Последний магазин

–Так что, ты правда никогда не был в магазине?
–Нет.
–А хоть знаешь, что это такое?
–Я слышал, что водку взять довольно-таки трудно...
–Довольно-таки... Ха. Тебе сколько лет?
–Двадцать три.
–Не густо, – усмехнулся маленький, коротко стриженый человек мальчишеского телосложения, – и что ж, тебе романтики захотелось или жить надоело?
–Да ты что, Шурка, сдурел, такого с собой брать?! – встрял в разговор высокий, белокурый, обаятельно-курносый парень. – Людей только смешить!
–Помолчи, Петя, – недовольно поморщился Шура и, щурясь, пристально всмотрелся в стоящего перед ним человека. – Ты не ответил на вопрос. Романтики, да, хочется?
–Выпить хочу.
–Хочет он! Да ты хоть знаешь...
–Петя! – утомленно буркнул низкорослый Шура. – Я же сказал тебе... Так, значит, выпить хочешь? – по тону чувствовалось, что ему понравился ответ незнакомца. – А я тоже хочу. Кличут-то как тебя?
–Виталий. А если считаете меня трусом, или, думаете, лишней обузой буду, то так и говорите, и нечего...
–Не шуми ты, – миролюбиво проговорил Шура, доставая из кармана сигареты, – нервы побереги, они еще пригодятся. Ну, а меня зовут Саша, это Петя. Завтра пойдешь с нами в магазин, Виталик.
–Вот этого я не понимаю! – взорвался Петя. – Ты хоть бы объяснил ему, Шурка, что такое магазин, глядишь, вьюноша и в штаны навалит.
Виталик сжал зубы, а большие воспаленные глаза его его нервно блеснули. Петя, почувствовав перспективу выяснения отношений, тоже внутренне напрягся. Шура покачал головой и невозмутимо закурил.
–Ладно, мужики, хорош вам, – помолчав, сказал он, – ты, Виталик, не дергайся, и ты, Петька, кончай на парня наезжать. Сам три раза был в магазине, а блатуешь, будто все триста.
–Так я ничего, просто...
–Замяли. Итак, завтра встаем на рассвете. Предлагаю заночевать у меня.
...В эту ночь, лежа на низкой поскрипывающей койке, Виталик долго не мог уснуть. Как быстро потекли события. Сегодня днем он впервые приехал в этот город, спросил у сидящих на лавочке парней, как добраться до магазина, завязался небольшой разговор, и вот уже завтра утром он едет туда. Виталик долго лежал, широко открытыми глазами смотрел в потолок, размышляя то о своих новых случайных знакомых, то о предстоящем походе в магазин, то о прошлом, а сердце гулко колотилось в груди в предчувствии неизведанного. Потом вспомнилась родная деревня, покойный дед Кондратий. Седой, костлявый, сморщенный, как сухофрукт, полулежал дед на старенькой русской электропечи и, попыхивая мундштуком, говорил слабым, хрипловатым, печальным голосом:
–Да, внучек-внучек... Чую, помру скоро. Ноги не ходють, спина не гнется, да и сами дохтура давно помирать советуют. И жаль мне тебя, ой, как жаль. Один останешься. Но пуще того жалею, что счастьица тебе попробовать не судьба.
–А какое оно, дед, счастье?
–О-о-о... Счастье... Словами разе ж это растолкуешь. Да я и не писун какой-нибудь гениальный, чтоб красочно-то говорить. А только скажу, давным-давно все это было. Я тогда молодше тебя был. И продавалось счастье, почитай, на каждом углу. Стоило недорого, не веришь, вот те крест – почти что даром давали. Водкой оно звалося, счастьице-то наше. Кажинный день, почитай, я счастливый ходил, кажинный день божий!
–А какой она была, водка?
–Водка... Белая, как водица. А вкус горький, ой, горький вкус. Мне б хоть разок ишшо скус ее попробовать – хоть завтра за это помереть согласен. Выпьешь, бывалоча, ее, родимую – и все меняется. И сам себе хорошим кажешься, и вокруг все хорошие, и вся жизнь-то такая хорошая=хорошая. Милая жизнь... Одно слово – счастье!
–Дедушка, а куда же водка пропала тогда? Месторождения иссякли?
–О-о-о... Ничего ты не знаешь. Запретили счастье нам... Те, что у власти. Попервоначалу-то водка только дорожать стала. То б еще полбеды. Но все меньше и меньше становилось водки. И за какие грехи покарал нас Господь? На моих глазах магазины закрывать стали. Один за другим, один за другим. А какие магазины работали ишшо – там водка в драку. И не осудишь ведь людей, всем счастья хочется, а на всех перестало хватать. Скотов из людей сделали, так-то, внучек. А которые доступ к водке имели, так те втридорога торговали. Сперва по 20 рублев, потом по 50, по 100. Наживались на чудом горе. Но и это потом кончилось. Все кончилось...
–И что, дедушка, совсем нигде не осталось счастья?
