При du Рок 4

Выехали мы поздно, проехали с десяток миль, и Том стал настаивать на ночлеге. Я говорил, что еще рано, что до темноты можно проехать еще столько же, а то и дважды по столько же; я говорил, что следует торопиться, пока дракон не разорил слишком много жилищ и не сожрал слишком много девственниц – хотя, после сегодняшней ночи насчет девственниц я начал сомневаться – я говорил... Всё напрасно. Том просто снимал с нашего ослика поклажу – шатер, который Том взял незнамо для чего и против моего желания. Пока Том ставил шатер и разводил огонь, день начал клониться к закату.
– О! – сказал Том, указывая на закатное солнце, – смотрите, мой господин, день клонится к закату. Сходите лучше, мой господин, к водопою напоите коней, а я в это время приготовлю ужин.
Том указал мне едва приметную тропку, ведущую к водопою. Я вздохнул, взял обеих лошадей под узды и поплелся к реке, голубую ленту которой мы несколько раз видели, въезжая на холмы. Тропинка обогнула кусты и моему взору открылась маленькая полянка в окружении деревьев и кустов, живописно поросшая травой и цветами. На шелковой траве у самой воды лежали три девы, в позах, какие следует назвать свободными. Завидев меня, они поднялись. Одна была краше другой.
– Рыцарь явился, – обрадовалась первая.
– Какой молоденький, – сказала вторая.
– И какой славный, – добавила третья.
– Здрасте, – сказал я, чувствуя себя полным идиотом.
Первая засмеялась серебреным смехом, вторая подбросила свой платок и подпрыгнула, третья улыбнулась.
– Смотрите, он краснеет, – сказала первая.
– Ах, как это мило, – сказала вторая.
– Да брось ты поводья, – сказала третья, – дай лошадям напиться.
Я предоставил коням свободу. Они и ослик зашли в воду и стали пить, а меня окружили прекрасные девы. Легкий наряд едва ли скрывал манящие формы. Глаза их блестели и от них исходил такой запах, от которого кружились голова, было тесно в груди и в штанах.
– Рыцарь, – коснулась моей щеки первая, ты скрасишь наше одиночество?
– Хорошая погода, не правда ли, – сказала вторая.
– Выпей вина, рыцарь, – сказала третья, подавая мне кубок, – оно снимет усталость дороги и придаст силы для подвигов.
– Славное вино, – сказал я, отдавая пустой кубок.
На некоторое время среди нас повисло молчание, словно актеры на сцене забыли свои роли.
– Ну, – сказала первая, – где твой шатер, рыцарь?
– Ах, какой чудный, чудный вечер, – смеялась вторая.
– Сдается мне, мой рыцарь, – сказала третья, – ты хочешь пригласить нас в свой шатер на скромный ужин, – она многозначительно улыбнулась и добавила: – не так ли?
– Так, так, так, – обрадовался я такому простому и такому желанному решению.
– Твой шатер на холме? – спросили первая.
– Идемте же скорей, – воскликнула вторая.
– Оставь коней, – сказала вторая, – они сами найдут дорогу.
Тома нигде не было, но на покрывале у шатра был сервирован ужин на четыре персоны. Мы ели фрукты, пили легкое искрящееся вино из высокой амфоры, принесенной девами. Не помню как, но мы все оказались в шатре. Легкие одежды слетели с них и мы занялись любовью. Мои кобылки были нежны и податливы, я неутомим как застоявшийся жеребец. Мне казалось, я мог осеменить не трех лошадок, а весь табун. Всю ночь мы скакали галопом, мчались бешеной рысью и бились друг о друга неторопливой иноходью. Всю ночь я любил Первую, всю ночь я любил Вторую, всю ночь я любил Третью. Всю ночь они любили меня.
Лишь под утро я задремал, а проснувшись, не обнаружил моих прекрасных лошадок. Они исчезли, зато появился Том. Он зашел в шатер, посмотрел на сбитые шкуры и простыни, понюхал воздух...
– Нам пора в путь, мой господин, – сказал он.
Том собирал шатер, а я сходил на водопой, напоить лошадей. Лошади отчего-то пить не хотели, и полянка была пуста, на редкость, как пуста. Том собрал шатер и канючил, что пора ехать, дескать дракон не дремлет, разоряет жилища и поедает девственниц. Вот дался ему этот дракон!
