При du Рок 3

Том разбудил меня рано утром.
– Пора вставать, мой господин! Пора приниматься за учение!
После утренней трапезы остатками вчерашней трапезы, Том отвел меня на учебный плац, где ученики и пажи тренировались в спаррингах обращению с копьем и мечом. Моим учителем стал старый знакомый сэр Лекье. Он посоветовал мне: пока не будут готовы доспехи, понаблюдать как работают другие, и – он ощупал мои руки, потрогал живот – немного укрепиться физически. Я не мог не признать разумность, как первого, так и второго совета.
Я начал с бега, и в первый день чуть не умер от перегрузки. На другой день Том принес мне простую, удобную одежду – в такой же тренировались ученики – и дело пошло на лад. Я бегал вдоль крепостной стены, наматывая бесконечные круги, а на плацу делал силовые упражнения. И тело мое радостно отозвалось. Оно делало то единственное, что знало и умело – оно тренировалось. Я старался не замечать косые, насмешливые взгляды моих товарищей, бурчание Тома, дескать: лучше бы помахали бы деревянным мечом или потыкали бы копьем в чучело, чем носиться по задворкам и поднимать камни.
Растяжку делал я на кафедральной площади, в ходе упражнений вспоминая приемы Кун-фу и Самбо-плюс. Мои танцы и бои с тенью неизменно на площади собирали зрителей. Сначала я стеснялся их, я потом подумал: «Да пусть смотрят, жалко, что ли».
Тело восстанавливалось быстро. Я сам удивлялся, как быстро оно восстанавливается. Так я тренировался шесть дней, а по воскресеньям бродил вокруг дома Жанет, не в силах уйти, и не в силах приблизиться.
Первые два воскресенья я видел её лишь издали, а встретил её в третий мой поход. Я узнал её со спины. Она шла посреди улицы и несла в руке корзинку. Вероятно, возвращалась с городского рынка. Я нагнал её и пошел рядом, не смея заговорить или каким другим способом обратить её внимание на факт моего существования. Она шла, в задумчивости опустив глаза, и, казалось, была полностью погружена в себя. Споткнувшись о камень, она стала падать на правый бок. Я подхватил её под локоть, и только тогда она меня заметила.
– Господин... – было видно, как она пытается вспомнить меня.
– При ду Рок, – подсказал я, идиотски улыбаясь.
– Ах, да, – в глазах её загорелась радость узнавания, – я вспомнила вас, вы заходили к папеньке, кажется...
– За кредитом, – снова подсказал я.
– С вами был еще слуга.
– Это Том, – сообщил я, – мы заходили с ним вдвоем.
Жанет собиралась продолжить путь.
– Позвольте, госпожа, мне пойти рядом, – произнес я, чувствуя, как краснеют мои уши.
Жанет мельком глянула на меня, повела плечиком.
– Идите, коли хотите.
Мы пошли рядом.
– Позвольте, госпожа, понести вашу корзинку.
Жанет отдала мне корзинку.
– Несите, коли хотите.
До её дома было рукой подать, но Жанет свернула в боковую улочку, отдаляющую её от дома. Я уже открыл рот, чтобы обратить внимание на эту ошибку, но Жанет перебила меня.
– Хорошая погода, не находите, господин ду Рок.
Погода была не то, чтобы очень. Стоял легкий туман, изредка сквозь него проглядывало бледное солнце. Но, если бы ливмя лил дождь, барабанил град и завывал ветер, я бы в этом случае нашел, что погода в самом деле хороша.
– И вчера была хорошая погода, – развивала тему Жанет.
За своими тренировками я не очень помнил какая была погода вчера, наверное всегдашний туман, но радостно согласился с Жанет.
– Завтра обещают хорошую погоду, – блеснул я искусством светского разговора.
Жанет остановилась, посмотрела на меня и весело рассмеялась.
– Пойдемте, господин ду Рок, – она взяла меня под руку.
– При, – сказал я, – друзья зовут меня При.
– А вы зовите меня Жанет. Как ваше ученье?..
