Глава 7-Отсчет пошел...

Правильно говорят, что понедельник – день тяжелый. Уже с восьми утра генерал Костянов был на рабочем месте. На столе в папке лежали короткая объективка по разработке канала поставки героина и отчёт по отработке рефрижератора. Чутье старого опера подсказывало ему, что прямо с поезда столичная бригада будет рваться к нему на приём, показывая своё рвение, а не принять их даже он, генерал Костянов, не может. «Да, – думал он, – противную сторону придётся выслушивать, как бы не была она противна. Ничего, дней десять я продержусь, главное, чтобы Ковальчук не подвёл…».

Генерал стоял у окна, курил и задумчиво смотрел вдаль поверх крыш старых трехэтажных домов, которыми был застроен центр приморского города, стараясь через них рассмотреть или хотя бы понять, что сейчас происходит в порту и чем занят Ковальчук.

Звонок оперативного дежурного прервал его раздумья. Костянов недовольно загасил недокуренную сигарету и нажал кнопку селекторной связи.

– Слушаю, – грубо произнес он, отчего дежурный немного опешил и растерялся.
– Слушаю, – уже чуть спокойнее повторил Костянов, – что случилось, Сергей Николаевич.
– Товарищ генерал! Прибыла комиссия из центрального управления, её возглавляет полковник Шемякин. Он просит его принять…
– Пусть заходит весь состав комиссии, я жду их, – ответил Костянов и отключил связь.

 Минут через пять в дверь постучались, спросили разрешения, и в кабинет зашло четыре человека. Полковника Шемякина генерал знал хорошо. Других членов комиссии он видел впервые. Поздоровавшись со всеми за руку, генерал предложил присесть за стол совещаний. Пока все рассаживались, Костянов подошёл к своему рабочему столу, набрал секретаря и попросил в течение ближайшего часа не беспокоить его докладами…

Час прошёл быстро, но даже его хватило генералу, чтобы понять, что дело обстоит куда более серьезней, чем он думал.

Полковник Шемякин говорил жёстко и зло, как будто уже сейчас впечатывал каждое слово в заключение по результатам проверки, которое больше звучало как приговор. Сытые, ухмыляющиеся лица членов столичной комиссии не давали никаких сомнений, что возможно именно так и будет. Если…

– У Вас всё, – вызывающе спросил генерал и испытывающе посмотрел в глаза председателю комиссии. Губы Шемякина вдруг задрожали, и он скорее выдавил из себя, чем сказал:
– Всё… – и сел.
– Вашу заботу о государственных интересах я понимаю прекрасно, – продолжил Костянов, встав из-за стола и направившись к двери, – сам «государственник!»
Он сказал это неожиданно громко, развернулся, и не дойдя до двери метра два, вернулся к столу.
– Разница между нами только в том, что мы работаем, – а вы – проверяете. Помните – работать всегда сложнее, и не делает ошибок только тот, кто ничего не делает…
– Товарищ генерал, а провал разработки…, – попытался перебить его Шемякин.
– Погоди, мил человек, – продолжил Костянов, – какой провал. Это не провал, а переход к другой стадии операции. Идёт разгрузка груза, она будет продолжаться не менее десяти дней. Вот пройдут эти десять дней, тогда и будем говорить. А о чем: о провале или о победе – время покажет.
– Но мы получили информацию, что разработка провалена, источник, на котором всё было построено, убит, отработка судна прошла безрезультатно, привела к жалобам в прокуратуру; – запальчиво и громко произнёс Шемякин, который резко вскочил и пытался остановить монолог Костянова.
– А вот об этом Вы, уважаемые «комиссары», спросите у тех, кто вам об этом сообщил, – ещё более резко ответил Шемякину генерал и потребовал жестом, чтобы он сел.
– Первое – операция продолжается. Я получил на это разрешение от Директора. Срок – 10 дней. В операции задействовано несколько силовых структур. А вот какие конкретно будут проводиться мероприятия, кем, где и когда – даже вам знать не положено.
– Но…, – попытался опять возразить ему Шемякин, но Костянов очень жёстко и резко повторил – Не положено. И обсуждать этот вопрос, тем более в таком составе, я не буду и Вам не советую…
Генерал сделал паузу, вновь встал и твердой походкой, заложа руки за спину, прошёлся по кабинету.
– Второе, – загремело из дальнего угла кабинета, – смерть источника надо ещё доказать.
– Отработка судна, – продолжил Костянов уже более спокойно, – действительно пока прошла безрезультатно. Это три! Но, это формальная сторона дела. В ходе отработки мы с большой долей вероятности установили, где лежит героин. Мы можем даже сейчас пойти и взять его…
Генерал блефовал. Для того, чтобы перехватить инициативу, он впервые за последние годы блефовал, но как он красиво это делал…
– Это строго засекреченная информация, но я надеюсь, что в этом кругу я могу об этом говорить, – величественно сказал Костянов и продолжил, – Вы же понимаете, что взять героин на судне – это «висяк», глухое фактовое уголовное дело. А нам нужны люди. Вот мы и ждем, кто за ним придет.
Генерал остановился посреди кабинета, недовольно вздохнул и продолжил:
– А что касается жалоб в прокуратуру – разбирайтесь. Если в чём виноваты, то виноваты. Спорить не будем, это я вам обещаю!