–Не знаю... От одного проезжего слыхал намедни, есть, мол, такой город, где остался магазин водочный. Один на всю страну. Последний. Но там такое, говорят, деется, что не приведи Господь... Эх, Виталичек, зазря я тебе, старый, голову морочу. Но жалко мне тебя. Я-то счастья вдоволь хлебнул, а ты опоздал родиться. Поздно уже! Да вставай же ты, елкин свет!
Виталик вздрогнул и открыл глаза.
–Хорош дрыхнуть, пора! – у кровати стоял Петька. В окна вползал мутный рассвет холодного осеннего утра. Виталик медленно поднялся с койки, потянулся.
–Так, брат, – увидев его, кивнул Шура, – я пока картошки разогрею, а ты разомнись, гантелькии вон подергай – полезная штука, – тут он резко ткнул Виталика кулаком в живот. – Молоток! Пресс держишь!
Виталик растерялся – обижаться ему или нет, но, видя, что Шура больше не обращает на него внимания, молча взялся за десятикилограммовые гантели.
–Давненько я не был в магазине, – натягивая на себя плотно облегающий тело комбинезон, нервно усмехнулся Петя, – Давненько косточки не разминал. Ты, кстати, завещание-то черканул, вьюноша? Зря, между прочим, хорошая примета, – он вложил в набедренный кармана выкидной нож и, застегнув карман на молнию, вновь посмотрел на Виталика. – А ты что, в этом клифте и в магазин собрался? С костями же обдерут, елкин свет!
–М-да, – критически оглядев одежку Виталика, сказал Шура, – об этом я забыл. Одежда должна быть обтекаемой, чтоб в любую щель проскользнуть, а застрянешь – хана. Ладно, дам я тебе мой старый комбинезон. Сам оборудовал. Счастливый комбинезончик, между прочим, я в нем в магазин раз сорок ходил, и только однажды ребро поломали. Так, мужики, пойдемте хавать пока, что ли.
С удовольствием поев рассыпчатую картошку с маслом, Виталик надел комбинезон и придирчиво оглядел себя в зеркало.
–Как по тебе пошит, – одобрительно заметил Шура. Петя тем временем достал с полки три запыленных мотоциклетных шлема.
–Да оставь ты эти балдахины, – сказал Шура, – тяжело в них.
–Ага! А по башке если вдарят?
–Хорошо если вдарят, то и шлем не поможет. Я, коротышка, в шлеме и в дверь-то не пролезу, и тебе, Виталя, одевать не советую. Это раньше народ изощрялся – шлемы, бронежилеты. Конечно, не больно, когда в толпе тебя начнут расплющивать, а чуть равновесие потерял – и крышка. Не вывернуться, так и задохнешься в доспехах. Налегке надежней.
–А, смерть не обманешь, – махнул рукой Петька, – присядем на дорожку-то?
–Это дело святое, – кивнул Шура и, опустившись на табурет, неторопливо закурил. Виталик тоже достал сигарету. В тишине было слышно нервное тиканье стенных часов.
Во дворе было безлюдно, лишь черный, как юмор, кот куда-то осторожно пробирался по кромке газона. Под ногами похрустывал ледок, где-то шуршали шинами редкие пока автомобили.
–О, и не спится ведь, – проворчала попавшаяся навстречу старушка с помойным ведром. – Спозаранку вылезли, смертники. Скорей бы всех вас там передавили, сволочей!
–Айда с нами, бабуся! – крикнул ей Петька. – Потолкаемся, старая!
–А что, народ не любит тех, кто ходит в магазин? – спросил Виталик.
–На-род, – протянул Петька, брезгливо сплевывая, – трусы все. Небось поставь перед ними водку, так не откажутся, а чтоб в магазин сходить – слабо.
–Ну, этой-то, положим, до магазина-то не добраться, – заметил Шурка, – дай Бог от помойки до дома свои кости доволочь.
–Так и нечего варежку раззевать! Небось, пожила в светлые времена, попила без всякого труда водки, а что мы теперь тоже хоть чуть-чуть пожить хотим в удовольствие – так сразу сволочи!
–Мне дед тоже любил про старые времена рассказывать, – вдруг неожиданно для себя разоткровенничался Виталик. – А вот скажите, как это бывает, ну, когда выпьешь?
–О таком не расскажешь, – улыбнулся Шурка, – надо самому распробовать.
–Я первый раз выпил, думаю, ну и пакость, ну и горечь, – с увлечением заговорил Петька, – за что я жизнью рисковал, елкин свет? А потом вдруг хорошо мне стало, как никогда. Радостно-радостно, тепло как... Эх, лучше не говорить об этом – слюнки текут!
–По науке это зовется состоянием опьянения, – сказал Шурка, – ни с чем не сравнимая штука. Эх! Ладно, кончаем базар. Автобус!
Несмотря на ранний час автобус был полон. Ехали исключительно мужчины средних лет, их заспанные лица были угрюмо-сосредоточенны.
–Все туда, – сказал Шурка Виталику.
–И все местные?
–Почему. Со всей страны люди съезжаются, вроде тебя. Не зря в городе на каждом углу гостиница. Денежек за год поднакопят, в отпуск выйдут и катят сюда счастья попытать.
–До магазина-то далеко еще? – спросил стоящий у окна лысоватый мужчина.
–Минут сорок езды. Да пешкодралом с полчасика.
