Голова 39. Когда два равно нулю

Первой меня признала Афина. Сделать это было несложно, учитывая, что я маячил в  мрачном собрании пестрым пятном, к тому же Афина хорошо знала мою куртку, которой я охотно разменивал строгость рабочего стиля будней на легкость спортивного пуховика в выходные. Она, должно быть, толкнула в бок Монику, та тоже украдкой покосилась на меня. Деваться, впрочем, им все равно было некуда: приходилось подвывать не на шутку распевшемуся черту в шапке с рогами, или, быть может, только разувать рот во славу св. Сатаны. Признаться, никогда, ни до, ни после, не видывал я их в более глупом и одновременно уместном положении.

Безусловно, я всецело отдавал себе отчет, что не слишком-то они рады видеть меня здесь, равно как, очевидно, и видеть вообще. И вот что странно: несмотря на это мне отчего-то все же хотелось с ними потолковать, хотя бы и перекинуться парой-тройкой ни к чему не обязывающих фраз; вполне вероятно, что крайне нелицеприятных для меня, хоть в глубине души я все еще уповал на какое-нибудь легкое объяснение с их стороны: прости, мол, использовали тебя немножко, покуражились, но такая уж у нас, понимаешь ли, сатанинская сущность, что тут поделаешь... Только надежда на подобное объяснение и заставила меня отстоять двухчасовую почти службу, состоящую по большей части из каких-то богомерзких завываний, рычаний и хоровых подвываний.

Когда с этим позором было покончено, прихожане принялись расходиться по своим автомобилям, снимать те с ручника, жать в педаль газа и разъезжаться по престижным, судя по тем же автомобилям, жилищам. Девушки, при первой же возможности, скрылись в служебном помещении, вход посторонним куда был закрыт изнутри – я проверял. Выход из церкви был только один, в чем я лишний раз убедился, обогнув по кругу этот черный куб. Заметив скучающего сторожа, что притаился в кроваво-красной будке на входе, я решил поразвлечь того беседой, сразу задавая тому вопрос про сестер. Сторож понял, о ком идет речь, рассказав, что они бывают тут периодически уже много лет, во всяком случае, последние года три, но кто такие и откуда – затруднялся ответить, а может, просто и не захотел делиться подобной информацией с подозрительным незнакомцем.

Я меж тем посматривал на рассасывающуюся от автомобилей парковку, там оставалось лишь четыре авто. Несколько из них, вероятно, состояли на службе служителей культа, а вот одна из машин, несомненно, принадлежала девчатам.

Не зная, чем себя еще занять, я надумал вернуться в церковь, на входе, на всякий случай, перекрестившись. Этим движением я изрядно напугал крутившегося у входа, возле наполненного ящичка для пожертвований, черта, того самого, что проводил службу…
– Ты чего это… богохульствуешь? – строго спросил он.
– Что, простите? А… да я тут девушек знакомых жду просто, сестер, – начал было оправдываться я.
– А ты, парниша, знаешь хоть, куда пришел? Ты откуда тут такой взялся? – тем же металлическим голосом призвал он меня к ответу.
– Я? Да я это… проездом тут, из Сэйнт-Питерсбурга.

Физиономия черта приняла явно враждебные черты.
– Янки? Да у вас же там своих сатанистов девать некуда, еще и на наш рынок удумали влезть?! – угрожающим уже тоном заговорил он.
Признаюсь, я не сразу понял, что это он имеет в виду, но уловив-таки ход его мыслей, поспешил успокоить:
– Да нет, вы не так меня поняли, я из другого Сэйнт-Питерсбурга, не с флоридщины. С севера.
Здесь его физиономия приобрела настороженный вид.

– Ааа, из того самого… с болот,– облегченно выдохнул он. – Так бы и сказал, а то ишь… из Сэйнт-Питерсбурга он... А чего разоделся тогда клоуном? У нас тут черные цвета в почете, если ты не заметил!

