Об одной грандиозной попытке

REX LUPUS DEUS


Для нас священная навеки
Страна, ты помнишь ли, скажи,
Тот день, как из Варягов в Греки
Пошли суровые мужи?

Николай Гумилев. Швеция.


Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

О князе Святославе Храбром, "царствующем к северу от Дуная", существует расхожее мнение как о "последнем русском викинге": жил де на Руси такой разбойник, которому была "чужая жизнь - копейка, да и своя головушка - полушка", только и знавший, что делать набеги на соседей и, в конце концом "сложивший свою буйную голову на копье басурманское" (вариант Василия Буслаевича новгородских былин). При этом даже ссылаются на укоризненные слова киевлян, сказанные ими якобы своему князю: "Ты, княже, чужих земель ищешь, а своими пренебрегаешь".

Попробуем разобраться в том, насколько это мнение о князе Святославе соответствует историческим фактам.

Князь Святослав Игоревич был родом из варягов, или, иначе говоря, норманнов - северных германцев-скандинавов, предков нынешних датчан, шведов и норвежцев (норвежцы, кстати, и по сей день называют себя "нурменн", т.е. "норманны", nordmenn, "северные люди", а славяне именовали норманнов вообще и норвежцев - в частности - "мурмане" или "мурманцы", а носимые ими под шлемами круглые шапочки - "нурманки", "мурманки" или "мурмолки"), которых восточные славяне призвали в качестве "наряда" (то есть войска, организованной вооруженной силы), для прекращения междоусобиц в своей богатой, но раздираемой межплеменными противоречиями земле, и для ее защиты от сильных и опасных внешних врагов. Слово "варяг" ("варинг") происходит от приносимой членами этой военной дружины своему предводителю клятвы в верности ("вар"), нарушить которую могла только смерть. "Ромеи" (византийские "греки", проживавшие на территории бывшей Восточной Римской империи и по старинке гордо именовавшие себя "римлянами") называли норманнов - непревзойденных в ту эпоху воинов, которых, как и восточные славяне, да и правители других стран и народов, охотно нанимали к себе на службу целыми дружинами или военными отрядами, "варангами". Именно из варягов состояла "Этерия" ("Гетерия", т.е. "Дружина") - отборная гвардия ромейского императора.   

Дедом Святослава был военный предводитель ("конунг", или, по-славянски, "князь") варягов Рюрик (Рорик, Рёрек или Хрорег(р), то есть "славный") Ютландский из Хедебю (Дания), переехавший на Русь со своей верной дружиной ("тру вар") и всем "своим домом" ("сине хус"), т.е. чадами и домочадцами, и ставший править то ли сразу в Новгороде (Хольмгарде), то ли сначала в Ладоге (Альдейгьюборге), а уж потом в Новгороде на Волхове. Впоследствии под пером летописца, уже не знавшего норманнского языка, "верная дружина" и "свой дом" Рюрика превратились в якобы прибывших вместе с ним братьев "Трувора" и "Синеуса" (естественно, никаких следов после себя в русской истории не оставивших).

Отцом Святослава был сын Рюрика Ютландского (которому в этом году наконец-то поставили в Новгороде давно заслуженный варяжским конунгом памятник, как основателю Русского государства) - Игорь (Ингвар), получивший впоследствии прозвище Старый, а матерью - Ольга (Хельга) родом из Пскова (Пльскова, Плескова), расположенного поблизости от Новгорода (Хольмгарда), в котором вокняжился Рюрик, или, согласно некоторым версиям, из болгарского города Плиски (в последнем случае становятся понятными стремление Святослава завоевать Дунайскую Болгарию, как свой наследственный удел, и поддержка его частью болгарской знати, для которой далекий северный князь был, в таком случае, не совсем чужим, а родней, пусть даже и отдаленной).

Святославу было всего три года от роду, когда его отец князь Игорь Киевский (прозванный впоследствии, уже post mortem, Игорем Старым) был убит бунтовщиками из славянского племени древлян, с которых вздумал повторно собрать дань (странным образом, в письме, написанном впоследствии ромейским императором Святославу, уже вступившему в войну с "греками", утверждается, что отец князя - Игорь - пал от руки "германцев"; в связи с этим некоторые историки предполагают, что взбунтовавшийся против Игоря древлянский князь Мал был в действительности не славянином, и уж тем более не хазаром или иудеем "Малхом", а восточным германцем из древнего рода вестготов-тервингов (т.е. "лесовиков", "древлян") Амалов, нашедшим себе последнее прибежище в древлянской земле).

Когда киевское войско во главе с варяжскими полководцами Асмундом и Свенельдом (Сванальдом, Свенхельдом, Сванхильдом или Свайнальдом - впрочем, некоторые историки считают, что Свайнальд - это варяжское имя самого Святослава) выступило на древлян, то впереди ехал на боевом коне малыш Святослав, а по бокам его - отцовские воеводы.

По древнему обычаю, князю (сколько бы ему ни было лет от роду) надлежало начать битву. Воеводы вложили в ручонку Святослава копье, и тот попытался метнуть (а скорее всего - толкнуть) его, но копье, пролетев между конскими ушами, упало на землю прямо перед конской мордой. Однако это было не важно. Главное - формальность была соблюдена, древний обычай исполнен. Старый варяжский рубака Свенельд громогласно воскликнул:

"Князь уже начал! Последуем, дружина, за князем!"

Таким было первое появление на подмостках истории князя Святослава - трехлетнего малыша, но уже верхом на боевом коне и с боевым копьем в руке.

Обычай, согласно которому военный предводитель бросал копье во вражеское войско, тем самым обрекая его в жертву богу Одину, предводителю "загробного войска" эйнгериев ("живых мертвецов") - норманнского происхождения и многократно засвидетельствован в скандинавском героическом эпосе. Свидетельств же существования подобного обычая у славян нет (или, во всяком случае, не сохранилось).

В те времена, чтобы крепче было единство рода и дружины, детей мужского пола не воспитывали в собственной семье. Простолюдины росли в семьях родственников, знатные отроки - в семьях дружинников отца (как впоследствии и отпрыски рыцарских родов в эпоху развитого Средневековья).

Святослава воспитывал старый варяг Асмунд. И это обстоятельство во многом предопределило судьбу наследника Игоря Киевского. Асмунд, воспитатель князя Святослава, был сыном Олега (Хельга, Хельгу, Хельги) Вещего, дяди и воспитателя отца Святослава, Игоря, правившего за него вплоть до совершеннолетия своего воспитанника и умершего, по легенде, от укуса ядовитой змеи, выползшей из черепа давно павшего боевого коня Олега ("Но примешь ты смерть от коня своего").

О Вещем Олеге всякий знает, по крайней мере, из пушкинской "Песни о вещем Олеге". Рассказывать о нем можно очень долго. Однако вполне достаточно будет сказать, что Олег объединил под своей властью в один кулак все земли восточных славян и до самой своей смерти воевал с их врагами - волжскими болгарами (предками болгар дунайских), ромеями и хазарами (хозарами). В этом же духе Олег воспитал и Игоря, дважды ходившего войной на ромеев (один раз - неудачно, другой - удачно), воевавшего с хазарами и волжскими болгарами. Сын Игоря, Святослав, также посвятил свою жизнь делу объединения под своей властью всех славянских племен, разгромил Хазарский каганат и нанес ряд поражений ромеям. Вне всякого сомнения, именно Асмунд вложил в ум воспитанника идеи своего великого отца.

В четырнадцатилетнем возрасте у Святослава появился личный повод для стойкой неприязни (если не сказать больше) к Ромейской империи. Его мать Ольга, вдова Игоря, весьма непрочно сидевшая на киевском престоле (и у варягов, и у славян, да и у других народов на женщину в качестве верховной правительницы смотрели косо, править должен был мужчина), хотя и подавила бунт древлян, жестоко расправившись с виновниками гибели супруга, была вынуждена возвратить хазарам отвоеванные у них Олегом земли славянского племени вятичей и попыталась укрепить свою власть, породнившись с ромейским императором. Она отправилась в ромейскую столицу Константинополь, или "Новый (Второй) Рим", основанный в IV веке первым христианским императором Константином Флавием Великим (Святым Равноапостольным Царем Константином) на месте древнегреческой колонии Византий (славяне именовали Константинополь Царьградом - калька с названия Древнего Рима - urbs regia, т.е. "город царей", "царский город", а варяги - Миклагардом), вероятно, взяв с собой сына, чтобы женить его на ромейской царевне.
   
После унизительно долгого ожидания в царьградской гавани Суда "северную архонтиссу" Ольгу и юного "северного архонта Сфендославоса", соизволили, наконец, принять в императорском дворце. Но...какой же им там оказали прием?

По сути дела, им было заявлено следующее. Ромеи, то есть (православные) христиане - византийские "греки" упорно ставили знак равенства между этими двумя понятиями, именуя своего верховного владыку не просто "автократором (самодержцем) ромеев", но "христианским императором", иначе говоря - "повелителем (всех) христиан", обосновывая тем самым свои претензии на власть над всем обитаемым миром! - это богоизбранный народ, Новый Израиль. И негоже, по евангельскому слову, отбирать хлеб у детей, чтобы бросить его псам - можно ли даже помыслить о том, чтобы отдать дочь христианского императора в жены язычнику (псу)? Яснее не скажешь, не правда ли?

Так юный Святослав своими глазами убедился в верности того, что ему, несомненно, говорил о "ромеях" его старый, поседелый в боях - в том числе и с "греками" - воспитатель Асмунд. "Льстивы бо и лживы греци до сего дни" (как писал впоследствии русский - уже христианский! - летописец). Претенциозно именовавшие себя "ромеями" ("римлянами") и с привычным для подлинных римлян презрением взиравшие свысока на все прочие народы, они, в отличие от тех, древних, настоящих римлян, не имели для этого никаких оснований, выродившись к Х веку в некую ублюдочную, химерическую смесь сирийцев, арабов, армян, иллирийцев, фракийцев, исавров, влахов, славян, арамеев, египтян, аланов, иудеев, тюрок (в том числе - хазар) и т.д., разбавленных незначительным количеством потомков древних греков и говоривших, с разной степенью чистоты, на греческом (как некоем "языке межнационального общения"). Кроме этого языка и православного варианта христианской веры византийских "греков" (да и то далеко не всех, ибо на территории Ромейской империи множились ереси и отнюдь не все подданные царьградских императоров владели греческим языком) в какой-то степени объединяли только смутные воспоминания о государственных и воинских традициях древней Римской империи, на эксклюзивное преемство от которой "ромеи" продолжали упорно претендовать вплоть до окончательной погибели своей державной химеры. И так вели себя те самые "греки", которые платили дань отцу Святослава - князю Игорю, и отцу княжеского воспитателя Асмунда, прибившему свой щит на врата Царьграда!

Вряд ли полученный в Царьграде от "греков" афронт прибавил Святославу уважения к своей матери Ольге, фактически "смиренно утершейся" после жестокого оскорбления, нанесенного ей самой, ее сыну, а в их лице - всей варяго-русской Северной Державе.

Правда, через пару лет Ольга снарядила аналогичное посольство к правителю другой "Римской империи", конкурировавшей и соперничавшей с "греческой" империей ромеев - Оттону I Великому, обновившему в 961 году "Священную Римскую империю", основанную в 800 году франкским королем Карлом Великим (формально восстановившим, в союзе с римским папой, Западную Римскую империю, прекратившую свое существование в 476 году; при этом обе "римские" империи - Западная римско-германская и Восточная "греческая" претендовали на полную и безраздельную власть над всеми землями некогда единой древнеримской державы, что дополнительно усиливало остроту конфликта!)-, смиренно испрашивая у него наставников в христианской вере. По тем временам подобная просьба означала готовность просителя признать себя вассалом того, к кому он с этой просьбой обращался.

