Глава 21. Снег

Ночь была безлунной и какой-то особенно тёмной. Поблизости от дома мэра Лабро слышалось лёгкое потрескивание ломающихся кустов. Кто-то ходил вдоль забора, стараясь как можно меньше шуметь. Подолгу замирал у ограды, прислушиваясь, не идёт ли кто-нибудь со стороны площади. Время от времени поглядывал на фосфоресцирующие зелёным светом стрелки часов, которые этой ночью, казалось, шли медленнее. К дьяволу! Нужно быть терпеливым, чтобы не испортить всё. Выдержать… Ещё немного, ещё мгновение… Пять минут… Вот-вот будет двенадцать ночи!... Несколько ударов нетерпеливого сердца, и можно будет перебраться через каменную ограду.

Двенадцать ночи. Медленно и торжественно отбивают их часы на церковной башенке. С последним ударом неизвестный глядит в сторону дома мэра. Там вроде бы погасли все огни… Теперь или никогда!...

Двенадцатый удар долго ещё вибрировал в холодной ночи, а когда замер, всё окутала абсолютная тишина, так что слышно было биение сердца, тикающего чаще, чем часы.

Только теперь он подпрыгнул и вскарабкался на гребень стены. Некоторое время наблюдал за улицей. Убедившись, что поблизости никого нет, спрыгнул с ограды и пошёл прямо, внимательно глядя по сторонам. В эти минуты улица была пустынной.

Мужчина высоко поднял воротник, а, встречая прохожих, надвигал шляпу поглубже на лоб.

Несмотря на позднее время, на углу остановилась было старушка, торгующая жареными каштанами, но, не видя покупателей на своё лакомство, пошла дальше, покачивая корзинами, которые били её по бёдрам. Встретившись с мужчиной, она протянула перед собой «товар», но не посмела предложить лакомство. Хотя мужчина старался держаться равнодушно и спокойно, что-то в этом старании показалось ей странным. «Идёт, прячась, будто бандит», — подумала она. В его лице, которое на мгновение оказалось в свете фонаря, было столько угрожающего выжидания, что она удивилась. Перекрестившись под платком, она поспешно удалилась в сторону порта.

— Черти принесли эту торговку, — пробормотал мужчина, оглядываясь. Никого не увидев, прибавил шаг. Он не догадывался, что немного позади, тенью распластавшись у стены, за ним шаг в шаг следовала какая-то чёрная фигурка, а за ней – большой пёс.

Наконец неизвестный остановился у таверны «Под Омаром». Заглянул внутрь через окно, убедился, что в зале нет того, кого он ищет, и обошёл здание кругом. Стараясь не шуметь, проник во двор через дыру в заборе. Задержался на мгновение, напрягая слух, и пригнувшись ещё ниже, пошёл вдоль забора. Из-за ствола дерева обвёл взглядом темноту, навострив уши.

Окончательно успокоившись, удалился в сторону маленького домишки в другом конце двора. Где-то от удара ветра громко хлопнула калитка, и он снова остановился, затем, пригнувшись, подкрался к двери. постучал. Услышал скрип кровати, а потом хриплый голос:
— Кто там? Что вам нужно ночью?
— Открой! Это я!

Сперва что-то тяжёлое упало на пол, потом тот же голос отозвался  раздражённо:
— Иди к чёрту! Не мешай спать…
— Открой! Это я, Пётр.
— Так бы сразу и сказал.

        Что-то упало со стола, похоже, подсвечник. Пётр нетерпеливо шипел сквозь стиснутые зубы:
        — Потише, человече!

        «Человече» добрался, наконец, наощупь до двери и начал отодвигать засов. Он был заржавлен и скрипел так, что у соседей залаяла собака. С улицы ей коротко ответила другая. Несмотря на холод, Пётр почувствовал на висках капли пота. Только бы Косой не услышал шума!...

