Слабость

                СЛАБОСТЬ

                рассказ
               
                «.. не суди, да не судим будешь.»
                из Библии
    Когда тебе восемнадцать, ты полон надежд и мечтаний, тебе всё по плечу, и ты буквально рвёшься вперёд и вверх..
   Так получилось в моей жизни простого заводского парня, что именно в этом возрасте, я прошёл строгую медицинскую комиссию в военном госпитале и был признан годным для учёбы на лётном отделении нашего городского учебно-авиационного  центра ДОСААФ.
   Комиссия была очень строгой и придирчивой, достаточно сказать, что из  более чем тысячи кандидатов, прошло только девяносто человек, остальные отсеялись по здоровью.
   Днём мы все или работали или учились, а вечером шли на занятия в центр, где изучали основы самолётовождения и авиационный двигатель, установленный на самолёте ЯК-18, на котором нам предстояло летать в скором времени.
  Проучившись полгода, летом, мы, через военкомат были призваны на учебные сборы и прибыли на полевой аэродром УАЦ, расположенный  в пятидесяти километрах от города.
  Там нас переодели в военную форму без погон, разбили по экипажам и  лётчики-инструктора, начали учить нас летать.
  Мне очень повезло с инструктором. Потом, уже став офицером и большим начальником, я часто вспоминал Владимира Трофимовича Кушнира – моего первого инструктора.
  Вспоминал, как он терпеливо, но настойчиво внушал нам азы вождения самолёта, и всегда учил, что в авиации нет мелочей. И именно поэтому нужно строго выполнять наставления и предписания, в которых всё расписано как по нотам.
«Там, в НПП всё записано кровью» - часто повторял он эту истину нам, молодым курсантам и мы старались его не подводить. Наш инструктор никогда на нас не кричал, и не матерился в отличие от многих инструкторов, считавших, что с матом всё доходит быстрее.   
    Ерунда. И мы это доказали, потому что первый самостоятельный полёт «по–кругу», без инструктора в задней кабине, совершил Валька Хлызин из нашего экипажа, а за ним  и я. В других экипажах это произошло  несколькими днями позже.
   Мы тогда все  налетали уже по  двенадцать-пятнадцать часов,  начали выполнять самостоятельные полёты «по-кругу», летали с парашютами под задницей, но ещё ни разу не прыгали с ними.
   Так вышло, что два самолёта АН-2, для выброски парашютистов тогда находились в ремонте и их ждали на нашем аэродроме со дня на день.
  Когда они прибыли, начальник УАЦ полковник Чирков, принял решение, что первыми прыжки начнём мы – курсанты- лётчики, а потом уже будут прыгать парашютисты. Мы должны были обязательно сделать по два прыжка.
   На другой день полётов не было, и мы начали складывать себе парашюты для прыжков, под руководством инструктора-лётчика, и к тому же ещё мастера спорта международного класса Сергея Степановича Комелькова, очень грубого и несдержанного человека.
  Кстати  он тогда так зашугал своих курсантов, что они вылетели самостоятельно  в числе последних.
  Да, я забыл сказать, что на лётном отделении, одновременно с парнями, учились и три девушки: лётчицы - спортсменки.
  Одна из них Света Мячикова – белобрысая, рыжеволосая, с бесформенной фигурой, никого из парней не привлекала. Вторая Галя Салимова, студентка авиационного института, татарка с чуть раскосыми глазами, сразу отшивала всех ухажёров, пытавшихся её проводить, и говорила, что она пришла в центр, чтобы научиться летать, а потом попроситься в Москву, в центр подготовки космонавтов, поэтому тратить время на гуляния у неё просто нет времени.
  А вот третья, Ирина, была просто красавицей: среднего роста, стройная, сероглазая с красивой улыбкой, и вьющимися волнами светло коричневых волос на голове.
   На сборах, в нашем лагере жили, ещё около двадцати девчонок: планеристов и парашютисток, но в Ирку мне кажется, были влюблены все,  и даже кое-кто из инструкторов. И она зараза это знала, но в ответ на комплименты и ухаживания парней, только загадочно улыбалась и никому не отдавала предпочтения.