–Додумались построить у черта на рогах!
–Скажи спасибо, что на Луне не открыли.
Автобус остановился, впуская в себя новую партию людей, почти все были в спецодежде, кое-кто держал в руках мотоциклетный шлем.
–Шурка! – толкнул Шурку в плечо высокий, коротко стриженый рыжий парень с веснушчатым скуластым лицом. – Куда едешь, змий?
–За грибами, – нехотя буркнул Шурка.
–Да? А я было подумал, уж не в магазин ли часом? – оскалил зубы Рыжий. – Вместе веселее было б. Позавчера-то из Альбертика там кишки выпустили – вот смехота-то была! Как в гирляндах все в кишках запутались. Я тоже дяденьку одного перышком в животик ткнул – да там и оставил на память, иначе б руку вывернули.
Шурка молчал, не глядя в веселые, нагловатые глаза Рыжего. Кое-кто в автобусе, прислушиваясь к разговору, понимающе посмеивался.
–А мне сегодня снилось, что из тебя, Шурка, в магазине барельеф сделали, – продолжал паясничать Рыжий. – Не хочу тебя огорчать, но у меня что ни сон – то в руку, имей в виду. Да не падай духом, мне еще батя-покойник говорил, мол, хоть сто раз в магазин войди, выйдешь один черт девяносто девять.
–Не устал каркать-то? – раздраженно поморщился Шурка.
–И что ты такой занудный. Едем, можно сказать, отдохнуть, развеяться, а он нервничает. Видали? У всех нервы! Моего брата в том месяце в магазине растоптали, так я так распсиховался, что одному дяденьке нос откусил. Потом вышли из магазина, он говорит: «Ну, объясни, зачем ты это сделал?» А я говорю: «Да черт его знает... Так, от безысходности». Ну, и выпили с ним в тот день вместе, чтоб без обиды. Сейчас он домой укатил, в Хабаровск, сюда-то в отпуск приезжал, кайф попробовать. Вот жене сюрприз-то будет, а?
Так за скучноватой болтовней незаметно выехали за город, по обе стороны дороги замелькали сосны, а вскоре автобус и вовсе остановился на конечной. Никакого магазина видно не было, все бодрым шагом шли по широкой тропе. Тянуло холодноватым ветерком, и Виталик изредка поеживался.
–У, ладно, Шурка, ладно, Петька, – подмигнул Рыжий, обгоняя приятелей, – может, в магазине встретимся. Хо! Да вы никак новобранца с собой привели! – присвистнул он, увидев Виталика. – В первый раз в первый класс, ага?
–С чего ты взял? – вызывающе бросил Виталик.
–Так ведь, ха-ха, написано же все на морде твоего лица. Идешь, таращишься, как девочка-невесточка на брачную раскладушку, мол, что ж день грядущий нам готовит. Не бойсь! Ну, вначале, может, будет немного больно, но потом ты уже ничего не почувствуешь. Счастливо!
И Рыжий широкими шагами заспешил вперед.
–Придурок какой-то, – вполголоса обронил Виталик.
–Да уж, – согласился Шурка, – неприятный тип. Хотя и смел и ловок, как черт, но от души, по-моему, одна плесень осталась. Кто из знакомых ни погибнет – ему, похоже, только ржачка. Я б с таким в магазин не пошел. А вон он, кстати, магазин, видишь?
Сразу же за группой сосен с обгорелыми стволами взору приятелей открылось приземистое железобетонное здание магазина. Магазин представлял из себя подобие гигантского бункера с черными металлическими воротами, возле которых стояли и сидели уже сотни и сотни людей. Чуть поодаль от магазина народ рассеивался, многие сидели кучками вокруг костров. Виталик  поймал себя на мысли, что ожидал увидеть большее, и тут же спросил себя: а что, собственно, большее? Это, конечно, не ботанический сад, но ведь и не Освенцим же.
–С ночи ждут, – заметил Петька, кивнув на народ. – Тысячи три собралось, попотеем сегодня, елкин свет!
–Не так страшен магазин, как его малюют, – афористично проговорил Шурка, – о, давайте-ка к тому костерику подсядем. Знакомые рожи.
У костра сидели четверо парней и, пожевывая печеный хлеб, изредка косились в сторону магазина.
–А, вот и Шура!
–Привет.
–Ха, ну как же, без Шуры и магазин не магазин.
–И ты, Петя. Здорово!
Виталик тоже присел к костру, достал сигарету и прикурил от дымящейся ветки. Вокруг мерно гудел народ, временами то тут, то там вспыхивали короткие перебранки, слышался смех, у одного из костров звучали фальшивые переборы гитары. Во всем и во всех ощущалось напряжение ожидания, быстро передававшееся и Виталику.
–А что, магазин еще не открыт, что ли? – спросил он, с интересом разглядывая большие черные двери, на которых были отлиты изображения хохочущих чертей и зловещих скелетов с косами.
–Что, парень, чердак поехал? – хохотнули сидящие у костра.
–Не обращайте внимания, – улыбнулся Шурка, – первый раз у магазина человек. А открывают в два часа, Виталик.
