Мораль, право, заповедь
Право (речь идет о писаном, позитивном праве, отличающемся от права естественного, но, тем не менее, крепко связанного с ним в той мере, в которой, скажем, написанная картина связана с возникшим в сознании замыслом художника; впрочем, этот вопрос должен быть освещен отдельно и более обширно) всегда признается велением, долженствованием, обеспеченным силой государства, вытекающей из его природы. Так, скажем, в случае, когда принимается за основу факт всеобщего делегирования людьми некой части своей прирожденной свободы государству, соединив которую оно, представляя тем самым скрепленный суммой свободы союз людей, получает возможность также и выражать формально усредненную правом волю этих людей. Отсюда можно вести речь даже о сверхсубъектности государства, обретающего качества совокупности делегировавших ему свободу личностей; государство - некое "среднее арифметическое" общества и даже обобщение всех личностных качеств членов, его составляющих. Кроме того, государство есть своего рода "соединение душ", слияние их (и это - критерий полноты "душевного" соединения, а равно - один из критериев "качества" государства) в единое целое, но не такое, где каждый теряет свою индивидуальность, а, напротив, укрепляющее ее, как нить, плотно соединяя отдельные бусины в ожерелье, сообщает им новое качество, удерживая их вместе и в то же время через уникальность каждой придавая законченность цельному облику ожерелья из бусинок. Нить, связывающая всех людей вместе, должна с согласия человека "проникать" через внутреннее, называемое душой, психикой или иными словами и соединять тем самым всех индивидов, причем в таком случае - не поверхностно, но - посредством создания своеобразной "силы притяжения", единой и неразделимой. Сама структура связующей нити образована тесно переплетенными единичными волокнами-связями (единичными социальными контактами), причем чем больше таких "волокон", чем шире круг доступных форм социального взаимодействия, тем прочнее нить, образующая полотно человеческого общества.
Заповедь, мораль и право - это три защитных оболочки каждой из социальных связей. Так, вера (а с ней и философия, т.е. любая форма познания Абсолюта) дает возможность априорного постижения самоценных базовых идей социального общежития, является своего рода "золотым проводником" электронов-актов социального взаимодействия, нарушение целостности которого полностью уничтожает систему базовых ценностей-заповедей, которые обеспечены лишь ею одной. Мораль - это изолятор социальных отношений от вредных воздействий окружающей среды, система, охраняющая сами отношения от нежелательных "наводок", связанных с социально-бесполезной либо вредной деятельностью. Ее дейсвтие - это естественное сопротивление социальной среды таким "наводкам". Право - силовая основа ранее названной нити, защищающая общество как конгломерат отношений от агрессивных физических воздействий, причем порой путем некоторого ущерба "изолятору"-морали. Эти три "слоя" и обеспечивают защиту от негативных воздействий агрессивной внешней среды.
Моральные нормы наделяются своею силой благодаря общественно признаваемому обыкновению, базирующемуся на том, что Кант называл категорическим императивом; этот императив, впрочем, не встречается очищенным от апостериорных наслоений и потому, в самом деле, не представляет возможности полного воплощения иначе как в чистом мышлении. Кроме того, многие исследователи признают нормами морали любые сложившиеся обыкновения, обеспеченные сформировавшимися представлениями о должном и недолжном, добром и злом и т.п., т.е. в основе морали лежит существенно иные, нежели в основе права, принципы.
Право, конечно, имеет некоторые отличия от морали, поскольку выражается в более "чистых" нормах, отделенных от течения времени сильнее, нежели мораль. Кроме того, в праве общественное отношение описано предельно абстрактно (во всяком случае, вектор его развития устремлен в сторону большей абстракции), в то время как нормы морали (по крайней мере в государствах континентальной правовой семьи) ближе к "живой" практике человеческих отношений; прецедент же, суть достояние англоговорящих стран, являет собой, пожалуй, максимальное сближение предписаний морали и права: в нем смешивается aequitas и fides, приходя в некоторое равновесие (последнее есть более характеристика субъекта-правоприменителя). Именно прецедент совмещает сверхсубъектное формальное равенство и субъективное понимание должного, позволяя тем самым обществу посредством своих достойнейших представителей (достоинство их презюмируется в наибольшей степени в сфере морали) вернуть абстракции физическую, материальную форму. В меньшей степени этот процесс является следствием внеказуистичного, сильнее обусловленного умозрительными конструкциями (конечно, порой представляющими не только гипотетическую волю общества) процесса законотворчества. По большому счету, впрочем, нет принципиального значения, какой источник подразумевается при умозрительном извлечении "сути" права: закон, обычай, прецедент, доктрина, практика и т.п. - есть в предельном относительно идеального своем отношении минимум допустимого (и все равно ограниченного, скажем, понятием злоупотребления) поведения, даже тогда, когда правовая форма отношений вдруг оказывается сомнительной с позиции морали. Что не исключает их теснейшего взаимодействия и взаимодополнения. Отношения морали и права есть отношения идеи-фундамента и практики-постройки (вопрос взиамодействия и взаимодополнения морали и права заслуживает отдельного исследования).