Мы бродили по городу долго. Говорили о дворе и рыцарях, о рынках и ценах. Впрочем, неважно о чем мы говорили. Нам было славно вдвоем, и хорошая погода нам не мешала. Не мешали и любопытные взгляды прохожих. К дому мы подходили с другой стороны.
– По этой улочке, При, – обронила Жанет, – я по воскресеньям хожу на рынок.
– Когда? – сердце мое упало и подскочило к самому горлу.
– Ровно в полдень.
Прощаясь, Жанет сказала, видимо не надеясь на мою сообразительность:
– Не забудьте же, При, в воскресенье ровно в полдень.
Я возвращался в апартаменты, как в тумане. «Мне дали свидание, мне дали свидание», – эта мысль заполняла меня всего. Ах, как хороша была погода вокруг меня.
Наконец были готовы мои доспехи, и я окреп настолько, что мог приступить к тренировкам с оружием. И у меня появился враг. Ученик Генри и двое его подпевал: ученик Сэм и ученик Хам. Видя мое неумение обращаться с мечом, они советовали мне попробовать воевать коромыслом, а вместо копья советовали взять вязальные спицы. Я долго терпел, видит Бог – я долго терпел, но и моему терпению пришел конец. Через месяц я физически окреп настолько, что решился вызвать нахалов на дуэль.
Я побился об заклад с Генри, что уделаю его и его подручных без оружия.
– Договорились, – обрадовался Генри, – ну смотри ду Рок, тебя никто за язык не тянул.
При свидетелях мы назначили день и время поединка.
Том отговаривал меня, обещая уладить всё по-тихому, но я был тверд. К назначенному часу на плацу собралась изрядная толпа поглазеть на необычный бой. Мои соперники были одеты в легкие кольчуги, ноги и руки закрывали латы из грубой кожи, не сковывающие движений. В руках у них были учебные деревянные мечи. Я одел тренировочную робу, а на ноги что-то вроде кожаных носков – ничто не должно мне мешать.
Глашатай обошел круг, оставленный публикой нам для дуэли, и подошел ко мне.
– В честь кого будете сражаться, господин При ду Рок.
Я сказал ему.
Глашатай опять пошел по кругу, выкрикивая:
– Ученик При посвящает этот бой даме сердца, имя которой не должно быть названо!
Глашатай приблизился к Генри, и, получив его указание, продолжил движение по кругу, крича:
– Ученик Генри посвящает этот бой даме сердца того же имени.
Всё во мне оборвалось, в глазах потемнело. «Ах ты сволочь средневековая. Так вот ты почему... коромысло, говоришь... спицы, говоришь... ну я тебе покажу...».
«При, – что-то кричало во мне голосом По-Средника, – ты атакован еще до боя. Соберись, иначе тебе ****ец». Я закрыл глаза, трижды глубоко вздохнул и выдохнул. Как учил Ангел, расслабил мышцы и очистил сознание. Не существовало больше Генри справа, Сэма посередине и Хама слева. А были безликие и бездушные Первый, Второй, Третий номера, и их следовало вывести из боя. Во мне рос бутон энергии Чи, которая позволяет буддийским монахам выносить то, что человек не должен выносить. Он рос, но распуститься не успел, ибо я был атакован первым номером еще до гонга.
Я просто поджал ноги, позволяя телу свободно падать. В миллиметрах над головой меч Первого со свистом распорол воздух. Он бил наискось. По движению воздуха я точно знал позицию Первого. Падая, я сгруппировался, перекатился через голову, оперся на левую ногу, резко выбросил правую и, используя энергию качения, провел юлу. Подсечка вышла славная. Правой ногой я снес препятствие. Прыгнул вперед, опустился на что-то мягкое. Выдох. Удар гонга, известивший начало боя. Открыл глаза. Генри. Обозначил смертельный удар в шею, в последний момент остановив кулак. Вдох.
Повинуясь инстинкту, откатился. Там, где мгновение назад была моя голова, пролетел меч второго и ударился о столб, только щепки полетели. Не детский это удар, не учебный. «Тебя хотят убить, При!», – опять вмешался По-Средник.
