Ответственность. Глава 25. Мейлах в октябре

               
                Для общества, для счастья и успеха
                Иллюзия – есть главная утеха!

Слова Рахили Менделевны, озадачили Мейлаха. Он знал, что если женщина в интересном положении, то мужчина будет в затруднительном. Не без основания предполагал, что мог быть одним из авторов беременности Рахили, как говорится - доигрался. Нужно было думать о дополнительном материальном обеспечении будущего потомства. Он умел писать стихи про любовь. Произведения про любовь редакторы публиковать ни хотели, требовались вдохновляющие строки о  партии.   Стихи по партийной тематике не получались. Гонораров не было. Перебирая варианты возможности дополнительных заработков, он невольно обратил внимание на маленькую будочку, которая содержала на своём иждивении часовщика Витю.Витя сидел у окошка и вкручивал крохотной отвёрткой мелкие винтики в будильник. Руки дрожали, винтики падали, он матерился и опять повторял действия в том же порядке. Хозяин будки  был алкоголик. Руки  дрожали до тех пор, пока он не примет немножко для поправки здоровья.Когда взгляд  Вити нашёл глаза Мейлаха, он кивком пригласил того подойти и попросил  принести не для «пьянки ради, а для лекарства» чего-нибудь. Он принёс. Разговорились. Витины руки стали ловкими и проворными. Вскрывая механизмы, Витя продувал их спринцовкой, наносил смазку и, встряхнув, подставлял к уху. Часы работали!Простота работы нравилась Мейлаху – ни пыли, ни дыма и клиенты подходили непрерывно. Мейлаху показалось, что и он может это выполнять, тем более у него руки не дрожали.В комнате Рахили на окне давно стоял без работы будильник. Партию таких будильников привезли в город и  распродали по блату  мгновенно. Но их тиканье смолкло довольно быстро. У Мейлаха возникла идея освоить ремонт часов. Ничего сложного – продул пылинки клизмой и капнул маслом. Освоение смежной профессии началось немедленно с будильника Рахили Менделевны.
Накрутив  выступающую с обратной стороны  штучку, Мейлах приложил к уху будильник - тишина. Он его аккуратно встряхнул – тишина. Встряхнул посильней и постучал о подоконник. И вот, удача! Послышалось отчётливое тиканье. Как всё просто!Мейлах придирчиво проверила работу будильника. Работал! А ведь в мастерской не бралась за ремонт. Она тут же побежала похвастать удачей к соседке, у которой был неисправный будильник той же марки.- Ви знаете, какой мастер наш Мейлах? Он уже будильники ремонтирует! Если вам нужно, то попросите иго, он ни откажет.Второй будильник, оказался таким же послушным, как и первый. После первой встряски и постукиванию по столу он заработал. Мейлах стал верить в свою состоятельность как часовщика и готов был принять на ремонт наручные часы, настольные, а со временем -  швейцарские, известной фирмы «Докса».Следующий экземпляр, упрямо не хотел поддаваться ремонту. Мейлах пошёл проторенным путём – пытался вытряхнуть неисправности, как будто играл на маракасах, выстукивал корпусом будильника ритмы известных стран и народов. Тщетно! Будильник  не подавал признаков жизни. Пришлось брать отвёртку и вскрывать крышку.Изобилие колёсиков, винтиков, болтиков, шайбочек  и еще всяких штучек поразило воображение Мейлаха. Как в этом разобраться? Что там неисправно? Нужно, видимо, раскрутить что-нибудь, для порядка, а там видно будет, подумал Мейлах и стал осторожно выкручивать винтики.Его руки неуверенно вели себя только на первом винтике, а на последующих он чувствовал себя спецом, до тех пор, пока с сумасшедшей энергией и таким же звуком выскочила из корпуса заводная пружина!Вместе с пружиной с такой же скоростью разлетелись по комнате колёсики и другие фитюльки, которых оказалось под открученной железячкой великое множество. Такого сюрприза Мейлах не ожидал. Он попытался выскочившие детали  установить на место, но получалось так, что взамен одной поставленной вываливались несколько тех, которые там каким-то образом держались. При последующих попытках ему исправить ничего не удалось. Решив закрыть крышку, он убедился, что деталей стало больше требуемого количества. Они не умещались на прежнем пространстве.