        Дверь, наконец, отворилась. Он осторожно вошёл. Долго царила тишина, наконец, Пётр сказал тихо:
        — Дай мне немного «снега».
        — Пожалуйста! На сколько?
        — У меня нет денег. Но завтра уплачу за всё.
        — Дурачков ищешь? Мне «снег» не даром достаётся. Времена теперь тяжёлые. Но это как кому! Чтобы у сына мэра не было денег, это странно, правда?

        Наступило неловкое молчание. У Петра чесались руки. Врезать бы по шее, чтоб не оскорблял! Но он знал, что таким путём ничего не добьётся. А он больше всего жаждал «снега». Чтобы раздобыть дозу, спустился как вор со второго этажа, когда мэр запер его в комнате и никого не впускал к нему. А теперь вот он стоит перед этим прислужником и канючит, как побирушка, потому что без кокаина уже не может обходиться. У Петра не хватило смелости ударить, и он начал просить ещё униженнее:
        — Я всё тебе отдам. Ты ведь знаешь, каково обходиться без «снега». Ты ведь и сам…
        — Как раз потому, что сам… не могу тебе дать, потому что у меня его мало… И неизвестно, когда опять получим свежий товар…

        Глаза Петра обшаривали комнату и задержались на стоящем в углу сундуке. Там наверняка есть кокаин. На сундуке стоял будильник. Это навело его на новую мысль. У него есть с собой золотые часы, подарок, полученный от отца в день первого причастия. Оставить их в залог, пока не заведутся наличные.

        — Смотри, — сказал он, вынимая «луковицу». – Чистое золото. Дай «снега», и получишь за это часы.

        Глаза хозяина жадно блеснули. Он схватил часы и с нескрываемой радостью поднёс их к уху. Смотрел как зачарованный на жёлтые стрелки и циферблат, где вместо цифр были вправлены маленькие бриллианты. Обрадованный, он быстро сунул часы в карман, словно боялся, что Пётр раздумает, и поднял крышку сундука. Вынул небольшой пакетик и вручил его Петру.
Внезапно из-за двери послышался какой-то подозрительный шорох. У соседей залаяла собака. Пётр сунул руку за пазуху и спрятал пакетик. В глазах у него был страх. Он бегал взглядом по тёмной комнате, словно искал укрытие. Молчун подошёл на цыпочках к двери и неожиданно распахнул её настежь. В дом ворвался ветер и погасил пламя свечи. Пётр рванулся и, не обращая внимания на чей-то крик, стремительно  выбежал в темноту.

        Какая-то сила оторвала Молчуна от стены. Он вскочил на ноги, держа в руке нож. Дверь с треском захлопнулась, загорелся фонарь. Молчун разглядел, что на земле лежит чьё-то тело. Неужели сынок мэра?

        — Убери свой скальпель, пугало.

        Молчун узнал своего хозяина. Но как он изменился! Это уже не был добродушный трактирщик, душа-человек.

        Эскублак зажёг свет. Молчун, который хорошо знал своего господина, задрожал при виде плети с рукояткой, обвитой кожаным шнуром толщиной в палец. Косой уселся в тёмном углу. Вытянул перед собой руку. Она кровоточила. Он вынул из кармана платок и подал Молчуну.

        — Возьми, перевяжи. У этой дворняги большие зубы, но плеть тоже может кусаться.

        Когда повязка была наложена, Косой крикнул:
        — Приведи его в чувство! Да поскорее!

        Молчун склонился над телом и с ужасом вгляделся в лицо лежащего. Несмотря на бледность, сразу узнал его. Это был Томаш, брат Ивека Керьяна. Откуда он здесь взялся? Неужели подслушал весь разговор? Плохо ему тогда будет. Но хозяин и Молчуну не спустит того, что тот продавал украденный кокаин, если этот… заговорит.

        После долгих стараний Томаш пришёл в себя. Он не отдавал себе отчёта в том, где находится. В ушах у него ещё звучал чудовищный крик и вой пса. Только теперь он, совершенно как наяву, ощутил удар по плечу.

        — Очнись, поганец! – услышал он над ухом.

