Авиашкола. часть 2 тербат

                Из автобирграфических записок.

                На фото: ноябрь 1954 г. Аэродром Фёдоровка, экзамены  по технике пилотирования.
                Третий справа (улыбается) - мл. лейтенант Гонышев - инструктор
                будущего Космонавта-2 Германа Титова.


    Отвлёкся я. Перескочил через учёбу в ТБК.
    А это была незабываемая страничка в моей курсантской жизни. Осень прошла в тактических учениях возле поймы реки Тобол, стрельбе в оврагах из ППШ, набегах на пойменные овощные бахчи, множестве других забав, вроде стрельбы взрывпакетами из обрезка водопроводной трубы.
    К пойме ходим и на занятия по геодезии и топографической съёмке: рисуем перспективы ландшафта, определяем превышения рельефа, чертим планы местности, – занимаемся тем, что мне пригодится и в лётной практике и позже, в туризме и ориентировании.
    Жаль, теодолит я тогда не освоил – считал лишним для пилота. Преподаватель таскал этот прибор на каждое полевое занятие и с удовольствием научил бы им пользоваться.
 
    Здесь, прибывая в сырости и холоде, я прихватил какую-то болезнь коленных суставов – без помощи рук не могу подняться с земли. Понимаю, что на этом и кончится моя лётная карьера, – врачи сразу отчислят из школы. Но потом болезнь «как рукой сняло», боль исчезла и уже больше никогда не возвращалась.
    По воскресеньям отводим душу тем, что делаем  налёты на сад, – питомник в пойме Тобола вблизи города. Лакомимся мелкими яблочками, название которых я тогда и узнал, – ранетки.
    Много фотографируемся, фотоделом увлекались Витя Киреев и его однокашник по Курской спецшколе, Григораш (имя забыл). Снимки, сделанные в пойме Тобола, в Затоболовке и в совхозе (ездили на уборочную в целинный совхоз) частью сохранились.

    Наше отделение – десять человек неоднородно и недружно. Командир – Володя Лунин сам себя выдвинул в комоды, сам и обособился. Это был туповатый, неграмотный, но хитрый и самодовольный куркуль, постоянно  выдающий сентенции типа: «сапоги бывают узкие и широкие, на узкую ногу надо…» и т.д.
    Аттестат о десятилетке у него был липовый – он после семилетки окончил училище мотористов ГВФ, а аттестат купил в Чарджоу, где работал механиком на По-2. В лётное училище ГВФ ему доступа не было, и он сумел с подлогом попасть  в военное.
    Конфликты с ним у меня возникают постоянно. Свои «куркульские» убеждения он отстаивает силой. Доходит до драк: получив свинг, он лезет в борьбу и просто ломает меня, невесомого.
   
    Кроме моего друга Лёньки Балабаева в отделении были: Алексей Смирнов, Киреев, Григораш, Сажин, Бельтюков, Рязанов, Арнольд Базилевский и ещё один Смирнов, смоленский одноклассник Лёньки. Имена всех не помню – или рано расстались, или общались пофамильно.
    Смирнов (кажется, Евгений) пробыл в школе всего  месяц, потом затосковал по дому (Лёнька утверждал, что не по дому, а по своей фифочке, которая в конце концов бросила его – «неудачника») и ушёл по медицине, доказав, что у него паховая грыжа. Была ли грыжа в действительности – сомневаюсь.

