Уроки музыки

НА СНИМКЕ: Страница нот с пометками Веры Августовны Лотар-Шевченко.

Г.Г. Угодников, сохранивший эту страничку, пишет:

В нотном тексте – «комментарии» рукой Веры Лотар. Мой детский начальный этап занятий. Ну, здесь видно, что подсказана педалировка, crescendo-diminuendo, акценты, местами аппликатура – так, как считает Вера Августовна (на изображении в полном размере видна «передача» с левой руки на правую, а «пальцовка» в нотах в будущем часто ею изменялась). Ещё заметны значки для подъёма руки …


В Нижнем Тагиле Вера Августовна, помимо работы иллюстратором в музыкальной школе и концертмейстером в драматическом театре, давала уроки музыки, и как следует из воспоминаний людей, знавших её в ту пору, учеников у неё было довольно много. Из тех воспоминаний, которыми я располагаю, следует, что её учениками были в основном дети, но она занималась и со взрослыми.

Уроки музыки, которые давала Вера Августовна, были для неё большим финансовым подспорьем. Не осталось секретом, что она не любила эти уроки, - преподавание не было её любимым делом, поскольку овлекало её от основного – работы над музыкальными произведениями, их совершенствования, выявления нюансов, в них заложенных, чтобы всё это представить слушателю .

Но спрос на неё, как на учительницу был высок, а деньги были нужны, и она не отказывала, когда её просили позаниматься с ребёнком, подростком или даже с молодой девушкой. Да, она не любила тратить время на уроки музыки, но ещё больше не любила заниматься с неспособными к музыке детьми, особенно с плохим музыкальным слухом.

Из учеников, заявивших о том, что Вера Августовна Лотар-Шевченко была в детстве их учительницей музыки, заявили о себе Татьяна Гуськова, Наталья Позднякова и Георгий Угодников. В воспоминаниях Эмиля Фискинда говорится, что он пригласил Веру Августовну как учителя музыки к своим детям. Не так давно Гелоргий Угодников добавил имена Жени Мирославского, Вали Николаевой и Чары (Маргариты) Римши. Татьяна Гуськова добавляет еще семью Покровских. Вот и всё. Учеников у неё, конечно, было значительно больше.

Татьяна Константиновна Гуськова, к воспоминаниям которой я обращался уже несколько раз, пишет:

«Давала она и частные уроки в семьях тагильской интеллигенции - Покровских, Римши, Фискиндов, Гуськовых и многих других. Там ее ожидало самое теплое и внимательное отношение. Старались обогреть и накормить, а главное - услышать чарующую музыку. Уроки превращались в импровизированные концерты, которые могли длиться часами».

Как видите, Татьяна Константиновна называет только 4 семьи, где преподавала музыку Вера Августовна, но говорит, что она давала уроки музыки и во многих других семьях тагилькой интеллигенции.

Кроме того, она вспоминает и «чарующую музыку», когда «уроки превращались в импровизированные концерты,  которые могли длиться часами»

Я сознательно акцентировал внимание на домашних концертах, потому что её концерты вспоминают все, кто пишет о её уроках музыки, и мы ещё вернёмся к ним.
Но один из вопросов у меня остался, и мне пришлось дополнительно покопаться в интернете, а потом еще и попросить Георгия Георгиевича Угодникова ответить на несколько вопросов, поскольку у меня концы с концами не сходились. Например, то, что сестры Гуськовы были тогда уже «не в юном возрасте», как пишет Н.С. Пляцковская. Я приведу её слова ещё и потому, что они замечательно характеризуют семью Гуськовых:

«… Не могу обойтись без упоминания о семье Гуськовых. отмеченной особым знаком одаренности и благородства. Сестры Гуськовы, Ангелина Константиновна и Татьяна Константиновна, были знакомы с ней с юности, на всю жизнь остались ее друзьями».

Татьяна  Константиновна прямо не пишет, что она или её сестра Ангелина Константиновна занимались у Веры Августовны музыкой, были её учениками. Понятно, что Вера Августовна часто бывала «в доме Гуськовых», где и возникла их дружба, но никаких дополнительных деталей она в статье «За роялем Лотар-Шевченко», опубликованной в «Нижнетагильском рабочем» 10 маота 2007 года. не приводит. А я именно из этой статьи почерпнул материалы.