        Сон, мираж или действительность? Он с трудом открыл глаза и тут же снова закрыл.

        Над ним склонилось какое-то лицо – точнее, маска, не человеческая и не звериная. Трудно сказать, сновидение это или явь, если человек не выбрался ещё окончательно наверх из бездны помрачения сознания.

        «Где я?». Прежде чем Томаш успел задуматься, он был грубо поднят и усажен на стул. Это уже было не видение. Он увидел перед собой Молчуна, и всё припомнилось ему – как он следил за Петром от самого дома мэра, как радовался тому, что сумел подслушать под дверью. Он помечтал ещё, как будет хвастаться своим открытием перед братом, и вдруг… провал, хотя он мог бы поклясться, что услышал собачий визг. Он хотел встать, убежать от этого перекошенного лица, но, несмотря на все усилия, не мог сдвинуться с места. Паралич или ещё какая-нибудь чертовщина? Кошмар душил его, давил как мельничный жёрнов, дробя его и перемалывая в муку, а у него нет сил, он не может вырваться из-под тяжёлого жёрнова…

        Ещё раз попытался нечеловеческим усилием мышц подняться, но снова впустую. В полное сознание вернул его один, потом другой удар по лицу. Теперь Томаш больше не сомневался, что влип…

        — Говори, что здесь вынюхивал! – услышал он голос из тёмного угла комнаты. Голос был так изменён, что Томаш не узнал Косого. Сама фигура его была в тени, а свет падал только на руку, держащую длинную плеть. Томаш ужаснулся. Это уже не детская игра в прятки. Такая плеть может обжечь посильнее, чем ремень господина Дэниса.

        — Ещё раз спрашиваю. Почему таскаешься по ночам? Говори что знаешь. Иначе… — и плеть со свистом рассекла воздух у самого лица Томаша. Только теперь мальчишка узнал Эскублака. Будет бить, пока не получит ответа. Соврать бы поскорее что-нибудь, но в ноющую от боли  голову не приходило ничего правдоподобного. Молчун смотрел на него пронизывающим взглядом, словно хотел прочитать по губам мальчишки всё, что тот знает. И боялся этого признания больше, чем сам Томаш. У Эскублака, однако, время не ждало. Они оставили связанного Томаша и ушли в другую комнату, заваленную ящиками и служившую складом. Здесь Молчун услышал вопрос, которого боялся с самого начала:
— Кто у тебя был? Почему сразу убежал?

        Слуга с трудом сглотнул слюну, не зная, соврать или сказать правду. Он знал своего хозяина всё-таки настолько хорошо, что был уверен – тот будет искать подтверждения у Томаша. Дело слишком серьёзное. Если этот мальчишка всё слышал с самого начала, то не кто иной, как сам хозяин, найдёт способ заткнуть этому мальчугану  рот. И Молчун ответил, не колеблясь:
        — Сын мэра.
        — Чего он хотел?
        — «Снега».
        — Получил?

        Молчун утвердительно опустил голову.

        — Ах ты, негодяй! – взревел патрон. – Откуда у тебя кокаин? Украл. Украл из прежнего запаса, так?

        Молчун не отвечал.

        — Много его у тебя? Говори! – повысил голос Эскублак.

        Когда слуга промолчал и на этот вопрос, шеф неожиданно ударил его изо всей силы в лицо. Удар свалил Молчуна с ног. Он стремительно вскочил с пола и локтями заслонил голову от следующих ударов.

        — Быдло! Как раз теперь, когда власти пронюхали, что на острове хранится кокаин! Говори всё  самого начала, — повторил Косой с плохо скрываемой яростью. Не получая ответа, поднял плеть. – Видишь это? – махнул он плетью перед лицом Молчуна. – Если нет, так сейчас увидишь! – захохотал он язвительно. – Действует посильнее, чем доза «снега».

        Молчун не выдержал. Он уважал плеть. Рассказал всё. Утаил только, что взял в заклад золотые часы. Патрон только кулаки сжимал и время от времени бормотал сквозь зубы: — Скотина, тварь паршивая, что же ты наделал!