    Отсев курсантов из ТБК был незначительный, только из-за очень уж грубых нарушений; два-три человека всего-то и было отчислено.
    Однажды и я, вместе с Лёнькой и Валькой Максимовым, земляком, тоже попадаю в кандидаты на отчисление.
    К празднику Октября им обоим пришли посылки, и мы втроём отпросились за ними на почту, в Наримановку. В посылке Валентина оказалась бутылка коньяка. Видимо дома посчитали, что курсант должен отмечать праздник со спиртным, как и все смертные.
    После коньяка была распита ещё и бутылка водки и шли мы к городку «весёленькие». КПП у строящегося городка ещё не было, шли напрямую через грязное осеннее поле, держа курс на казарму.
    Нас заметил из окна каптёрки старшина и доложил командиру роты старлею Кудрявцеву. Был уже вечер, и мы предполагали, что прошли в казарму незамеченные. И тут нас по одному старшина стал приглашать в каптёрку «пред грозные очи» командира. Мы, естественно, отрицали факт пьянки, чуть ли кулаками в грудь не били. Глупые, что там можно было отрицать? Мы были не просто навеселе, а пьяны основательно. Каждому было объявлено по пять суток нарядов вне очереди – максимум, что мог объявить комроты, и обещана губа от комбата.
 
    На другой день рота построена перед казармой, нас вывели из строя и подполковник Рачков разразился беседой. Суть её сводится к недопустимости пьянства в армии, особенно в училищах, готовящих кадры её – офицеров.
    Надо сказать, что только что вышли с гауптвахты организаторы предыдущей пьянки.  Рачков не объявил нам положенных суток отсидки, а просто заявил: «Те были последние, кого я простил, а этих отчисляю! Ждите приказ по школе!»
 
    Потянулись тоскливые дни ожидания. Мы отработали свои наряды на чистке картошки, а приказ всё не зачитывали. Проходит неделя, вторая. Мы продолжаем ходить на занятия, но нам не до наук. Комвзвода на наши вопросы только пожимает плечами, советует не торопиться, что-то где-то решают.
    Где и кто решал нашу судьбу – я до сих пор не знаю. Но нас оставили в тербате. И даже губы мы избежали.
    Отучило это событие нас от попыток участвовать в выпивках, пусть и очень редких? Не думаю. Всё забывается. Особенно, если кончается благополучно. Уже через месяц мы не могли отказаться от общей Новогодней выпивки.

    Как и все в армии, курсанты прошли курс молодого бойца и приняли присягу, но я этого события не запомнил – видимо, не совсем правильно воспринимал торжественность момента.
    Я не совсем понимаю авторов, отмечающих принятие армейской присяги как какой-то очень важный жизненный момент. Для меня это событие прошло неприметно, даже не могу вспомнить, как всё происходило.  Зато хорошо помню множество, казалось бы, незначительных эпизодов, порой и не красящих мою курсантскую жизнь. Но все эти события нужно описать отдельно.

    Весной сдаём зачёты по всем теоретическим дисциплинам и переводимся в полк. К своему удивлению я, троечник в десятилетке, получаю по всем предметам оценку «пять». То же и на госэкзаменах, которые сдаём уже поздней осенью, после лётной подготовки. Всего предметов, по которым нам выставили оценки по окончанию ВАШПОЛ, набралось около тридцати.
 
    Авиашкола. Период жизни незабываемый, полный памятных событий, новых знаний, ярких впечатлений. Здесь произошло и знакомство с армейским укладом жизни, таким непохожим на гражданский, и приобретение первой своей профессии – профессии лётчика.
    Некоторые аспекты армейского бытия отразились на всей последующей жизни. Так, например, укоренилась привычка называть людей не по имени и отечеству, а по фамилии и должности. И начальство и друзей и просто знакомых. Отсюда и отсутствие в памяти имён и отчеств.
    Это был период перехода из детства и юношества во взрослую жизнь. Впрочем, взрослым, в классическом определении этого понятия, я так и не стал – детство с его максимализмом часто проглядывало в моих суждениях и поступках и в последующие годы.

    Спорт занимает значимое место в курсантской жизни. Ещё до зачисления сложились неплохие волейбольные команды, и мы режемся на площадках по системе «с выбыванием». Было много хороших игроков, но большинство из них в школу не поступило.
    Уже в роте я создаю неплохую команду, которая обыгрывала команду первой роты, сборную офицеров школы и сборную полка, курсанты которого сдают выпускные экзамены. В ротной команде есть два рослых нападающих – Лыткин и Носков, и не уступающий им очень прыгучий Володя Немытов, ростом не выше меня, но с невероятно длинными руками.
 
