила лица.
- Вот вы говорили  о бабах, - приблизился Гайзулла, только что отдавший повод,- наслышан я, что попадья у вас была не в пример многим. Вы её сами сгубили!
-Не  суди и не судим,  будешь! - взбеленился Иннокентий, крестясь.
- Да, ты руку опусти! Грешишь батюшка! - смеясь, вернулся Пуфаилов. Никто в мире не страдает больше чем дети и женщины, и как бы не их слёзы удерживают нас от погибели, братоубийств и просто сумасбродств. Святая женская грудь вскормила ужасный мир. Но, кого мы унижаем в мире
больше женщины? Вся человеческая суть подобна самке собаки, в бешенстве съедающей своего щенка, и если щенок всё-таки выживет, то поедает мать в   поступках и мыслях. И это вечное, кто  кого, хранится с времён злополучного яблока, которое надкусила Ева.
- Как аукнется, так и откликнется! - парировал поп, снимая с рясы брезентовую накидку и стряхивая её.
-Под яблоком  Господь подразумевал знания, те знания, что положили два вечных начала, мир и война, жизнь и смерть…
-Что вы весь вечер зудите? - заговорил Разумовский,- и так уже потеряли караван, ищи вот теперь  его, мало ли что может случиться?
-А, что может?
- Это вы зря! Чего бы это люди Рюрика мельтешили б? Вспомните, что говорила баба у ручья?
Старшина,  расставляя палатку,  фыркнул,- А, вахмистр Попов для чего там оставлен с охраной?
- Вахмистр? - переспросил Юзва, умываясь из фляги и вновь хлюпая в лицо воду, что лил Кауров.
- Это  тот, что разжалован за пьянку?
- Он, - усмехнулся Разумовский, подставляя руки  для воды  и нагибаясь.
- Чем же он согрешил, все пьют? - удивился поп,  готовясь мыть руки и заламывая за ворот полотенце.
« Пошли в лес за кедрачём с бабами, да в хорошем подпитии. Разбрелись. Попов влез на кедр, обирает шишки. Слышит, кто-то ломится чащей, от села отошли далече: - Кто бы это мог быть?
Затаился. Присел в ветвях. Ну, а тот чешет, сипит одышкой. Глядит подходит староста. Ну, тот, что был в розыске, по убийству. Растрёпанный, хрипит как кузнечный мех. Поискал дерево, пощупал кору одного, другого. Метки смотрел. И под кедр Попова.  С  под, толстовки, лопату и копать. Копает и сипит:
- Клал я тебя на  немного лет. Посылал я тебе привет. Охранял тебя чёрт и Бог. От землицы сырой продрог. Золотила тебя луна. Но, пуста вот моя сума. Ты согреешь сейчас меня»
У Попова затекли ноги, переступил и вместе с веткой рухнул на голову старосте. Оглушил,  схватился за короб - Что там? А, староста, душегуб подхватился и дёру. Так в розыске до сего дня.
- Ну, а Попов что?
- Принёс находку, сдал  нам, свою долю  получил, да и запил, пока не разжаловали.
- А, я б ему ешё б и медаль дал!
- Чудеса и только!
- Того понаезжали сюда всякие архи - географы, чи топографы, не поймёшь. Рышут. Копают. Понаоткрывали контор всяких, обществ, то сельскохозяйственных, то географических, не Семиречие, а кутузка для исследований. Бабы и те воскресную школу открыли, девичий пансион развели.
К говорившим подошёл Чейз от установленной палатки: - Готово, давайте ужинать!
- Кауров!...  Ангельды! - крикнул Юзва, - лошадей стреножь, пусть пасутся. Думаю, к утру, погода будет. Чукоева на пост, в охрану выставь. Пусть только поест сначала. Что-то у меня на душе непрочность какая-то! Как там караван? А, то  нам головы не сносить.
- В такую- то погоду? - встрял поп, - хороший хозяин, порог не обметёт.