Я украдкой посматривал в строну реки и всё не мог поверить, что мои лошадки ускакали, что это волшебство больше не повторится. Около полудня я повел лошадей на водопой, ибо перед дальней дорогой лошадям следует напиться. Лошади фыркали и в воду идти не хотели. Полянка пустовала, только была слегка примята трава там, где мы вчера стояли.
– Они не вернутся, – заметил Том, когда я привел лошадей с водопоя.
Я сделал вид, что не расслышал.
– Ну ладно, Том, поехали дальше, – через час приказал я слуге.
В этот день мы проехали немного, потому что от усталости я буквально валился из седла. Спал я долго и глубоко, а рано утром следующего дня мы поскакали на дракона. Ослика с шатром мы оставили на каком-то подворье у добрых селян. Воинам пристало ночевать под открытым небом, а не нежиться в шатрах.
Весь день мы скакали резвой рысью, так что кони притомились и начали спотыкаться. Уже к вечеру мы встретили крестьянина, который рассказал нам, что дракон притаился за холмом всего в пару милях отсюда. Подъехав к подножью холма, мы остановились. Я расседлал коней, насухо вытер их и стреножил. Пусть пасутся, где им вздумается. Том за это время развел огонь и приготовил скромный походный ужин.
Мы лежали у потухающего костра на плащах, положив под голову седла. Над нами раскинулось бездонное звездное небо, прорезанное посередине Млечным Путем. Соляной Путь – как называют его хохлы из прошлой, призрачной жизни. По бархатно-темному куполу неторопливо шел тонкий месяц, яркостью своею споря с центром галактики. Ночные шорохи и звуки: дрожание цикад в траве, уханье совы и тявканье шакала, дополняли идиллию тихой английской ночи. Том, кажется, засыпал, я мне не спалось.
– Том, а Том, – спросил я, привставая на локте, – а сколько тебе лет?
– Две дюжины без двух, – ответил Том, зевая, – сколько себя помню.
– Нет, я не это имею в виду, – настаивал я, – сколько тебе лет в последнем воплощении?
Том проснулся, сел, опершись о прямые руки, и посмотрел на меня.
– Жанет рассказала?
– А что, это тайна? – пошел я в атаку.
– Да какая же здесь тайна, – усмехнулся Том, – просто ребенку не все сразу рассказывают.
Я обиделся.
– Я не ребенок, Том. Мне уже тридцать четыре, насколько я себя помню.
– Простите меня, мой господин, – Том смиренно поклонился, – конечно, вы не ребенок. Талантливый ученик, без пяти минут рыцарь.
– Так-то лучше, – капризным голосом ответил я, принимая извинения слуги.
Том снова лег, подложив под голову руки.
– Так сколько, Том? – не сдавался я.
Некоторое время Том молчал.
– Может три сотни, может четыре. Кто их считает, эти года, – наконец проговорил он задумчиво, – жизни бы все упомнить.
– Том, а Том, – не унимался я, – а кем ты был... ну до того как стал слугой.
– Водовозом.
– Все эти века! – удивился я.
– Нет, мой господин, – я видел, как Том улыбается, – водовозом я был перед исходом. А потом... потом кем я только не был. Иные всю дорогу держатся одного ремесла, я не держусь. Сапожникам был, лет сто держал ферму, в пажах походил, в учениках. Одно время был рыцарем, несколько дюжин лет сидел за Круглым Столом. Потом надоело это. Последние примерно две дюжины лет опять в водовозах. Вот теперь твой слуга, мой господин.
– Том, а Том, а дети у тебя есть.
Том долго молчал.
– Есть, – наконец ответил он. – Сын. Ради него и живем с женой. Три раза уже его рожали. Лет пять назад я его видел. Настроение у него было такое нехорошее, что, Бог даст, четвертый раз рожать будем.
Мы молчали. Я смотрел на звезды, на серп луны и думал.
– Том, а Том, а какой он дракон.
Том всхрапнул и перевернулся со спины на бок.
– Завтра увидишь, – сказал он, зевая, – спи, мой господин, доброй ночи.
– Доброй ночи, Том.
Дракон был похож на громадную перекормленную курицу с шеей жирафа и головой крокодила. Глядя на эту никчемную пародию больной фантазии, я не мог представить, как он разоряет жилища и пожирает девственниц.
