II Чукотский отрок
Дело в том, что на овощной базе, где трудился финансист, случилась растрата на два миллиона рублей в ценах 1966 года. Директора базы Ивана Андреевича, (Ованеса Андрониковича) посадили. Никаких фактов,компроментирующих самого Владимира Петровича следствие не обнаружило.
Он прекрасно видел, что твориться на базе, все тонкости и сноровку приемов воровства, но сам оставался чист перед законом, как Пятаков перед партией, «как свежевыпавший снег». Тем не менее, товарищи по партии и "торгу" посоветовали ему уехать куда-нибудь подальше на годик –другой -третий.
С Черноморского побережья Кавказа Владимир Петрович и Марфа Егоровна задумали лететь с сыновьями на Чукотку, где знакомые из Главка подыскали ему место в «КоопТорге», в поселке-райцентре, в двухстах километрах от Берингова пролива.
Вовка, как умный мальчик, всей душой воспринял то, что говорил Владимир Петрович про Север, - прекрасный край, прекрасные люди.
В новом просторном дворе между Вовкиным и Колькиным домами, на детской площадке с качелями, напоминавшими пресс-папье на почтамте или на работе у отца, кроме местных резвилось множество детей отдыхающих, со всех городов и весей Советского Союза.
С двух сторон площадку окружали куски открытой земли, засеянные бабушками-новоселами, похожим на укроп растением космеей, цветущим малиновыми, белыми и розовыми звездами. Сначала Вовка, путая петрушку с укропом, называл их «петрушкой». После высоким, в человеческий рост, зарослям "петрушки", он дал имя «Тропики», охотно принятое дворовыми ребятами.
Здесь во дворе Вовка встретил Толика, белобрысого губошлепа с родимым пятном на щеке, уверенного в себе мальчика в льняной серой пилотке, говорившим мыча и хрипло, не сказать, что бы очень симпатичного, но на отдых с родителями он приехал из Воркуты, то есть, с Севера! А это было главное. Вовка угодливо бегал за властным Толиком, по-хозяйски распоряжавшимся, куда идти, во что и с кем играть.
- Этот Толик, как свинья! – брезгливо скривившись, доверительно сказал Кольке Валерка.
- Ну с этими, с пацанами из бараков, с Островского, Вовка бегал, еще туда-сюда. С тем же. Исаем… Но этот Толян-кабан!
- Исай тоже не подарок, - сухо и очень ответственно заметил Валерка, - на учете в детской комнате милиции состоит.
- Потому, что у него отец инвалид? – Предположил Колька.
- У него два отца, - серьезно сказал Валерка.
- Почему?
- Потому, что у Исая две матери.
Валерка сообщил это, так значительно, что, что было ясно: дальнейшие вопросы бессмысленны. После, в течение года, эти же парадоксальные, сведения о двух отцах и двух матерях он рассказал Кольке сначала о Коляне Казакове, затем о Беляе. Как так могло быть, что у них оказывалось по четверо родителей, понять было невозможно, но именно поэтому Валерка вполголоса серьезно и доверительно рассказывал об этом другу.
Впрочем, случалось, ребята играли вместе. Так, во время весенних каникул на детской площадке под старой хурмой, на качелях, Вовка, Валерка,
Вадька, мальчик ходивший еще в детский сад, и длинный Акоп, из Вовкиного подъезда, который был старше Вовки на год, придумали играть в робота. Один из них изображал заготовку, а другие по очереди, будто вставляли в него ум, зрение, слух... «Так, внимание,- ответственно объявлял Валерка, - теперь устанавливаем роботу нюх». Брал в руки воображаемый «нюх», как если бы нюх был картонной коробкой из-под обуви, подносил к лицу Вадьки и понарошку вталкивал его «роботу» в голову. Когда Вадьку позвала домой мама, недособранную заготовку робота стал играть Вовка.
«Вставим ему ум, - объявил ученый-сборщик Колька, - и, установив на голову Вовке нечто воображаемое, цилиндрообразное, кулаком впихнул ему ум в темя. Вовка сидел неподвижно, зажмурившись, и мудро комментировал свое состояние: «О! Я уже думаю. Еще ничего не вижу, ничего не слышу, но уже думаю…»
Вскоре и Валерка с родителями и сестрой уехал в ГДР, где его папа перешел на службу в особый отдел одной из гвардейских дивизий бронетанковых войск, дислоцированной в Восточной Германии.
Сказать, что Вовка и Колька в тот август разошлись полностью тоже было нельзя, иногда они ходили гулять по городу и в порт. Однажды возвращаясь из порта через скверик, упиравшийся в зеленый дощатый забор, Вовка рассказал Кольке про Высоцкого. Оказалось, Высоцкий «сидел». Так рассказал Вовке брат Юрка. А «сидел» он
за песенку про «веселого туриста», спетую в клубе Министерства Тяжелой Промышленности и Машиностроения. К тому времени Вовка сообщил другу весь набор основных матерных слов и оборотов. И не в силах сдержать возмущенно восторженную улыбку правильно ориентированного в художественно-политическом отношении человека, Вовка речитативом пропел двустишье зачина песенки о веселом туристе.
Я прошел сто километров. Ох, ни….!