Император Оттон согласился выполнить просьбу княгини Ольги и направил на Русь с миссией епископа Адальберта. Однако Святослав, видимо, помешал этому намерению осуществиться, совершив нечто вроде государственного переворота. Ольга была выдворена из киевских княжеских палат в свой терем в Вышгороде, прибывший в Киев епископ Адальберт изгнан оттуда в 962 году.

962 год стал годом первой (пока что политической) победы Святослава, первым годом его полновластия, превращения из княжича в князя, из юноши - в мужа.

Как же повел себя молодой варяго-русский князь? Тот забияка и грабитель, который предстает нам со страниц иных исторических сочинений, стал бы первым делом нападать на соседей - тех, кто поближе, побогаче и послабее. А на худой конец (если соседи показались бы слишком бедны), напал бы на ромейские владения в Крыму - земли там были богатые, но не имевшие для "греческой" империи большого стратегического значения и потому довольно слабо охраняемые "греками".

Но Святослав первым делом обратил свой меч против самого главного, опасного и сильного врага Руси - Хазарского каганата.

На Юге каганат граничил с Арменией и Грузией (Иверией), на Севере - с предгорьями Урала. Солнце вставало над Хазарией из вод Аральского (Абескунского) моря и опускалось за порогами Днепра.

Множество разноплеменных рабов трудились на Хазарию, множество разноязычных наемных воинов (главным образом - представителей различных племен Великой Степи) стерегли ее границы или нападали на страны, неугодные хазарскому кагану (когану, каану, хакану, Великому хану). Через территорию Хазарии проходили важнейшие торговые пути тогдашнего мира - Великий Шелковый путь и путь из стран Балтийского бассейна в богатые страны Востока. Огромные торговые пошлины и таможенные сборы, ростовщичество и работорговля неустанно пополняли казну правящей верхушки каганата, обосновавшейся в хазарской столице Итиль (Атель), расположенной в устье Волги, близ нынешней Астрахани. Все подвластные князья были обязаны отдавать своих дочерей в гарем кагана (правившего в эпоху Святослава чисто номинально) и реального правителя ("пеха", или "бека") хазар. Именно хазарский "пех" ("царь") сосредоточил в описываемое время в своих руках всю полноту власти, в то время как каган (особа которого почиталась настолько священной, что он жил в постоянном затворничестве в своем итильском дворце и лишь в дни больших праздников показывался своим подданным) сохранил исключительно прерогативы духовного владыки.

Верхушка правящего слоя Хазарского каганата - сам каган, "пех", придворные, вельможи, законоучители, книжники, сборщики налогов и пошлин, священнослужители государственного культа исповедовали иудейскую веру. Представители военно-чиновничьей знати (или, выражаясь современным языком, "армии и силовых структур") состояли не только из иудеев, но и из мусульман - сынов различных кавказских и азиатских народов (например, хорезмийцев) и из собственно хазар ("белых хазар") - изначально северокавказского мелкого разбойничьего народца, принявшего иудаизм при кагане Булане (ставшем после перемены веры Обадией; хотя, согласно другим источникам, Обадия был одним из преемников "благочестивого" Булана). В отличие от "белых хазар", покоренные ими кочевые тюркские племена, получившие прозвание "черных хазар", составляли, вместе с другими племенами, тяглое (податное) население каганата, исповедовавшее, главным образом, различные языческие культы (впрочем, было среди хазар и некоторое количество христиан, имевших даже собственные церкви). История прозелитизма (обращения в иудаизм) хазар весьма любопытна, но ее подробное изложение увело бы нас слишком далеко от главной темы настоящей военно-исторической миниатюры. Если верить арабскому путешественнику-географу аль-Масуди, значительную часть податного населения Хазарии и хазарских рабов составляли славяне ("сакалиба"), уже тогда густо заселявшие подчиненные каганатом Подонье и Поволжье. Именно потомки этих славянских по происхождению "хазар" (слово "хазар" произносилось как "хазаг" или "хазак") составили впоследствии основу  казачества (впрочем, до этого было еще далеко). Гвардию кагана (а в действительности - "пеха") составляли так называемые "ларса", "ларсии" или "арсии" - десять тысяч отборных тяжеловооруженных хорезмийских конных воинов-мусульман, численный состав которых постоянно пополнялся, так что "ларсиев" всегда было десять тысяч человек (как в гвардии "бессмертных" персидских царей династий Ахеменидов и Сасанидов, а также подражавших им ромейских императоров).

Словно мало было мощи одной Хазарии, угрожавшей варяжской Руси, за каганатом стояла и вся мощь империи ромеев. Временами константинопольские императоры ссорились и даже воевали с итильскими каганами и "пехами", однако "греко"-хазарское стратегическое партнерство в борьбе с Арабским халифатом всякий раз заставляло их преодолевать временные разногласия. Василии выдавали своих дочерей за хазарских каганов и "пехов", те поступали аналогично. Так, например, первая женщина на престоле Ромейской империи - василисса Ирина - была хазаркой по происхождению, а один из ромейских императоров, Лев, получил, по своему происхождению, прозвище "Хазар". Справедливости ради, следует заметить, что многие переселившиеся на земли ромейской державы хазары принимали православие и даже делали духовную карьеру. Так, знаменитый константинопольский патриарх Фотий, при котором чудесной силой вынесенной из Влахернской церкви Ризы Пресвятой Богородицы был потоплен подошедший к Царьграду, в отсутствие воевавшего с арабами-мусульманами императора ромеев, флот ушедших от Рюрика и вокняжившихся в Киеве (Конунгарде) варяжских воевод Аскольда (Хаскульда, Хескульда) и Дира (Тира, Тюра, Торира), в честь чего был установлен христианский праздник Покрова Пресвятой Богородицы, был хазарского происхождения и даже получил прозвище "Хазаропросопос" ("Хазарская рожа").

Ромейские императоры направляли своих военных инженеров строить крепости на хазарско-русских рубежах. Так, "греческий" патрикий (патриций) и военный архитектор Петрона Каматир построил в Придонье хазарскую крепость Саркел (Белую Вежу, т.е. "Белую Башню") пол последнему слову ромейской военной техники (впоследствии, надо думать, с немалым трудом и с большими потерями взятую князем Святославом).

За сотню лет до Святослава хазары обложили множество славянских племен - древлян, северян, радимичей, вятичей - небывалой данью. Дань включала в себя не только меха, мед, скору (воск) и отличавшиеся особо прочностью ковки славянские мечи с двумя лезвиями (хазары, если верить летописцам, умели хорошо ковать лишь сабли, имевшие не два, а лишь одно лезвие; русские же мечи IX-X вв. отличались высокой прочностью и гибкостью - так, например, в арабо-персидском сочинении "Пределы мира" говорилось, что их "можно согнуть вдвое, но как только отводится рука, они принимают прежнюю форму"), но и множество рабов. Летописцы, жившие позднее, вероятно, не могли поверить в буквальный смысл древних строк, и исправляли их, по своему разумению - "по беле и кунице с дыму", "по белке-веренице (веверице) с дыму". И лишь немногие уцелевшие древнейшие летописные тексты свидетельствуют, что в действительности хазарские сборщики дани взимали со славян "по белой девице из дому".

Оставшиеся в ограбленном доме ("дыме") боязливо складывали сказки о том, как "налетело чудо-юдо коганое, требуя по девице на обед, по отроку на ужин". В сказках чудо-юдо, в конце концов, оказывалось побеждено...Наяву же сказители и слушатели помнили: если схватишься за меч, окоем тут же затянет беспощадная конная лава, сверкающая стальной чешуей, скалящаяся боевыми личинами шлемов. И тогда угонят в полон уже всех...кто уцелеет...

Для защиты от хазар-то и призвали славяне варягов, когда цепкие щупальца каганата, завладевшего Киевом (хазары переименовали древний праславянский град в Самбатион; это греческий вариант хазарского названия Киева, упоминаемый ромейским императором Константином Порфирогенитом, или Багрянородным, в трактате "Об управлении империей", вероятно, каким-то образом связан с иудейским религиозным термином "шаббат", то есть "суббота", "день отдохновения"; "Самбатионом"-же хазары называли и реку Днепр, именовавшуюся по-гречески Борисфенос), воспользовавшись раздиравшими славян межплеменными раздорами и междоусобицами (разжигаемыми, надо думать, не без влияния хазарского золота), протянулись далеко на русский север - к Ильменю и Белоозеру.

И варяги пришли. Рюрик и Олег не только не пустили хазар на север. Воеводы Рюрика Аскольд и Дир выбили войска каганата из Киева-Самбатиона. Правда, впоследствии, их самих выманил из Киева хитростью, и убил (с полным правом обвинив в измене данной Рюрику и его сыну Игорю клятве верности - "вару", которую был обязан соблюдать всякий варяг) Олег Вещий, посадивший в Киеве князем своего воспитанника Игоря, но это были уже внутренние конфликты между самими варяго-руссами. Благодарные варягам за защиту северяне, вятичи, радимичи и другие славянские племена слагали уже не сказки, а былины, бывальщины, о том, как ехал на Русь злой "Жидовин могуч богатырь", на пути которого встал Вещий Олег (Хельги) - Вольга (Ельга) Мурманец (Норманн), снесший ему, в жестоком бою, "с плеч коганых (вероятнее всего, слово "коганый"="каганый" было позднее, уже после Крещения Руси, переосмыслено как "поганый" - от латинского слова "паганус", то есть "сельский", в значении "языческий", ибо христианская вера повсюду утверждалась сначала в городах и уж затем - в сельской местности!) черну голову" (и лишь впоследствии поединок с Жидовином был приписан Илье Муромцу, связанному, по созвучию, с возникшим гораздо позднее городом Муромом). Возможно, поход Вещего Олега (Ельги, Вольга, Вольги, Волха или Волхва, т.е. "волшебника", "кудесника") Всеславьевича (Святославовича) на "Индейское (в современных переводах - Индийское) царство", которое он разгромил, проникнув в него хитростью, в действительности является поэтическим переосмыслением "былинниками речистыми" позднейших времен войн двух реальных варяго-русских князей Рюрикова рода - Олега (Вольга, Хельги, Ельги) и его внучатого племянника Святослава - с "Иудейским царством" (Хазарским каганатом, государственной религией которого был иудаизм). Это представляется весьма логичным - до далекой Индии не доходил со своим войском ни один русский государь, Рюрикова или не Рюрикова рода. Замена в былинах "иудейского" царства "индейским" произошла в эпоху позднего Средневековья, когда память о грозном Хазарском каганате почти полностью изгладилась из памяти народной (вероятно, во многих случаях место хазар - как, впрочем, печенегов, торков, половцев и других степняков - прочно заняли пришедшие на Русь позже всех захватчиков "татары"), и сама мысль о существовании какого-то "иудейского царства" на границе Руси казалась попросту абсурдной... Впрочем, довольно об этом...

После убийства Игоря древлянами и подавления древлянского бунта княгиня Ольга, опасаясь войны с могущественным каганатом в условиях крайне непрочного тыла, отдала хазарам отбитую у них Вещим Олегом землю вятичей. Вновь потянулись в Итиль вереницы славянского "полона" ("челяди") - девиц и отроков. Их было так много, что слово "славянин" - "славе", "склаве", "саклаб", "сакалиба" - стало синонимом слова "раб" и по-прежнему остается таковым во многих современных языках.