Ученица Веры Августовны Наталья Позднякова в одном из вариантов  своей статьи о В.А. Лотар Шевченко (тоже опубликованной в интернете называет несколько семей, в которых дети занимались музыкой у Вера Августовны:

«Заработок иллюстратора был ничтожен, и чтобы выжить, Вера Августовна стала давать частные уроки музыки. Среди её учеников в Нижнем Тагиле были дети семейств Мировских, Римша, Николаевых, Покровских, Фискиндов, Гуськовых, Угодниковых».

Кроме того, она пишет, что «любимыми ученицами Веры Августовны в Нижнем Тагиле были сёстры Геля и Таня Гуськовы».

В 1950 году, когда Вера Августовна появилась в Нижнем Тагиле, Ангелине Константиновне было 26 лет, и она работала в Миассе на Южном Урале. а Татьяне Константиновне было 24 года, и она работала учителем в школе.

Кто же создавал в семье Гуськовых теплоту и уют, в которых так нуждалась Вера Августовна. Кто же был отмечен «особым знаком одаренности и благородства»? Эти слова явно относятся, в первую очередь, к родителям сестёр Гуськовых. Их отец Константин Васильевич был известным в городе врачом (гинекологом и онкологом), а мать Зоя Васильевна - пианисткой.

У них дома было фортепиано, и Вере Августовне, вполне естественно, в этом доме было хорошо. Наверняка, ей давали возможность играть столько времени, сколько ей хотелось. А она могла играть часами. И слушатели в этом доме были благодарными. Теперь для меня по-другому зазвучали слова Н. Пляцковской о семье Гуськовых, «отмеченной особым знаком одаренности и благородства». И я мысленно увидел Веру Августовну в этом доме,  почувствовал его атмосферу и поверил в то, что это был её любимый дом.

Журналистка газеты ”Тагильский рабочий” Н. Дузенко в очерке ”Странная француженка” рассказывая о доброжелательной обстановке в доме Гуськовых, добавила несколько немаловажных деталей:

"...Старинное немецкое пианино с подсвечниками. Она очень любила этот инструмент, уют и гостеприимство этой квартиры. Собранная здесь библиотека французских книг подарила редкую возможность читать на родном языке».

Хороший инструмент, книги на французском языке, чуткие люди, - как всё это было необходимо её израненной душе!

Н.Дузенко пишет, что на её вопрос «Скажите, а каким она была педагогом? Наверное, очень строгим?», Татьяна Константиновна Гуськова, которой посчастливилось быть ученицей Лотар-Шевченко, ответила так:

«Вера Августовна всегда давала очень трудные вещи. Терпеливо слушала. А потом подходила к инструменту со словами: "Нужно играть вот так", - и исполняла произведение - одно, другое, третье. Так урок превращался в концерт, и все, кто был рядом, бросали дела и, затаив дыхание, слушали…»

Так что, среди детей-учеников Веры Августовны сёстры Гуськовы брали у неё уроки музыки во вполне зрелом возрасте. А то, что Татьяна Константиновна говорит о трудных вещах, которые они разучивали, свидетельствует о том, что они, видимо, раньше уже учились музыке, что неудивительно при матери-пианистке.

Эмиль Юдович Фискинд описывает более подробно:

«Более близко мы познакомились в 1952-м году, когда наша семья приобрела пианино, младшего сына в тот год приняли в первый класс музыкальной школы, а к старшему хотелось пригласить учительницу. Вера Августовна жила в доме рядом. И, естественно, выбор пал на нее. К тому времени у нее было не только две работы, но и достаточно учеников: слава о ней разнеслась по всему городу»

Как видите, у Веры Августовны было две работы – иллюстратор музыкальной школы и концертмейстер Драматического театра и много учеников, занимавшихся с ней частным образом. Более того, «по всему городу о ней разнеслась слава».