–Сейчас-то ерунда ждать. Еще не холодно. А вот зимой – бритва. Врежет под сорок градусов, а люди все равно спозаранку съезжаются, позже 12-ти подъедешь, так и в магазин не влезешь. Постоят так часиков пять-шесть, глядишь, к открытию половина обмороженных, а кое-кто и окочурится у входа. Так-то, брат...
–В морозы, верно, не столько от давки, от булавок, от ножей, сколько от стужи народ мрет, – вздохнул Шурка, – я зимой раз пальцы ног сам не заметил, как отморозил. И в магазин в тот день не вошел, и три пальца потом отняли.
Виталик молча курил, пытливо вглядываясь в лица собеседников. Его с самого утра мучил один вопрос, но он все медлил спрашивать, зная, что наверняка подымут на смех. Но наконец любопытство победило.
–Я в первый раз, ребята, – заговорил он, – мало что знаю о магазине. Но вот вы говорите, убивают там, все с ножами и прочее. За это ведь и посадить потом могут, да?
–Ну, темнота, елкин свет, – Петька только покачал головой.
–Ты серьезно ничего не знал? – Шурка тоже удивился. – В магазине разрешено использовать все, кроме огнестрельного оружия. Убить человека в магазине не считается преступлением, и трупы из магазина не выдают родственникам, не хоронят, а сжигают. Был человек, вошел в магазин и исчез – будто никогда и не было.
–М-да уж. – тяжело вздохнул кто-то. – Бог создал водку, черт – магазин...
–Что на черта валить, – с неожиданным озлоблением сплюнул Шурка, – не хотят власти, чтоб нормально пил народ. А продают в таких условиях, чтоб мы, самые упорные, здесь друг друга сами постепенно поистребляли. Все четко, все продумано!
–Особенно западло, если новичка кокнут. Мы хоть водку попробовали, знаем, за что рискуем, но ведь обидно, если, водки не пригубив, сразу же в печь.
–Все правильно! Жили раньше без водки – ну и дальше живите, нечего сюда соваться. Это уж нам, кто попробовал, без этого дальше и жить-то глупо.
–Ты так говоришь, будто с колыбели водку пил, – возразил Шурка приятелю, – все мы когда-то сюда впервые пришли, так что теперь из себя корчить?
За разговорами время шло быстро. Толпа росла, густела, вскоре уже все потушили костры, поднялись на ноги, гул голосов становился громче, возбужденнее. По крыше магазина, сварливо перекаркиваясь, бродили сытые вороны.
–Гляди-ка, опять амазонки притопали, – сказал Петька, кивнув на стоящих поодаль двоих крепко сбитых девчат в синих комбинезонах. Пожалуй, среди толпы это были единственные представительницы прекрасного пола, – неймется лошадкам!
–Что ты хочешь, тоже ведь люди, – пожал плечами Шурка, – в прошлом году они втроем ходили, одну раздавили не так давно. Кстати, видишь эту троицу, – Шурка кивнул на троих парней в шлемах и легких кольчужках, – болтают, каскадеры они. Да и по виду чувствуется, что не пьют.
–Каскадеры? – не понял Виталик.
–Да-да. Ах, ты ж не знаешь. Каскадерами зовут тех, кто берет водку не для себя, а на продажу. Рискнув жизнью, купят бутылку по госцене за 130 рэ – гроши, в сущности. А потом продают толстосумам тысяч за 20-25. Те выкладывают денежки, зато без всякого риска.
–Богатым всегда хорошо жилось, – резюмировал Петька.
–О! Шурка! Мы опять рядом, – к приятелям пробирался Рыжий, – я слышу, чей-то голос гугнявый – ну до чего знаком! Скоро начнется веселье... Гляди, – он вынул из кармана узкий нож с изящной рукояткой. – Кореша на заводе выточили. Хорош, а? Нравится? Хотел бы на нем повиснуть, а?
Шурка закурил, демонстративно не отвечая на болтовню Рыжего.
–Зря ты дуешься. Смешно это близко к сердцу воспринимать. Я ж тоже не со зла базарю. От безысходности, обстановку разбавляю и т.д. и т.п. Это уж завсегда так водилось: в жизни друзья, а в магазине соперники. Можно подумать, ты меня ножом не пырнешь, если мы у окошечка столкнулись, а водка на исходе?
–Может быть, – нехотя вздохнул Шурка, – но зачем лишний раз зубоскалить?
–А зачем мне быть скрытным? Гласность – основа демократии. А что может быть демократичнее магазина? В нем-то все равны и по-настоящему, а не на бумаге. О! Гляди, братва! Везут!
По толпе прокатилась волна возбужденных выкриков, все как один повернули головы направо. По дороге в сторону магазина ползли два танка – за ними три огромных бронированных грузовика в окружении вооруженных мотоциклистов. Замыкал колонну еще один танк, а в воздухе низко над дорогой кружил военный вертолет.
–Везут! Везут! – неслось по толпе.
–Водку везут, да? – догадался Виталик.
–Икру кабачковую! – заржал Рыжий. – Ну, парень, веселишь ты меня. Живыми останемся, так пойдем ко мне пить, еще что-нибудь этакое поспрашиваешь.