    С Володей связана ещё одна забавная  проделка. Он продемонстрировал, как легко снять часы с руки или вывернуть карманы у человека, увлечённого чем-то забавным. А затем спровоцировал шуточное воровство в роте.
    Четыре-пять посвящённых, устроив в личное время шуточные баталии, обчистили добрую половину роты, ловко снимая часы или опустошая карманы вовлечённых в потасовку. Всё «добытое» аккуратно раскладывали на двух смежных койках в кубрике.
    А потом дневальный прокричал, чтобы все проверили карманы.  Пострадавшим предложили идти во второй взвод за пропажей. Койки с «добром» обступило человек пятьдесят, изумлённых ловкостью «воришек».
    Чего только не было разложено на одеялах двух кроватей: десятки часов, авторучек и блокнотов, стопки документов и денег.
    И только потом, забирая свои документы и деньги, Саша Селянин, помощник командира четвёртого взвода, подсказал нам, чем могла кончиться для нас эта шутка. Окажись среди пострадавших хоть один подлец и заяви, что у него было больше, чем вернули, последствия для нас были бы плачевны. Поди, доказывай, что это шутка, если что-то действительно пропадёт!
    Подлецов в наших рядах не оказалось, но мы призадумались – такие фокусы в коллективах опасны. Инициатор забавы Немытов после унылого раздумья заявил, что такое можно проводить среди ближайших друзей, а мы погнались за массовостью.
    Не знаю дальнейшей судьбы Володи, в Бердске мы попали в разные эскадрильи и я не помню, закончил ли он обучение на Як-11 или был отчислен. В Топчихинский полк он точно не попал. Может, через год попал в Толмачёвский? Не знаю. Но вернусь к спорту.

    Гимнастика - обязательный вид на занятиях по физподготовке. Для многих этот вид спорта в новинку, многие, особенно выпускники сельских школ, впервые видят козла, коня, да и параллельные брусья. И на перекладине, в просторечии – турнике, кроме подтягиваний и выхода «в упор» ничего ранее не видели, и делать не умели. И страшно завидуют бывшим выпускникам спецшкол, делающим на перекладине «склёпки» и даже крутящим «солнце». Многие из «спецов», имеют даже разряды по гимнастике.
    Однако к весне мы уже выполняем простейшие комбинации на брусьях и перекладине и простейшие прыжки через козла и коня. Комбинации на снарядах почему-то называются комплексами, как и обязательные комплексные упражнения утренней гимнастики, которые заучивались до автоматизма.
 
    Из преподавателей физо особенно памятен начальник физподготовки школы майор Ахрямочкин, сложением не походивший на спортсмена ни одного вида спорта, исключая разве боксёра в весе «мухи». Менее полутора метров ростом, сухощавый до измождённости, всегда одетый на занятиях в ладно подогнанный лилипутский офицерский мундирчик, он в наших глазах никак не отожествляется со спортом. Начальника спорта мы ни разу не видели в спортивном костюме и так и не узнали, каким же спортом он сам занимался.
    Преподаёт он тоже оригинально. Объяснив последовательность выполнения элементов, он провозглашает:  «Показываю! – и далее: –   Курсант Левченко, выйти из строя! К снаряду!»
    Левченко, гимнаст-перворазрядник, «крутит» на снаряде рассказанные майором элементы, после чего к снаряду поочерёдно вызываются остальные. Если что-то курсанты не запомнили и не могли повторить, майор вмешивается:  «Показываю повторно!» – и снова Левченко идёт к снаряду и показывает упражнение.
 