Том остался с лошадьми на холме, а я, блестя доспехами в лучах восходящего солнца, с обнаженным мечом приближался к дракону. Сердце мое учащенно билось.
– Ты зачем пришел, – злобно прорычал дракон, когда я приблизился к нему на расстояние шести метров.
Вот те раз! Оказывается эта крокодилья курица может говорить человеческим голосом. Я растерялся, но потом собрался. Поднял забрало, и смело воскликнул крокодилу прямо в лицо:
– Престань разорять жилища, пожирать девственниц и нарушать покой.
Кажется, насчет покоя – это было из другой оперы. Впрочем, возможно, всё было из другой оперы, потому что дракон тоже растерялся, потом собрался и громыхнул:
– А вот как сожру я тебя вместе с конем.
Я не знал что ответить, тем более что конь остался на холме под присмотром Тома. Вместо ответа я опустил забрало и бросил в дракона камнем. И... началось. Дракон дважды пыхнул огнем, пытаясь заживо зажарить меня в моих доспехах. Оба раза я увернулся. Он хотел и третий раз пыхнуть, но из пасти пошел только дым. Дракон щелкнул пастью, я некрасиво отмахнулся мечом и, кажется, слегка задел его.
Дракон стал удирать. Вторая большая неожиданность. Только сейчас я оценил совет Тома, подъехать к дракону на коне. На коне я чувствовал себя всё ещё не совсем уверенно, и решил идти пешком. Ну не бежать же, в самом деле, на холм за конем. Я стал преследовать дракона, постепенно сбрасывая с себя доспехи. Сначала я сбросил шлем и железные сапоги, потом латы, и последним – панцирь. Без доспехов я почти сравнялся с драконом в резвости бега.
Я слышал как дракон тяжело, с отдышкой дышит, а на камнях оставалась красная кровь, вытекшая из его раны. Наконец я загнал дракона в пещеру.
В существовании каждого человека есть такие эпизоды, о которых стыдно вспоминать. Для меня таким эпизодом стал бой с драконом в пещере. Несчастная курица-крокодилина пряталась от меня в закоулках. Весь в пыли и паутине, сам себя кляня за идиотскую настойчивость, я сгонял её с укромных мест. Наконец, мы достигли тупикового зала. В темноте, очевидно у дальней стены, виднелись два светящихся как плошки глаза, и слышалось жалобное поскуливание. Держа обнаженный меч двумя руками, я осторожно приближался к этим глазам. Дракон кинулся на меня, как кидается загнанная в угол собака на своих жестоких преследователей. Он тявкнул у самого моего плеча, я взмахнул мечом над головой и что-то мягкое шлепнулось о каменный пол пещеры. Я нащупал гребень, схватился за него и поволок голову дракона к входу. Размазывая по щекам грязные слезы, я выковырял клык дракона и отправился на холм к Тому.
За время моего пещерного приключения Том успел собрать разбросанные мной доспехи. Они лежали на траве аккуратной кучкой.
– Да, жалкий какой-то дракон тебе попался, мой господин, – сказал он, когда я ему показал, сгорая от стыда, неумело выломанный клык, – ну ничего, – утешал он, – первый дракон всегда плох.
Том полил мне из бурдюка. Я смыл с себя кровь, пыль и паутину. Из кувшина я напился доброго эля, и мне стало немного легче. Пока я приходил в себя, Том привязал мои доспехи к седлу.
– Ну что ж, мой господин, поздравляю тебя с первым драконом, – сказал он, – теперь без остановок в столицу.
Мы вскочили на коней и помчались быстрее ветра. Захватили на ферме ослика с шатром и поздно ночью были уже в городе.



Все лето мы провели в лагерях, живя в шалашах и шатрах на свежем вольном воздухе вдали от скученности и вони города. Я был непривычен к сельскому труду. Косил плохо, снопы вязал и того хуже, вскоре меня пристроили к Тому помогать ему возить воду на поля. А как красиво косил рожь (или пшеницу, нет, пожалуй таки рожь) Артур, как споро Гвиневра вязала снопы на королевском поле. С каким удовольствием рыцари косили и молотили, а девы и дамы их сердец вязали и веяли.
Я жил в шатре у ручья и почти каждую ночь ко мне приходили Жанет – моя возлюбленная, дама моего сердца.