–Что-то конвой стали слабоватый посылать, – заметил один из мужиков, – забывать стали про банду Кролика...
–Года три назад это было, – видя вопросительный взгляд Виталика, заговорил Шурка. – Собралось отчаянных ребят человек 20, ну, и напали они на конвой, когда водку к магазину везли. Танки из гранатомета зажгли, солдат очередями положили, а машины с водкой куда-то в глушь угнали. А руководил всем этим некто по кличке Кролик – отчаянная голова. Где-то в деревушке в погребе окопались и пили водку день за днем напропалую. Больше недели их искали, нашли, целый батальон село окружил, ну, и положили всех. Говорят, отстреливались парни до конца, и каждый в одной руке автомат держал, в другой руке бутылку – стрелял да прихлебывал.
–Зато попили ребята, так попили. – заметил кто-то.
–Но говорят, – продолжал Шурка, – что Кролик-то этот самый не погиб, якобы успел еще раньше несколько ящиков водки в машину загрузить и смылся. Бутылку даст где-нибудь – и все двери для него открыты, все его так спрячут, что никакая собака не найдет. Но мне что-то слабо верится. Погиб, наверное, как и все – ведь сколько войск было поднято!
–Что? Что ты там мелешь? – возмутился Рыжий, и стоящие рядом тоже неодобрительно загудели. – Это Кролика-то убили? Кишка у них тонка Кролика взять! Он сейчас, небось, сидит где-нибудь да посмеивается. Или среди нас в магазин пришел. А что? Кто его в лицо знает. Одна кличка – Кролик.
Виталику подумалось, что для всех этих людей Кролик был нечто вроде Робин Гуда, и всем хотелось верить в бессмертие и неуязвимость человека, хоть раз отобравшего водку у властей. Тем временем боковые ворота бункера-магазина приоткрылись, машины с водкою проехали через КПП. Конвой, передохнув, двинулся обратно в город. А толпа у дверей все уплотнялась, взгляды становились решительнее, голоса громче, общее дыхание учащенней.
–Время-то сколько?
–Начало второго.
–Скоро уже...
–Эх, пан или пропал, – шумно вздохнул Петька, – скорей бы уж, что ли...
Виталик заметил, как побледнело Петькино лицо. Смертельная тоска затаилась в самой глубине его возбужденно бегающих глаз. Над толпой нависло болезненно-мутное небо, но никто не смотрел вверх.
–И ублюдки, смотрите, подъехали! – выкрикнул кто-то.
–Ну а как же без них...
Виталик повернул голову и увидел черную грузовую машину, что, съехав с тропы в обочину, остановилась невдалеке от магазина. В кабине ее сидели двое мужчин в черных спецовках, один дремал на руле, другой, полноватый, в очках с роговой оправой, покуривая, скучающе поглядывал на толпу.
–Ублюдки, – повторил Виталик, вопросительно взглянув на Шурку.
–Ублюдки, – кивнул тот, – их так все зовут. Вот уж погань так погань. Работают по уборке магазина после закрытия. Очищают помещение от трупов.
–И хорошо платят?
–Прилично. Но, главное, все из карманов убитых тоже им в карман идет – полуофициальная надбавка за грязный труд. Думаешь, в ублюдки всякая уголовщина идет? Ошибаешься. Вот тот, очкастый, видишь? Преподавал русскую литературу в университете, кандидат наук. Но решил, видно, что его место здесь, ушел в ублюдки. Ладно, Виталик, готовься. Держись за нас с Петькой. Нож пускай в ход в крайнем случае. И еще: берегись в магазине оказаться у стен, в них булавки, ну, то есть пики металлические торчат, моментом проколят насквозь, понял.
–А продавщица открывает дверь ровно в два?
–Ха-ха, елкин свет! Продавщица! – нервно рассмеялся Петька. Виталик еще раз взглянул в толпу, бурлящую у черной двери, и понял всю глупость своего вопроса. Кто бы не открыл дверь – будь то хоть взвод каратистов – все за секунду были бы сметены и раздавлены людской лавой. Конечно, двери открывались автоматически.
–Главное, не струсь, – продолжал наставлять Шурка, – растеряешься – пропал. Из магазина два пути: или с бутылкой через боковой выход, или на носилках ублюдкам в печь. Третьего не дано. Хотя... Еще не поздно уйти.
–Я не за этим сюда полстраны добирался!
–Многие едут, да не все решаются потом... Ладно. Я все сказал.
–Без пяти два, – громко возвестил голос сзади. Толпа колыхалась, гул нарастал с каждой минутой. Кто-то безобразно ругался, кто-то отпускал нелепые шутки, некоторые стояли молча, стиснув кулаки и напряженно вглядываясь в готовую разверзнуться пропасть черной двери – каждый подбадривал себя как мог. Нервное нетерпение передалось и Виталику. Больше ничего не слыша и ни на кого не глядя, он пожирал глазами дверь и ждал, ждал, что вот сейчас, вот-вот будет...