И вот на этих-то "неразумных" (по мнению А.С. Пушкина, но по-своему очень даже неплохо "соображавших, что к чему") хазар поднял меч князь Святослав Киевский.

Из дошедших до нас скупых строк летописи не вполне ясно, как именно действовал Святослав. Можно предположить, что основную ударную силу его войска составляла сплошная стена тяжелых пехотинцев в железных кольчугах и шлемах, с длинными копьями, любимым оружием варягов - секирами и длинными мечами, большими норманнскими "каплевидными" ("миндалевидными") щитами (хотя в ходу у варяго-русов были и круглые щиты), прикрытую с флангов легковооруженными пехотинцами и конными дружинниками. Но это лишь предположение. Ибо из летописных свидетельств следует, что князь был легким на подъем, быстрым "аки пардус" (как гепард, бегущий со скоростью до ста километров в час), спал, подложив под голову седло, попону или потник боевого коня, не возил с собой ни котлов, ни обозов с припасами, но "тонко нарезав конину и зверину, пек на костре и так ел. Таковы же были и все вои (воины) его". Это описание создает представление о предводителе высоко мобильного, подвижного конного войска, способного быстро совершать большие переходы, а точнее говоря - конные рейды. С другой стороны, ромейский военный историк Лев Диакон в описании осады войска Святослава "греками" в болгарской крепости Доростоле на Дунае подчеркивает, что русы сражались в основном в строю, подобном фаланге (т.е. пешими), и, хотя порой выступали и в конном строю, но были к конному бою непривычны (в войнах на Дунае Святослав использовал главным образом не свою, а союзную угорскую, т.е. венгерскую, конницу). В "Истории" Льва Диакона описано, к примеру, что под Доростолом "скифы" (русы), якобы "вовсе не умеющие ездить верхом", "впервые вступили в бой в конном строю"(!), что длинные копья ромейских конных латников-катафрактов поражали их, "не умевших управлять лошадьми при помощи поводьев" (!). Что тут скажешь?" Во-первых, не следует забывать, что иные сознательно архаизировавшие свой стиль, подгоняя его под античные образцы, ромейские историки (например, царевна Анна Комнина в "Алексиаде") именовали "фалангой" любой строй - не только пеший, но и конный - например, тот же Лев Диакон писал в своей "Истории": "какой-то скиф (рус - В.А.) ...кичась своей силой...вырвался вперед из окружавшей его фаланги всадников...". Во-вторых, у того же Льва Диакона в другой главе того же сочинения написано: "В промежуток между рядами выехал на коне вождь скифов огромного роста, надежно защищенный панцирем, и, потрясая длинным копьем, стал вызывать желающих выступить против него..." Судя по тону описания, речь идет об опытном конном воине, а не о каком-то непривычном к конному бою новичке, только что севшем на лошадь. Можно, конечно, возразить, что на конях сражались не все русы, а, мол, только их немногочисленные воеводы. Но из слов того же Льва Диакона явствует, что русские воеводы не прятались за спинами своих воинов, а наоборот, выступали в первых рядах. Однако никто из этих воевод не был самоубийцей, каким неминуемо стал бы всякий одинокий всадник, едущий впереди сомкнутого строя пехотинцев. Лишенный помощи и поддержки, он был бы убит в первые же мгновения боя. А вот если конный вождь выступал во главе своей конной же дружины, этого бы не случилось. Что же касается неудачного (по Льву Диакону) для русов конного боя под Доростолом, то другой ромейский историк - Иоанн Скилица - описывал его ход совсем иначе. Согласно Скилице, русы - не только конные, но и пешие - устроили вылазку из осажденного Доростола. Ромеи встретили их с ожесточением, и завязался упорный бой. Борьба долго шла с равным успехом, наконец ромеи обратили варваров в бегство своей доблестью и, прижав к стене, многих перебили в этой стычке, "и всего более - всадников". Скилица явно описывает бой равных по силе противников, победу в котором ромеев можно объяснить их "доблестью", численным превосходством, лучшим вооружением, короче - всем, кроме неумения русов сражаться в конном строю! К тому же хорошо известно, что норманны были не только отличными мореходами и пешими воинами, но и превосходными всадниками. Именно тяжелая конница норманнов Вильгельма завоевателя в 1066 году разбила стойкую пехоту англосаксов (и норманнов-хускарлов на службе англосаксонского короля Гарольда Годвинсона) в битве при Гастингсе. В-общем, "темна вода во облацех"...

Мало того! Нам даже не известен толком ход войны Святослава с хазарами. Летописец просто говорит, что Святослав разбил хазар, убил их "царя Когана" и взял Белую Вежу, не сообщая ничего ни о разгроме войска "пеха", ни о взятии варяго-русами (при поддержке наемной печенежской конницы) других хазарских твердынь - Семендера, Самкуша и, самое главное - столицы Каганата - Итиля. Мы твердо знаем лишь одно. Хазарский каганат, огромная держава, исчез с лица земли всего за один год (964). Не помогли кагану с "пехом" ни чешуйчатые латы на конях и всадниках, ни наемные конные орды, ни построенные ромейскими инженерами крепости, ни золото работорговцев и ростовщиков.

Много лет спустя арабский путешественник-географ Ибн Хаукаль видел на берегу Волги руины хазарских разбойничьих гнезд и опустевшие кочевья их степных вассалов союзников. На Северном Кавказе русы, если верить Ибн Хаукалю, "если что и оставили, так только лист на лозе".

Границы Руси выдвинулись на Дон и в Приазовье, где бывшие хазарские твердыни Саркел и Самкуш стали русскими городами Белой Вежей и Тмутороканью (впрочем, есть мнение, что Тмуторокань - это бывшая ромейская Таматарха). Славянское большинство населения Хазарии из забитых, всеми презираемых полурабов превратилось в полноправных подданных киевского князя Рюрикова рода. Когда же оставшиеся в Тьмуторокани хазары и примкнувшие к ним "греки" попытались "тряхнуть стариной", Святослав, надо думать, послал на них старого, служившего еще Олегу и Игорю, варяга Свенельда, так "вразумившего" смутьянов, что из ромейского Крыма срочно прибыл с "миротворческой миссией" греческий губернатор-топарх с заверениями в вечной дружбе и чуть ли не с просьбой о покровительстве. Тогда-то из его уст в титулатуре "Сфендославоса" и прозвучал впервые пышный эпитет "царствующий на север от Дуная". До этого-то киевских правителей в Ромейской империи полупрезрительно именовали "архонтами" ("князьями", "старостами" - даром что владения этих "старост" давно уже превышали по обширности земли Ромейской империи).

Но Святослав железной рукой навел порядок и в Киеве. Он безжалостно пресек завезенное туда хазарами ростовщичество. Предание гласит, что князь повелел отсекать тем, кто дает деньги в рост, десницу (правую руку), а тем, кто брал их - шуйцу (левую). В результате инфляция - вечный жупел экономистов всех времен - на все время правления Святослава бесследно исчезло из его державы, и, хотя собственной монеты князь не чеканил, деньги при нем не обесценивались. Это - тоже одна из его побед, к сожалению, не датируемая и почти никогда не упоминаемая в исторических сочинениях.

Наступил 968 год. На царьградском престоле сидел "благочестивый" император Никифор Фока, прославленный военачальник армянского происхождения, одержавший немало побед над арабами. Его не могло не тревожить стремительное и бесславное падение давнего военно-политического союзника Ромейской державы - Хазарии, и столь же быстрое усиление давних врагов империи - русов. Сам опытный полководец и воин, Никифор был способен оценить противника по достоинству. Военная экспедиция на Русь выходила за пределы возможностей ромеев, пассивно ожидать нападения Святослава было также нельзя, и потому император Никифор решил применить испытанную ромейскую тактику "разделяй и властвуй", "натравливай одних варваров на других". Император направил на Русь с особой миссией патрикия Калокира, сына правителя Херсон(ес)а Крымского, с грузом золота и предложением Святославу в обмен на это золото напасть, в союзе с ромеями, на Болгарию, с которой империя воевала.

Однако император Никифор сам себя перехитрил. Святослав вовсе не собирался таскать для "греков" каштаны из огня! "Тайная" тактика ромеев давно уже перестала быть тайной для кого бы то ни было (кроме разве что них самих). К тому же выбор Никифором Калокира оказался крайне неудачным. Сейчас трудно сказать, был ли Калокир просто честолюбивым авантюристом или же идейным, а то и личным недругом императора, а может быть - выразителем давних сепаратистских устремлений своего родного Херсонеса (в конце концов попытавшегося отпасть от империи уже в княжение сына Святослава - Крестителя Руси Владимир Красное Солнышко, оказавшего Ромейской державе немалую услугу, военной силой вернув восставший Херсонес под власть Царьграда). Это нам не известно. Известно лишь одно. Явившись по поручению василия с грузом золота и предложением союза с империей в Киев, Калокир сказал Святославу совсем не то, что поручил ему император. Он предложил варяго-русскому князю под предлогом союза с империей вступить в Дунайскую Болгарию, оттуда внезапно ударить по империи и посадить Калокира на императорский престол в Константинополе (за соответствующую плату). Святославу настолько понравился план Калокира, что князь даже побратался с будущим кандидатом на цареградский престол.

Он согласился на план изощренного в хитростях побратима. Хотя вообще-то подобные хитрости самому князю были чужды. Рыцарственный со всяким врагом, он всегда перед нападением на него посылал к нему вестника с кратким извещением: "Иду на вы (вас)!". Справедливости ради, следует заметить, что у оповещенного таким образом неприятеля все равно оставалось слишком мало времени, чтобы подготовиться к обороне (если только он не начал готовиться к ней еще до получения княжеского послания). Но это так, к слову...

Как бы то ни было, к описываемому времени данное краткое послание Святослава звучало для ее адресата, как смертный приговор. Теперь его услышали дунайские болгары.

Успех замысла Калокира далеко превзошел ожидания самих побратимов. Под ударом дружинников Святослава собранное болгарским царем Петром войско разлетелось в пух и прах. Узнав о разгроме, царь Петр разболелся и умер. Восемьдесят (!) болгарских городов открыли ворота Святославу. Вместо затяжной войны, в которой русы и болгары, по замыслу "благочестивого" императора Никифора, должны были взаимно истощить друг друга, почти вся Болгария в одночасье оказалась во власти Святослава (возможно, имевшего законные права на владение ею - если Ольга действительно была родом не из Пскова-Плескова, а из болгарской Плиски)!

Никифор стал принимать спешные меры к укреплению обороны Царьграда. На стенах Второго Рима были установлены метательные машины, направленные на северо-запад. Гавань вновь, как в дни нашествий Аскольда и Дира, Вещего Олега и Игоря, перегородили громадной железной цепью. Спешно стягивали отовсюду войска, в первую очередь основную ударную силу имперской армии - тяжелую конницу "катафрактов", тайно готовили к бою сосуды с "греческим огнем" (ромейским "напалмом", которым был в свое время сожжен русский флот Игоря Рюриковича в дни его первого, неудачного, похода на Царьград).

Однако Никифору следовало бы позаботиться об укреплении не только городских стен, но и собственной спальни. Зимней ночью, пройдя через гинекей (женские покои дворца), любовник императрицы Феофано, уже отправившей на тот свет своего предыдущего царственного супруга, прославленный в боях с арабами полководец-армянин Иоанн Цимисхий (Чимшик), племянник императора Никифора, проник в спальню своего царственного дядюшки и, с помощью сообщников, зарубил "благочестивого владыку" насмерть (после чего, чисто по-византийски, повелел немедленно казнить соучастников по преступлению за цареубийство, а помогавшую им императрицу Феофано - постричь в монахини).

