Глава 22. Перец

Анна после разговора с комиссаром помчалась, словно обезумев, напрямик через поле домой. Не обращая внимания на испуганную мать и обозлённого отца, добралась до постели и бросилась на покрывало, не снимая даже обуви.

Мать, пересиливая свой страх перед мужем, остановилась над ней и положила руку ей на голову. Пощупала лоб, печально покивала, глядя на Анну, и ушла в кухню, где ворчал Керьян.

— Явилась! Словно чужая! Не попросив прощения! Видишь, мать, чего мы дождались на старости лет.
— Молчи, отец, у Анны горячка, — прервала она его. – Лоб горит. Огнём.
— Ещё бы. Если весь божий день носится то к Ленуару, то к Рафаэлю, то к своему…
— Может быть. Ничего странного. У девушки - твоя кровь.

Тем временем Анна размышляла. Она знала, что комиссар был неплохим психологом. Знал людей и умел этим пользоваться. Она должна сегодня же встать и пойти к нему. Чем раньше, тем лучше. Только раз козе смерть. Видно, так тому и быть. Люссак – это власть, а всякая власть от Бога, как говорит отец. Он сильнее, и от него зависит свобода Михала. Её Михала! Но что будет потом? Об этом она и думать не хотела. А может, проститься с жизнью? Михал, наверное, переживёт это. Но имеет ли она право убивать новую жизнь? Ребёнка Михала!

Она металась на постели, как птица, пойманная в силки. Слишком многое пришлось ей вынести. Теперь она проиграла и должна платить дань. Так решила слепая судьба.

Анна провалилась в беспокойный сон. Снилась ей дорога домой с пастбища, которую она знала наизусть, и которая во сне казалась незнакомой, совершенно чужой, словно девушка никогда по ней не ходила. Всюду поджидали ловушки и преграды, волчьи ямы, провалы… Что это? Сколько же ярких точек светится! Разнообразные, как бусы, отражаются в воде… Если их нанизать на крепкую нить, вышло бы прекрасное ожерелье… Или на крепкую верёвку. Верёвку для кого? Ох! Не слышать бы этого шума в голове! Ведь этот грохот – это шум большой воды.

На следующий день горячка спала, но Анна была подавлена и не рада жизни. Её охватила апатия. Всеми покинутая, осуждённая ксендзом и людьми, она не имела больше сил бороться со злым роком.

В полдень к ней забежал Томаш. Повертелся в комнате, словно хотел что-то сказать. Ему жаль было сестры, но ведь он дал брату слово, что никому ничего не скажет о поручении Смельчака. Он был в растерянности. Сестра больна, ему хотелось бы поднять ей настроение, но брата уже два дня не было. Не попал ли он в какую-нибудь переделку? Может, Анна чем-нибудь поможет ему? И он не удержался. Анна ведь умная девушка. И не выдаст его отцу.

— Анна! А ты слышала о существовании какого-то тоннеля?
— А что?
— А то, что братишка мне кое-что об этом говорил. И неизвестно, что с ним случилось.
— Наверное, у них хороший лов, и они не хотят так быстро возвращаться.
Томаш почесал озабоченно затылок.
— Я думаю, что Смельчак вышел в море не только для лова рыбы.
— А для чего же?
— Думаю, у них была другая, тайная цель. Он говорил, что если всё обойдётся благополучно, то твой Михал завтра будет на свободе. А мне наказал следить за Петром, сыном нашего мэра.
— Что ты говоришь?!
— Ну да, сын мэра нюхает… «снег».
— Что?
— «Снег»… ну, кокаин.
— А причём здесь Михал?
— Не знаю.

Парнишка покрутился ещё немного, а затем тихонечко вышел, на цыпочках. Анна почувствовала в голове страшный сумбур. Михал… Тоннель… Снег… Теперь ведь весна. Зачем Петру снег? Ей бы самой сейчас хорошую примочку со льдом.

Когда вошла в комнату мать, Анна спала. На лице у неё были красные пятна, и она что-то бессвязно говорила. Мать, не желая сердить мужа, пробыла у дочки очень недолго. Отец был зол, как оса. Держал наготове кожаный ремень, приготовленный для Томаша. Давно уже миновало время ужина, а этот сорванец ещё не вернулся. На всякий случай мать оставила дверь незапертой. Лучше будет, если старик не проснётся, когда вернётся мальчишка.