Меня атаковал Третий. Он наносил колющий удар в грудь. На носках я развернулся на четверть оборота, пропуская меч вдоль груди, за оборот с четвертью приблизился к Третьему, вдоль его меча и вытянутой руки, и жестко, очень жестко локтем ударил его в лицо. Выдох. Вдох.
Меня атаковал второй. Он бил горизонтальным ударом на уровне моей груди. Я сел на шпагат и трижды – правой, левой, правой – ударил его в живот. Выдох. На выдохе я кричал, как кричал Вандам в лучшие свои годы. На каждом ударе Второй дергался и слюни вылетали из его чесночного рта.
Я вскочил. Вдох. На меня набегал Первый. Я рванулся ему навстречу, чтобы в движении набрать необходимую энергию. В отчаянном броске он колол меня. Я оперся на левую ногу, с разворотом поднимал правую, одновременно опуская туловище. Правая нога и туловище создали наклонную перекладину буквы Т, а левая нога – её опору. На какую-то долю секунды мы как бы застыли: он с вытянутой рукой и мечом, а я в виде буквы Т. Генри промахнулся на миллиметры, а я был точен. В таких ударах очень важно положение центра тяжести. Мой центр тяжести находился точно на биссектрисе удара, а центр тяжести Генри отстоял от точки приложения моей пятки к его лицу на пол его тела. От удара голова его резко остановилась, а ноги, продолжая бег, оторвались от земли. Он завис над землей, всей спиной и затылком грохнулся о камень плаца. Плохо упал, не сгруппировался. И звук, какой-то влажный хруст, мне не понравился.
Выдох, вдох, выдох, вдох, выдох.
Всё было кончено. Весь бой продолжался девяносто секунд, не больше. Третий, Хам, тряс головой, приходя в себя. Второй, Сэм, лежал, держась руками за живот. Он задыхался, как рыба, выброшенная на берег. Первый, Генри, лежал недвижно. Плохо лежал. Из-под его головы вытекала струйка крови.
Я стоял, широко расставив ноги и всё во мне дрожало. Пожалуй, я переоценил себя. Пожалуй, я далеко не полностью восстановился. Будь их четверо, или продлись бой на тридцать секунд дольше, я бы проиграл.
Над плацем висела гробовая тишина. Кто-то захлопал в ладоши и тут же прекратил, словно устыдившись своего порыва. Наверное прошло минуты две, прежде чем глашатай ударил в гонг, означивший конец поединка.
Ко мне подошел Том, накинул на плечи баранью шкуру, и увел меня. Двигался я с трудом, будто раненый. Уходя, я обернулся и увидал, как двое учеников за руки и за ноги уносят Генри с плаца. Запрокинутая назад голова его безжизненно болталась.
– Том, скажи, я убил его? – канючил я.
Я лежал на ложе, укрытый шкурами. Слуга вошел в спальню, сел не краешек ложа и подал мне горшочек с горячим варевом.
– Выпейте это, мой господин. Осторожно, не обожгитесь. Это хороший куриный бульон, он подкрепит ваши силы.
– Так скажи, я убил его?
– Это Генри-то, – Том махнул рукой, – не волнуйтесь, мой господин, недели не пройдет, будет бегать живее прежнего.
– Ты хотел сказать – резвее прежнего, – поправил я слугу, отхлебывая горячий вкусный бульон.
– Ну да, так и хотел сказать.
Том оказался прав. Дней через пять я увидел Генри на плацу. Он был мрачен и сторонился меня, но выглядел вполне здоровым, даже повязки не было. «Какая хорошая медицина, – подумал я, наблюдая за Генри, – хоть и средние века. У нас с такими повреждениями месяц боец бы валялся по госпиталям».
Насмешки прекратились. Ученики и пажи как бы признали эффективность моего метода тренировок. Они признали меня и приняли в свой круг. С некоторыми я сошелся близко и подружился, несмотря на то, что был старше их.
А вот в обращении с оружием у меня были по-прежнему большие проблемы. Не давались мне ни меч, ни копье, ни кинжалы, не говоря уже о более сложном оружии, вроде секиры или булавы. В спаррингах я неизменно проигрывал, даже с самыми младшими.