Новый император Иоанн начал действовать немедленно, причем вполне в духе своего злополучного предшественника и дяди. Он знал, что печенеги были союзниками отца Святослава - князя Игоря, и сопровождали самого Святослава в походе на Хазарию. Однако в Болгарию Святослав печенегов по каким-то причинам (возможно, по совету Калокира, ведшего какую-то свою неразгаданную по сей день и, возможно, двойную, игру) не взял, лишив их доли в добыче и в славе. Хуже всего было то, что вместо печенегов Святослав взял с собой в Болгарию заклятых врагов печенегов - угров (венгров-мадьяр)! Ромейские соглядатаи и "агенты влияния" умело разожгли обиду печенегов и вражду одних кочевников к другим. И печенеги, воспользовавшись отсутствием Святослава, осадили его стольный град Киев - "мать городов русских".

Эта весть застала князя на Дунае. Святослав с частью войска совершил молниеносный бросок с Дуная к Киеву (что лишний раз доказывает: его войско было, если и не целиком, то в значительной своей части не пешим, а конным). Однако скрестить оружия с печенегами ему на этот раз не пришлось. Узнав о подходе войск грозного князя, степняки спешно сняли осаду с Киева, а затем направили к киевлянам послов с предложением мира и дружбы. Князь (хан) печенегов побратался с киевским воеводой Претичем, обменявшись с ним оружием и доспехами, и ушел в степь. Как только подоспел Святослав, скончалась княгиня Ольга. Святослав перезимовал в Киеве, воздав честь умершей матери, и...заявил о переносе своей столицы в болгарский город Переяславец Дунайский. "Здесь будет середина державы моей", заявил Святослав, и эти слова, надо думать, очень скоро дошли до императора ромеев. Тот живо сообразил, что если середина (центр) державы "северного варвара" будет находиться на Дунае, то для самостоятельной Ромейской империи просто не останется места на карте. Служившие житницей империи (и населенные в то время преимущественно славянами) Балканы были жизненно важны для ромеев, которые в случае их утраты просто умерли бы с голоду.

Превосходно налаженная тайная служба империи стала проявлять повышенную активность. Результаты ее деятельности не заставили себя долго ждать. Пока Святослав зимовал в Киеве, во многих городах на Дунае против власти русов взбунтовалась болгарская знать. В знак союза с ромеями мятежники направили в Царьград двух болгарских царевен, предназначенных в жены малолетним ромейским царевичам, и посольство с просьбой о военной помощи.

Святослав умел быть великодушным к побежденным противникам - например, к болгарам или печенегам. Но измены он не прощал никому, и карал изменников беспощадно.

Войско киевского князя вместе с новыми союзниками - печенегами - снова вторглось в Дунайскую Болгарию. В городе Филиппополе (Пловдиве) - центре заговорщиков - состоялись массовые казни. Мятежники были посажены на кол. Крепости боляр-бунтовщиков были разрушены.

В Болгарии фактически разгорелась гражданская война, к чему так стремились ромеи. Часть болгар приняла сторону "греков", другая - перешла под знамена Святослава и стала сражаться против ромейской армии вторжения. У Святослава хватило политического разума не отнимать ни свободу, ни царский титул у сыновей болгарского царя Петра - Бориса и Романа (братьев увезенных в Царьград болгарских царевен).

Прибывшие из Константинополя послы Цимисхия, угрожавшие Святославу, напоминая князю о гибели его отца Игоря (почему-то от рук "германцев"), не испугали сына Ольги. Святослав заявил, что находится в Болгарии у себя дома (лишний аргумент в пользу версии о происхождении Ольги из болгарской Плиски), а ромеям, намекнув на то, что они всецело превратились в азиатов, предложил убираться из чужой им Европы к себе в Азию. Князь уже совершенно открыто объявил о своем намерении создать собственную державу с центром на Балканском полуострове.
 
В ответ на угрозу, что на театр военных действий скоро прибудет сам грозный император ромеев во главе бесчисленных карательных войск, Святослав ответил, что русы - не трусливые дети, а мужи, привыкшие к виду крови. Императору Иоанну Цимисхию он посоветовал не затруднять себя долгим походом, ибо он, Святослав, намерен сам скоро навестить того в Царьграде.

Вновь прозвучало грозное: "Иду на вы!"

Варяго-русское войско, усиленное болгарскими вспомогательными отрядами, поспешило вслед за возвращавшимися в Константинополь ромейскими послами. Иоанн Цимисхий, спешно заключив мир с соседями (империя постоянно с кем-нибудь воевала), бросил все войска навстречу надвигающимся русам. Магистр Петр привел из Сирии отборные войска, только что громившие арабов.

"Мертвые сраму ни имут!" - провозгласил князь Святослав перед строем своих дружинников.

Больше ни о магистре Петре, ни о его сирийской армии ромейские летописцы ничего не сообщали.

Войска Святослава подошли к Аркадиополю. До Царьграда оставался всего только один дневной переход. Ромеям в очередной раз помогла военная хитрость. Патрикий Алакас (крещеный печенег) обманом заманил в ловушку и истребил легкую конницу своих соплеменников печенегов - союзников Святослава. Боевые порядки главных сил сына Игоря Старого - тяжелой пехоты (?) - без прикрытия с флангов легкой конницей были чрезвычайно уязвимы для фланговых ударов ромейской тяжелой кавалерии.

В жестокой битве войска Святослава с войском "греческого" полководца армянского происхождения Варды Склира победы не удалось добиться ни одной стороне. Однако именно "греки" первыми направили к Святославу послов с предложением мира и дарами. Золото и дорогие ткани не произвели на грозного князя никакого впечатления - он, при виде этих даров, велел своим младшим дружинникам "схоронить" (спрятать) их. Когда же ему поднесли боевой меч, князь стал разглядывать его, расхваливать работу оружейника, смягчился и согласился на мирные переговоры.

"Лют муж сей - " доложили Иоанну Цимисхию послы - "злата не берет, а оружие любит".

Однако без печенежской конницы, понеся тяжелые потери, ослабленное войско Святослава вряд ли смогло бы разбить войска Цимисхия (а если и смогла бы, то какой ценой), не говоря уже о взятии Константинополя.

Воспитаннику Асмунда,  сына Вещего Олега, не было необходимости объяснять значение слов "пиррова победа". Святослав согласился не только на мир с "греками", но и на сохранение прежней ромейско-болгарской границы, в обмен на провинцию Македонию и на выплату щедрой дани. Этот мир стоил Святославу союза с печенегами. Мстительные и злопамятные степняки не простили варяго-русскому князю ни гибели своих ушедших с ним в поход и не вернувшихся в родные кочевья сыновей, ни мира с их убийцами-"греками", ни потери надежды на обогащение за счет щедрой военной добычи. Печенеги были не нацией, а племенем, не имевшим собственной государственности, и потому закон кровной мести был для них превыше каких-либо соображений высокой государственной политики.

Пока русское войско отдыхало от тягот похода в Болгарии, император ромеев Иоанн Цимисхий спешно готовился нарушить свою принесенную на кресте клятву в вечном мире и дружбе со Святославом (чего стоило обещание, данное какому-то "северному варвару-скифу"!), собирал новые войска, вербовал иноземных наемников, перебрасывал на Дунай византийский военный флот.

И весной 971 года новая ромейская армия (наполовину состоявшая из армянских, сирийских и арабских наемников), нарушив мирный договор, вторглась в Болгарию. Одновременно в Дунай вошел имперский военный флот, в том числе триста кораблей-дромонов, оснащенных приспособлениями для метания "греческого огня".

Армия Иоанна Цимисхия прошла по горным ущельям и одним броском вышла к Преславе - столице Болгарского царства. Спрашивается: как мог опытный воин Святослав оставить границу без охраны? Кому он поручил ее охранять? В который раз уже "темна вода во облацех"...               

Ромейское войско неудержимо продвигалось на север. Пытаясь внести раскол между болгарами и русами, император Иоанн велел отпускать пленных болгар на свободу. Но это не помогло. Часто болгары (включая женщин) продолжали сражаться на стороне Святослава (или, во всяком случае, против "греков"), и, оказавшись в безнадежном положении, бросались на свои мечи, предпочитая смерть позору плена. Об участии в боях женщин, облаченных в воинские доспехи, свидетельствовали ромейские воины, находившие женские трупы среди убитых на полях сражений.   

Захватив Преславу и (без ложной скромности) переименовав ее в Иоаннополь, Иоанн Цимисхий отослал пленного болгарского царя Бориса в Константинополь. Было официально возвещено о возвращении отпавшей провинции "Мисии" (Болгарии) в состав "Римской империи".

Особенно жестокие бои развернулись под упоминавшимся нами выше Доростолом на Дунае. В одной из вылазок русам удалось сжечь ромейские осадные машины, что сделало штурм сильно укрепленного города невозможным. С другой стороны, осажденным не удалось прорвать блокаду. В боях и стычках с обеих сторон гибло великое множество воинов.

Упоминавшийся выше "греческий" историк Лев Диакон, живописал одно из сражений между князем "скифов" Святославом и императором "римлян" Иоанном под Доростолом в следующих выражениях:

"Итак, в шестой день недели, 22 июля, при заходе солнца скифы вышли из города, построились в твердую фалангу и, простерши копья свои, решились идти на подвиг... Скифы сильно напали на ромеев; кололи их копьями, поражали коней стрелами и всадников сбивали на землю...

Конь Анемаса ("греческого" полководца арабского происхождения, сына эмира недавно возвращенного в лоно Ромейской империи острова Крит - В.А.) частыми ударами копий был повержен на землю; тогда, окруженный фалангою скифов, упал сей муж, превосходивший всех своих сверстников воинскими подвигами.

И так скифы, ободренные его падением, с громким и диким криком бросились на ромеев. Устрашенные необыкновенным их натиском, ромеи начали отступать".

Однако силы сидящих в осаде русов таяли. Помощи было ждать неоткуда. И Святослав согласился на мирные переговоры, правда, по утверждению позднейшего русского летописца, с тайным умыслом ("Пойду на Русь, приведу еще дружины").

Лев Диакон оставил в своей "Истории" сообщение о переговорах Святослава с ромейским императором. Последний приехал к месту переговоров на берегу Дуная верхом на коне. Святослав прибыл на лодке. Льва Диакона поразило то, что "Сфендославос" не только не поклонился императору, но и не встал с ладейной скамьи. И то, что князь сам греб одним из весел, наряду с прочими дружинниками, и простота белых льняных рубах "варварского" князя и его гребцов, и их диковатый для "просвещенных ромеев вид", и клок (локон, хохол) волос на голове князя - признак знатности рода - все это казалось ромейскому хронисту крайне необычным и потому достойным особого упоминания, как и то, что "архонт русов" был с длинными усами, но без бороды (именно таким - длинноусым и безбородым, изваял норвежский скульптор древнего северного воина, украшающего ныне цоколь памятника викингам в Бергене). 

По договору, захваченная русами добыча оставалась при них, к тому же каждый получал еще по мере зерна (около двадцати килограммов на человека), причем зерно было взято и на убитых. На этих условиях Святослав уходил из Болгарии. Но, как говорится, "нет человека - нет проблемы", и только "мертвые не кусаются" (эту ромейскую мудрость впоследствии не только хорошо усвоил, но и виртуозно применял на практике великий "византиец ХХ века" товарищ Сталин). Цимисхий не замедлил направить послов к печенегам. Некоторые историки полагают - чтобы подкупить стаепняков и натравить их на возвращающегося Святослава. Но скорее всего подкупа в данном случае не требовалось. Императору ромеев достаточно было повелеть послам зачитать вслух хану печенегов Куре примерно следующий текст:

"Верный союзник империи архонт Сфендославос возвращается к себе на Русь. Император требует беспрепятственно пропустить этого своего союзника".