  Влюбился в неё и я. Влюбился как мальчишка  шестиклассник, навсегда и навечно. Однако окружённая мужскими взглядами  девятнадцатилетняя красавица - Ира Галкина, на меня никакого внимания не обращала, хотя я даже написал ей несколько стихов и с краской на лице, передал  через Светку.
  И надо же было так случиться, что  наши «брезентовые столы», на которых мы укладывали свои парашюты, оказались рядом. Я вначале из-за некоторого волнения этого не заметил, а потом, когда мой взор вдруг привлекла женская попка в светлых брюках, разбирающая стропы в пяти метрах от меня, я просто подпрыгнул от радости.
  Вот за сборкой Д-5, парашюта, с которым мы прыгали мы и познакомились. А потом и попали в одну десятку, чтобы прыгать.
  Как я прыгнул в первый раз, почти не помню. Помню только дикий восторг от голубого неба, зелёного аэродрома и купола парашюта над головой.
  Я приземлился на землю, как положено на две ноги, было немного больно. Потом упал на бок, и тут же посмотрел вправо - там, метрах в пятидесяти от меня, уже стояла на ногах Ирка и собирала свой парашют.
  В этот момент, в свете солнца, она показалась мне Афродитой, принцессой, в общем, одной из самых красивых девушек на свете.
  Я быстро вскочил на ноги, и крикнул, что есть мочи:
 - Ирка, ура! Мы прыгнули, всё замечательно!
Она в ответ улыбнулась мне, и я просто одурел от счастья.
  Полчаса, о чём-то болтая, мы добирались до наших столов, а в воздухе были слышны крики, смех и дикие возгласы моих друзей, уже налетавших в воздухе на самолёте помногу часов, но впервые прыгнувших с парашютом и испытавших,  так же, как и я, совсем другие чувства полёта без крыльев.
  На месте, нам тут же дали указания снова готовить парашюты ко второму прыжку, и десять человек, весело переговариваясь между собой, радостные, возбуждённые начали  распутывать стропы и  укладывать парашюты.
  В это время наша, видавшая виды санитарная машина, привезла двух потерпевших курсантов: у одного из них Лёньки Лопатина, при ударе о землю была сломана нога, а у второго Мишки Семёнова был просто вывих.
  Машина остановилась возле нас, из неё начали доставать парашюты пострадавших, а начальник медицинской службы центра – майор Кошкин, начал докладывать полковнику Чиркову, о том, что произошло.
  - Твою мать! Мне только этого не хватало! Учили их, учили дол…., и на тебе: перелом и вывих. Ладно, доктор, вези  этих оболтусов к себе в санчасть, а потом фельдшера с машиной назад сюда на аэродром, тут они нужны будут, - резюмировал наш начальник, наблюдая в стерео трубу за прыжками, однако прыжки не остановил.
  Я слышал эти слова, слышали их все ребята  и три девчонки, но никто из них даже ухом не повёл, все продолжали готовить  свои парашюты. Все кроме меня.
  А я вдруг вспомнил тот удар о землю, боль в ногах, падение на бок, и вдруг почувствовал, что больше прыгать не хочу. Не хочу и не могу. А сам в это время продолжал укладывать парашют под присмотром инструктора.
   Как я шагал к самолёту, почти не помню, но мокрый от волнения и страха я в нём оказался.  Оказался вместе ещё с девятью такими же бедолагами как  я, в том числе и тремя девчонками.
 Когда самолёт разбежался по аэродрому и поднялся в воздух, я закрыл глаза, и старался ни о чём плохом не думать, но у меня не получалось. В голове сверлила одна мысль:      « Не прыгай, не прыгай сейчас. Ты разобьёшься!»
Липкий страх парализовал меня, и одновременно в голове моей шевельнулась мысль: « А ведь это всё! Если не прыгну - конец мечте, конец лётной карьере».
  И в то же время гнусненький, вкрадчивый голос страха шептал мне: « Ну и что, что конец мечте и карьере. Миллионы людей на земле не летают над ней, а ходят ножками, Зато будешь, жив и здоров».