Внезапно раздался крик Анны. Крик, полный тревоги. Старика как сорвало с постели.

Анна лежала на постели, не смея шевельнуться. Что это за стоны? Мадонна пастушья, помоги! Это же стон ведьмы. Цирцея словно коснулась её бесчувственными пальцами. Лижет ей то лицо, то глаза и шею. Неужели явилась за ней? Анна открыла глаза и сразу же закрыла, будучи уверена, что всё ещё спит. Чувствовала рядом чьё-то дыхание, а на щеках – горячее прикосновение. Это нечто стоит перед ней и стонет. Цирцея.

Она вытянула перед собой руку и наткнулась на что-то липкое. Похоже, кровь. Откуда здесь кровь? Встревоженная, она снова позвала:
— Помогите!

В комнату вошёл с зажжённой свечой отец. И остановился, как громом поражённый. Анна стояла на коленях, вытянув перед собой руку, которая была красной от крови. Кто-то снова застонал. Только тогда старик заметил лежащего на полу пса. Это был Перец. Его кудлатая голова была красной от крови, одно ухо рассечено пополам, а левый глаз закрыт.

Анна увидела пса, подошла к нему и опустилась на колени. Осторожно мокрым полотенцем отёрла ему рану. Перец, однако, лежать спокойно не хотел. Он выразительно поглядывал на дверь. Вырвался вдруг и одним махом ворвался в комнату Томаша. Уныло завыл рядом с пустой постелью. Томаша не было.

— Который час? – встревожено спросила Анна. – Ведь уже глубокая ночь.

— Да, — перевёл дух Керьян. – Скоро час ночи, а мой сыночек, прости Господи, шляется по улицам. А может, и у него есть уже любовница? – закончил он сварливо, недвусмысленно поглядывая на обеспокоенную Анну. И внезапно пришёл в бешенство.

        — Будь проклят час, когда вас народили! – кричал он. – Чтобы я, стоя одной ногой в могиле, должен был переживать всё это! Смельчака нет уже два дня. Никто ничего не знает о нём. Люди говорят, что лодка  утонула. Кто-то нашёл весло. Говорят, что со «Святой Троицы». А всё потому, что не послушался меня, взял с собой моего брата, этого безбожника Рафаэля. Дочка шляется с каким-то бандитом по пастбищам и полям людям на посмешище. Младший сыночек, сопляк, вместо того чтобы спать, как от Бога положено, шляется по ночам и навещает, небось, какую-то вдову. Такой же фрукт, как и Миколай. А может, они вместе сейчас сидят и попивают краденое вино? Ну конечно! Сегодня суббота. Небось, сидят на пристани и ждут туристов. «Ян Безземельный» снова привёз целую тучу бесстыдников, которые на пляже оголяются…

        Он кричал во весь голос, не обращая внимания на умоляющий взгляд дочери. А пёс скулил не переставая. Анна стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Ей хотелось протестовать, сказать что-то в свою защиту, и тут кто-то постучал в дверь.

        — Придержи пса! – крикнул Керьян. – Кто там, к дьяволу, шляется ночами к порядочным людям?!

        — Полиция! Открывайте!

        Полиция в эту пору? Наверно, Томек что-то натворил, или, не дай Боже, со Смельчаком какое-то несчастье. Керьян открыл. За дверью стоял инспектор Буало. Керьян и Анна с беспокойством смотрели на лицо человека, черты которого были словно вытесаны топором. Анне даже казалось, что лицо это так и не было закончено.

        Инспектор старательно запер за собой дверь.

        — Я инспектор Буало. К вашим услугам.
        — Это, вероятно, какая-то ошибка, — сказал  старик, понизив голос из уважения к власти.
        — Я слышал, что ваша фамилия Керьян, это так?
        — Да.
        — Значит, я не ошибся. Но на всякий случай прошу закрыть окно. То, что мы скажем друг другу, останется между нами. Если позволите, сперва я поговорю с госпожой Анной.
        — Откуда господин инспектор знает моё имя?
        — Я знаю намного больше, чем имя. Как ваше здоровье? Лихорадка уже прошла?