        Лишь когда слуга замолчал, Эскублак уселся на подвернувшийся ящик и задумался над ситуацией. Стал бы мальчишка в такую пору шляться без цели по чужим дворам? Ведь это брат Ивека Керьяна. Кто знает, не Ивек ли поставил Томаша на пост? Так или иначе, мальчишка слишком многое слышал. На свободу его отпускать нельзя. Достаточно одного его слова в комиссариате, и всё выйдет наружу. Нужно сделать что-то, чтобы обезопасить себя от неожиданностей.
Он хмуро посмотрел на Молчуна, который шмыгал носом, будто собирался заплакать.

        — Прекрати. Прежде всего нужно разделаться с этим прохвостом. Поговорим потом, осёл.

        Молчун сдвинул в сторону несколько ящиков, и в полу обнаружился люк.
Они вдвоём схватили связанного мальчишку и опустились с ним вниз, откуда несло запахом плесени и затхлости. Впереди шёл Молчун. Он прицепил фонарь к поясу, чтобы освещать себе путь и иметь свободные руки. Наконец, они остановились перед дверью, вделанной в стену. Молчун вытащил из кармана ключ, и заскрежетал замок. Дверь открылась, и в то же мгновение Молчун вскрикнул от боли или от испуга. Луч света выхватил из темноты какую-то огромную тень, которая бросилась на него.

        Эскублак бросил Томаша и, недолго думая, захлопнул за собой дверь и помчался наверх. Он узнал Смельчака, и, зная также и силу Рафаэля, не стал дожидаться дальнейшего развития событий. Он не мог знать, что Рафаэля нет в живых, а Отец Файка мечется в горячке.

        Трактирщик осознал, что он погорел. Ему оставалась только одна дорога. Бежать. И немедленно.

        Молчун дураком не был. Когда он разглядел, что имеет дело со Смельчаком, а не с колдуньей, он стал отчаянно защищаться. Фонарь упал на песок, освещая всю эту чудовищную сцену. Молчуну удалось вытащить нож, он попытался вонзить нож в живот Ивеку. Но его вооружённая ножом рука оказалась в клещах. Нож какое-то время описывал в воздухе замысловатые кривые, пока не упал, наконец, на песок. Схватка закончилась.

        Керьян, задыхаясь, поднял фонарь и осветил лицо лежащего.

        — А всё-таки… он! – воскликнул Ивек. – Слышишь, Роберт? Одна пташка поймалась! Отгадай, кто это!

        Старик на коленях подполз к лежащему Молчуну.
        — Ха! Наш музыкант! Такого и в кино не покажут! Значит, за ним стоит Косой, а за Косым…

        — Это мы узнаем от слуги. Он знает ключ к тайне. Смерть Рафаэля и других будет отомщена. Скоро мы узнаем виновников всех этих убийств.
— Хотелось бы всё-таки, чтобы у Молчуна нашёлся ключ от двери. Иначе ничего не выйдет наружу. Мы не сделаем ни шагу вперёд. Останемся опять отрезанными от мира…

        Помолчав, он застонал:
        — Поесть! Смельчак, дай мне что-нибудь поесть! Не выдержу больше.

        Ивек Керьян вскочил на ноги. Ухватился за ручку, но дверь даже не дрогнула. Косой был достаточно догадлив,  чтобы запереть её за собой. А замок был добрый, патентованный. Даже отмычка, если бы и нашлась, не помогла бы. А может, ключ найдётся у Молчуна?

        Смельчак двигался как в лихорадке. Роберт, конечно же, был прав. Если они не найдут способа выбраться из этого тоннеля, он станет их братской могилой.

        Ивек старательно обшарил карманы Молчуна. Вытащил всё, что там было. Целая куча разных мелочей, но ключа нет. Он взвесил на ладони золотые часы и сунул их за пазуху. Нож воткнул за пояс. Обрадовался спичкам и папиросам. Они теперь смогут разжечь огонь, испечь ту пару крабов, которых смогли украсть у моря в пору отлива. Нужно накормить Роберта. А тот уже наслаждался дымком папиросы.