Между тем, воскресные встречи с Жанет продолжались. Весна вступала в свои права. Становилось всё теплее, и наши прогулки становились всё продолжительней. Мы ни словом не обмолвились о поединке, но я чувствовал, что Жанет знает о нём во всех подробностях, ровно, как и о причине его проведения. Знает и гордится мной. Однажды, кажется это было в середине или конце апреля, мы выбрались за город. Сделать это было совсем не трудно. Достаточно миновать обветшалую крепостную стену, и начинались поля и дубравы.
Стояла чудная весенняя погода. Было по-летнему тепло. На безоблачном небе ярко светило полуденное солнце. Поля покрылись нежной молодой зеленью, а почки деревьев набухли, готовые выпустить на свет Божий новую листву. Повсюду слышались озабоченные голоса птиц, занятых обустройством жилищ и выведением потомства.
Пройдя около мили по дороге между полей, мы свернули к стогу прошлогоднего сена, чтобы дать отдохнуть натруженным ногам. Там, в стогу, Жанет стала моей. Произошло это неожиданно для меня и как-то... естественно. Вот мы подошли к стогу, вот Жанет обняла меня за шею и поцеловала в губы, а вот я уже лежу на ней со спущенными штанами.
– Смелей, мой рыцарь, – шептала она, закрывая глаза, – пронзи меня своим копьем. Вот так. Да. Еще...



Как-то раз, после занятий, ко мне подошел сэр Лекье.
– Ду Рок, – сказал он и строго посмотрел на меня, – я получил выговор за ваш поединок.
– Он первый начал, – буркнул я и потупился.
– Первый, второй. Инициатива дуэли исходила от вас, стало быть вы в ответе.
Я молчал. Что сказать. Действительно мальчишество.
– Запомните, ду Рок, дуэли традиционно проводятся в мае и сентябре. Если вам нанесли такое оскорбление, какое не может ожидать отмщения до мая или сентября, следует подать заявку королю и Круглый Стол решает удовлетворить её или отклонить. Мне в голову не пришло, что вы не подали заявку.
Видя мое отчаянье, сэр Лекье смягчился.
– Ладно, ду Рок, дело прошлое. В другой раз не допускайте таких оплошностей.
Он хлопнул меня по плечу.
– А здорово вы уделали этих наглецов, При. Так здорово, что Круглый Стол и сам король заинтересовались вашей, прямо скажем, необычной техникой, и просят вас провести учебный бой с тремя рыцарями.
– Когда? – голос мой осекся.
– Когда вам будет угодно, но до майского турнира. У вас три недели, При.
Я попросил дать мне неделю на подготовку и сэр Лекье согласился.
К поединку меня готовил не Лекье, но Том. Уже назавтра после разговора с Лекье стали известны мои соперники. Меня удивило, что сэр Лекье был один из них. Я считал это не совсем честным, но не возражал. Я даже не знал, как это сделать, и возможно ли отвести кандидатуру. Вторым был гибкий и проворный сэр Смит, и третьим – кряжистый сэр Экмюль.
Том подробно рассказал об их сильных и слабых сторонах, а на поляне за городом в замедленном темпе показывал приемы, какие они могут применить против меня. Я придумывал контрприемы, выполнял их в замедленном темпе. Потом темп мы ускоряли, еще и еще ускоряли. Через неделю я был готов. Нам казалось, что я был готов.
Дуэль оговорили множеством правил. Удары разрешалось только показывать, но не наносить. У каждого дуэлянта был секундант, который, выбрасыванием красного или синего вымпела, определял: убит его подопечный или ранен, а если ранен – в какую часть тела. Если дуэлянт был ранен в руку, он не мог больше ею сражаться, если в ногу, он должен её волочить.
Рано утром в назначенный день мы собрались на малой арене королевского дворца. Артур сидел на высоком троне покрытый красной парчой. Рядом, на таком же троне, но покрытым зеленой парчой, сидела королева Гвиневра. По обе стороны от венценосцев сидели приближенные королю рыцари. Собственно, правительство Авалона. Несколько десятков рыцарей стояли. Праздной публики не было вовсе.