        У неё появилось неясное ощущение, что этот человек с грубо отёсанным лицом – единственный, кто сможет ей помочь. Он приехал, конечно же, по делу Михала.

        — Хороший пёс. Кто его так… угораздил? – вопросительно посмотрел он на Керьяна. – Или это вы…

        Морщины у него на лице словно углубились и закаменели. Его бесцветные глаза приобрели холодный блеск.

        — Не я, господин инспектор. Не я. Спокойно, Перец! И что это он сегодня такой беспокойный!

        — Вы сказали, что старшего сына нет, а младший где-то загулял. Я правильно расслышал?
        — Да, сказал. Уж такая беда мне с этими детьми. Один…

        Инспектор его прервал:
        — А молодая госпожа ничего не имеет сказать?

        Анна лихорадочно думала. Припомнила то, что говорил Томаш. Разве это не приснилось ей? Разве отсутствие младшего брата и израненный пёс не доказывают, что случилось нечто нехорошее? Неужели это сын мэра так покалечил пса?

        Она передала инспектору услышанное от Томаша.

        — Гм! Говорите, кокаин? Это любопытно. – Он посмотрел на пса. – Мудрая псина. По глазам видно. А если так… если так, — рассуждал инспектор, — то привязать его к поводку… Интересно, да? Куда бы он нас привёл?

        Старый Керьян побледнел. Только сейчас он понял, что с детьми могло случиться несчастье. Перец никогда не оставлял Томаша одного. И к тому же вернулся раненым. А он, старый дурень, приготовил для сына ремень...

        Он пошёл на кухню и вынул ремень из воды. Обрадованный пёс словно этого и ждал. Глухо взлаял  и завилял хвостом.
        — Кто его поведёт?
        — Я, — ответил Керьян.
        — Иду с вами! – крикнула Анна. – Только обуюсь и накину плащ.

        Буало поднял воротник и теснее надвинул на лоб шляпу. Анна в душе благодарила Бога за то, что дал ей ещё довольно сил, чтобы сделать что-то для Михала.

        Над посёлком висела тишина, предвещая бурю. Время от времени ухали совы или слышался собачий лай. Только из виллы мэра пробивался наружу свет ламп и дрожащих язычков свечей, вправленных в громадные канделябры.

        — Снова будет шторм, — решил Керьян.

        Они шли гуськом. Впереди шёл за псом старый рыбак, за ним дочь, а в конце инспектор, освещавший дорогу фонарём. Рядом с виллой мэра Перец внезапно задержался и тихо заворчал.

        — Это дом господина Лабро, верно?
        — Да, — подтвердил Керьян, не задумываясь, откуда чужак может знать об этом. – Празднуют, видно, как и перед каждым отъездом на континент.

        У ворот стояли две брички, нагруженные чемоданами, готовые к отъезду. В доме царила необычайная суматоха. Они помедлили недолго у ворот.

        Вдруг Анна крикнула:
        — Там! Там! Это она! Ведьма Цирцея! Ах, Мадонна пастушья, помоги мне!

        Инспектор не понял, то ли они пали совместной жертвой галлюцинации, то ли действительно видят женскую фигуру, окружённую зеленоватым свечением, которая показалась на доли секунды и тут же исчезла. Криком Анны инспектор пренебрёг. Только буркнул под нос:
        — Какая-нибудь горничная, свет как раз падал на неё. Исчезла за клумбой. Какая там ведьма!

        Керьян держал пса на коротком поводке. Шептал ему что-то, чтобы успокоить. Когда они отправились дальше, старик сказал:
— Мне показалось, это была наша госпожа, Мария Моника. Но не совсем в этом уверен. Что бы ей понадобилось в эту пору искать в саду?

        Они замолчали. У каждого было своё мнение, но высказать го вслух они не решались. Пёс снова вышел на след и, скуля, тянул за собой старика. Улочка в этом месте выходила на площадь рядом с костелом, поэтому инспектор поравнялся с Анной.

        — Вам нужно было всё-таки остаться дома. Горячка вытворяет с людьми разные штучки. Вижу, у вас богатое воображение.
        — Господин инспектор, я уверена, что это наша ведьма. Цирцея. Её появление предвещает несчастье. Великий Боже! Лишь бы с Ивеком и с Томашом не случилось ничего плохого!