Расстроенный Мейлах положил в корпус то, что первоначально в нём умещалось и, наступив на крышку каблуком, уплотнил содержимое. Закрепив винтиками крышку, он сделал похожим внешний вид будильника на прежний.«Лишние» детали он смёл веником в мусорное ведро и вернул будильник хозяину, как не годный для ремонта. Огорчённый неудачей по освоению смежной профессии, Мейлах решил больше с ремонтом часов не связываться.Мысли Мейлаха возвратились к основному месту работы. Работал он в одном интересном месте – в интернате для умственно неполноценных.  Зарплата была хорошая, только маленькая. Мейлах был человеком честным, поэтому воровать боялся.Честные люди всегда бедны, и он смирился со своей участью. Чтобы отличиться на работе, нужны были, как минимум, новые идеи. В государстве, где всё запрещено,  сложно было воплотить какую- либо идею в реальное дело.Все думали, что у нас две беды - дураки и дороги, но к этим двум прибавилась третья – «партия наш рулевой». Третья беда управляла двумя первыми и от этого все наши беды множились и упрочнялись.Как-то один из посетителей официального учреждения, потоптавшись впустую по несложному делу у порогов начальства, сказал:- Удивительно, что ни начальник, то дурак! Где у нас столько дураков берут, непонятно! Эта фраза стала ключевой к идее Мейлаха в ликвидации кадрового дефицита начальствующего состава.В интернате перспективного «материала» было достаточно. Его обитатели отличались спокойным характером и послушным поведением. Выполняли все команды дружно - не задумываясь и не рассуждая о их нужности.После еды, взявшись за руки, ходили по двору от столовой до туалета. Если было холодно или дождливо, то точно так же прогуливались вдоль длинного коридора, опять же – от туалета, до столовой, мимо висящих по всей стенке портретов членов Политбюро.Когда у кого-либо спрашивали, что это за люди на портретах, они уверенно отвечали:- Это выпускники нашего интерната! – и, топнув ножкой, приставляя руку к голове, отдавали честь.Они были легко управляемы и в отличие от нормальных людей,  уважительно относились к портретам, что являлось главным критерием человеческих качеств и оценки  достоинств будущего  руководящего работника.В то время нами управлял главный портрет - ЦК КПСС,  который как и прежние не любил возражений.Питомцы интерната иногда, заглядывая в будущее, строили планы относительно работы. Девочки хотели быть актрисами, а мальчики – космонавтами.А потом, кто-то принёс весть, что лучше всех живут партийные   работники. Работа хорошая – ни сеять, ни пахать не нужно, болтай чего-нибудь, да получай деньги и медальки. Интерес питомцев явился подсказкой Мейлаху.Как говориться, «всё гениальное просто», и идея Мейлаха была незамысловата, как комбинация из трёх пальцев. Он решил, что на базе интерната можно создать учебное заведение, по типу высшей партшколы, только рангом немного ниже.Если туда, в ВПШ для получения диплома о высшем образовании шли шишкины дети без экзаменов - по рекомендациям партии, потому что они всё равно ничего не знали, то в новую школу можно будет принимать без аттестата, по истории болезни, для получения ими диплома по специальности - «начальник районного масштаба».
Сложившийся в голове Мейлаха план нужно было раскрыть перед непосредственными начальниками. Один из них, это директор интерната, большой друг второго – уже известного нам  Карьеревича, представителя райкома, как он всегда называл себя.
Директор Болдин, внимательно выслушал автора проекта и поинтересовался, что он лично будет иметь от этого? - Как что? Мы же будем иметь учреждение повышенного уровня значимости. С более высокой оплатой труда и партийными льготами за деньги государства.К нам устремится поток молодых людей, желающих сделать карьеру руководителя, а нам только останется из толпы отсортировывать слишком умных, чтобы не мешали работать. За внеконкурсный приём, желающие будут вам обязаны…
Болдин, засверкал одним глазом, глядя на серьёзного рассудительного Мейлаха, и протер платочком второй, стеклянный, чтобы он тоже светил веселее.
С этим глазом у него было приключение наподобие того, что у Мейлаха с зубами, – выскочил, когда Болдин, желая узнать, чем занимались дети, закрывшись в спальне, стал подглядывать в замочную скважину, а кто-то из детей, не сочтя его занятие корректным, ткнул в замочную скважину карандашом.Когда Болдин с обратной стороны дверей заревел, как боевой слон перед атакой, то дети перепугались и спрятались под кровати. Кто из них ткнул карандашом в скважину - следователи не выяснили, да и нет закона, который бы предусматривал наказание за тыканье карандашом в замочную скважину, поскольку там не предусматривалось  наличие глаза.Директору, в принципе, предложение Мейлаха  понравилось, и он побежал согласовывать его  в райкоме партии с Карьеревичем, но в это время  в зале заседаний проводилось мероприятие. Каждое «мероприятие» начиналось с трёпа о высоких коммунистических идеях и предначертаниях подталкиваемых бесконечными пленумами и съездами ЦК КПСС.
