При du Рок 6. История Колесникова

Сюжет буксовал. Протагонист, или кто там сейчас лежал в гробу, отказывался его развивать. По¬-Среднику пришлось предпринять интеллектуальный штурм коллективного сознания.
Дело в том, что уже некоторое время по вечерам в нашей палате собиралось что-то вроде литературного клуба. Кроме По и меня в него входили ещё четверо человек – итого, шесть. Мысленно и тайно ото всех я всегда добавлял в клуб Мастера – итого, у меня выходило магические семь.
Наверное самым важным членом клуба после По-Средника стал Санитар, удивительно тонко разбирающийся в допушкинской литературе. Наша палочка-выручалочка. Мост между клубом и администрацией сумашедшего дома. Санитар появился на этаже пару дней спустя начала романа, и почти сразу он и По подружились.
Со второго, женского этажа приходила Балерина, тощее жилистое создание лет шестидесяти. По доверительно сказал мне, что она пила кровь своих учеников. Я понимал, конечно, что По выражался фигурально, но, глядя в её горящие как уголья глаза, мне становилось страшно и я улавливал скрытый смысл пословицы: нет дыма без огня.
Третьим был мрачный господин между сорока и пятьюдесятью по фамилии Угрюмый. Трудно представить человека, так точно подходившего своей фамилии. В прошлом он был профессиональный спортсмен, добившийся выдающихся результатов в зимних видах спорта, потом топ-тренер, потом... а теперь член нашего клуба.
Последним был профессор, попавший сюда на электронной почве. С ним я сдружился, и он рассказал мне свою историю

История профессора.