Все формальности были бы соблюдены, клятва не нарушена, христианская совесть императора, целовавшего "варвару" крест, спокойнв, а "тавроскиф" Сфендославос - обречен на верную гибель (при такой-то формулировке)...

Остатки войска князя Святослава, пережмившие множество битв, тяготы перехода на веслах и голодную зиму на Черноморском побережье, было встречено на днепровских порогах печенежской ордой и в жестоком бою почти полностью перебито. Пал и сам князь Святослав, сражавшийся, как всегда, в первых рядах своей дружины. Так внук Рюрика Ютландского и сын Игоря Старого закончил свою жизнь, которая была, по сути дела, одной безостановочной войной. Как писал много позднее один из его потомков - Великий князь Киевский Владимир Мономах:

"Дивно ли, если муж погиб на войне? Умирали так лучшие из дедов наших".

Вероятно, и сам Святослав не мог желать себе иной и лучшей смерти.

Так закончилась предпринятая внуком Рюрика Ютландского грандиозная по своему замыслу попытка создать громадную варяго-русскую империю с центром на Дунае...

Убивший Святослава печенежский хан Куря, по преданию, повелев оправить череп Святослава в серебро, пил из него, как из чаши, на пирах, всякий раз повторяя:

"Пусть наши дети будут такими, как он!"

Здесь конец и Господу нашему слава!

ПРИЛОЖЕНИЕ

Д.М. МИХАЙЛОВИЧ

САГА О КОНУНГЕ РОРИКЕ И ЕГО ПОТОМКАХ

1. Воспитание Рорика

Это было во времена конунга Хальвдана Черного, сына Гудреда Охотника, сына Хальвдана Щедрого на золото и скупого на еду, сына Эйстейна Грома, сына Олава Дровосека, шведского конунга. У ярла Гауталанда воспитывался Рорик из рода Скильвингов, конунгов Восточного пути. Его отец Арнвид Незаконнорожденный был убит в Гардарики людьми, посланными шведским конунгом. Отцом Арнвида был Скильвир Древний Старик, сын конунга Хальвдана Старого и Альвиг Мудрой, дочери конунга Эймунда из Хольмгарда. У Рорика был брат Руальд, отец Эймунда, отца Эйрика Немого, отца Рагнвальда, конунга Палтескью, которого убил конунг Хольмгарда Вальдамар, покровитель Олава Трюгвассона. Больше в этой саге не будет говориться о Руальде и его роде.

Рорик рос храбрым и суровым воином. Он рано приобрел опыт и силу взрослого мужа, был хорош собой, но очень горд. Он плавал лучше всех в Гауталанде и мог побороть любого из сыновей ярла, но дружил с ними. Он отлично владел боем на мечах и топорах. В десять лет Рорик отправился в поход на Эйсюслу, и на корабле другой мальчик, на четыре года старше его, сказал, что сын Арнвида Незаконнорожденного слишком хил для настоящего похода. Рорик и вправду был очень тонок в поясе, и это часто вводило в заблуждение его противников. Он рассердился, выхватил из-за пояса дружинника топор и одним ударом отсек голову другого мальчика. Многие сочли это хорошим ударом для человека десяти лет. Ярл похвалил воспитанника и заплатил родичам убитого большую виру.

Арнвид Незаконнорожденный по праву владел Альдейгьюборгом и собирал дань с Хольмгарда, Бьярмии и других земель Восточного пути. Шведский конунг послал корабли с большим войском, его воины бились с людьми Арнвида, и многие пали с обеих сторон в этой битве. Конунг Альдейгьюборга был убит, и с ним погибли почти все его воины. Но и от людей шведского конунга осталось меньше половины. И тогда жители Гардарики, называвшиеся словене, объединились с бьярмами и прочими племенами, разбили их и прогнали за море. Конунг узнал о том, что из Гардарики не удалось получить дань, а воины его разбиты, и разгневался. Он запретил своим людям торговать с Гардарики и каждый год отправлял свои корабли грабить и убивать по Восточному пути. Тогда бьярмы пожелали договориться с конунгом, но словене этого не хотели. Однако богатство их с каждым годом уменьшалось. Тогда им пришлось вспомнить, что в Гауталанде воспитывается враг шведского конунга. Они послали своего человека, и тот тайно встретился с Рориком. Ярл знал об этом и велел передать Рорику, чтобы тот помнил: не стоит оленю пробегать по полю, на котором бьются конунги. Рорик велел человеку, сказавшему это, передать его ответ ярлу: олень будет убит на поле, где сражаются конунги, а волк дождется конца битвы и полакомится мясом раненых. Однако ярл знал характер Рорика и сказал: "Нельзя быть спокойным, когда рядом живет волк со стальными зубами".

Посол из Гардарики по имени Лют сказал Рорику:

- Мы обещаем опять отдать тебе Альдейгьюборг, если ты сумеешь защитить нас от людей конунга.

Рорик помнил слова ярла и ответил:

- Каждому кораблю нужны гребцы.

Лют посмеялся над ним:

- Когда человеку, у которого убили отца, заплатят виру, у него будут деньги нанять множество гребцов.

Рорик рассердился и ударил посла так, что у того вытек глаз, и с тех пор его звали Лют Кривой. Но посол сдержал стон и сказал:

- Люди шведского конунга - гораздо более опасная и славная добыча. А моя смерть только опозорит тебя.

Тогда Рорик пошел к ярлу и попросил у него помощи, чтобы отомстить за отца. Ярл усмехнулся и спросил:

- Ты отправляешься в Швецию?

Рорик ответил:

- Нет, я хотел бы стать конунгом в землях Восточного пути, принадлежащих мне по праву. Это будет и достойной местью за отца, поскольку шведский конунг больше всего на свете желает собирать дань с этих земель.

- Я дам тебе корабль, груженый товаром.

- Дай мне воинов, ярл. За это я подарю дань с двух городов кому-нибудь из твоих сыновей.

- Я доволен тобой, ты вырос добрым воином. Оставайся здесь, и у тебя будет всего довольно.

- Волки не едят жареного мяса. Они любят кровь из сырого мяса убитых ими зверей.

- Ты безрассуден. А я не хотел бы ссориться с конунгом.

- Когда мой отец был жив, он вместе с тобой мог отразить любое нападение. Теперь конунг доберется до тебя, как добрался до него. Он имеет хороших советников, они советуют ему убивать врагов поодиночке.

Ярл пришел в ярость:

- Ты прожил пятнадцать лет, но едва ли проживешь еще столько же. Я велю зарубить твоего воспитателя, а еще лучше вырезать ему кровавого орла на спине: он не научил тебя учтивости в разговоре с государями.

- Я не ниже тебя родом, ярл, ты знаешь это.

Тут жена ярла, Гудрун, слывшая мудрой женщиной, шепнула ему на ухо: "Он гневается не меньше тебя, но даже в гневе люди иногда говорят правильные вещи. Поразмысли об этом". Ярл поступил как умный правитель. Он наказал Рорика лишь тем, что пересадил его за своим столом на менее почетное место. Ярл думал несколько дней и пригласил к себе одного из сыновей, Снеульва Последыша. Он предложил Снеульву взять часть его дружины, пять кораблей и отправиться с Рориком в Гардарики для славных дел и добычи. Но все это должно быть сделано против воли ярла, чтобы конунг не стал его врагом. Снеульв согласился, ибо он давно хотел узнать обычаи других людей и совершить что-нибудь значительное. Ярл взял меч, начертал на нем руны и велел передать его Рорику.

Через некоторое время Рорик, Снеульв Последыш и Лют Кривой тайно отплыли на восток, и не было в Гауталанде человека, который не отозвался бы злыми словами о Снеульве за его непочтительность к воле отца. Особенно много об этом говорили, когда в Гауталанд приплывал кто-нибудь из шведских викингов.

2. Рорик в Гардарики

В том же году они добрались до Хольмгарда. Там их встретили радушно и содержали в достатке. Но Рорика за конунга не признавали, поскольку для этого он должен был показать свою силу. Таков был закон и обычай в этой стране. Однако это продлилось недолго. Шведские корабли появились недалеко от Альдейгьюборга. Когда в Хольмгарде получили это известие, на тинге было решено собрать 400 человек и отправить их с Рориком, Снеульвом Последышем и его верной дружиной гауталандцев. К тому времени, когда все это войско добралось до места, воины конунга уже взяли Альдейгьюборг, выжгли и ограбили всю область вокруг него. Снеульв опасался нападать, поскольку у них было всего 520 воинов, считая хольмгардцев, а у их врагов - столько же, но все они были опытными викингами. Рорик, посоветовавшись с дружинниками, решил поджечь ночью стены, потому что стояла великая сушь. Это им удалось. Они вошли в крепость, когда их враги были заняты тушением пожара, и многие из людей шведского конунга были убиты без труда. Но потом они взялись за оружие, и Рорику со Снеульвом пришлось нелегко. Рорик ободрял своих людей и везде успевал вовремя нанести удар. Среди неприятелей был Гуннар-берсерк. Он убил четырех людей Снеульва и сошелся в бою с ним самим. Удар Гуннара был столь силен, что меч его до половины расколол щит Снеульва и раздробил ему ключицу. Но вынуть меч из щита оказалось трудно, и Снеульв отрубил берсерку руку. Тот сказал: "Я наказан за то, что позабыл о своем собственном щите", - и рухнул с разрубленной головой. Тем временем Рорик убил двух вражеских воинов и многих ранил. Им в конце концов удалось перебить почти всех людей конунга, остальные же разбежались в разные стороны.

После этого Рорик был признан конунгом. Он поселился в Альдейгьюборге и повелел срубить новые стены взамен сгоревших. Раз в год он приезжал в Хольмгард на альтинг всей этой страны и выступал там в роли верховного судьи. Постепенно он поселился в Хольмгарде, поскольку умел и договориться с тингом и сильными людьми Хольмгарда, и соблюсти достоинство конунга. Снеульв Последыш получил от Рорика дань с Изенборга и Витгарда. Через два года он умер, и о нем больше не будет говориться в этой саге.

В дружину к Рорику начали стекаться удачливые люди. Шведский конунг уже опасался тратить понапрасну воинов на Восточном пути.

Среди приехавших к Рорику было двое братьев-норвежцев: Хескульд и Торир Убийца викингов, дети Сигрид Красивой. Это были мудрые советники и опытные воины. Они путешествовали и воевали повсюду, и с ними прибыло 45 их людей. Конунг поначалу сделал их своими дружинниками. В Норвегии Торир Убийца викингов был херсиром, и Рорик поставил его ярлом в Альдейгьюборг. С тех пор земля вокруг Альдейгьюборга называется Ярлсрики.

3. Рождение Хельгу Прорицателя

Так правил Рорик-конунг в Гардарики. Он прослыл знатоком законов и на пирах проявлял щедрость к своей дружине. Он владел словенами, бьярмами и финнами, ставя своих наместников в их города. Желая быть справедливым, он взял в жены дочь Люта Кривого Добрушу от его первой, умершей жены, но долго не имел с ней детей. Самого Люта он женил на своей сестре Хильдигунн. Хильдигунн славилась своим умением колдовать и предсказывать будущее. Она не была очень красива, хотя никто не мог бы назвать ее безобразной. Многие опасались этой женщины и сочли мудрым решение конунга отдать ее за человека хотя и знатного, но иноземного рода, ибо никто из своих не решился бы стать ее мужем. Люта Кривого предостерегали от этой женитьбы, но он ответил: "Даже самые злые псы любят своих хозяев". Чтобы показать, что он не боится, Лют отдал на приданое Хильдигунн вдвое больше серебра, чем было уговорено с Рориком. Узнав об этом, Хильдигунн сказала: "Этот человек может быть хорош со мною. Постараюсь и я быть к нему добра". У нее были густые длинные волосы, цветом напоминавшие чистое золото. Лют и Хильдигунн Колдунья до самой смерти жили в согласии.