Мои соперники были вооружены удобными в ближнем бою короткими римскими мечами. Это была весьма неприятная неожиданность. Мы-то с Томом тренировали все приемы на длинные мечи. Я увидел в толпе рыцарей озабоченное лицо Тома и понял, что мои опасения совершенно обоснованы. Пришлось отбросить к черту все натренированные приемы, и отдаться на волю импровизации.
Прозвучал гонг, и противники не бросились на меня, открываясь. Они слажено двигались по кругу, выжидая мой первый шаг. В середине их построения находился Экмюль, на левом фланге Смит, а на правом – Лекье. Сильный центр и подвижные фланги – трудно придумать лучше.
Я сделал первый шаг к Смиту. Построение противника пришло в движение. Резко перебросил атаку с левого на правый фланг, а по-настоящему атаковал центр. Мне удалось сначала ранить, потом убить центр. Едва ушел от Смита. Атаковал Лекье, ранив его в левую ногу. Опять занялся Смитом. Ранил, а потом убил его, но при этом сам получил рану в правую руку. И вот мы стоим друг перед другом: я и мой учитель – однорукий и одноногий.
Он сделал обманное движение вправо, я не купился. Он сделал движение влево, и, очевидно вспомнив о раненой ноге, стал заваливаться. Это был мой шанс. Я совершил быстрый маневр и был готов обозначить смертельный удар ногой в голову. В этот момент Лекье выпрямился на раненой ноге и прямым ударом в грудь убил меня. Мой секундант выбросил красный вымпел.
Я мог протестовать против нечестного обхождения с раненой ногой, но я не стал этого делать. Я признал себя побежденным.
Этот бой вызвал одобрительные аплодисменты короля и королевы и бурные овации рыцарей.
После него у меня поменялся учитель. Мною лично занялся сэр Ланцелот, и дело пошло на поправку. Сэр Ланцелот указывал на мои ошибки в обращении с мечом и копьем, показывал как надо, и в медленном спарринге оттачивал моё умение. Трудно определить истинные эмоции в душе такого сурового рыцаря как Ланцелот, но, мне кажется, мы подружились. Сэр Ланцелот научил меня двум своим, лично им найденным, приемам с мечом. А приемам верховой езды учил меня Том, и это стало самым трудным для меня.
А потом начался турнир. На поединок на копьях меня вызвал ученик Сэм, и я проиграл ему дуэль. На поединок на копьях меня вызвал ученик Хам, и я проиграл дуэль. Я вызвал сэра Лекье на поединок на мечах и выиграл дуэль, благодаря обучению сэра Ланцелота.
Еще во время турнира пришла весть: в южном графстве появился дракон. Он разорял жилища мирных поселян и пожирал девственниц. «Не время для драконов, не время для драконов, – осуждающе качали головой рыцари, – не время», – вздыхали они.
– Том, – спросил я слугу, – а что делают с драконом?
– Все просто, мой господин, – отвечал мне Том, потягивая эль. Мы сидели у Офелии и наблюдали за игрой в кости. Сами мы уже успели в эту заразную игру продуть по дюжине серебреных монет. Не везло сегодня, – все просто; его должен убить рыцарь.
– Какой рыцарь?
– Да любой, кто согласится на эту миссию.
Эти слова заставили меня глубоко задуматься. Том вернулся от стойки, неся в руках две пинты эля.
– А ученик может исполнить эту миссию, спросил я с замиранием сердца.
На кону стояло сорок серебреных монет. Следующий бросок решал судьбу кона.
– Ученик? – машинально переспросил Том, – может и ученик.
Кон ушел к долговязому Гансу.
– Том, – сказал я как можно решительней, – я хочу убить дракона.
Том сделал добрый глоток эля, вытер рыжие усы.
– А что, свежая мысль, – он вздохнул, – только надо получить разрешения Круглого Стола.
– Подать заявку, – догадался я.
– Традиция, – виновато сказал Том.
