Юная Европа в ожидании

ABRAXAS

Черноволосая Европа, дочка Агенора - царя славнейшего и богатейшего из финикийского городов - Сидона - с детства пользовалась почти неограниченной свободой. Подданные ее венценосного отца благоговели перед грозным повелителем земли и моря, перенося это благоговение на всех членов царской семьи и на единственную дочь своего самодержавного владыки. Опасаться быть похищенной пиратами Европе также не приходилось - все побережье пурпурообильной Финикии охранял грозный сидонский флот, сам грабивший и опустошавший берега соседних царств. Поэтому царевна могла в полной безопасности гулять в окрестностях Сидона, любуясь скалистыми мысами, у подножия которых шумел морской прибой, плескаться, словно рыбка, в ласковых морских волнах, и отдыхать на песке маленьких бухт, расположенных между ними. Купаясь в море, отдыхая после морских ванн на берегу, она еще не стыдилась своей наготы. Весь берег излюбленной Агеноридой местности состоял из сплошного чередования живописных скалистых мысов, выдвигающихся в море, по которому скользили паруса далеких кораблей, и мелких, более или менее пологих бухт. В тихую погоду, сидя на скалистой глыбе, Европа могла, под ненавязчивым, но о того ничуть не менее строгим наблюдением остававшихся всегда в почтительном отдалении прислужниц и подруг, часами всматриваться в прозрачную морскую глубину, следить за подводной жизнью, наблюдая, как в рощах красных и зеленых водорослей скользят рыбы, сверкая при резких поворотах серебристой чешуей, как быстро, а порой - лениво ползают по дну серые и багряные крабы, как открывают и закрывают свои тугие створки радужные морские раковины, или же, при сильном ветре, наблюдать за мерно разбивающимися о скалы волнами, плетущими вечно меняющееся кружево пены, слушать их убаюкивающий шум. В бухтах, растянувшихся на песке под отступившим обрывом скал, Европа, похожая в профиль из-за своих широко поставленных огромных синих глаз, на испуганного олененка, совсем не боясь загореть - ибо кожа ее оставалась неизменно белой, даже под самыми жгучими лучами солнца в полуденный зной - часами сидела на скале, до подбородка подняв гладкие колени, положив на них тонкие длинные руки, а на руки - свою черноволосую большую голову, казавшуюся слишком крупной для ее тонкой, словно стебель, шеи. Царевна безмятежно нежилась на солнце, порой поднимая голову и устремив мечтательный взор синих, всегда как бы затуманенных слегка, огромных глаз то на облака, плывущие по сияющему небу, то на лазурный горизонт со скользящими по нему парусами далеких кораблей, подобными белым цветам лилии, то на волны, набегающие на песок. В те дни, когда море казалось дочери царя Сидона слишком бурным, а вода в нем - чересчур холодной, она бродила босиком по влажному песку, ловя, для развлеченья, крабов и неспешно собирая дары моря -  рыб, медуз, причудливые корни, ни на что не похожие таинственные предметы, вынесенные на берег волнами, может быть, из самых глубочайших впадин на дне неведомого моря, где с незапамятных времен покоилось то, что, может быть, осталось от загадочной великой Атлантиды, поглощенной ненасытною морской пучиной, но главное -  морские раковины, плотно сжатые створки которых царевна так любила открывать, любуясь скрытыми внутри моллюсками, напоминающими с виду крошечный розовый бутон. Вволю наигравшись и натешившись дарами моря, дочка Агенора спешила назад на берег перед заливающим ее босые ноги наступающим прибоем. Была она нескладной, с угловатой и не приобретшей еще полноты мальчишеской фигуркой, без изгибов и округлостей, прямой, как ветвь кизила, худой и узкой в бедрах и плечах, гибкой и быстрой в беге, словно серна. Еще не округлились ее длинные руки и ноги, еще не расцвели начавшие едва заметно припухать бутончики сосков на ее плоской по-мальчишески груди, не образовавшей еще, вместе с двуличной ктеис, двух центров тяжести гладкого, без единого волоска, юного тела сидонской царевны, как у других, уже начавших созревать под жарким солнцем Финикии, девочек-подростков. Широкий чистый белый лоб, прямой точеный нос, по-детски крупный и припухший рот и круглый подбородок дочки Агенора уже таили в себе явный намек на то, сколь прекрасной станет эта роза в пору своего расцвета. И тем не менее, хотя дворцовые рабыни и рабы (смуглые и склонные к ранней полноте, как все жители и жительницы Финикии), которых, право, хоть хлебом не корми, дай  только почесать язык по вечерам за чашей пальмового вина, шушукались о белой коже и черных, как вороново крыло, густых и длинных волосах своей царевны, как о несомненных признаках ее родства с бессмертными богами, никто из них и помыслить не мог, что настанет день, когда в судьбу Европы вмешается не просто бог, а повелитель всех богов - Зевес Громовержец. Ибо пути богов для смертных неисповедимы...