Три пасторальных месяца промелькнули как один день, а как собрали урожай, начались войны и поперли драконы в южных и западных графствах. Все о трех головах, злые как тысяча чертей, с неиссякаемым запасом огня и дыма. Рыцари один за другим отправлялись воевать драконов.
– У водопоя затор, – язвил Том.
Я делал вид, что не понимаю его намеков.
Король Артур поссорился с герцогом Корнуэльским. Небольшая наша армия отправилась на север и осадила замок герцога. В это время герцог Кентерберийский объявил королю войну и его рыцари разбили шатры у стен нашей столицы. Король отправил небольшой отряд рыцарей (я уже был посвящен в рыцари) в помощь осажденной столицы. Схватки в конном строю и отдельные поединки, защита крепостных стен и смелые вылазки, бои на любой вкус и всяким оружием. Кузнецы чинили доспехи, не покладая рук. Рыцари гибли и возвращались в строй.
Однажды – это случилось в самом конце войны – я был убит. В честном поединке на холме черный рыцарь пронзил меня насквозь копьем, я даже охнуть не успел.
Я очнулся, найдя себя на ложе своих апартаментов. В зале раздавался тихий звон посуды.
– Том, – позвал я слабым, жалобным голосом.
В дверях появился Том. Стал в дверях, облокотясь о притолоку, сложив руки на груди. Ненавижу эту позу.
– Очнулся, мой господин, – добрая улыбка озарила его простое лицо, – пора завтракать.
Я тщательно ощупал себя, потер грудь там, куда вошло копье. Не было даже шрама.
– Том, – жалобно повторил я, – я жив?
Отвечать на такой глупый вопрос Том считал ниже своего достоинства. Он молчал.
– Том, сколько времени прошло?
– Неделя, мой господин.
– А где я был всё это время?
– В могиле, гы-гы-гы, – заржал он.
– Я серьезно, Том, – капризничал я.
Он пожал плечами и тяжело вздохнул.
– Да откуда ж я знаю, рыцарь. Знал бы прикуп жил бы в Сочи.
От этих слов я очнулся и сел на ложе.
– Где ты слышал это выражение, – голос мой окреп.
– Догадайся, мой господин, с одного раза.
– Это плохое выражение, Том. Забудь его.
– Я-то забуду, дык вся Англия уже его знает.
– Бля!
– Вот, вот, – оживился Том, – это слово – что оно означает?
– Какое слово?
– Ну это – бла.
«Бля, только этого мне не хватает», – мелькнула мысль.
– Сочи – это город за болотами, – пояснял я, – а бля – это гулящая женщина.
– Вроде этих шлюшек с водопоя, – уточнил Том.
– Ну что-то вроде того.
– Класс, – восхитился Том.
– Этот «класс» тоже уже знает вся Англия.
– А то.
– Бля.
– Как у тебя ловко получается эта бля, мой господин.
– Потренируешься с мое, и у тебя будет ловко получаться, – пообещал я Тому.
– Вставай, рыцарь. Пришла пора утренней трапезы. Тебе ещё сегодня следует зайти к Жанет.
Никогда Том не интересовался моими отношениями с Жанет, а тут такое участие.
– Это ещё зачем?
– Бранить тебя будет, – сказал Том, отлипая от косяка.
– Какого ху... Это почему?
– Она тебе сама всё расскажет, – бросил Том через плечо, выходя из спальни, – такая традиция.
Жанет бранила меня мастерски. Она приписывала мне грехи и грешки, в которых я себя не подозревал.
– Почему ты меня ругаешь, – возмутился я, когда терпение мое исчерпалось, – в чем я виноват?
Жанет сразу сбавила тон.
– Глупый, – тихо сказала она, – такая традиция. Оплакивать и бранить – эта наша участь. Если вас, рыцарей, не бранить, вы только и будете делать, что убивать друг друга. А как трудно быть без рыцаря неделю, а то и две, пока его не сожгут на погребальном костре. А знаешь, как я тебя оплакивала!
– Ну как?
– Безутешно.
Жанет набрала воздух в легкие.
– Рыцарь сраный, – взвизгнула она, – и откуда ты взялся на мою голову. Убирайся к дьяволу, чтобы и ноги твоей не было в моем доме.
Я взял меч и собрался уходить.
– Ты куда? – удивилась Жанет.
– Как куда? – настала моя очередь удивиться, – ты же гонишь меня.
