Он и она

Михаил Титов

Он и она 
(маленькая пьеса-рассказ для двух действующих лиц)
 
Однокомнатная квартира. Обстановка середины восьмидесятых, золотого времени для героев: видны часть лакированной стенки, в дверцы которой вставлены фотографии, часть кухни и фрагмент ванной комнаты. Слева окно. Зимнее утро. В квартире полумрак. Свет горит только в ванной и на кухне. В ванной – лампочка тускловата.
- Мать, иди глянь-ка, нормально выбрил? – Алексей Иванович высовывается из ванной и тутже исчезает за дверью. – Ну чего ты там? 
- Я тебе тысячу раз говорила: не называй меня «мать»! Мать он нашел! – Полина Ивановна все-таки бросает кухонные дела, ковыляет на голос, придерживаясь за стену. – На улице снегу-то навалило. В магазин сегодня не пойду. Наверно, не чистили еще. Ко мне повернись, в зеркало он уставился.
- Не бабкой же тебя звать?! – Алексей Иванович выставляет ей навстречу подбородок. – Хотя уже и прабабкой впору. Анюта скоро родит.   
- Дожил до восьмидесяти лет, а ума нет. Анюте еще месяца три ходить. Если не больше. По факту узнаем. До этого не заедут. Когда им?! Стой ты спокойно. Я ж не вижу ничего тут. Лампочку когда поменяешь? Так и будем мыться в потемках?!
- Господи, слепнешь ты еще, что ли?! Очки поди возьми. 
- Сам сейчас будешь искать шерсть свою. Давай бритву, целых два острова нашла. Вот, - она тычет пальцем в скулу прямо под ухом. – И вот еще! – палец упирается в острие подбородка. - И он мне будет говорить, что я слепая!   
Соскоблив щетину, Полина Ивановна похлопывает мужа по щеке.
- Молодцом еще! Одеколончиком сейчас спрыснешься и хоть под венец! Кто приедет-то? – кричит уже из кухни.
- Звонила вроде девушка. Как у них это сейчас называется? Продюсер, что ли? – Алексей Иванович, растирая лицо ладонями, проходит в спальню, она же «зал», включает свет. - Нахватались слов-то. В нашей деревне и продюсер. Редактор им уже не должность? 
- Забыл, что ли? Тебя на пенсию отправляли, уже тогда продюсеры появились.
- Не отправляли, а сам ушел, - Алексей Иванович словно пропускает мимо ушей последние слова.
- Сам ушел, конечно. Вперед ногами ты ушел бы сам. А кому старики нужны?! – Полина Ивановна достает из нижнего шкафчика пакет гречки, читает состав. – Ядрица. Сорт высший. Каши сварить? Не погнали, так сидел бы чужие тексты правил, из газет материалы подворовывал?
- Это ты на что намекаешь? – Алексей Иванович показывается в дверях. – Я чужие тексты воровал?! 
- Услышал! Я тебя про кашу спросила. Варить или нет?
- Подожди со своей кашей. Это, значит, я тексты воровал?
- Ты меня слышишь или нет? – Полина Ивановна застывает с пакетом в руках. – Я сказала – «бы». Сидел бы, воровал бы.
- Да у меня ни слова чужого в текстах не было! Ни слова! Это же ужас, что ты говоришь!
- Господи, громобой-то! Успокойся! Инсульт хватит, я что с тобой делать буду?
- Ирку позовешь с Валеркой. Пусть долг свой перед отцом…
- Ой, - отмахивается Полина Ивановна. – Сбавь уже обороты! Долг! Много они к тебе находились, Ирка-то с Валеркой? Сама как-нибудь справлюсь.
- А ты меня хоронить не торопись, - не сдается Алексей Иванович. – Я хоть и старше, но ноги держат. 
- Да успокойся уже, - Полина Ивановна демонстративно гремит кастрюлями, давая понять, что разговор окончен.

Поостыв и переодевшись, Алексей Иванович заглядывает на кухню. Полина Ивановна, тяжело дыша, помешивает гречку.
- Варишь? – останавливается у жены за спиной.   
- Чего они приезжают? 
- У телевидения юбилей. Пятьдесят лет. Воспоминания собирают, видимо.
- О тебе, значит, вспомнили? Двадцать лет чего-то не вспоминали.
- Не до нас, наверно, было.
- А когда до нас?
- Мать, слишком серьезные вопросы задаешь.
- Опять «мать»? Ложкой огребешь у меня. Времени сколько?
- Десяти еще нет.
- А подъедут когда?
- В двенадцать.
- И ты вырядился уже? Чай сделать?
- Не надо. Рот забью, и так каждое слово как через сито.
- Сиди, жди тогда. Я к их приходу испеку чего-нибудь. Шарлотку или блинчиков наделать?
- Шарлотку лучше, наверно.
- Ну, шарлотку так шарлотку. Возни меньше.