Когда мы договаривались об уроках. – продолжает Э.Ю. - Вера Августовна задала только один вопрос: “Ваш сын способный?” Она не признавала длительного разучивания гамм. Месяца через два после начала занятий она сделала серьезное замечание своему ученику:

– Как тебе не стыдно. Такой большой, уже тринадцать лет, и ты плохо играешь сонату Бетховена, а он написал ее, когда ему было восемь!»

Да, требования она предъявляла самые серьёзные. Мерилом качества для неё служил 8-летний музыкальный гений.

А вот, как Э.Ю. пишет о домашних концертах Веры Августовны, когда после уроков она начинала играть:

«После уроков Вера Августовна частенько у нас задерживалась, много играла в свое удовольствие. Ее манера напоминала мне игру Эмиля Гилельса - мощный аккордный удар. Взгляд пианистки устремлялся в бесконечность. Только ей ведомо было, куда уносилась она мыслями в эти минуты. Сидящие вокруг как бы переставали существовать для нее. Не дай Бог, если в это время звонил телефон и приходилось брать трубку. Она возвращалась к реальности и больше играть не могла».

Наталья Позднякова:

«Мы жили тогда на Вые, одном из районов Нижнего Тагила, в “сорокашке”, как называли тогда этот почти единственный благоустроенный дом в округе. Он был построен в конце 30-х годов для инженерно-технических работников Высокогорского и Лебяжинского рудников.

Однажды по дому пронёсся слух, что в городе появилась какая-то необыкновенная учительница музыки. Многие матери семейств поспешили заполучить её для обучения своих чад. Наша соседка, мамина знакомая, пригласила эту учительницу для подготовки подросшей дочери к поступлению в консерваторию.

В нашей семье пианино не было, но мама, поддавшись общему ажиотажу, тоже захотела обучать меня музыке. Она договорилась с соседкой, и учительница согласилась заодно и мне дать несколько уроков. Меня привели в большую гостиную соседской квартиры и усадили за огромный чёрный инструмент с латунными подсвечниками по бокам. Учительница вошла в комнату, тяжело передвигая отёкшими ногами. Это была пожилая полноватая женщина с “нездешним” лицом, разительно непохожая ни на кого из людей, окружавших меня тогда. Она говорила по-русски с чудовищным акцентом, я с трудом понимала её речь».

Разумеется, маленькая девочка могла дать любое описание пятидесятилетней женщины, недавно вышедшей из лагеря. Но Наталья Владимировна делает это весьма скупо, что вызывает определённое доверие:  «пожилая полноватая женщина», «тяжело передвигая отёкшими ногами», «говорила по-русски с чудовищным акцентом».

Н.В. продолжает: «Учительница познакомила меня с клавиатурой и нотным станом, а затем поставила на пюпитр ноты “Школы Бейера”, и предложила разбирать эти, может быть и полезные, но невообразимо скучные пассажи. Преподавательница строго следила за правильной постановкой рук. У меня это плохо получалось, и она часто покрикивала: “Круглый!”. Это означало, что кисть руки при игре должна быть округлой.

Хотя мне было всего 6 лет, я почувствовала, что занятия эти учительницу очень тяготят, и лишь жестокая необходимость заставляет тратить время на таких бестолковых учениц. Она смотрела на меня, но словно бы не видела, думая о чём-то другом, не ведомом моему пониманию. Другие авторы воспоминаний о ней тоже отмечали, что учить музыке она не любила и не хотела. Её стихией была собственная игра, которой она предавалась без остатка.

После четырёх или пяти уроков занятия прекратились, потому что без домашнего инструмента дальнейшее обучение было бессмысленно, к тому же мы переехали из “сорокашки”, где жили с двумя соседями, в новую отдельную квартиру. Я никогда больше не видела эту необыкновенную женщину, но запомнила её на всю жизнь».

Георгий Георгиевич Угодников тоже недолго занимался с Верой Августовной, но запомнил её на всю жизнь. До занятий с Верой Августовной он учился у педагога Либус, а после её отъезда в Свердловск у

“Подростком я обучался (ф-но) у Веры Августовны в числе нескольких учеников. Это был для В.А. способ дополнительного заработка.
<…>
Встречал в прессе высказывания, что у В.А. не было учеников. Это верно в том смысле, что известных пианистов она не воспитала. Это и не могло осуществиться. <…> Реальность состояла в том, что нужно было выживать, делать то единственное, что она умела - заниматься музыкой, хотя бы не с вундеркиндами, а с заурядными детьми».