Полковник Шемякин сидел подавленный. Он понял всё. Понял, что Костянов перехватил инициативу, вовремя подкрепившись поддержкой директора Службы. Понял, что своих, а тем более Ковальчука, он в обиду не даст. Ну что ж, подытоживал в голове председатель комиссии, план проверки ломается, значит, по ходу будем перегруппировывать силы и действовать по другому. И мы ещё посмотрим, Сергей Иванович, чья возьмёт. Услышав последние слова Костянова, Шемякин встал и с трудом сдерживая волнение сказал:

– Тогда мы приступаем к работе. Разрешите начать опрос Ковальчука и сотрудников его отдела…
– Пожалуйста, приступайте, – не дослушав председателя комиссии, парировал генерал, – рабочие места вам определены, компьютерная техника и телефоны имеются. Если что – звоните мне напрямую. Да, и ещё, – сотрудников можете вызывать, а начальник отдела на выезде. Я ещё вчера подписал Ковальчуку рапорт на отпуск по семейным обстоятельствам…
– Как! – удивлено вскрикнул теряющий самообладание Шемякин, – У нас же целый перечень вопросов к нему.
– Вот так, голубчик, – иронично заметил ему Костянов, – Это жизнь, а она штука непредсказуемая. Все мы под Богом ходим.
Шемякин ещё минут пять стоял ошарашенный от услышанного, потом обреченно сел на стул и подавленным голосом спросил:
– Разрешите быть свободными, товарищ генерал!
– Разрешаю, – с удовольствием протянул Костянов. – А сейчас извините, дела.

Генерал присел за свой рабочий стол и с нескрываемым удовольствием наблюдал, как лощенные лица Шемякина и других членов комиссии заметно потускнели и стали серыми. Когда за последним из них закрылась дверь кабинета, Костянов взглянул на часы, прикурил сигарету и подошёл к окну. «Господи, только бы Ковальчук успел», – беззвучно произнес он про себя, а его уставший взгляд вновь устремился в сторону порта в надежде понять, что же там сейчас происходит…

А в порту началась выгрузка рыбы. Возле въезда в порт стояла огромная очередь из больших грузовых машин, специально оборудованных холодильным оборудованием для перевозки замороженных продуктов. Выгрузка шла очень медленно. Рабочих и механизмов не хватало. Капитан судна заметно нервничал. Он не хотел задерживаться в порту сверх времени, отведенного под разгрузку, а потому вызвал к себе старшего помощника и поручил провести переговоры с директором фирмы – грузополучателя, портовыми властями и потребовать увеличения количества грузчиков и механизмов, задействованных в разгрузке.

 К концу дня старпом смог провести такие переговоры и заручиться обещанием, что со вторника количество рабочих, используемых в выгрузке рыбы, будет увеличено вдвое. Услышав доклад старшего помощника, капитан с удовольствием цокнул языком, поблагодарил за приятное известие и попросил направить к нему боцмана.

Когда старпом вышел, капитан открыл сейф, достал из него начатую бутылку дорогого шотландского виски, налил себе в бокал грамм пятьдесят темного ароматного напитка и с наслаждением выпил. Вернув бутылку виски в сейф, он достал из него походную Библию и вытащил из-под её кожаной обложки небольшой листок бумаги, на котором размашистым почерком были написаны телефонный номер и имя.

Когда в дверь каюты постучали, капитан спокойно положил листок между страницами Библии и закрыл её. Стучавшим оказался боцман.
 
Он был человеком капитана, выполнял только его команды и был ему безгранично предан. Показав Боцману на стул, капитан попросил его присесть, а затем открыл Библию, достал листок и, передавая его боцману, приглушенным голосом сказал:

– Завтра выйдешь в город, позвонишь из телефона-автомата на этот номер. А потом встретишься с человеком, чьё имя здесь указано. У него будет вторая половинка динара.

Капитан открыл ящик стола, взял из него небольшую коробку, в которой лежала часть металлической монеты, и протянул её боцману.
 
– Только когда половинки монеты составят одно целое, – продолжал капитан, – ты возьмешь у него то, что он тебе передаст. Ни о чём его не спрашивай и ни на какие его вопросы не отвечай. Вернувшись на судно, передачу отдашь мне немедленно.
Боцман молча кивнул головой и спрятал половинку монеты и записку в карман брюк.
– А когда мы планируем начать выгружать тунца, – спросил капитан, закончив давать указания.
– Не раньше следующего понедельника, капитан, – ответил боцман.
– Хорошо, это очень хорошо, а что делать с известными тебе паками я скажу позже. Можешь быть свободен.

Боцман опять молча кивнул головой и, спросив разрешения, покинул каюту. Капитан достал кальян, разогрел и, глотнув его дурманный аромат, откинулся на спинку широкого и удобного капитанского кресла. День подходил к концу, солнце медленно опускалось за горизонт. На душе у капитана было спокойно и тепло. Он верил в успех хорошо продуманной операции, верил своим людям, потому что они безгранично верили и поклонялись золотому тельцу. А какого он будет цвета – жёлтого, зелёного или какого-нибудь другого, это уже не столь важно. Так думал капитан, сладко засыпая в своём уютном кресле… Но он, убогий, даже не мог себе представить, как он глубоко ошибается в людях и в том, чему они действительно верят и поклоняются… наших конечно людях, а не его…