Однажды Хильдигунн приснилось, что из ее чрева выходит меч. Проснувшись, она обдумала увиденное и поняла, что у нее родится сын, который будет отличаться от других людей. Хильдигунн пришла к мужу и сказала такую вису:

Дорог огонь Эгира,
Но им не купить почета.
Придет расточитель гривен
И станет вершителем битвы.

Лют разгадал смысл висы и обрадовался. Через некоторое время Хильдигунн Колдунье приснился другой сон: будто она поранила руку, и вдруг явился воин, которого она никогда не видела, приник к ране и стал высасывать кровь так сильно, что Хильдигунн почувствовала, как она слабеет. Проснувшись и обдумав сон, женщина поняла, что к сыну от нее перейдут способности к чарам и прорицанию. Обрадовавшись, Хильдигунн пришла к мужу и сказала такую вису:

Поет, о ясень оружья,
Кровь Арнвида Грои.
Придет расточитель гривен,
Получит волшебную силу.

Лют понял смысл висы и вновь был рад счастливой судьбе будущего сына. Когда Хильдигунн родила, сына назвали Хельгу. Хельгу, сын Люта, не по годам быстро освоил законоговорение и очень рано научился пользоваться оружием так, что ему не было в этом равных. Люди замечали за ним странные вещи. Иногда Хельгу заранее знал, что охота или поход будут неудачными, и столь же точно он мог предвидеть удачи в подобных делах. Он приходил на капище и там долго молча и в полном одиночестве стоял перед идолами Тора и Фрейи.

4. Поход Торира Убийцы викингов и Хескульда

Ярл Торир Убийца викингов и Хескульд были в числе ближайших сотрапезников и советников конунга Рорика. Но они сочли окружавший их почет недостаточным и решили оставить службу у конунга, собрать людей и отправиться в Миклагард, на поиски большей добычи и большей славы. Конунг не был доволен этим решением, поскольку они уводили многих воинов. Однако он отпустил норвежцев и даже дал им подарки: Хескульду боевой топор, украшенный серебряной насечкой, а ярлу Ториру - нож с дорогой рукояткой. Торир счел подарок слишком малоценным, но смолчал.

С Ториром и Хескульдом отправилось несколько дружинников Рорика, которые собирались потом возвратиться в Хольмгард и рассказать конунгу о стране греков. Когда корабли викингов были уже далеко от Хольмгарда, Торир велел убить их всех, кроме одного, Руальда Бородача, поскольку тот приходился ему дальним родственником. Торир обмакнул подаренный конунгом нож в кровь убитых и дал его Руальду с такими словами:

- Отдай нож Рорику и скажи, что щедрый расточитель золота должен лучше выбирать подарки.

Хескульд молвил:

- Это недоброе начало похода. Не следовало бы приобретать такого врага из-за пустячной причины.

На это Торир ответствовал:

- Что говорить? Все уже сделано.

Пока Руальд Бородач добрался до Хольмгарда, Хескульд и Торир ушли уже так далеко, что конунг не мог догнать их и отомстить. Опечаленный, он призвал Хильдигунн Колдунью и попросил наслать на викингов такие беды, чтобы все они погибли. Хильдигунн отвечала, что они слишком далеко, погубить их нельзя, но можно навредить им. "Так сделай это", - приказал конунг. Хильдигунн попросила дать ей вещи, которые раньше принадлежали Ториру, Хескульду или кому-либо из их викингов. По велению конунга разыскали несколько серебряных монет, которыми расплачивался Торир, и подарки, которыми обменивались люди ярла и его брата с дружинниками Рорика. Хильдигунн взяла все это, поднялась на обрывистый берег над рекой, прочитала несколько заклинаний и бросила монеты и вещи в воду. В это же время у норвежцев стали тонуть корабли. Это произошло столь быстро, что викинги едва успели спастись, потеряв все, даже часть оружия. Хескульд сказал брату:

- Видно, Рорик попросил Хильдигунн испортить нам поход. Не надо было убивать его людей.

Торир промолчал. Теперь они не могли плыть в Миклагард, но если бы собрались возвращаться, им не следовало рассчитывать на добрую встречу.

Викинги вышли на берег в месте, принадлежавшем племени Живущих в поле. Они вошли в главный город этого племени и стали управлять им, пообещав защиту от народа казар, раньше собиравшего дань с этой земли. Земля Живущих в поле была богатой, и братья получали к тому же много серебра ото всех, кто проплывал по реке в Миклагард. Вскоре у них собралось немало викингов.

5. Рождение Ингвара и смерть Рорика

У конунга Рорика много лет не было детей с Добрушей. Он печалился и не знал, кто унаследует все принадлежащее ему. В конце концов конунг решил взять другую жену, а Добруше и ее родителям заплатить серебром. Однако Рорик жалел, что должен расстаться с Добрушей, потому что при ней в его доме всегда был порядок. Дружина же удивлялась отсутствию у Рорика детей. И вот, когда конунг уже почти решился поискать другую жену, к нему пришел Хельгу, сын Хильдигунн Колдуньи. Хельгу объявил конунгу, что видел во сне Фрейю, и она держала в руках корабль, на котором было два коня: белый и черный.

- Что означает этот сон? - спросил конунг.

Хельгу отвечал ему уверенно, ибо ему шел уже шестнадцатый год, и он перенял у матери искусство предсказаний:

- У тебя родится сын, но вскоре после этого ты умрешь.

Рорик рассмеялся и сказал:

- Чему бы тебя ни научила Хильдигунн, я не верю в это. Если это и вправду случилось, считай, что ты стал моим хавдингом.

Все, кто присутствовал при этом, увидели в словах Рорика насмешку над Хельгу, ибо тот был юн и ничем еще не прославил себя, чтобы стать хавдингом. Однако Хельгу учтиво отвечал конунгу:

- Государь, у тебя много лет не было сына. Тебе осталось подождать несколько месяцев, и ты убедишься в том, что ты не останешься без наследника и тебе не надо будет покидать жену. Если так случится, я напомню о том, что ты обещал сделать меня хавдингом. Ведь слово конунга твердо.

Конунг почувствовал мудрость в словах Хельгу и ответил:

- Мы подождем и увидим. Слово конунга твердо.

Через несколько месяцев стало ясно, что Хельгу был прав. Конунг призвал своих родичей, дружину и сильных людей страны. Когда все собрались, Рорик сказал, что боги дали ему знать о скорой смерти. Он объявил, что пока его сын не возмужает, наследством и всей властью будет владеть Хельгу, который с этого времени становится хавдингом. Хельгу должен был позаботиться о сыне Рорика и воспитать его хорошим правителем. Дружинники возражали, говоря, что Хельгу слишком молод для такой власти. Но Рорик напомнил им, какие способности были показаны Хельгу; да и сам Рорик стал конунгом в том же возрасте. Кроме того, Хельгу должен был поддержать Лют, вся его родня и другие сильные люди Хольмгарда, потому что он был наполовину из словен. Тогда дружинники согласились подчиняться Хельгу. С тех пор его звали Хельгу Прорицатель.

В положенное время, в день йуля, у Рорика родился сын, которого назвали Ингвар. Через полгода, зимой, Рорик заболел и умер. Хельгу закрыл ему ноздри. Люди спокойно приняли власть Хельгу так, словно он был конунгом.

6. Поход Хельгу Прорицателя на Конунгард

Торир и Хескульд совершали походы из Конунгарда и возлагали дань на разные земли. У них собралось много викингов, и они сочли славным для такого воинства делом пойти на Миклагард. Однако у самого города их корабли разметал шторм. Из этого похода Торир и Хескульд вернулись, не совершив ничего такого, что возвысило бы их имена. Многие говорили, что плавание к Миклагарду принесло только позор, и это - недоброе предзнаменование.

Прошло три года после смерти Рорика. Хельгу Прорицателю, хавдингу малолетнего конунга Ингвара, приснился сон, будто кто-то положил ему меч на грудь, и этот меч столь тяжел, что не дает Хельгу даже вздохнуть. Когда он проснулся, то сказал такую вису:

Дубу оружья явлен подарок:
Дева сражений меч принесла.
Боги желают свершения мести,
Будет веселье на поле эйнхериев!

Люди хавдинга недоумевали, к чему идет дело, ведь молодому хавдингу некому было еще мстить. Некоторые отправились к Хильдигунн с расспросами, что означают слова ее сына. Но Хильдигунн, хотя и была в колдовстве слабее разве только конунга Утгарда-Локи да ведьм Железного Леса, ничего не смогла ответить. Тогда спросили у самого Хельгу, что он замышляет. Хельгу велел собираться к походу: боги указали ему, где находится Торир Убийца викингов и Хескульд; богам будет угодна справедливая месть, поэтому всех тех, кто пойдет с ним, ожидает хорошая добыча и слава. Вскоре у него собралось довольно много людей. Тогда Хельгу оставил для управления страной Люта, своего отца, а с собой взял Ингвара, хотя тому не было еще и четырех лет. Хельгу говорил викингам, что походу будет сопутствовать удача, если его возглавит хотя и маленький мальчик, но конунг по праву. Мудрые люди соглашались с Хельгу.

С викингами вместе пошли ладьи словен, финнов, карьалов, эйстов, бьярмов и прочих народов, столицей которых был Хольмгард, а конунгом по праву - Ингвар.

Войско шло на полдень и тайно брало крепости, чтобы никто не мог передать о его приближении в Конунгард. Так взяли Смалескиа, Сюрнесгард и Данпарсладир, и Хельгу Прорицатель посадил там ярлами Руальда Бородача и Вильмейда Не обученного чарам. Боги вели Хельгу. Они дали ему знать о скором приближении Конунгарда и земли Живущих в поле. Тогда хавдинг Ингвара велел всем нарядиться торговцами. Людям Торира и Хескульда было сказано, что это большой купеческий караван, направляющийся в Миклагард, как плавали тогда многие. Но караван был настолько велик, что несколько человек не смогли бы взять с купцов должной платы, и пришлось им позвать конунгов с подмогой. Когда конунги пришли, все получилось так, как задумывал Хельгу Прорицатель, поскольку судьба была для него благоприятной. Он позвал конунгов к себе на корабль, чтобы хорошенько одарить их, и тогда Хескульд молвил Ториру:

- Брат, недостойно мудрых людей пытаться получить большее, когда дается многое. Некоторые в конце концов горевали, упустив то, что шло им прямо в руки. Возьмем плату и не пойдем на их корабль. Я не вижу в этих людях ничего доброго, и я не знаю, зачем они решили одарить нас, хотя видят в первый раз?

- Брат, недостойно Тору бояться йотунов. Возьмем и плату, и подарки, - купцы дают их, желая спокойно пройти мимо нас, когда будут возвращаться.

Хескульд ничего не ответил, хотя решение брата ему не понравилось. Но так уж повелось, что решал все Торир. Они поднялись на корабль, и с ними было четверо лучших людей. Тогда Хельгу показал им Ингвара и сказал:

- Вот ваш конунг.

Торир удивился и ответил ему:

- Ты дерзкий гость, ведь мы здесь конунги. И нам не надо больше никаких других конунгов.