На следующее утро я покинул апартаменты еще до прихода Тома. Я намеривался прорваться на заседания Круглого Стола и получить его разрешения на убийство дракона. По этому поводу я не хотел разговоров с Томом. Все-таки я самостоятельный рыцарь, ну пусть пока ученик, и способен сам справиться со своими проблемами.
Охрана королевской залы была формальной. Два рыцаря в легких доспехах трепались между собой, и я проскочил в дверь незамеченным. Мое появление вызвало искреннее изумление короля и рыцарей. От волнения я долго не мог объяснить, что я хочу. Я начал с разоренных жилищ, перешел на девственниц, вернулся к жилищам, вставил охрану законности, почему-то социалистической, и угас. Тут кто-то из рыцарей посообразительней догадался:
– Да он говорит о драконе.
На этих словах Круглый Стол взорвался смехом. Смеялся король Артур, смеялся мой друг Ланцелот, смеялись остальные одиннадцать рыцарей. От стыда я готов был провалиться сквозь каменный пол королевской залы.
– Так что ты хочешь, ученик? – спросил Артур, вытирая глаза.
– Ваше величество, я хочу победить дракона, – обижено пробурчал я, уже не надеясь на успех своего глупого предприятия.
– Так бы и говорил, – сказал сэр Тристан.
– А что, это мысль, – сказал сэр Ланцелот.
– Пусть идет, – сказал сэр Борс.
– Вернется, посвятим в рыцари, – сказал сэр Ланцелот.
– А не вернется, пусть ходит в учениках, – сказал сэр Кей.
– Быть посему, – подвел итог король Артур, ударяя железной перчаткой о дубовый стол, – иди ду Рок, соверши подвиг, – и он не смог удержаться от одобряющей улыбки.
Так я получил разрешение убить дракона. Том был удивлен моей находчивостью и обрадован предстоящим путешествием.
Весь день мы собирались в дорогу. Готовили припасы, чистили доспехи, точили боевое оружие. Уже вечером я подумал, что надо бы забежать к Жанет и проститься с ней на всякий случай. Но тут дверь отворилась и вошла Жанет, словно солнце посетило мою нору.
– Том, – небрежно бросила она, – сегодня ты можешь быть свободен.
Мне показалось, Том не особо обрадовался её приходу.
– Нам завтра на дракона, Жанет. Не переусердствуй.
– Я знаю о драконе, Том. Не волнуйся, Том.
Слуга ушел, мы остались одни и бросились в объятия. Между жарких поцелуев Жанет прошептала мне на ухо:
– Милый мой, любимый При, ты не против если я останусь здесь до утра.
Наивней вопроса я не мог себе представить.
Я хотел бы, чтобы это волшебство никогда не кончалось, чтобы снова и снова сливаться в пьянящем экстазе, но... силы человеческие, увы, не бесконечны.
Мы лежали уставшие, опустошенные и я рассказывал Жанет об еще идущем турнире. Кто с кем сразился, кто кого победил. Двое учеников и один рыцарь погибли на турнире, но Жанет не обязательно это знать. Ей, глупышке, рано еще забивать голову подобными мрачностями.
Однако Жанет, сдается, знала о смерти.
– Турниры, войны, – молвила она недовольно, – поубиваете друг дружку, а через неделю смотришь – все ходят живехонькие.
– Что это значит, Жанет, – не понял я.
– А то и значит. Гнием мы, При, и уже очень давно.
Я слегка отстранился и посмотрел на мою возлюбленную.
– Жанет!
– Вот твоя дуэль с Генри. Убил ты его, – тяжело вздохнула она.
– Как убил, – воскликнул я, – он же живой.
– Как есть убил – насмерть.
Пред моими глазами встала картина: Генри лежит на камнях с неестественно вывернутой шеей и из-под головы вытекает черная кровь. В тот момент я был уверен, что он мертв. Уж я повидал мертвецов.
– Так его оживили, – проблеял я, всё ещё надеясь на счастливый исход, – волшебство, черная магия, Мерлин.
– Вот кто козел, так это Мерлин. Это по его милости мы оказались здесь. Чихнул, пукнул – и все мы по самые уши в дерьме. Нет, поначалу было даже хорошо. Норманнов нет, саксов нет – живи и радуйся. А потом начали оживать покойники.
