Ох, уж эта любовь, главы 1, 2
Ещё с ночи моросило. Земля жадно вбирала в себя влагу, будто конь, долго не поенный. Засуха длилась почти два месяца. Казалось, Бог забыл об этой стороне, занимаясь более важными делами. Деревья, напившись вдоволь, гордо потянулись вверх, распрямили ветки. Они ликовали:
«мы живы! Вот он, спаситель. Дождь! дождь! Дождь!».
Птицы возвещали о начале нового дня.
Солнце выкатилось из-за бугра, и сонным взглядом смерило всё вокруг: дорогу, деревья, кусты, ну и конечно, жилища людей. Поморгав немного, всё-же взялось выполнять свою работу.
Петух Санька, подпрыгнув и взмахнув крыльями, уселся на погребе и на всю глотку запел:
- Кукареку!!!
Тут же, из соседнего дома, донёсся отклик. Петух Пашка, будто отвечал:
- Слышу тебя, значит, утро.
И эта бравая песня, ни с чем не сравнимая, полетела от двора ко двору, по целому селу.
Глава 1
Фомкина Варвара Фоминична, которая в девках была Рашюткиной, сегодня разоспалась не на шутку. Откроет правый глаз, поморщится от света, и опять засыпает.
- Жена, - слышит она над собой. – Вставай. Уже третьи петухи отпели.
- Ещё чуток. Ипполит, милой, не буди.
- Мне косить надо идти. Неужто пойду, кишками звеня?
- Щи в печке. Разогрей себе.
- Ну и жонка у меня. Анну, вставай, ленивица. Сыну надо рубашку зашить. Он со мной пойдёт.
- Да он не малое дитё. Уже тридцать шесть на носу, а всё равно не женится. Не век же холостым гулять. Жена бы рубашки шила, а то мамка, да мамка.
- Тебя с кровати стаскивать, аль сама слезешь? В гробу лежать будешь, а сейчас работай.
Варя, покряхтывая, поднялась.
- Сколько раз тебе талдычить: не спи без ночной рубашки. Не молодая ведь. Уже полжизни за спиной, а ума, что у Сеньки.
Старушка сняла со спинки кресла ситцевое платье, напялила на себя.
- Толстеешь, дорогая, не по дням, а по часам. Платье вот-вот разлезется по швам.
Дед Ипполит сидел напротив на топчане. Раздался стук в дверь.
- Входи, сынок. Мать соизволили встать.
Ипполит поздоровался с сыном. Давно у них так повелось, по утрам жать друг другу руку, ещё от тех времён, как Слава вернулся из армии. Варя смотрела на них, и думала: «похожи, как две капли воды, только у моего мужа голова поседела. Красавцы! Почему же Слава не приведёт в дом жену? Красивую, пышногрудую, работящую. Я б ей второй мамкой была.
- Чего уставилась? Завтрак подавай. Ты всегда так: сядешь и смотришь, как баран на Библию.
- Неверное сравнение, пап. Не кричи на неё. Сколько у вас дней осталось. Живите, как Бог приказал.
- Слав, ты случайно в Священники не собираешься?
- А ты советуешь, пап?
- Не годится вопросом на вопрос отвечать.
- Просто твой вопрос был неуместен.
Отец и сын перешли в горницу, и уселись на табуреты перед пустым столом. Ипполит подметил:
- Гол, как земля без урожая.
Жена проворно, позабыв про сон, метнулась в кухню. Принесла оттуда клеёнку. Покрыла ею стол.
- Варь, горчичку принеси. Она в холодильнике. Хлеб отпарь. Он уже, словно камень.
- Хорошо.
- Мамка твоя совсем обленилась. Ничего делать не хочет. Всё хозяйство на мне висит. Корова, куры, гуси, индюки.
- Да брось ты перечислять. Сам знаю, чем богаты. Про мамку врёшь ты всё. Она ж тебе не лошадь на скачках, а женщина. Побереги её.
- Вру, говоришь? Нонче корову кто подоил? Кур, индюков и свиней кто накормил? Не знаешь. Ну, так я тебе скажу. Я. Это тебе о чём-то говорит?
- Такое бывает раз в сто лет.
- Не мудрствуй. Ты ишо стоко не прожил.
- Дорогие мои. А вот и щи горячие. Похлебайте с хлебцем, перед сенокосом. День будет жаркий.
Женщина поставила на стол супницу и две тарелки с ложками.
- Мам, ты что, с нами есть не будешь?
- Я потом поем, как вас провяду. Сейчас хлеб внесу.
- И горчицу.
- Ага, правда. И горчицу. Видать, скляроз у меня.
Когда завтрак закончился, Ипполит сказал:
- Ты, Варя, не забудь про нас. Принеси обед. Налисничков, штук двадцать, и литр компота холодного.
- Милой, да пока я дойду, он согреется. Днём опять будет парить.
В дверь постучали.
- Васильич! Иди сюда! Чё скажу.
- Опять? О, Господи. Старый уже, а бабы всё равно ходют.
- Сама ты старая. А я молод и красив.
Ипполит подошёл к двери.
- Чяво тебе, Шур? Жена злится.
- Не у меня будет сердце болеть. Я тебе ватрушечек принесла. Поделись со Славой, а Варьке, ведьме пучеглазой, не давай, а то вдруг удавится.
Ипполит услышал шаги за спиной.
- Зачем пришла? Наговаривать на меня? Анну, катись, к едрени фени! Что это?
Она ткнула пальцем свёрток.
- Не твоё дело.
- Чтоб ноги твоей в моём доме не было!
- Жена, закрой рот. Иди, зашей Славе рубашки. Не устраивай скандал, а то соседи сбегутся. Иди, пока я добрый.