Жанет стояла подбоченясь в открытой двери.
– Так, – сказала она, – положи меч под лавку, сейчас будем вкушать вечернюю трапезу. Представление окончено, – крикнула она в дверь.
Прежде чем Жанет её закрыла, я успел уловить недовольный шум публики во дворе.
– Папа уехал в Порт, и дом в эту ночь в нашем полном распоряжении. Я тебе покажу, как может любить настоящая англичанка.
– Ты же говорили, что ты наполовину француженка.
Жанет плотоядно улыбнулась и повела бровкой.
– Будет только лучше, милый.
Утолив первую страсть, мы удобно устроились на мягком диване напротив горящего камина. Жанет облокотилась спиной о мою грудь, я обнимал её за талию, по временам гладил её девичью грудь, целовал в шею и плечо.
– Все говорят о традиции, Жанет. И ты и Том.
Она подняла голову и посмотрела на меня снизу вверх. Красные отсветы играли на лице, придавая её чертам внеземную прелесть. Как она была хороша. Я не удержался и горячо поцеловал её в губы. Она ответила серебристым смехом и потрепала мои волосы.
– Традиция, милый, помогает преодолеть видимость бессмысленности существования.
– Ты хотела сказать, верно, преодолеть бессмысленность существования.
– Э, нет, радость моя, именно видимость бессмысленности, ибо смысл существования нам не дано знать. Быть может он нам откроется в конце веков, а может быть и нет.
Жанет потерлась головой о мое плечо.
– Почеши мне спинку. Да, вот здесь. Да, славно. Спасибо, милый. Взять моего папашу. Так, как он ведет дела, лет через 200 все деньги королевства должны быть у него. А этого не происходит. Кредит возобновляется, деньги сами собой возвращаются, проценты не имеют значения. Или эти драконы. Каждый год они появляются по осени, и никто не знает, откуда они берутся. Традиция. Кстати, – произнесла Жанет голосом, в котором ещё слышались отголоски брани, – ты часом не встречал на водопое трех смазливых шлюшек. Часом не поили они тебя искристым вином из высокого кувшина. Часом...
У меня запершило в горле, и я закашлялся. Я легонько отстранил Жанет, встал, подошел к кадке, зачерпнул воду деревянным ковшиком и стал пить маленькими глотками. Сзади подошла Жанет, обняла меня за плечи и потерлась лобком о бедро. От этого мое мужское естество пришло в движение.
– Ну не обижайся, При. Это я со зла сказала. Это тоже традиция. Не было еще случая, чтобы рыцарь не остановился на водопое по дороге туда и обратно.
Я поперхнулся водой. «Теперь есть. Ну Том, ну скотина. Я тебе покажу службу. Я тебе покажу «без остановки в столицу», я тебя научу, как мат-родину любить».
– Многие молодые рыцари только за этим и идут на дракона, – продолжала Жанет, – и неважно для них: они ли победят дракона, или он сожрет их вместе с конем.
«На следующий год, – подумал я, – обязательно пойду на дракона, и неважно кто победит: он или я».
Взгляд Жанет случайно упал вниз.
– О! – в голосе её слышалось приятное изумление, – до состояния копья осталось пару поцелуев.
Со словами: «Ах, рыцарь. Что ты со мной делаешь», – Жанет опустилась на коленки; быстро и умело привела мой меч в состояние копья.
Отшумели, отгремели рождественские праздники. Все радовались миру между королем и герцогами, и потому веселым праздникам не было конца. Я уже давно переехал к Жанет, лишь изредка наведывался в апартаменты, чтобы подкормить отощавшую Шушуку. На всех праздниках: и в королевском дворце на балах, и в катаниях с горок, и в штурмах потешных крепостей мы появлялись вместе. Жанет официально стала дамой моего сердца. Весь город это признал.
Отшумели рождественские праздники, в постах и молениях минул январь, и наступил февраль с его туманами и ожиданием весны. Как только потеплеет, я собирался в поход. Искать Грааль. Всякий приличный рыцарь, в своей рыцарской жизни хоть раз должен найти свой Грааль. Я собирался найти свой Грааль этой весной. С Томом мы намечали маршрут, до хрипоты спорили, где искать Грааль. Жанет и жена Тома Катрин – мы стали дружить домами – скептически относились к нашему занятию.