От этого признания мороз пошел у меня по коже.
– Мы-то думали поначалу, что это упыри какие-нибудь, вурдалаки. Забивали им осиновые колья в грудь, и снова в могилу. Глядь, через месяц, полтора они снова приходят. Вот тогда мы изгнали колдуна в горы. Надо было бы повесить его за яйца, так нет их у него. Кастрат он, точно знаю.
Я долго молчал, переваривая услышанное. В голове моей стоял полный кавардак. Жанет не мешала моим мыслям. Она причесывала костяным гребнем свои длинные черные волосы. Во рту она держала бронзовые заколки. Её молодые, тугие груди с острыми сосками слегка колыхались в такт движениям.
– Жанет, – голос мой дрожал, – сейчас я тебя спрошу о чем-то, только ты не обижайся.
– Спрашивай, – пожала она плечами, закалывая волосы.
– Сколько тебе лет?
– Дюжина, полдюжины и еще один год.
У меня отлегло от сердца.
– Сколько себя помню, всегда было столько.
И тут я понял, что так просто мне не отделаться.
– Ну что, хочешь еще трахаться, – спросила Жанет с деланной игривостью, – с вековой старушкой.
Я подумал: «Ну какая разница сколько человеку: двадцать, сто, или как мне чуть за тридцать; не в возрасте дело». Я взял Жанет за плечи, пристально посмотрел в глаза, поцеловал в безвольные губы и нежно обнял
– Да, любимая, хочу, – первый раз я назвал Жанет любимой.
Мне на плечо упало что-то горячее.
Мы снова занялись сексом и я уже не удивлялся её опытности.
– А что было дальше? – спросил я, когда мы снова успокоились.
– Когда, дальше? – не поняла Жанет.
– Ну, когда у вас... – я запнулся, – покойники оживали.
– Ах, вот ты о чем. Они стали прятаться от нас в горах. А потом случилась чума и умерших-оживших стало больше, чем живых. А потом все привыкли.
Я гладил Жанет по волосам, которые снова растрепались. Бедняжка, столько лет живет. Жанет улыбалась мне и гладила мое лицо.
– А что в этом мире совсем нельзя умереть.
– Ну почему же нельзя, – Жанет села на моем ложе: господи, какая же она красивая и молодая в этом призрачном свете луны, – у каждого человека есть свой день, у кого раз в год, у кого раз в три года или даже раз в пять лет, когда он, если сильно захочет и соблюдет ритуал, может уйти насовсем – мы это так называем...
– Не так все плохо, – мрачно пошутил я.
– ...и как только это случается, – продолжала Жанет, не обратив внимания на мою неуклюжую шутку, – мать ушедшего насовсем беременеет. Ребенок вырастает до возраста, в котором ушедший насовсем жил, и к нему возвращается память прошлых воплощений. А других детей у нас не рождается, – вздохнула Жанет, – потому загниваем мы.
– Жанет, – меня как осенило, – а я, я тоже... ну смогу ожить, если я... ну если меня не станет.
Жанет улыбнулась и ласково погладила меня по щеке.
– Я потому тебе и рассказываю, любимый, чтобы ты не очень пугался, если с драконом... выйдет незадача, и ты найдешь себя где-нибудь ожившим.
– Жанет, а если...
– Я голодна, – перебила она меня, – что ж ты мучаешь девушку всю ночь, а не кормишь.
Мы поели холодную телятину и хлеб, запили все это элем, сходили по очереди в оружейную, которую я давно окрестил туалетом, и снова забрались в шкуры ложа.
– Жанет, а если человек совсем не может оставаться в этом мире, неужто у него нет никакой возможности...
– Уйти безвозвратно, – закончила за меня Жанет. – Одной Офелии удалось это. И что хорошего? Ни жива, ни мертва. Плавает в своей холодной постели, пугает мальчиков и юношей. И что интересно, женщинам она не кажется. Уж покажись она мне, задала бы я ей перцу, я бы выцарапала её холодные глазища...