Право ближе к морали, вплоть до полного смешения, растворения, в обществах традиционных: здесь сильно влияние обычая, регламентирующего жизнь во всех сферах: как внешней, во взаимодействии и взаимоотношении с другими во всех возможных сферах, так и во внутренней, во внутреннем осмыслении и уяснении своего поведения в соотнесении его с умозрительным эталоном. Общим для норм обеих регулятивных систем является их происхождение: складываясь из обычной практики, получая свою силу в длительном применении, мораль и право, первоначально слитые ростки одного корня, лишь впоследствии обособляются, институализируются. Этот процесс связан прежде всего с развитием и усложнением общественных отношений вследствие естественной эволюции государства в целом и всех его составляющих в отдельности. Право все более уходит во вневременное пространство, представленное в идеале одним измерением (восстанавливающей первоначальное положение справедливостью, обозначаемой в римском праве термином aequitas), а в реальности - чаще всего великим множеством измерений (преимущественно в сфере властных отношений, а иногда и стоящих над властью отношений прямого влияния). Но ключевым понятием, концентрированным выражением его сущности является именно идея справедливости, эдакого "вечного воздаяния", несколько подобная воздаянию за грехи, но, несмотря на свою вневременность, имеющая не трансцендентную, а вполне рациональную, "человеческую" основу. Право в большей степени создается людьми, является продуктом их интеллектуальной деятельности, нежели чисто религиозные нормы. Примером тому служит даже право, основанное на исламе: именно великие юристы-богословы создали его, применяя собственноручно созданные методы, лежащие в разделении такого права на мазхабы-школы. Впрочем, не так уж и сильны различия, поскольку для права одним из самых существенных моментов является именно разрешение вопроса веры в него общества. Веры, основанной на непоколебимом внутреннем убеждении в его необходимости, в его сверхчеловеческой ценности. К счастью, такая вера дана далеко не всем и, как в религии, право опирается более на страх наказания. Сама манера правоприменения, в особенности судами, выдержана в мрачно-торжественном ключе: мантия, атрибуты судебной власти, государственная символика, особая ритуализованная форма и многое другое роднит его с религиозным обрядом. Как и среди любых верующих, здесь можно заметить фигуры праведников и грешников, монахов-аскетов и просто одержимых, эдаких юродивых, всю жизнь свою посвящающих поискам "правды", внутренним чутьем ощущая затаившийся подвох дополнительных измерений и постепенно впадая в религиозный экстаз от их созерцания.
С другой стороны, эти поиски "правды-справедливости" могут быть связаны и с тем, что изначально неразрывно связанные право и мораль в нашей действительности оказались разорваны надвое по причине резкого различия своего основания: мораль базируется прежде всего на коллективистском мировосприятии, а право - на предельной ценности отдельного лица. Иначе говоря, являясь субъектом отношений в рамках морали, человек в нынешней России предстает как часть целого, в то время став субъектом правоотношения он превращается в самоценного индивида, наделенного рядом прав и свобод, но совершенно не представляющего их ценности; кроме того, этот наш индивид даже ее считает действующее право правом по причине отсутствия в нем пресловутого коллективистского момента. Прежде всего это видно на примере нашей правоприменительной практики: суды руководствуются при разрешении споров преимущественно правом писаным, как правило - законом, в то время как представляется исключительно важным и фиксация внимания суда на моральной стороне любого правоотношения.
Свидетельство о публикации №214011400258