И вдруг по толпе прокатился сдавленный рев. Он начался у дверей магазина и в несколько секунд охватил все колышущееся людское скопище. Сзади напирали, Виталик почувствовал, как больно стиснули грудь, и тоже заревел от боли, от страха, от ярости, так, бросаясь в смертельную драку, ревет раненый зверь, заглушая страх. Черные двери магазина медленно, словно нехотя, разъезжались в разные стороны, толпа подалась, будто в узкую воронку засасываясь в образовавшийся проход.
–Иии-гого-го-го! – перекрикивая всех, идиотски заголосил Рыжий. Словно на гребне волны он стремительно несся к дверям, ловко отбрасывая впереди стоящих в сторону, кого за шею, кого за волосы.
–И какой черт занес нас в этот магазин! – вдруг услышал Виталик смех Петьки и расхохотался в каком-то диком экстазе. В этот миг толпа резко бросила его вперед, он потерял равновесие, но падать было некуда. Едва касаясь ногами земли, Виталик плыл к дверям магазина. Вот двери совсем рядом. К углу дверей был притиснут плешивый пожилой мужчина, он жалобно выл, пытаясь освободить прижатую к углу сломанную руку. У дверей мелькнул Рыжий, секунда – и нож чиркнул плешивого по горлу. Убитый плавно оседал, словно в пульсирующей трясине утопая в людском скопище. Еще несколько секунд, и Виталика с очередной волной спрессованного человеческого месива внесло вовнутрь магазина.
Сперва он едва не ослеп, вдруг со светлой улицы оказавшись в кричащем, толкающемся, душном полумраке – лишь две тусклые красные лампы горели под потолком магазина, да у противоположной стены была освещена небольшая решетчатая дверца. «Пики на стенах!» – вспомнил Виталик слова Шурки и увидел у стены труп мужчины – он висел, проколотый пикой, как кузнечик на булавке в коллекции. А где же Шурка, Петька? Ничего не разобрать.
–Ну что, Виталик, как, держишься? – словно в ответ послышалось рядом тяжелое дыхание Шурки. – Ничего, нормально влезли. Петя! Теперь по центру, главное, по центру держаться и вперед!
–А скажите п-п-пожалуйста, кто п-п-п-последний, – задыхаясь в истеричном смехе, простучал зубами Петька, он был из числа людей, которых в экстремальных ситуациях охватывает бурный приступ черного юмора. Внезапно Виталик почувствовал легкий, пришедшийся вскользь удар по голове и обернулся. Слева маячило потное небритое лицо, в руке этого типа Виталик заметил нечто вроде кастета: давка помешала ударить как следует. Виталик растерянно смотрел, как небритый, тоже рвущийся к центру, замахивается вторично, смотрел, даже забыв про свой нож, даже не пытаясь отклониться. Но вдруг мужик сдавленно охнул и пополз вниз, а из-под его руки вынырнула растрепанная голова Шурки.
–Чего рот раззявил?! – заорал он, беспорядочно ругаясь. – Еще б немного – и труп, мать твою, японский, а, Петька. Ну, вперед же, мать, осторожней, не отрывайся ты, блин... Булавки, мать...
Виталик задыхался, пот ручейками тек по лицу, по шее. «Только бы не потерять сознание», – вертелось в мозгу. Тем временем Шурка, качаясь от толчков со всех сторон, медленно, но протискивался вперед, Виталик шаг за шагом пробирался вслед за ним. Потом случилось настоящее столкновение. Кучка притиснутых к стенам людей, почуяв близость «булавок» и смерти, вдруг разом с удвоенной яростью поперла на центр. Виталика резко мотнуло в сторону, он наступил на что-то мягкое, еще шевелящееся, и едва не потерял равновесие. Он увидел, как Петька, стараясь не поддаться напору с боку, лихорадочно работал кулаком и ножом, но вдруг, получив удар в висок, качнулся и стал заваливаться на спину.
–Шурка! – не помня себя, вскрикнул Виталик, пытаясь прорваться к падающему приятелю. – Шурка! Сюда!
–Стой! – перед ним возникло перекошенное Шуркино лицо. – Стой! Ты что, куда?
–Петька же, видишь!
–Вижу. Назад!!! Подохнешь, ублюдок сучий, назад!
Шурка схватил Виталика за руку, что есть силы рванул его на себя. Толпа качнулась в другую сторону, и человек пять, не выдержав напора, с размаху ударились о стену с пиками. Стены, обрастая пропоротыми трупами, с каждой минутой становились все менее опасны. А Петькина голова последний раз мотнулась в полумраке и исчезла из виду. Полный ненависти взгляд Виталик бросил на Шурку – тот неукротимо рвался вперед к решетчатой дверце, будто ничего больше не видя, не слыша, не чувствуя. «Безумие, – стучало в мозгу Виталика, – кошмарное, кровавое безумие. Ничего не понимаю. Если водка действительно стоит того, чтоб пройти через этот ад... А она стоит этого, ведь не сумасшедшие же все эти люди. Но какое изуверство: дать попробовать людям счастья, а потом принудить их в драке за него убивать друг друга... Нет, сегодня я должен взять водку, я должен попробовать, должен любой ценой!!!»