Хельгу стоял так, чтобы меч его, обмотанный плащом, не был виден. Тут он выхватил меч и отсек Ториру голову со словами:

- Вы не из рода конунгов! Я из рода конунгов, а вот ваш и мой конунг, сын Рорика.

Тогда Хескульд и его люди схватились за оружие. Началась славная битва. Один из воинов Хескульда был сразу же убит, но сам он храбро сражался. Он рубил своим топором, подарком Рорика, столь мощно, что один из людей Хельгу пал, а у другого вместе с куском щита была отрублена кисть. Тогда с ним вступил в бой сам Хельгу, и долго они бились, никто не смел помешать им. Хельгу ранил Хескульда в щеку и сказал:

- Вот тебе первое отмщение за убитых воинов Рорика! Смертью будет второе.

Хескульд ударил с такой силой, что прорубил щит и ранил хавдинга в руку. Он отвечал:

- Я не убивал воинов Рорика и не знал об этом. Убил их Торир, мой брат. Я мог бы сейчас убить тебя, но в знак правды моих слов бросаю оружие.

Хельгу не стал убивать Хескульда, сделав вид, что поверил ему. Долгое время дружинники Хельгу спорили и не понимали: для Хескульда это был хороший выход, ибо все его воины погибли. Одни говорили, что не стоило ему верить: оставить жизнь такому человеку - значит всегда иметь за спиной мстителя убийце брата. Другие же хвалили Хельгу за поступок, достойный сильного человека и хорошего правителя; неизвестно еще, мог ли Хескульд убить Хельгу, но без милости Хельгу он бы все равно погиб, хотя бы от руки викингов. Третьи предполагали, что от Хескульда и Торира отвернулась удача: как бы хорошо ни складывались их дела, они всегда кончались и будут кончаться плохо. Хавдинг Хельгу Прорицатель занял Конунгард и стал там править. Однажды на пиру он сказал своим воинам:

- Недостойно убивать знатного человека, если он не изобличен в преступлении. Но поскольку он и не доказал своей правоты, жизнь его зыбка. Она будет зависеть от того, как он поведет себя. Если он будет моим товарищем, то, значит, боги указывают на истинность его слов. Если же он станет поступать наперекор мне, значит, он враг и всегда был врагом.

Многие умные люди запомнили эти слова.

Как-то раз Хельгу, Хескульд и еще несколько человек отправились на капище. Хельгу ехал на дорогом коне, ранее принадлежавшем Ториру. Хескульду это не нравилось. Когда въехали в ограду капища, Хескульд сказал:

- Этот конь не принес удачи Ториру, не принесет и тебе.

Тогда Хельгу решил, что время пришло, случай представляется удобный. Он выхватил меч, ранил Хескульда в голову и крикнул:

- Недоброе ты замышлял против меня!

- Так пусть этот конь убьет тебя, убийца моего брата, - ответил Хескульд, испуская дух. Кровь его пролилась на землю капища, осквернив ее. Деревянные идолы богов задвигались и сошли со своих постаментов. Из идола Фрейи послышался голос:

- Его воля исполнится!

Но боги не сказали, когда это произойдет.

7. Хельгу Прорицатель в Конунгарде

Хельгу счел, что Конунгард лучше подходит для правления конунга, чем Хольмгард. Он собрал на тинг своих воинов, лучших людей Хольмгарда, которые пошли с ним в поход, лучших из Живущих в поле, а также тех, кто перешел к нему из дружины Хескульда. С ним был и Ингвар-конунг. Хельгу сказал такую вису:

Владеет чертогом Валаскьялвом Видрир,
Так в конунгов граде - хозяином конунг.

Не все поняли смысл висы, и Хельгу пояснил. В Конунгард должен перейти конунг Ингвар. Он будет жить здесь всегда, сделав город своей столицей. В Хольмгард же отправится ярл со многими людьми для защиты города. За это Хольмгард должен был раз в год присылать 150 латинских слитков серебра. Такая цена не показалась мудрым людям чрезмерной. Дань должны были платить также бьярмы, финны и другие племена, родственные словенам, за что Хельгу обещал построить у них крепости. Вся эта дань выплачивалась потомкам Рорика ежегодно долгое время. Но при конунге Вальдамаре сын его Ярицлейв, будучи ярлом в Хольмгарде, взбунтовался против отца и запретил платить эту дань в Конунгард. Так говорится в саге о том, как сражались конунги Гардарики.

Несмотря на то что боги были оскорблены Хельгу, они решили отложить месть до того времени, когда он почувствует себя в безопасности. Хельгу велел поставить своего коня и кормить его, но никогда больше не приближался к нему. Удача не оставила Хельгу, дружинники и другие люди шли за ним охотно.

Хельгу воевал с Живущими в лесу и возложил на них дорогую дань. Потом он бился с племенами, жившими на полночь от Конунгарда, а также с народом Без роду и племени. Все они подчинялись народу казар. Хельгу объявил им, что не будет иметь против них вражды, если вместо тяжелой дани народу казар они дадут легкую дань ему. Полночные племена и народ Без роду и племени согласились на это условие. В сагах говорится также, что он сражался с племенами, которые жили в углу между двумя реками, но что это были за люди, и чем окончилась их борьба с Хельгу, неизвестно.

Слава Хельгу привлекала людей, которые хотели сделать что-нибудь достойное и возвысить свои имена. Собрав хорошую дружину из настоящих викингов, словен, Живущих в поле и людей их корня, а также финнов и бьярмов, Хельгу пожелал идти на Миклагард. Но сначала ему надо было решить кое-какие дела с Ингваром.

К тому времени Ингвар стал взрослым мужчиной, крепким воином. Однако боги не наградили его ясным разумом. Он был настоящим берсерком и с детства часто приходил в бешенство, испуская слюну, безо всякой причины бросался на тех, кто стоял рядом, ранил и убивал. Даже речь не всегда повиновалась ему: нередко Ингвар говорил столь невнятно, что его никто не мог понять. За таким человеком воины легко пошли бы в бой, но в мирное время ему трудно было подчиняться. Своим скудным разумом Ингвар понимал, что из него получится плохой конунг, и не препятствовал тому, чтобы все дела вел Хельгу-хавдинг. Ему он верил и был почтителен по отношению к Хельгу, как к отцу.

Но и Хельгу не мог вечно оставаться при Ингваре, желая идти к Миклагарду. И он решил подыскать ему жену, разумную женщину, которой можно было бы доверить хоть часть дел, а после свадьбы объявить Ингвара конунгом, правящим единолично. Но среди женщин Конунгарда не было достойной. Хильдигунн и Добруша к тому времени уже умерли, и на их помощь Хельгу рассчитывать не мог.

Но вот из Плескавы приплыл тамошний ярл со своей дочерью и сыном. О них говорили странные вещи. Хельгу велел призвать их и задал вопрос, что им нужно в Конунгарде.

Прядь о ярле и Торе

Плескавой правил ярл Сванальд, сын ярла Харальда. У него был сын Харальд, которого чаще звали Мстишей, потому что жена Сванальда была из словен и она так его называла. У него также была и дочь Хельга, славившаяся красотой и добрым нравом. После смерти жены ярла она вела хозяйство Сванальда. Люди замечали, что дом Сванальда - под хорошим присмотром.

Однажды по Плескаве проезжали двое всадников в синих плащах с серыми капюшонами. Они были очень высокого роста. Их кони были так велики, что кузнецу, подковавшему одного из них, пришлось сделать подкову вдвое больше обычной. Люди боялись этих всадников, запирали дома и делали вид, что никого нет, когда проезжавшие собирались попроситься на ночлег. Те сердились. Было видно, что они недовольны этим городом и хотели бы наказать всех, кто встречает их негостеприимно. Никто из воинов ярла не решился выйти к ним. Тогда ярл сам встретил необычных всадников. При нем не было меча. Сванальд предложил им свой дом и пищу. Те согласились и провели ночь в его доме. Утром ярл вышел с гостями на двор, чтобы проводить их. Тогда старший из всадников велел Сванальду привести дочь. Ярл ничего не говорил о дочери, но исполнил это желание гостя, не выказав удивления. Когда привели Хельгу, старший из всадников сказал младшему:

- Сын, покажи свою силу.

Тот вынул из складок одежды предмет, висевший на цепочке у него на шее.

- Что это такое? - спросил он у Сванальда.

Вопрос не был учтив, но ярл ответил спокойно:

- Маленький молот, такой же, как Мьелльнир у Тора. Его носят на шее многие воины, поскольку он приносит удачу в бою.

Его собеседник проворчал:

- Ты не спросил нас, кто мы и куда направляемся. Теперь ты приравнял нас к простым воинам, не зная, кто мы. Но ты, ярл, храбрый человек. Знай, что этот молот носит только сам Тор.

Мьелльнир вырос у него в руке до размеров боевого оружия. Тор прислонил его к лону Хельги, и лицо ее исказилось от боли, но она не могла отойти. Потом Тор сказал Сванальду:

- Она получила много моей силы. Подыщи ей хорошего мужа из числа высокорожденных людей. У нее родится сын, который будет великим викингом, победителем сильных.

С этими словами Один и Тор вскочили на коней и в четыре скачка выехали из города. Сванальд долго был в недоумении, что ему делать. Поговорив с дочерью, он решил искать ей жениха в Конунгарде, среди знатных людей, служивших Хельгу и самому конунгу.

8. Поход Хельгу Прорицателя к Миклагарду

Хельгу выслушал их внимательно. Затем он упал на землю, накрыл лицо плащом и так лежал до вечера. Никто не осмелился потревожить его. Вечером он встал и объявил дружине:

- Моя смерть близка. Я больше не нужен богам для оберегания конунгова семени. Но за старую мою службу мне обещана великая слава. Поход на Миклагард будет счастливым, хотя больше никаких походов боги не дадут мне совершить.

Дружина недоумевала: если не Хельгу, то кто сможет обуздывать дикий нрав Ингвара? Но вскоре все выяснилось. Хельгу переговорил с Ингваром, и тот сказал, что не прочь иметь дочь Сванальда своей женой. Тогда Хельгу пообещал Сванальду множество серебра и доходы с нескольких городов для Хельги. При этом он добавил, что ему ведома судьба и что Сванальду предстоит стать хавдингом после него, прожить долгий век и умереть далеко от Гардарики. Поистине у Хельгу был необычный дар.

Вскоре произошла свадьба Ингвара и Хельги. Это был богатый пир. На него собрались конунги и ярлы изо всех городов Гардарики, подчинявшихся Конунгарду или союзных ему: Палтескью, Расставы, Свартгарда, Пириславы, Данпарсладира и других. Все были веселы на этом пиру, даже Хельгу Прорицатель не показывал своей печали. Много было съедено мяса, выпито меда и пива.

Хельгу удалось собрать великое войско, которое уместилось лишь на двух тысячах кораблей. В этом войске было поровну настоящих викингов и жителей Гардарики.

Корабли спустились по реке к морю и благополучно доплыли до Миклагарда, поскольку ветер благоприятствовал задуманному делу. Здесь воины высадились, и началась славная потеха. Дружинники Хельгу входили в дома и церкви, забирали множество добычи, веселились с женщинами. Если же мужчины сопротивлялись, их выводили во двор и убивали стрелами, забавляясь, как с неразумным скотом. Греки выслали против них малое войско, но его удалось без труда разбить. Все взятые в плен воины греков были зарезаны и брошены в море. Так удалось Хельгу совершить много славного и достойного в той земле, поскольку никогда еще викинги не приходили туда с такой силой, и никто не мог остановить их.