Как-то днем в воскресенье – Жанет и Катрин как раз ушли на рынок – из королевского дворца прибежал паж. Он принес приказ короля: мне немедленно явиться во дворец.
Том побледнел. Видя его реакцию, мне стало нехорошо.
– Иди, мой мальчик, – сказал Том, – и ничего не бойся.
Я пошел. На страже ворот стояли Джон и Дирк.
– Хелло Джон, хелло Дирк, – приветствовал я стражников, – как служба?
– Привет При, – сказал Джон, – холодно, черт.
– Как в аду, – сказал Дирк.
– Слава Богу, – сказал Джон.
– Скоро смена, – сказал Дирк.
– В аду-то, пожарче будет, – через силу улыбнулся я.
– Ты, это, не бойся, – сказал Джон.
– Страшнее смерти нет ничего, – сказал Дирк, – а смерти мы не боимся.
Король сидел на высоком троне, устеленный шкурами. Он смотрел в высокое стрельчатое окно, за которым неторопливо кружились снежинки, и не замечал меня. Наконец, он глянул на меня.
– Тебе надо вернуться, сэр Рок.
– Когда?
Я почувствовал, как кровь отлила от лица.
– Нынче ночью.
– Ваше величество, а...
– Нельзя, ду Рок, и не спрашивай почему.
– Ваше величество, могу я задать один вопрос.
– Задавай.
– Зачем всё это, для чего?
Король с болью посмотрел на меня.
– Мы все заложники долга, ду Рок. Я жду, когда нас призовет Англия. Мечи не должны заржаветь.
Я поклонился королю и его верности долгу.
– Ступай, сэр Рок. Сэр Ланцелот в полночь отвезет тебя через болота. Ступай, и да хранит тебя Господь.
Я опять поклонился королю, и, не произнося более ни слова, вышел.
«Что могут наши мечи и копья, – думал я, понура бредя через туманный город, – против танков и самолетов. Впрочем, не это ли небесное воинство хранит Англию столько веков. Защитила от норманнов и испанской армады, уберегло от Наполеона и Гитлера».
– Возьмешь носки, – хлопотала Жанет, – это очень хорошие носки из козьей шерсти. В кувшине эль, но не пей его весь сразу. Котлеты уже готовы.
– Жанет, – я сидел на диване, и тоска владела мной.
– Не мешай мне, я боюсь что-нибудь забыть!
– Жанет, мне ничего не пригодится в том мире.
Я подошел к ней и обнял её. Жанет уткнулась мне в грудь, и плечи её затряслись в беззвучном рыдании.
– Не оставляй меня, любимый. Мне так плохо здесь, так плохо.
– Клянусь тебе Жанет, клянусь всеми святыми – я вернусь. Я вернусь – клянусь всем, что у меня есть.
– Быть может Господь смилостивится над нами. Быть может он пошлет нам ребеночка. Хоть какого. Хоть самого завалящего. Я так хочу ребеночка, я так его хочу.
Слезы смыли с души её вековые наслоения, и в моих объятиях трепетала та самая Жанет, какой она вошла в этот мир в возрасте дюжины, полдюжины и еще одного года.
Я зашел в апартаменты проститься с Шушукой. Там меня ждал Том. Он приготовил мне больничную одежду, какую я сбросил год назад.
– Переоденься здесь, мой господин. Так надо.
Прощаясь, он обнял меня.
– Иди, мой мальчик, и ничего не бойся. Мы будем молиться за тебя.
Обратная дорога мне запомнилась плохо. Мельком лишь я взглянул на Офелию и её холодная красота не тронула моё сердце. Погруженный в свои мысли, я сидел в середине лодки и дрожал от холода. Наконец мы причалили к берегу. В тумане неясно проступала ограда больничной решетки.
– Ты знаешь правило ду Рок, – произнес сэр Ланцелот, пожимая мне руку на прощание, не оборачиваться.
– Я знаю.
Жалобно скрипнула калитка, пропуская меня в другой мир.
И снова был туман, утоптанная в снегу дорожка, таинственные голоса вокруг меня, но на сей раз меня не тянуло оглянуться.
На крыльце никого не было. Это меня удивило. Я думал здесь встретить Мастера. Никем не замеченный, я прошел на третий этаж, вошел в палату номер шесть, быстро разделся и нырнул под одеяло. Согревшись, я уснул глубоко и без сновидений.