Я прошел сто километров. Ох, ни… !
После каждого «ох» следовало грубое ругательство.
Оба мальчика засмеялись, и еще не до конца пережив смех, Вовка, с сознанием единственно возможного и справедливого завершения истории, весело и с некоторой управленческой усталостью пояснил: «Тогда директор позвонил, куда следует…».
Вовка ходил на рыбалку и поймал малька. Владимир Петрович, увидев рыбешку, объявил, что это акула, точнее малек Белой акулы. Говорил это очень серьезно и скоро. Вовка не то что бы не поверил папе, но подумал: «может быть. отец шутит?».
И вот, в сентябре, собрав тюки и чемоданы, с добром озаренная радостью предстоящего большого пути семья Корявцевых уехала в Константиновский аэропорт. Квартиру оставили на попечение семьи сестры Марфы Егоровны, инвалида тети Вали, бывшей замужем за удмуртом дядей Сашей и имевшей от него двух сыновей Вовку и Витьку.
В аэропорту Тикси родители, оставив детей в зале ожидания, отлучились за какой-то надобностью. Напротив, в кресле из гнутой фанеры, сидел в своей расшитой узорами тундряной тунике и торбасах коренной житель Севера.
- Вон, нанаец сидит, - кивнул брат Юрка Вовочке, закутанному в шубку перевязанному шарфиком.
- Я не нанаец, - я якут! – Сурово и решительно прикрикнул на него северный человек. Юрка смутился и отвернулся. Почему-то этот случай оставил самое сильное впечатление в памяти Вовки.
Унылые, и вместе с тем, величественные виды с тундр и скалистых берегов, пустынная равнина Тихого океана, примитивные домики обшитые доской и фонерой, пьяные чукчи, особенно одна спившаяся женщина-инвалид Марлена, без ноги, которая напившись водки и присев на деревянный брус возле крылечка продмага, бывало, хрипло кричала: «Всех перережу, пока Чукотка жива!», - все это оказалось совсем не тем, что представлялось о Севере Вовочке.
Один раз Вовочка прилетал на лето, а в следующий приезд, остался на юге с отцом на весь год. Марфа Егоровна дорабатывала положенный срок в местном ГорОНО, а Владимир Петрович поспешил покинуть Чукотку, поскольку в местном «КоопТорге», он столкнулся с тою же ситуацией, что и на овощной базе. Он наблюдал хищение, понимал во всех подробностях его механизм, но не подавал виду, что знает о происходящем безобразии, был вежлив и приветлив с директором и сотрудниками, заразительно острил и пил коньяк, закусывая копченой олениной и сырым репчатым луком.
Когда, оставшись вдвоем с Вовочкой на юге, он вышел на работу в «Трест ресторанов», Марфа Егоровна сигнализировала мужу с Севера: директора «КоопТорга» посадили.
Вовка с Колькой стали неразлучны.
Родственники, сдававшие в течении двух лет квартиру отдыхающим деньги прикарманили, кроме того старший сын тети Вали, юноша любознательный, посещавший местную художественную школу, спер у Корявцевых «Капитал» Маркса и Вовкину любимую книжку
«Незнайка на Луне». И когда Колька спросил друга: «Как там твои родственники?», Вовка недовольно буркнул: «Это не родственники, а пердотственники».
Вместе с Вовочкой Владимир Петрович питался пельменями, рыбной и чайной колбасой, блинчиками и салатом из морской капусты. Вовочка перешел в пятый класс. Он усвоил, наставление Владимира Петровича: на уроках будь активным, знаешь - не знаешь, тяни руку, отвечай, поэтому учился он хорошо и убеждал себя и всех, что будет биологом, что его интересует не только зоология и ботаника, но еще и биохимия и биофизика. Кроме слов «биохимия» и «биофизика», которые ему очень нравились, он знал и любил слово «биополе».
Вовке очень нравилось ходить «на природу», на Агрипские водопады, полагая, что смотреть на них надо утром.
По окончании института, исповедально признаваясь Кольке в том, какое восхищение вызвала у него философия Спинозы, Вовка сравнивал сочинения мыслителя с утренним Агрипским водопадом.
Иные сведения полученные Вовочкой от отца преломлялись в его сознании весьма своеобразно, он был уверен, что в Америке в час выпускается миллион легковых автомобилей, что Берия «сняли» и расстреляли потому, что он вступил в сговор с Тито, и готовил вторжением югославских войск в СССР. И в то, и в другое верил истово. На вопрос Кольки, усомнившегося в военной мощи Югославии: «где бы Тито набрал столько войск и техники, что бы одолеть Советскую армию?», - Вовка убежденно с педагогическим напором пояснил: «Ну, значит, были у Тито войска»!
Когда с Севера вернулась Марфа Егоровна с Юркой, Владимир Петрович перешел на работу бухгалтером-финансистом в «ГлавСнабСбыт», и решил достигнуть тогдашнего номенклатурного идеала трех «К», - ключ от квартиры, ключ от машины, ключ от дачи. Приобрел «Москвич»-407, а вскоре и дачу на Благодатной горе. Для семьи Корявцевых последнее «К» оказалось роковым.
Свидетельство о публикации №214011401975