Колесников Иван Витальевич в эпоху советской застойно-достойной стабильности был кандидатом в философы и преподавателем марксистко-ленинской философии местного университета. Как-то раз во время ранней самостийности и воодушевленного освобождения от имперского засилья, Колесников явился на напуганную переменами кафедру, и заявил, что электроны не умозрительная философская категория, а живые, юркие сущности, с которыми можно договориться. Напрасно коллеги по очереди беседовали с Иваном Витальевичем и убеждали, что, дескать, Владимир Ильич не то имел в виду, утверждая неисчерпаемость электрона; напрасно вызывал его ректор и осторожно прощупывал его на посторонние темы – Колесников оставался непреклонен.
Иван Витальевич не стал дожидаться, пока его уволят с формулировкой профессионально непригодный. Он сам покинул накренившийся Титаник марксизма-ленинизма. А через год в городе появилась процветающая фирма Электрон&Ко. Она наводнила город и область золотом из Турции и Италии. Директором и единственным владельцем этой процветающей фирмы был кандидат философии Колесников Иван Витальевич.
Он не забыл своих коллег. К тому времени жизнь на кафедре едва теплилась, и, если бы не Иван Витальевич, огонек философской мысли задул бы ледяной ветер практического национализма. Колесников организовывал бывшим коллегам философские турне по городам нашей области и соседним областям. В пустые залы приходило несколько человек, таких же как и лекторы несчастных, растерянных, напуганных свалившейся свободой интеллигентов. Однако посещаемость нимало не заботила Колесникова и никак не отражалась на философских гонорарах, которым могла бы позавидовать фанерная звезда среднего класса светимости. Тогда-то коллегии и стали Ивана Витальевича называть уважительно – Профессор.
Золото раскупалось, философы, соблюдая строгую очередность, совершали турне – на то и жили. Так продолжалось несколько безоблачных и безбедных лет. А потом бизнесом Ивана Витальевича заинтересовался талантливый организатор и растущий предприниматель, близкий к правительственным кругам.
– Да что там скрывать, – добавил Иван Витальевич, – зять премьера заинтересовался.
Переход бизнеса от лица А к лицу Б всегда осуществляется через наезд. Чаще всего, не парясь, наезжают непосредственно на лицо А. Но иногда, довольно редко, сначала наезжают на поставщиков лица А. Неизвестно почему близкий к правительственным кругам организатор решил, прежде чем обобрать Колесникова, познакомиться с его поставщиками в Турции и Италии. И здесь боевые бригады талантливого организатора дали сбой. Поставщиков они не обнаружили.
– Такое разочарование, – от всей души хохотал Иван Витальевич.
Имелись документы на ввоз золота, были честно оплачены все таможенные пошлины и все налоги, а поставщиков золота не было. Дело Колесникова попало на контроль в органы национальной безопасности, а талантливого организатора поблагодарили за сигнал и предварительно проделанную работу.
Сгоряча его взяли по стандартному обвинению – неуплата налогов. За дело взялись адвокаты Колесникова и легко, даже как-то играючи доказали абсурдность обвинений. Колесников был, пожалуй, единственным бизнесменом в стране, кто не только сполна платил все, даже самые абсурдные налоги, но ещё и систематически переплачивал.
Его отпустили, не извинившись, но не на долго. Второй раз Колесникова взяли за хранение валюты. Вся страна давно перешла на доллары, прикрывшись фиговым листком условного эквивалента, но суровый советский закон, запрещающий не только оперировать валютой, но и хранить её парламент, по просьбе органов, упорно не отменял.
Несколько месяцев его мурыжили на допросах. Дело пухло как на дрожжах. Первоначальная двадцатка, за которую взяли Колесникова, выросла во многие тысячи страниц уголовного дела и, соответственно, корячились многие, многие года. А потом все прекратилось. Пришел добрый следователь и сказал Ивану Витальевичу ласково: страна, мол, нация ждет от своего гражданина философский камень.
– Щас, разбежался, – хохотал Иван Витальевич, – им только дай.
После недельного тайм аута Колесников сказал следователю примерно следующее: «Философский камень, как таковой, не существует, ибо это антинаучно. Но существует договор между ним и электронами, который невозможно ни при каких обстоятельствах передать третьему лицу. Более того, действия договора приостановлено по причине насильственной неволи одной из сторон договора».
Колесникова выпустили под надзор и уговоры превратить, для начала, в золото 100 (сто) тонн свинца. Иван Витальевич честно совершил над свинцовой горой загадочные пассы, но свинец свински оставался свинцом.
Он был очень осторожен. За два года воли пристроил только три небольшие партии платины. Черт дернул Ивана Витальевича поддаться на уговоры друга детства, физика, которому для эксперимента понадобилось немного иридия, всего несколько грамм. Вот тогда органы взяли Профессора окончательно, уже не затрудняя себя формулировками ареста.
Добрый следователь превратился в злого дьявола. Он потребовал от Колесникова немедленно дать стране много золота, платины и редкоземельных элементов, а когда Иван Витальевич, ссылаясь на неволю, отказался, начал его бить на допросах, не опасно, но больно и очень обидно. Однажды на допросе руки следователя, которыми он бил Ивана Витальевича стали золотыми по самый локоть. Синея, следователь стоял перед Колесниковым на коленях, плакал, обещал уйти из органов только бы получить свои руки обратно. Возможно в спокойной обстановке Иван Витальевич смог бы проделать обратную операцию, но он растерялся, и следователь умер у него на глазах. После этого случая следователи и тюремщики пальцем боялись коснуться Колесникова.
– После этого случая я в одностороннем порядке прекратил действия договора, – сказал Профессор.
Несколько лет Колесникова держали в тюрьме. Морили голодом, пытали бессонницей, лучшие психологи уговаривали, уговаривали, уговаривали. Но Иван Витальевич мог сам кого угодно в чем угодно убедить. Всем психологам Колесников говорил, что дар пропал, а неприятность с руками это спонтанный и, наверняка, последний его выброс. В конце концов, с Колесниковым перестали возиться, и он оказался здесь, в сумашедшем доме.
Но воле у Профессора осталась тридцатилетняя дочь, больная синдромом Дауна, и жена, пережившая с беспокойным мужем и долгую философскую эпоху, и короткий период бешенного богатства, и переживающая теперешнюю тюремную бедность. Обеих женщин Колесников нежно любил.
Жена Ира подкармливала Колесникова хлебом и вкуснейшими консервированными огурцами и помидорами с собственной дачи – единственный реликт прежнего достатка.
В настоящее время Профессор пытался договориться с нейтрино.