- Я тебя на улице встречу. Всё, всё, всё припомню. Не твой он, а мой. До гроба.
Глава 2
Дед Максим Пушаков раскуривал трубку на крылечке. Он стоял, опершись на резные, деревянные перила. Он жил в отцовской хате один, уже лет восемь, но не испытывал одиночества. Это был добряга, каких мало, потому соседи ежедневно наведывались к нему.
Они шли со своими радостями, с бедами, за советом, а чаще всего просто так, поговорить с милым человеком о том, о сём за кружкой душистого чая. К нему тянулся и стар, и млад.
Вот и на этот раз Максим увидел, что возле калитки остановился Гриша Большаков, председатель колхоза.
- Что ж ты стал, как в землю врос. Заходи, гостем будешь. Собак не держу. Зачем людей пужать.
Григорий, по высоким ступеням, вышел на крыльцо. Подал руку для пожатия.
- Здравствуй, Макс. Курить вредно, знаешь?
- Слышал, да не верю в это. Уже семьдесят прожил, и ничего плохого со мной не случилось.
- Кашель – последствия от табака.
– Ладно, не спорю. Идём в дом. Я тебя чаем с оладками попотчую.
– Спасибо.
Они вошли в дом.
– У тебя, как всегда, идеальный порядок. Я видел, как ты вчера половики трепал. В то время мне жена массаж делала, вот я и не вышел помочь. Да ты не суетись так. Я сегодня никуда не спешу. Наконец дали отпускные. Хочу детей на море свозить. Они ведь мечтают об этом.
– А жену?
– Оставлю с матерью. Она в положении.
– Опять? Поздравляю! А сколько же ты детей хочешь?
– Сколько Бог даст. Они ж от любви нашей получаются, а не просто так. Надо было тебе, когда молод был, семью заводить. Наследника не оставишь. Плохо дело.
– А вот в этом ты, Гришаня, не прав. Есть у меня сын, да только далеко он, в Нижнем Тагиле. Я там, когда-то, в Офицерах служил. В самоволке познакомился с красавицей Галей. Я в неё с первого взгляда влюбился.
– Не боишься такую тайну мне открывать?
– Это теперь не тайна. Дела давно минувших дней. Тебе чайку подлить?
– Пожалуй, да.
– Ты конфетки чё не берёшь? Вкусные ведь, с карамелью.
– Я не очень сладкое люблю. Пора бы привыкнуть. Рассказывай о былом. Интересно ведь.
– Галина работала Продавщицей. Я тогда жил, как говорится, на широкую ногу, и позволял себе всякие вкусности. Беру, однажды, колбасу (300) грамм, и говорю ей:
– К Красавица, у меня выходной. Проведите со мной вечерок.
Она улыбнулась мне и говорит:
– А вы, не шутите?
– Нет. Ничуть.
Со мной друг был, Ваня. Он и говорит ей:
– Максим – человек интеллигентный, щедрый, добрый, а главный козырь таков: он не женатый и очарован вами. Напишите записочку, где вас можно найти в вечерний час?
Покупатели начали возмущаться:
– Свои отношения выясняйте в другом месте.
– Берите колбасу и уходите.
Галя шепнула мне:
– Рабочий день заканчивается в семь. Приходите сюда, только без друга. Буду ждать.
И продолжила свою работу. Мне тогда было двадцать пять. Сердце билось не так, как теперь, спокойно, а бешено и громко. Меня манили любовные приключения, и страсть кипела в моей груди.
Чашки и тарелки опустели.
- Дослушаешь рассказ?
- Конечно.
- Вечером, Галя повела меня к себе домой. Её родители умерли, потому девушка жила одна. В те дни, ей минуло двадцать лет. По знакомству устроилась в магазин. Она любила красивые, короткие романы. Хотела, чтобы всё было сразу: гулянье под луной, затем обильный ужин и постель. О, Галя умела это делать. Как вспомню, то даже теперь приятно. Она, по неведомой мне причине, вышла замуж за другого. Мне письма писала. В одном созналась, что Володя не от Вадима, а от меня. Писала, что любит мужа, и он не знает, чей ребёнок.
Когда мужа дома не было (он лётчиком был), Галя приглашала меня в дом. Прижимая к груди, говорила:
- В постели он так, как ты, не может. Ему не дано.
И забывал я обо всём в её объятьях. Воистину сильны женские чары. Вове тогда было три месяца. Потом я узнал из её письма страшную весть: её муж погиб. Не справился с самолётом в нелётную погоду. С ним было ещё пять человек. Никто не выжил. Я предложил Галине объединиться, стать семьёй. Она мне отказала, а в последнем письме выдала такое: «Нас Бог наказал за распутство. Я больше никогда не буду с тобой, и к сыну не приезжай. Я запрещаю».
Долго я горевал о ней, очень долго, и ныло сердце, как живёт мой сын. Вот, какая история. Володя давно взрослый. У него другой отец, и он не подозревает, что я – его отец, храня фотографии того, что любил небо.
Я баловал себя другими женщинами, но ни одну не любил, поэтому не хотел заводить детей. Я, за всю жизнь, не смог разлюбить её – продавщицу Галю.
- Неужели, так бывает. Невероятно. Буду домой тёпать, а то Ириша волноваться будет. Я сказал, зайду на пару минут, а сижу здесь где-то час. Спасибо за доверие и за гостеприимство.
- Заходи ещё. Буду рад. Пусть Юра с Ниной заходят. Дам им конфет.
- Пока, дед Макс.
- Пока, Григорий.
Дорогие читатели!
Мечтаю о том, чтоб это произведение коснулось ваших душ.
За диалекты извините, просто я пытаюсь донести до вас разговорную речь в селе. Жду откликов.
Продолжение следует.
Свидетельство о публикации №214011300727