Сзади больно ударили локтем в плечо. Виталик вытащил из кармана нож и с полуразмаха ткнул его в бок прижатому к нему... Нет, прижатой, это была одна из «амазонок», краем глаза он успел заметить ее исказившееся в гримасе боли лицо. Так. А теперь вперед! После всего этого не купить водку невозможно. Вперед! В руке нож. Раз, раз! Пусть даже придется убить Шурку, да, надо его непременно убить. Убить! Вперед! Выжить и купить, только бы выжить. Вперед! Вперед, вперед!
Сколько прошло времени? Трудно было ответить. Может, пять минут, может, два часа. Виталик потерял из виду Шурку, он вообще перестал видеть людей, вокруг было лишь враждебное жаркое месиво, а впереди дверь, и надо было прорваться. И он рвался. Нога часто ступала на трупы. Чьи-то пальцы скользнули по горлу. Удар ножа! Хрип сзади. Впереди решетчатая дверца!
И Виталик оказался около нее, и решетка резко поднялась к потолку, впуская несколько человек, и вновь автоматически упала, отрубив полруки кому-то сзади. Темнота, жар, давка и вой были позади. Здесь несколько тяжело дышащих людей дрожащими руками отсчитывали деньги. Виталик достал приготовленные загодя 130 рублей, протянул их в окошечко и, получив в руки поллитровую бутылку с прозрачной жидкостью, шатаясь, двинулся на выход через боковую дверь.
На улице в глаза ударил свет, на миг ослепив так же, как ослепил поначалу полумрак магазина. Виталик почувствовал, как слабеет с каждой секундой. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать, напитавшаяся потом одежда плотно прилипла к телу, тошнило, кружилась голова. Сделав несколько шагов, он, обессиленный, сел на траву. Рядом сидели и лежали, приходя в себя, другие люди. У одного ножом была рассечена щека, другой, морщась, прижимал к телу вывихнутую руку, третий с закрытыми глазами пил водку из горлышка. Виталик закрыл глаза. Вскоре он услышал, как кто-то подошел и присел рядом.
–Молодец, – услышал он тихий, усталый голос Шурки. – Я сначала думал, все, ты сломался, что в шоке, а ты не растерялся, нет... Молодец. Хочешь курить?
Виталик молчал.
–Ты что? Из-за Петьки? Но пойми, ему нельзя было помочь. Мы погибли бы все. К этому, Виталик, тоже надо привыкнуть.
Виталик также молча взял сигарету и долго разминал ее дрожащими пальцами.
–Что теперь делать, – вздохнул Шурка, – Петька, он... Да что говорить! Я терял в магазине людей подостойнее. Нельзя об этом думать долго.
–В магазине я хотел убить тебя, – медленно выговорил Виталик.
–Это бывает. Первые разы мне было так страшно, так дико, что всех хотелось убивать. Ну что, передохнем и ко мне пить поедем?
Виталик молча кивнул.
–Опа, знакомые все лица! – из боковой двери в перепачканном кровью комбинезоне вышел Рыжий. – Отоварились? Примите поздравления. А Петька где?
–Там, – тихо ответил Виталик.
–Все там будем – сказал Рыжий и, увидев покуривающих на обочине рабочих по уборке магазина, задорно крикнул – Эй, ублюдки, кондратий бы вас, сердечных, обнял! Засучайте рукава – работенки нынче навалом.
–А мы работы не боимся, – показывая золотые коронки, усмехнулся бывший преподаватель русской литературы, – и тебя, конопатый, скоро в печку свезем.
–Благодарствую за заботу, отребье человечества. Но я не спешу. Я сегодня лучше водочкой погреюсь. Как, Шурка, пойдем втроем долбанем, а?
–Отвяжись. Тоску навеваешь.
–Надо же! Я такой веселый парень, и вдруг... Парадокс. Ну ладно, мне вообще-то больше пить в одиночку нравится. Адью! – и Рыжий бодро зашагал прочь.
...Назад ехали на автобусе. Город поразил Виталика своей оскорбительной обыденностью: люди скучающе прогуливались по улицам, стояли в очередях в столовые, выходили из кино – будто и не существовало нигде и никогда кровавого жаркого месива в темном чреве магазина. Виталик предложил было, срезав путь, пройти по дворам, но Шурка пояснил, что надежнее будет идти по центральной улице, ведь по одежде сразу понятно, кто возвращается из магазина, а любителей попить задарма хватает – ударят из-за угла молотком по голове и скроются вместе с водкой. Подобные происшествия в городе не редкость.
У Шуркиного подъезда их ждали – двое парней лет 25-ти и светловолосая девушка, на вид ей было не больше 18-ти.
–А мы, Шура, к тебе. Ты из магазина?
–Да.
–Взял?
Шурка кивнул на оттопыренный карман.
–А Петька где?
–Петька... Петька все, – только и сказал Шурка. – Знакомьтесь, это Виталик. Димка, Женька и Света. У вас есть?
–Одна на двоих у нас с Димкой. Так посидим?
Минут через десять вся пятеро сидели за столом. На столе стояли рюмки и три бутылки водки. Шурка достал ножик, откупорил свою бутылку и бутылку Виталика. Димка открыл свою, налил из нее себе и Женьке, Шурка из своей бутылки наполнил свою рюмку и Виталик, глядя на них, тоже налил себе из своей. Света включила проигрыватель, и негромкая музыка наполнила квартиру миром и уютом.