        Она вкратце пересказала инспектору легенду о ведьмах и о том, что инженер Лясо получил перед смертью письмо, подписанное Цирцеей. Откуда Анна знает такие подробности? Узнала от Михала. Почему Михал не рассказал об этом на следствии? Рассказал, но комиссар Люссак ответил, что сказки он охотно слушал, когда был ребёнком. Анна рассказала также, чего требовал комиссар за освобождение жениха.

        — Гм! Очень любопытно, — сказал инспектор. – Вот он какой, значит, фрукт! А за Михала не беспокойся. Завтра он будет с тобой.

        Девушка подбежала к инспектору и сделала такое движение, словно хотела поцеловать ему руку. Немного смутившись, он погладил её по голове.
Внезапно Анна остановилась и уставила палец вперёд.

        — Там кто-то идёт. Прижимается к стене, вроде бы прячется от света фонарей.

        Пёс среагировал мгновенно, таща Керьяна за собой. Перец стал на задние лапы, пытаясь дотянуться до прижавшегося к стене человека.

        — Спокойно, пёсик, спокойно! Это же не враг. Это наш трактирщик, Эскублак, — сказал Керьян.

        В тусклом свете фонаря инспектор увидел Косого. Тот взмок и побледнел. Даже Анна в первое мгновение усомнилась в том, что это её давний благодетель. На нём был наброшенный как попало плащ, из-под которого виднелась пижама. В руках держал большой чемодан.

        — Придержите эту скотину! – истерично кричал он. – Он меня разорвёт! Я бегу за врачом. Мой сын заболел.

        Он оторвался от стены и двинулся неуверенным шагом, как пьяный.

        — Любопытно, правда? – сказал Буало. – Видел я людей в пижамах, ищущих помощи, но чтобы брать с собой к доктору чемодан…
        — Тем более, — прервала его стремительно Анна, — что доктор живёт возле костела, а господин Эскублак свернул в ту улочку, откуда мы вышли. Она ведёт к вилле господина мэра.

        Буало остановился.

        — Видимо, узнал, — вставил старый Керьян, — что доктора нет дома, а гуляет сегодня у мэра, так частенько бывает.

        Вывод рыбака был логичен, но зачем при Эскублаке был чемодан?  За доктором с чемоданом не бегают. А у мэра что за переселение? Стечение обстоятельств? Керьян нашёл объяснение и этому:
— Мэр часто принимает гостей с континента. Часто уезжает на материк Мария Моника с наречённым. А дочка господина мэра – это вам не кто-нибудь. Она ухитрятся менять по пять нарядов за день.

        Ни убавить, ни прибавить. Это логично, что молодая, богатая женщина берёт с собою кучу тряпок.

        — Да. Всё это логично. Слишком даже логично.
Пёс тем временем успокоился и снова отыскал след. Они были уже рядом с трактиром «Под Омаром». На первом этаже горел свет.

        — Это комната госпожи Эскублак, — объяснила Анна инспектору. Она этот дом знала как собственный. Частенько помогала Зосе прибирать комнаты. – Там, наверно, лежит больной Флориан, а мать сидит при нём. Она его очень любит.

        — Сочувствуешь им, Анна? Забыла уже, что всё зло пошло от молодого ксендза? – спросил Буало, не спуская глаз с собаки. Перец замедлил шаги, ощетинился и, обогнув трактир, остановился перед калиткой.

        «А всё-таки пёс привёл к Эскублаку», — подумал инспектор. – «Я старый дурень без нюха. Нужно было задержать трактирщика и по крайней мере чемодан проверить. У этого пса можно поучиться».

        Калитка была открыта, и они сразу оказались во дворе. Пёс повёл их прямо к складу и там начал царапать когтями дверь.

        — Здесь склад Эскублака. В нём живёт Молчун. Запирается на ночь и стережёт товары от воров, ведь и у нас есть негодяи.

        Инспектор зажёг фонарь и нажал на дверную ручку. Дверь была заперта. Посмотрел на замок – патентованный, привезённый с континента.

        — Так говоришь, Анна, здесь живёт Молчун? Спаситель наш говорил, кажется, так: «Стучите, да отворится вам». Попробуем.