        Вдруг у стены, где лежал Рафаэль, послышался глухой стон. Отчётливо услышал его и Отец Файка. Неужели тело ожило?
Роберт, невзирая на сильную слабость, вскочил на ноги. То же сделал и Ивек Керьян.

        — Слышишь, Смельчак? Рафаэль смеётся над нами. Всех нас вместе с нашими делами возьмут дьяволы. Рафаэль зовёт нас. А может, мы тоже трупы? Боже великий! Это снова штучки проклятых ведьм! Хотят осилить нас и защекотать насмерть. Что угодно, но только не это! Я хочу умереть, но не позволяй им, Смельчак, присутствовать здесь в мою последнюю минуту.

        Стон повторился, и Ивек с Робертом застыли, стоя рядом, словно в землю вросли. В тусклом свете фонаря они разглядели, как у самой двери тело Рафаэля извивалось и корчилось, как червь на крючке. Роберт рухнул на колени и глухо застонал. Это заставило Смельчака опомниться. Он поднял фонарь с песка и неверной рукой направил свет на вздрагивающее тело. Луч, однако, был слишком слаб и не достигал лежащего. Керьяну пришлось сделать два шага вперёд. Похоже, люди перед смертью способны видеть вещи, которых им не дано было увидеть в течение целой жизни. Таинственная фигура вдруг заговорила вслух. У Смельчака выпал из рук фонарь, а Роберт упал на песок.

        Ивек отчётливо услышал своё имя. Уж это не могло быть игрой воображения. Лежащая фигура подогнула ноги и одним взмахом туловища оказалась в сидящем положении. Только теперь Ивек Керьян узнал… Томаша. Ну как тут не поверить, что находишься во власти ведьм? Они оставили у стены Рафаэля, а вместо него перед ними сидит Томаш. Правда, связанный, грязный, но живой, как и они с Робертом, и Молчун. Неужели это его рук дело?

        Ивек подбежал к брату и одним махом освободил его от пут. Парнишка встал на подкашивающихся ногах и потирал онемевшие руки. Его круглое и румяное лицо выражало не меньшее недоумение. Глаза с удивлением смотрели на брата. Не ожидал его здесь встретить. Кто как, а уж брат наверняка вызволит его отсюда. Он бросился Ивеку на грудь и громко заплакал. Теперь можно было поплакать вволю. Он был с братом. При нём никто не посмеет тронуть Томаша. Он сильнее всех. А теперь можно показать брату обнаруженное. Нужно только выбраться из тоннеля.

        — Отдохни, — ласково сказал Ивек братишке. – А я поищу у стены.

        До этого чуть раньше додумался Отец Файка. Он елозил по песку, загребая его растопыренными пальцами. Надежда, что вот-вот отыщется способ выбраться на свободу и достать чего-нибудь поесть, прибавляла ему сил. Внезапно он вскочил, как двадцатилетний юнец. В руке сжимал ключ.

        — Есть! – крикнул он, даже эхо загуляло в тоннеле. – Есть ключ! Мы спасены!

        Ивек Керьян молча взял у него ключ и вставил в замок. Ригель отошёл, и кованая дверь поддалась. Не обращая внимания на Молчуна, они бросились втроём вперёд, держась за руки.

        Скоро они оказались перед дверью, ведущей наверх. Над головами был люк. Ивек Керьян попытался поднять его, но тот даже не дрогнул.

        Кто-то громко захохотал у них за спиной. Это был Молчун.
        — Господин Эскублак очень спешил, но загородить выход ящиками не забыл. Лопнешь, Смельчак, а люка не поднимешь. Ключ вам здесь не поможет. Над головами у нас тонны продуктов и несчитанные бутылки с вином, а нам придётся подыхать от голода и жажды.

        Молчун уселся на нижней ступеньке лестницы, склонил голову на колени и зарыдал.