  Самолёт набирал высоту, и мы десять человек
парашютистов вместе с «выпускающим»  инструктором Комельковым,  сидели на зелёных сиденьях и ждали  команды.
  Я сидел последним из шестёрки, а напротив сидели три девчонки и Валька, мой друг. Девчонки переглядывались друг с дружкой и улыбались, хотя улыбки у всех троих были какие-то неестественные.
  Сделав два круга над аэродромом, старенький АН-2 наконец набрал высоту и над кабиной лётчиков, загорелась зелёная лампочка: «Можно прыгать. Вперёд и с песней дорогие курсанты».
  Комельков встал, проверил закрепление вытяжных фал к тросу и,  открыв дверь кабины, улыбнувшись, сказал:
  - Первый пошёл. До встречи на земле.
   В открытую дверь шагнул, первый курсант, второй, третий, четвёртый, пятый.. Теперь была моя очередь. Но мои ноги стали ватными, они будто приросли к полу самолёта, и я не мог ими пошевелить. Я стоял в шаге от инструктора и, стараясь перекричать шум двигателя и ветра, крикнул ему:
  - Товарищ инструктор, а можно я сейчас прыгать не буду, а? Что-то мне не хорошо, - и  как собака заглянул ему глаза.
  В этот момент,  боковым зрением  я увидел Иркины глаза, она должна была прыгать следом за мной. Они глядели на меня насмешливо и, как мне тогда показалось с презрением, словно она понимала, что я струсил и  проявил слабость.
  - Хорошо, отойди  тогда в сторону, не мешай другим, - вроде бы понял моё состояние инструктор, и  двумя руками взяв меня за плечи, повернул спиной к открытой двери.
  Повернул, а потом вдруг резко толкнул назад. Толкнул так, что я  спиной, вверх ногами, вывалился из самолёта, и у меня даже не успело ёкнуть сердце.
  Но, всё равно, я успел закрыть глаза, и открыл их только тогда, когда меня дёрнул открывшийся  надо мной купол.
  Прежнего восторга от приземления не было, и главное, я стыдился смотреть по сторонам, там где-то должны были приземлиться девчонки, видевшие мою мужскую слабость.
  Отнесло меня довольно прилично от аэродрома, и я почти час добирался с двумя парашютами до места.
   Уже привезли обед, и весь личный состав расположился под тентами за накрытыми столами.
  Все, кроме очередной группы курсантов, готовящих парашюты для прыжков. Возле них стоял Комельков и давал указания.
  Увидев меня, он улыбнулся и спросил:
- Ну, как ты? Всё нормально?
  Я в ответ молча кивнул головой, и вдруг сказал:
 - Товарищ инструктор, а можно мне сегодня ещё раз прыгнуть, а? Очень нужно!
   Он внимательно посмотрел на меня, немного подумал, и сказал:
  - Тебе можно,  но только в виде исключения.
 В это время к нам подъехала грузовая машина, с нашими девчонками, прыгавшими следом за мной, ветер отнёс их далеко, прямо на вспаханное поле.
  Я отошёл в сторону, и наблюдал, как девчонки передавали свои парашюты из кузова вниз ребятам, а потом  сами слезали через борт на землю.
  И ещё я заметил на Ирке, когда она слезала из кузова, впереди на  светлых брюках  небольшое, уже начавшее высыхать мокрое пятно. И понял, что ей тогда тоже было очень страшно, и она просто немного описалась..
  В тот день я прыгнул ещё два раза, и уже ничего не боялся. Но с того дня больше об Ирке не думал, а просто учился летать.
  Светка потом много летала на спортивных самолётах и вертолётах, защищала честь страны, потом вышла замуж за лётчика и родила ему троих детей
  Галя Салимова, космонавтом так и не стала, но добилась того, чтобы летать командиром на крупных авиационных лайнерах.
  А Ирка, после двух лет обучения в нашем авиационном центре, окончила институт, и уехала по распределению, куда-то в Восточную Сибирь. Это я слышал от ребят, потому что мне самому, после того случая, она стала совершенно безразлична.
  Ну а я, окончив военное авиационное училище, стал офицером, правда, не лётчиком..
               
                14 января 2014г.