Насколько мне известно, только одна ученица Веры Августовны окончила Консерваторию – Чара (Маргарита) Римши. Впоследствии по данным Г. Угодникова она работала в Белгороде дирижером хора.

«В пятидесятые заработок вне контроля государства был преступен. – продолжает Георгий Георгиевич. Надомная портниха жила в страхе и конспирации».

Насколько я помню в 50-е особого страха, такого, как в 20-30-е годы, не были. Налоговых инспекторов практически уже не было, потому что считалось, что частных промыслов больше в стране не существует. И, как видим, никто в налоговую инспекцию на Веру Августовну не донёс.

Георгий Георгиевич Угодников: «Для В.А. возможность заработать, приходя к ученикам на дом (где её и покормят), держалась на том, что родители были из образованных, из технической интеллигенции, большей частью - из начальствующего состава. И относились к В.А. с той степенью уважения, с какой были способны осознать масштаб её личности, дарования, трагедии судьбы.
<…>
Занятия с В.А., её музыка – частичка моей жизни, что-то во мне сформировало. Мои впечатления - из подросткового возраста. Трудно разделить, что от Веры Августовны, что от рутинной длительной работы за фортепиано.

Во всяком случае, Большой зал Московской Консерватории, другие филармонические заведения надолго стали обязательным элементом моих потребностей».

Пишет Георгий Георгиевич и о концертах, которые давала Вера Августовна после урока музыки:

«Первая моя живая музыка, моя "попса", - это не Битлы, не рэперы и ДеЦлы [современный российский рэпер К. Толмацкий. МК]. Это домашние концерты, которые устраивала В.А. после музыкальных отчётов учеников. Лист, Мусоргский... Она готовилась вернуться к сольной деятельности, репертуар её был необъятный. Играла то, что просили продвинутые родители».

Г.Г. даёт понять, что ему тогда было известно о том, что Вера Августовна была осуждена и сидела в лагере:

«Взрослые не могут создать для детей полностью изолированный мир, дети дышат той же атмосферой. А пленных, заборы с вышками, колючую проволоку, колонны с вооруженной охраной, - кто не видел в те времена?

Это я к тому, что лагерное прошлое Веры Августовны, приходящей к нам в дом, воспринималось мной, ребёнком, просто, естественно, если уместно это слово. Ни настороженности, ни острого чувства жалости, ни, тем более, ощущения, что приходит виновный в чём-то человек».

И видимо, взрослым импонировало то, что с их детьми занимается француженка и настоящая пианистка, и это отношение передавалось их детям. Г.Г. запомнил это чувство и сумел изложить его на бумаге:

«Что точно было, так это некоторая скрытая мальчишеская гордость причастности к необычному человеку. Как будто добавочно к музыке и к «французскости» у неё был знак некого отличия, который не принято обсуждать. (Кстати, что мать – испанка, это помню с детства из разговоров о В.А.)”.

Г.Г. называет ещё трёх учеников Веры Августовны свою двоюродную сестру Шляпникову, Валентину Николаеву и Евгения Мировского. Валентина была дочерью директора Высокогорского железного рудоуправления, который сегодня стал легендарной личностью.

Нинель Семёновна Пляцковская тоже знает о том, что Вера Августовна в Нижнем Тагиле преподавала музыку. Она пишет:

«Она постепенно обросла преданными учениками (эта дружба с учениками еще сослужит ей великую службу), стала что-то зарабатывать».

Не знаю, о какой «великой службе» говорит Нинель Семёновна. Мне не встретился ни один факт её биографии, связанный с тем, что кто-либо из её учеников чем-либо помог ей в жизни.

После Нижнего Тагила Вера Августовна уроков музыки никогда не давала – ни детям, ни взрослым. Ни в Свердловске, ни в Барнауле, ни в Новосибирском Академгородке. Играть детям – да! Это она любила. Но учить музыке, - нет, нет и нет!

Продолжение следует: http://proza.ru/2014/01/15/271