«Им же сейчас горяченького подавай, - Алексей Иванович думает (а может и проговаривает полушепотом?), перебирает пожелтевшие фотографии, некоторые рассматривает внимательно, некоторые сразу откладывает в сторону. – Как цензура душила, оргии с комсомолками, КГБшный контроль. Что там еще им в головы вбили за эти двадцать лет?»
- О чем рассказывать будешь? Решил уже? – в дверном проеме показывается Полина Ивановна. Отирает руки о фартук. «Совсем как мать моя», - говорит в сторону (или думает?) Алексей Иванович. 
- О чем спросят, о том и расскажу! – отвечает раздраженно, сам не понимая, почему. 
- Расскажи, как тебе сам Хрущев орден вручал, - Полина Ивановна садится в кресло у двери, изредка прислушиваясь, что происходит на кухне. – А ты орден-то не нацепил, что ли? Давай принесу.
Она пытается встать, но Алексей Иванович жестом останавливает ее.
- Кому твой Хрущев нужен? И пожар этот… Сейчас же засмеют: остановились совхозное поле тушить. Герои, тоже мне. Чуть свою машину не спалили. 
- А Брежнев когда приезжал, помнишь? Как тут дороги в асфальт закатали по лужам прямо, а ты единственный осмелился рассказать?
- Да, чуть с работы не вылетел, - довольно смотрит на жену Алексей Иванович. – Выговором тогда отделался. Думаешь, это интересно? Оно что тогда, что сейчас, все одно. 
- А, может, про твою рубрику «Письмо позвало в дорогу»? Скольким ты тогда людям помог.
- Да не то все это, мать! Надо поострее что-то.
- Может, «Прожектор»? Вы же первыми в перестройку эту программу сделали. Это уже потом Центральное телевидение подхватило. А как народ смотрел? Сколько разговоров потом было. Одни обкомовские дачи чего стоили! Похлеще «600 секунд».
- Я как об этом рассказывать буду?! – поджимает губы Алексей Иванович. – С параллельным курсом истории? Представь, приехала девочка двадцати лет. Ей что обком, что исполком, что колхоз-совхоз! Мне ей каждое слово объяснять?!   
- Ну тогда про Гальку им свою расскажи! – взрывается Полина Ивановна. – И как ты от меня к ней в Донецк сбежал! А я тут одна с двумя детьми на руках целый год по родственникам таскалась. Вот это и расскажи! Это и двадцатилетней понятно будет!

В комнате светлеет. Алексей Иванович сидит один, все так же перебирает фотографии, изредка поглядывает в сторону кухни. Полина Ивановна в спальню не заходит. Что-то переставляет за стеной, моет посуду: кран хрипит и свистит, выбрасывая воду. Наконец, когда Алексей Иванович начинает всерьез волноваться, что ссора затянулась, с кухни доносится: 
- Двенадцать уже. 
- Кукушка моя, - шепчет Алексей Иванович и кричит: - В окно глянь. Не подъехали?
- Глядела уже, - Полина Ивановна появляется на пороге. – Не звонили? – спрашивает боязливо.   
- Сама не слышишь, что ли? – Алексей Иванович отбрасывает фотографии, встает: - Но ведь вернулся же.
- Куда? – останавливает его у двери Полина Ивановна.
- Покурю на балконе.
- Накинь что-нибудь. Там прохладно.
______

До часу дня Алексей Иванович еще был уверен, что телевизионщики подъедут. Они и в прежние времена пунктуальностью не отличались, а сейчас – тем более. Не на заседание Правительства, чай, едут. Старик подождет. Но чем дальше продвигалась большая стрелка, тем меньше оставалось уверенности. «Может они вообще про завтра говорили, а я не понял?» - подбадривал себя Алексей Иванович, шел еще раз посмотреть настенный календарь, но обведенная красным фломастером дата убеждала его, что с памятью у него все в порядке.    
- Может, поешь все-таки? – в половине пятого в комнату зашла Полина Ивановна. - Супчик куриный горячий еще. 
- Не буду пока. Подожду. Может, что случилось, задерживаются.
- Переодевайся уже. Не приедут. Времени вон сколько.
Алексей Иванович жалобно посмотрел на жену, хотел что-то сказать, но только рукой махнул.
- Я к Зине на полчасика.
- Сплетничать пойдешь?
- А хоть и сплетничать, - спокойно ответила Полина Ивановна. – Тебе кости перемоем.
- Мойте, мойте. За тридцать лет не перемыли, можно подумать. В снегу только не утони.
- Спасешь, если что. У подъезда-то, наверно, почистили.
   
Пока Полина Ивановна возилась в коридоре, задыхаясь натягивала пальто и сапоги, Алексей Иванович скинул пиджак, бросил его на диван и начал развязывать галстук. Руки  мелко дрожали, пальцы никак не могли распутать узел. Приспустив его, Алексей Иванович стащил галстук через голову. Зазвонивший телефон он поначалу даже не услышал. Полина Ивановна остановилась, прислушиваясь.
- Звонят, - неуверенно сказала она.
Алексей Иванович боязливо посмотрел на жену, осторожно снял трубку и, откашлявшись, осторожно спросил: «Алло?» Высокий женский голос защебетал в ответ, Алексей Иванович только повторял: «Ничего, ничего». Аккуратно, как что-то особо ценное, положил трубку, повернулся к жене, так и застывшей в коридоре.   
- Поль, извинились, - его голос неожиданно охрип. - Завтра приедут.
- Ну завтра, так завтра, - улыбнулась Полина Ивановна. – К Зине тогда завтра и схожу. Чаю-то тебе сделать?! С шарлоткой? Или супчик поешь?

СПб, 12-13 января 2014 г.