Потянулись к палатке, где горел спиртовой примус, его голубой венчик подпирал подвешенный на саблях казан, где клокотало варево. Скатки вещей ещё были в куче. Каждый стал искать свои в полутьме. Разумовский зажёг  свечу и не найдя на что её поставить - укрепил на камне. Раздвинув полог, и чуть не погасив свечу, вошёл Чукоев  и, отведя на ходу шашку на задницу, другой рукой потряс миской.
-Ну, что там?
Старшина Кауров достал черпак из мешка, вытер его о полу и помешал в казане кашу, кинул дымящий паром черпак в миску подставленную Чукоевым.
-Чуть  что, поднимай! Да не засни!
Все подступили с мисками. Чейз подошёл последним, неся бутылку бренди. Загалдели. И согревшись, повели беседы. Поп выглянул за полог: - Небось, уже часов восемь? - вопросительно  спросил он, - Ну и мряка! Хотя бы к утру развеялось!
- Это дня на три… Горы!
- Пока ветер не проснётся, тут такое бывает! Второй день вот, - сказал Кауров. - С утра было видно, что пережидать надо было!
- Вот так однажды я пережидал - вступил Пуфаилов, заворачиваясь ко сну в тулупчик - Хотя по мне видно было, что ухожу я от Бога. Пережил он память в себе, о чём видимо не хотел говорить в слух.
Поп переполз на коленях поближе:  - Вера в Бога, в подсознании каждого, и чтобы не говорили, это наше прошлое и настоящее, наша культура. И это и добро, и самодисциплина, и радость. И на паперти интеллекта - есть яд сомнения!  И нам - живым, он стал так далёк, сокрыт, что есть в чём, нам глупцам усомниться. Хоть и слепому понятно, что кто-то же всё это сотворил? И он повёл глазами вокруг - Дух ли, Бог - какая разница. Главное он наделил своими способностями каждого. Хотя в библии, он  жесток и к своим чадам не в меру!  И я вам говорю - сильный противник захватил мир,  мы на разных частотах вибраций, Но победить его можно! - «Думая о Дьяволе»
 Пуфаилов приподнялся. Загалдели  другие. Он поднял руку, и пламя свечи вытянуло её тень, как указующий перст.
-Отец наш! Всё ты говоришь правильно, но где-то молоко матери, с которым всосать всё соотечественникам? Где делись те праведники, где их заповеди, на каких дорогах растеряли? Как вернуться к ним?
- Будет и это! - уверенно подтвердил поп,- найдётся гений, чья любовь к собратьям превысит страсти Мира. И видя, что все уже приумолкли, не имея сил говорить, подмостил под голову чей-то бок. Думая,- Если б не дьявол, а кто же ещё смог втянуть нас в этот мир страстей и насилия. Все тяготятся. Алчность ни кому не принесли святой радости. Обворованному человечеству неясно, как вырваться из корыстных рук стяжателей, как выйти из круга бытия воплощений? И, тут Иннокентий,  увидел во сне, спускающегося с горы человека в черном. Широченная накидка, при шаге, из нутри,  рдела красным золотом. Иронично насмешливый голос, охладил ум Иллариона: « Дьявол»!
-Да, это я! - цинично подтвердил он. - Ты упоминал меня?
Задыхаясь, Иннокентий  пытался разглядеть лицо, но оно двоилось, что-то давило науши, ноги порывались бежать.
Постой! Ваши вечные сомнения, тяготят не только меня? Кровавый след вашей истории - водит вас по тёмным дорогам. Их вы избрали сами. И, я тут не причём! Вычеркните меня из своих умов. Я устал, и удаляюсь от вас навсегда. Тщетны ваши желания разобраться и  в Божьем и в моём пансионе. Пока ваша любовь к одному и ненависть к другому,  остается двуликой.
И тут давящая глухота спала, видение исчезло. Призывно ржал жеребец. Сияло солнце. Палатка была свёрнута,  и её торочили к седлу. Гудел примус, суетились путники.
- Ну, батюшка, вы и спите! Как ваши ноги оказались у меня на спине?  - Засмеялся Пуфаилов. Но, Иннокентий,  ещё пытался разглядеть черты как бы знакомого лица, и вдруг вспомнил: «Маковский»!   
                Продолжение следует…