    Однажды, сидя в курилке возле учебного корпуса, мы о чём-то пустяшном травим, и я сравниваю самого легкого из нас с майором:
«Да у тебя вес как у майора Ахрямочкина, – сорок килограмм вместе с кирзовыми сапогами!»
    И вдруг сзади окрик:
« Встать!  –  за спинами, ехидно улыбаясь, стоит майор. – Курсант Емельяшин, будьте точнее в сравнениях! Не сорок, а сорок пять! И без кирзовых сапог!» –  эта фраза потом ходила в школе, как анекдот.

    Так уж получилось, что из всех видов спорта, которыми я занимался на протяжении своей жизни, более всего мне полюбился волейбол. Играть я был согласен в любое время суток и на любой площадке.
    В те времена эта игра получила очень широкое распространение, именно, как игра уличных площадок, а не спортзалов. Специализированных под волейбол спортзалов тогда и не было, а если и были, то только в больших городах у солидных обществ. Все встречи первенств районов, городов и областей проводились на открытых площадках. Так в 1958 году первенство Красноярского края проводилось в ЦПКО Красноярска на открытой площадке. А в командах Красноярска и Норильска были игроки сборной Союза.
    Первые спортзалы, где мне приходилось играть, не были приспособлены для волейбола, – и площадка не вписывалась в габариты зала и потолки были низки. Поэтому игра считалась летней, зимой первенства не проводились.
    Волейбол перебрался в спортзалы только в начале 60-х годов, а затем с изменением правил и вообще потерял свою популярность; из уличной, парковой игры стал достоянием немногих счастливцев, сумевших попасть в волейбольную секцию в спортзале. Об увлечении этой игрой нужно будет написать в отдельном очерке.

    Другие виды спорта в авиашколе не культивируются. Во внеклассное время мы пробуем заниматься в спортзале и борьбой, и боксом, и штангой без всяких наставников. Кто что умеет, то и показывает. Но после ЧП со штангой, когда Толя Бельтюков упал на спину и сломал руку чуть выше запястья, нам запретили самодеятельность и мы в зале отрабатываем только элементы гимнастики.
    Толя едва не был отчислен по медицине, но перелом зарос быстро и он не отстал в программе. Сдал теорию и был зачислен в лётный полк.
    Летал он уверенно, но по темпераменту в истребители (так решили инструктора) не годился. Так волею старших, а может и по своему желанию, он окончил училище бомбёров в Омске. По окончанию училища летал правым пилотом на ТУ-95 (или Мясищеве?) в Средней Азии. Хрущёвского разгона авиации не избежал, как и многие молодые лётчики той поры.
 
    Мы встретились с ним в отделе кадров ГВФ в Кольцово в октябре 60-го. Его взяли лётчиком резерва и зачислили на какую-то наземную должность в Кольцово с перспективой дальнейшего переучивания на Илы. Он был всё-таки пилот большой, пусть и военной авиации.
    Я, как истребитель, в пилоты ГВФ не котировался – «привыкли летать кверху попой, а мы людей возим, на кораблях» – укорил меня кадровик. И предложил место диспетчера в посёлке Сосьва, где аэродром (посадочная грунтовая полоса) принимал только вертолёты и Ан-2 местных авиалиний. Причём, переучивание на второго пилота ГВФ в ближайший год-два не гарантировал – «много вас из ВВС сейчас у нас числится в резерве, всех за штурвал не посадишь!» Я по семейным причинам отказался ехать в «Тмутаракань».

    В дальнейшем мы с Бельтюковым не встречались, хотя и живём в одном городе. Он в ГВФ сделал неплохую карьеру и ушёл на пенсию в должности командира авиаотряда Ту-134.
    Об этом я узнал тридцать лет спустя из местной телепередачи. А тогда, в Кольцово мы не успели ни о чём поговорить, даже поделиться сведениями о бывших однокурсниках не удалось.

Окончание: http://www.proza.ru/2014/01/13/2213