–Ну что, выпьем?
–Давай, – кивнул Шурка, – за то, чтоб не в последний раз...
Все взяли рюмки. И Виталик тоже бережно поднял свою, краем глаза следя за остальными. Ведь он раньше никогда не пил водки, мог опять сделать что-нибудь не так, а быть посмешищем за день надоело, а сейчас, под грустным взглядом карих глаз Светы, тем более. Все, кроме Светы, выпили. Виталик проглотил водку, с изумлением ощущая во рту жгучую, отвратительную горечь. Да что ж такое? Счастье – говорил дед. И за это сегодня умирали? Тут Виталик вспомнил, что Петька, впервые попробовав водку, тоже поначалу был ошарашен. Это вселяло надежду, и Виталик стал ждать.
Вскоре он почувствовал, что лицо как будто становится горячим, тело отяжелевшим, а мысли слегка беспорядочными, даже странноватыми. Выпили еще по рюмке, теперь водка показалась Виталику не столь противной.
–Когда, Шурка, по новой в магазин пойдешь? – спросил Женька.
–Не знаю точно. Наверное, послезавтра. А вы?
–Мы не так скоро. Денег надо подкопить.
Виталик молча смотрел на лица новых приятелей, которые на его глазах становились умиротворенными, такими приветливыми, даже родными, и явственно ощущал: с ним что-то происходит. Что-то ранее неизведанное, ни на что не похожее, огромное. Хочется говорить, хочется улыбаться, хочется петь, хочется любить. «Так вот за что лилась кровь, – понял он, – за это ни с чем не сравнимое чувство, за это... счастье. Да, словами такое не передать».
–Шура, – наконец заговорил он, – Шура, мне так сейчас здорово... Шура, спасибо тебе! Спасибо, что ты в меня поверил, что взял в магазин, что помог мне познать... Как бы это все выразить...
–Не надо, – дружелюбно улыбнулся Шурка, – и так все понятно.
–А ты, Шура, давно ходишь в магазин?
–Я-то... Почти три года. Я везучий. И буду ходить до конца, пока не прибьют.
–Это-то ясно, – кивнул Виталик и вдруг рассмеялся. Как легко стало на душе, – а ты возьмешь меня в следующий раз?
–Конечно. Так как, еще по одной?
–Конечно, еще! – возбужденно подхватил Виталик и, налив себе водки, вдруг встретился взглядом с печальными, кроткими глазами светловолосой девушки. Внезапный порыв нежности захватил его, отодвинув на второй план даже наслаждение от выпитой водки.
–А почему не наливаете Свете? – удивился он.
–Чтоб налили, надо пройти через магазин, – пожал плечами Шурка.
А Света все продолжала смотреть на Виталика, в ее карих глазах светилась надежда. Виталик улыбнулся ей.
–Выпей, Света. Хочешь? – просто сказал он, пододвинув к девушке свою рюмку. Все – Шурка, Димка, Женька, а главное, сама Света воззрились на него с недоуменным восхищением. До этого никому в жизни не приходилось видеть, чтобы кто-то кого-то угощал с кровью и потом добытой в магазине водкой. Это можно было, наверное, сравнить лишь с ситуацией, когда кто-то, увидев голодного, отрезает для него от себя кусок мяса. Света благодарно взглянула на Виталика и, прошептав нечто вроде «спасибо», выпила рюмку. Виталик налил себе, выпил сам, взглянул в Светины глаза. Она тоже смотрела на него, смущенно улыбаясь. Играла музыка, разливали по рюмкам водку, разговоры за столом становились все оживленнее, вечер продолжался, но их глаза уже не разлучались.
...Теплое дыхание Светы на лице, ее щека прижимается к плечу, а тонкие пальцы тихонько гладят грудь. Тишина, опьянение, покой. Блаженство. Виталик лежит, полуоткрытыми глазами глядя в в темный потолок.
–Виталичек. Любимый мой, любимый, – шепчет Света. Губы находят друг друга в темноте, и поцелуй длится вечность.
–Виталик... А ты, правда, снова пойдешь в магазин?
–Да, – тихо отвечает Виталик.
–Нет, не надо, не ходи, прошу тебя, миленький, – Света тревожит его порывистыми объятиями, – я не пущу тебя... Там убивают!
Виталик нежно целует девушку в глаза.
–Да. Убить могут, я знаю. Видел... Но разве жизнь имеет хоть какой-то смысл, если после того, что я испытал сегодня, жить дальше без водки?
Молчание длится долго. Слышно глубокое, взволнованное дыхание Светы. Веки Виталика смыкаются – после испытанного, пережитого за день адски хочется спать.
–Тогда я пойду с тобой, – твердо говорит Света, – мы пойдем в магазин вместе!
Она вновь настойчиво прижимается к Виталику всем телом, но он больше не отвечает на ласки. Спать... Но прежде чем провалиться в небытие, Виталик успевает увидеть огромную, черную дверь магазина. Он знает, что обязательно войдет туда снова. И будет входить до конца...