На это обвинение  я лишь растерянно пожал плечами. Удивительно мне было слышать такого рода упрек от ряженого гражданина с пластиковыми рогами на голове. Тот, однако, быстро сменив гнев на милость, принялся расспрашивать, как там дела в Питерсбурге; мне как-то показалось даже, что смена его тона обусловлена опасением: а не из тех ли я, случаем, «piterskix», которые прибрали к рукам и его город, да и вообще тяготеют к контролю надо всем на свете. Хотя на вопрос, как там дела в Питерсбурге, отвечать я не взялся, будучи не в силах нести ответ за весь город, когда сам-то, выходит, не способен совладать даже со своими персональными передрягами. Вместо этого я скоренько перевел разговор в волнующее меня русло: где, мол, девчата пропадают?
– А черт их знает, – отвечал мне рогатый. – Копаются сегодня чего-то. Подожди уж их на улице, будь добр!

Я последовал его доброму совету, разворачиваясь к двери. Но кое-что заставило меня замедлить шаг на выходе, где стоял стенд с фотографиями и заголовком «Передовики сатанизма», выполненный в стилистике старорежимных еще традиций. Тогда мне сделалось любопытно, а нет ли там снимков с известными народными избранниками или артистами, что только дополнило бы мои знания о нашей стране, хотя, после хроник «Блатной правды», особых иллюзий уже не питалось и удивляться, казалось, было бы решительно нечему.

А впрочем, я опять ошибался. В жизни всегда есть место и ошибке, и удивлению, особенно когда при столь странных обстоятельствах обнаруживаешь на доске неоднозначного почета фотографию своей бабули – Нины Иоанновны… в обнимку – внимание – с Афиной и Моникой. В ту секунду я испытал множество самых радикальных чувств, трудно поддающихся описанию словом, через мгновения уже вываливаясь в прохладу улицы, дабы освежить помутившуюся голову спасительным воздухом.

Время тикало, я тем же временем бродил возле церкви, не упуская из виду центральный и единственный выход. Это продолжалось уже около часа и успело порядком поднадоесть; нарастала даже мыслишка оставить всю эту затею, однако и желание повидать хоть одним глазком моих осатанелых девчат было слишком велико, пускай и складывалось неприятное впечатление, что они-то подобного свидания, напротив, чертовски не хотят, наблюдая, вероятно, за моими перемещениями из мрака куба. Снаружи начинало понемногу темнеть и холодать, а во мне голодать, но стоило лишь повернуться спиной к церкви и отойти от ворот на незначительное расстояние – случилось явление. Обернувшись, я узрел две женские фигуры и одну мужскую, устремившихся в сторону парковки. В женских очертаниях я сразу разгадал Афину и Монику, а мужская, к слову, так и осталась для меня расплывчатой, она-то, правда, и волновала меня менее всего.

Беглецы запрыгнули в черный джип марки Jeep и резко дали по газам, стремительно развивая скорость в направлении выезда. Я же, вернувшись на исходную позицию, стоял уже неподалеку от ворот, а потому предпринял даже самоотверженную попытку перекрыть им выезд, создавая живой барьер из своего усталого тела. Впрочем, когда я увидел решительное лицо водителя, того самого неизвестного мне мужчины, то догадался, что если останусь вот так стоять, то через мгновения стану неживым, а потому предпочел отпрыгнуть в сторонку, в серо-черную массу, тем самым безбожно запачкав свои любимые синие джинсы.

Но не это расстраивало меня. Через пару-тройку секунд, поднимаясь, я развернулся в их направлении, автомобиль уже удалялся, а из приоткрывшегося окна задней двери появилась девичья голова, кажется, Моники – трудно было уже разобрать, и та голова что-то еще и выкрикивала, однако ветер, увы, выл в обратную сторону: слов разобрать не удалось. Не исключаю, что мне не стоит слишком уж переживать по этому поводу: едва ли неопознанная голова выкрикивала мне что-нибудь лестное и одобрительное. Тогда-то я окончательно осознал, понял и принял, что больше уже, пожалуй, действительно никогда их не увижу. И наверное, этому следовало бы только радоваться, но я не радовался, констатируя, что в моем любовном уравнении два уверенно умножилось на боль от того, что разрешилось все столь бесславно, бессловно и бегло, поскольку избранный ими формат расставания начисто лишал меня желаемой возможности оставить последнее слово за собой и расставить все точки над i.


Рецензии