Напускная строгость имитировала деловитость всевозможных поставленных дыбом представителей, членов и члеников. У них постоянно были злые, перекошенные лица. Можно подумать, что коммунизм нужно строить только со звериными мордами.   Их этому Маркс или этот Ленин научили? Было непонятно... Так и морочили людям голову!Зачастую мероприятия в этом зале начинались с желания решительно заклеймить позором мировой империализм,  который почему-то от этого клейма, как мне кажется, не страдал. Самое решительное клеймо на империализм ставил лектор райкома Лаврентий Матвеевич Агеев, по совместительству учитель средней школы.
Обычно, лекция начиналась с нагнетания страхов на основе достоверных сведений о немедленном развязывании мировой войны. Главным объектом нападения должен быть СССР, где люди были самыми счастливыми во всём мире, и этого  из заграницы никто нам прощать не собирался.
Вероятность войны, по словам лектора, была стопроцентной. Он так убедительно приводил самые «секретные» материалы, как будто только что пришёл с военного совета в Пентагоне и сам министр обороны США докладывал ему о сроках нападения и готовности начать войну против СССР.Лектор тыкал указкой во все части света, обводил мнимыми линиями страны, базы, просторы мирового океана и сыпал фактами, как коза горохом, подтверждающими, что война начнётся вот-вот.
Напуганные женщины думали:
- Успеть бы добежать до дома после лекции да забрать детей из детсада, да попрощаться с близкими. Ни говоря уже о том, что покормить бы напоследок ужином домочадцев.У мужиков последние желания были попроще:
- Успеть бы, вырваться с этого ужаса до закрытия магазина да выпить с горя. Всё равно война!
В таком нервном напряжении держал народ маленький, глазастый человечек – поражал воображение самим придуманными цитатами, якобы сказанными  великими личностями, классиками марксизма – ленинизма и гениями, руководившими страной. Кто частенько слушал его лекции, всерьёз его бред не воспринимал, и правильно делал.
После лектора шли другие выступающие, читавшие по бумажке то, что им написали инструкторы. Всё это называлось работой с людьми.
Карьеревич, сидя в президиуме, как всегда, притворялся умным. В каком-то периоде времени он слушал выступающих. Если оратор выражал мысль, сложнее и умнее, чем могли переварить его извилины, то он недовольно морщился, как от зубной боли, и, укладывая свою голову на ладонь руки, опираясь локтём на плоскость стола, замирал.В таком положении он склонялся к дремоте. С приоткрытым ртом и открытыми глазами погружался в сон, а из зала присутствующим казалось, что он задумчиво слушает докладчика.Эта привычка спать с открытыми глазами  вырабатывалась с годами. Немного отвлекали от любимого занятия вездесущие мухи. Причём мухи быстро находили в его ротовой полости уютное местечко и, заползая туда, дремали в тепле одновременно с хозяином этого пристанища.Особо наглые особи залетали туда парами и когда начинали во рту любовные утехи, Карьеревич просыпался, языком выталкивал загулявшихся мух и, заменив опорную руку, продолжал дремать до следующего инцидента, или завершения собрания. Но в конце его, всегда вскакивал как ошпаренный и энергично аплодировал завершающему слову первому секретарю или представителю обкома.Болдин терпеливо дождался окончания мероприятия. Разговор с Карьеревичем был долгим и нудным. Он по натуре был плутоватым трусом. С одной стороны – хотел отличиться за чей-то счёт, с другой – боялся, вдруг, не понравится начальству.- Ты, Болдин, ничем не рискуешь. А мне нужно всё это обсосать,  как следует. Нужно выходить туда, наверх! – и он ткнул пальцем в потолок, но с таким чувством, как будто этот верх, как минимум, был на уровне самого Господа Бога.На должности Господа, в нашем районе, был секретарь райкома. По повадкам – такой же  Карьеревич, только на ступеньку выше. Этот тоже по святой партийной привычке не говорил ни да, ни нет. Он положил дело под сукно.
Все новые дела в этом заведении начинались, завершались и хранились там, под сукном, с формулировкой «как бы чего ни вышло»! Соблазн был: возвысить умственно отсталых до руководящего звена, чтобы унизить умных. В результате можно было сделать вывод, что умных, которые знают и умеют всё, не любят, как и тех, кто не знает, и не умеют ничего!Очередная инициатива стремящегося к приличной жизни Мейлаха завершилась пустышкой.