        Он постучал и раз, и другой, но никто не открывал. Богу богово, а у людей – своё. Что делать? Замок патентованный. Буало нашёл бы на него управу, да нужно было держаться в рамках закона. А закон шутить не любит.

        — Господин инспектор! Здесь! Здесь! – вскрикнула Анна. – Посветите! Это, кажется, кровь! Кровь на досках и на земле. Здесь совершено преступление.
Буало посветил на землю фонарём и внимательно присмотрелся к пятнам.

        — Да, кровь, — подтвердил он. – И причём свежая. Если здесь действительно совершено… — он не закончил мысли. Вынул из кармана отмычку и стал колдовать над замком.

        «Это открытие меняет мои планы, — думал он. – Закон законом, но в таком случае моё вторжение необходимо. Самое большое – получу нагоняй от шефа и выговор. Но должен же я выяснить, что кроется за этой дверью. В своём роде это любопытное дело. Из него получится хороший репортаж. Полицейский в роли взломщика».

         Замок заскрежетал, и дверь медленно отворилась. «Я ещё не растерял воровские ухватки», — подумал инспектор, освещая внутренность склада. Первый его взгляд упал на раскрытую постель. На полу лежал перевёрнутый стул, а под ним – огарок свечи. На стене висела плеть. Он зажёг свет, и в помещении стало светлее. Он взял с помощью платочка плеть и заметил на ней следы крови и шерсти. Это шерсть Перца. Но что делал здесь пёс?

        Они вошли в кладовую. Пёс, не переставая ворчать, начал царапать пол. Он становился всё беспокойнее. Инспектор внимательно следил за каждым его движением, освещая фонарём пол, стены и ниши, но ничего подозрительного не находил.

        — Бесполезно. Идём отсюда. Пойдём за Эскублаком. Он, должно быть, уже вернулся, а если нет… — и закончил про себя: «то, конечно, уже смылся». – Может быть, он поможет нам разгадать эту загадку.

        Пёс, однако, не желал трогаться с места. Не помогали ни уговоры Анны, ни угрозы Керьяна. Он словно прирос к месту.

        — Здесь должно что-то быть, — сказала Анна. – Я знаю Перца. Он не шумит зря. А если эти ящики перенести на другое место?

        Буало взял первый с краю ящик и положил его к стене. Скоро он уже управился с работой. И тогда в полу показался потайной люк.

        Пёс ошалел от радости. Только теперь они отчётливо услышали удары, долетавшие из-под люка. Инспектор схватился за задвижку и рывком поднял дверцу. Из-под земли, как призрак, встающий из могилы, поднялась фигура Смельчака, а за ним – Томаша. Ивек подошёл к инспектору.

        — Кто вы такой?
        — Инспектор Буало, к вашим услугам.
        — Там, внизу, есть для вас одна птица. И ещё раненый товарищ. Ему прежде всего нужен доктор.
        — Доктор должен быть у Эскублака. Мы встретили его по дороге. Его сын тяжело заболел. Но Анна утверждает, что вместо доктора он пошёл к мэру.

        Ивек Керьян бросился к инспектору.
        — Слишком поздно! Теперь всё понятно. Смылся у нас из-под носа. Это он нас запер. Это он убил инженера Лясо, а помог ему в этом наш благородный мэр Лабро.
        — Выходит, с чемоданами всё понятно. Любопытно, правда?
        — О чём вы говорите?
        — Он сказал, что идёт к доктору, с большим чемоданом. А у мэра все уже были готовы отправиться в путь. Кто же, всё-таки, предупредил мэра?
        — Наверное, его сын, Пётр. Томаш его выследил. Сын мэра рассказал всё отцу, а тот решил не дожидаться дальнейшего. – Повернувшись к старому Керьяну, Ивек сказал: — Пусть папа позаботится о Роберте и Рафе… Нет. Ему больше ничего не надо. Надо присмотреть за Молчуном, он состоит в шайке. А мы, — он выразительно посмотрел на инспектора, — бежим в порт.

        Пёс заколебался.  Поднялся на лапы, словно хотел бежать за людьми, но, видимо, решил, что задачу свою выполнил. А потому широко зевнул и, снова улёгшись, начал зализывать раны.