Всем хотелось завершить поход каким-нибудь великим делом. Они стояли у самых стен Миклагарда, и не видно было, что их штурм следует считать более легкой работой, нежели избавление от Лединга и преодоление Дроми. Тогда Хельгу сказал такую вису:

Кони морские
Выйдут на берег.
Клены оружья,
Готовьтесь к веселью!

Удача сопутствовать
Будет героям.
Пир разгорится -
Потеха берсеркам.

Даже самые опытные люди не могли постичь смысла висы: про битву все было понятно, но зачем кораблям выходить на берег? - это заставило некоторых усомниться в мудрости Хельгу.

Хавдинг приказал поставить корабли на большие деревянные колеса и на каждом из них установить по метательной машине. Воины, согнав всех тех, кто еще уцелел в этих местах и не ушел под защиту городских стен, заставили их работать. Вскоре все, что приказал Хельгу, было сделано с несколькими сотнями кораблей. Их двинули к стенам, и там, где они подходили близко, защитники стен боялись даже высунуться из-за летевших камней и стрел.

Тогда греки пришли в ужас, видя, как близко падение города. Они велели передать Хельгу, что заплатят столько, сколько он потребует. Хельгу приказал войску отойти от города и долго торговался с греками. Сначала он требовал по шести латинских слитков серебра каждому воину, живым и мертвым. Но потом решил не искушать своей удачи и позволил грекам дать по шести латинских слитков серебра на каждую уключину и немного денег для всех городов, конунги и ярлы которых пришли под Миклагард со своими людьми. Он также заключил с греками особое соглашение, по которому купцов из Гардарики - викингов и прочих - должны были принимать с почетом в Миклагарде, как гостей.

И еще Хельгу показал грекам, что не боится их и может вернуться из Конунгарда в любое время, хотя и знал, что уже не вернется. Он один, без своих дружинников, подошел к городским воротам, подбросил щит и одним ударом топора на лету врубил его в створку. Отошел он, подставляя спину, в это время его легко могли убить даже неумелые люди. Но столь велик был страх перед викингами, что никто не решился прикончить хавдинга мечом или стрелой. Подобное дело даже большие смельчаки сочли достойным поступком.

На обратном пути люди Хельгу всему свету показали свою добычу: викинги шли под парусами из паволок, прочие же - под парусами из шелка. Но лишь викинги были сведущи в морском искусстве, для других хвастовство обернулось разорением, когда ветер разорвал шелк. Викинги смеялись над прочими, ибо не для них юыли шелковые паруса и слава выносливых, свирепых воинов.

Так пришел Хельгу в Конунгард, привезя золото, серебро, паволоки, плоды, вино, дорогую одежду и оружие, сделанное искусными мастерами. Ни один человек не осмелился бы сказать, что кто-либо в Гардарики имел больше славы, чем Хельгу Прорицатель. Но пришел конец и его счастью.

9. Смерть Хельгу Прорицателя

Короток рассказ саги о кончине Хельгу, потому что многие жалели, что к богам ушел столь доблестный муж.

В Конунгарде Хельгу спросил о своем коне. Ему ответили, что конь давно околел. Тогда он велел ближним дружинникам и прочим достойным людям седлать коней.

- Надо ехать к костям. Я отправляюсь туда с тяжелым сердцем. Вы все должны посмотреть на это, - так говорил он им.

Дружинники не видели причины печали хавдинга. Ведь конь умер, и, значит, боги избавили Хельгу от страшного проклятия, висевшего над ним.

Все они приехали на место, где лежали голые кости и голый череп. Воины смеялись, Хельгу сказал им:

- Вот череп, от которого мне предстоит принять смерть.

С этими словами он ступил ногою на череп. Из пустой глазницы выскочила ядовитая ящерица, каких никогда не водилось в этих местах. Она укусила Хельгу в ногу и исчезла. Хельгу упал на землю со словами:

- Такова должна была быть моя судьба.

Он долго болел и не мог побороть болезни. Искусные лекари пробовали на нем отвары из трав и притирания, но это не помогло. Тогда лекарь-грек отворил ему жилы и выпустил кровь. Кровь эта была очень густа и зловонна. Глядя на нее, Хельгу приказал дать ему в руки меч, кошель с золотыми монетами и отнести его на капище. Был вечер. Воины опустили Хельгу на землю, подстелив плащ. Он приказал всем оставить его и прийти утром. Так люди его ушли, и помнили, что Хельгу лежал с мечом и золотом в руках перед идолом Фрейи.

Утром дружинники пришли за телом Хельгу, но хавдинг исчез. Кое-кто предположил, что боги забрали Хельгу к себе, насладившись прежними его мучениями. Поистине необычным был этот человек, и необычная смерть постигла его.

10. Походы Ингвара, сына Рорика

В доме Ингвара Хельга встала твердой ногой и заставила людей починяться себе. Она вела все необходимые дела, но привыкла тратить так много, что это могло разорить трех конунгов. Ингвар не спорил с ней, хотя ему не раз говорили, что такое расточительство не доведет до добра. Он ладил с женой и не желал ссор, поскольку его не очень-то любили. Хельга смягчала нрав конунга. По многим важным делам люди сначала обращались к ней, а уже потом к Ингвару.

Однажды в Гардарики случился голод. Слишком много денег, мяса, хлеба и пива было истрачено на пиры, слишком много покупалось дорогих вещей для Хельги. К середине весны у конунга уже нечем было кормить своих людей и трудно стало получать еще что-либо от Живущих в поле. Ингвар заглянул в погреба и на скотный двор. Он разгневался, пошел к Хельге и заявил ей:

- Бывает так, что заяц хочет сожрать мяса столько, сколько его есть в целом вепре.

Хельга ответила:

- Если ты хочешь сказать, что я расточительна, то знай, конунг должен уметь добыть средства для щедрости и расточительности. Хельгу это умел.

Ингвар стал страшен, лицо у него сделалось, как у воина в бою. Он хлестнул Хельгу кончиками пальцев по щеке, однако удар этот был столь силен, что каждый палец оставил синюю полосу. С тех пор Хельга разумно смирила свою гордость, но стала стараться реже разделять ложе с Ингваром. Конунг же решил готовиться к походу, забыв, что слова женщины - плохой совет для правителя. Он собрал в пять раз больше людей, чем было у Хельгу, потому что многие еще помнили дела похода к Миклагарду и жаждали повторить их; другие же слышали о возможности взять хорошую добычу. Но что это были за люди! Мудрые говорили, что не выйдет добра из замышляемого похода, ведь у Ингвара было всего лишь 12 кораблей с настоящими викингами, прочие же были с простыми людьми, не сведущими в искусстве сражений. Так и случилось. Едва ли половина из них вернулась назад. Вернувшиеся рассказывали, что греки на море стреляли в них огненным составом, сверкающим, словно молния; от этого погибли тысячи воинов. Но им отвечали, что дело в отсутствии счастья у нового конунга.

Ингвар вновь собрал людей. Теперь он хотел отомстить грекам за свое поражение. Достойные люди пытались отговорить конунга от этого дела, поскольку мстить можно одному человеку или нескольким людям, но нельзя мстить целому войску. Походы снаряжаются для чести, славы и богатства, а не с целью отмщения. Конунг не стал слушать советов и отправил часть войска на кораблях, а часть на конях, по суше. Греки прислали своих послов, предлагая не очень большой, но почетный выкуп, после которого поход можно было считать не напрасным. Конунг, однако, хотел войны. Тогда вышел очень старый и могучий викинг Веремуд Живчик, сын Торбьерна. Он служил еще конунгу Рорику, его считали достойным человеком и знатоком законоговорения. Веремуд сказал:

- Конунг, в прошлый раз удача не шла следом за нами. В этот раз не следует ожидать, что она даст нам больше, чем дает сейчас. Мы можем взять золото, серебро и паволоки, не бившись, и никто не назовет это позорным делом, потому что золото нам предлагают из страха.

Ингвар выхватил боевой топор и отсек Веремуду левую руку по локоть. Конунг молвил:

- Мне нужна месть!

Веремуд отвечал ему спокойно:

- Конунг, уж не Фригг ли предсказала тебе наши судьбы?

Ингвар ударил его топором еще раз. Топор глубоко вошел в горло, но на шее у Веремуда висела монета с начертанной на ней магической руной, защищающей от всего недоброго. Поэтому викинг оставался еще жив. Он сказал:

- Конунг, может быть, ты договорился с морем? Оно уже не общая могила для нас всех, оно стало нам другом, мы можем скакать по нему на конях и ходить пешком?

Конунг ответил ему в самое лицо:

- Вот пришел твой конец, Веремуд Живчик, - и раскроил тому череп.

Несмотря на это, викинги не верили в счастье Ингвара, а потому не хотели понапрасну рисковать. Убийство Веремуда разозлило многих, однако мало кто испугался. В конце концов конунг согласился взять выкуп, и войско вернулось назад без большой славы, но с добычей - золотом, шелком и паволоками на всех живых и умерших в походе.

11. Рождение и воспитание Свейнлейва Зачатого от Мьелльнира

Хельга очень долго не могла родить Ингвару ребенка. У нее были все признаки, какие бывают обычно у женщин, когда они беременны. Но прошло уже много месяцев, а живот ее не увеличивался. Пришло время, когда Хельга должна была родить, но этого не произошло. Ее поили разными отварами трав, считая, что она заболела. Но Хельга чувствовала себя хорошо, только по ночам ей снились странные сны.

Минул год, ребенок все еще не появлялся. Однажды Хельга увидела во сне умершего Хельгу Прорицателя. На плече у него лежала огромная рука в железной рукавице, но нельзя было увидеть - чья это рука. Хельгу сказал:

- Тяжел подарок того, кто имеет пояс силы, молот, повергающий врагов, и рукавицы, чтобы крепко держать этот молот. Золото тоже тяжело и дорого.

Хельга спросила:

- Сколь же долго носить мне этот подарок?

- До того времени, пока не начнется большая война с Лесом. Великий воин должен родиться во время большой войны. Еще пятнадцать лет ждать тебе этого, Хельга.

Когда Хельга рассказала этот сон, не было никого, кто бы не поверил в него, поскольку в ту ночь на дворе конунга появились глубоко вдавленные в землю следы втрое больших обычных человеческих. Многие гадали, что же это за война с Лесом, но не могли разгадать Торову загадку, ибо это именно он являлся во сне вместе с Хельгу Прорицателем.

Минуло пятнадцать лет. Жена конунга все эти годы ходила беременной, но не разрешалась от бремени.

Племя Живущих в лесу перестало платить дань, которую наложил на них Хельгу Прорицатель. Это были жестокие воины и самые выносливые люди в Гардарики, почти как настоящие викинги. Ингвар собрал войско и пошел на Живущих в лесу. Тогда-то и заговорили, что пришло, видно, время Хельге рожать. Так и случилось.

У Ингвара была тяжелая битва с врагами. Целый день воины без отдыха поили мечи и топоры горячей кровью. Конунг своей рукой убил четырех человек и вдвое больше ранил. К вечеру викинги победили. Но так мало осталось у них сил, что многие легли на землю, а не погнались за Живущими в лесу, чтобы добить их. Фридлейв, сын Бьерна, и Торбьерн Лошадиный Храп не смогли потом встать с земли и умерли от усталости, не имея ни одной раны. Ингвар установил для побежденных более тяжелую дань, чем была во времена Хельгу.

В день той битвы Хельга, не испытывавшая болей и тяжести все пятнадцать лет, в одночасье легла и родила мальчика, которого назвали Свейнлейв и дали прозвище "Зачатый от Мьелльнира".

Через три года Живущие в лесу вновь перестали платить дань. Конунг тогда боле. На ногах у него были нарывы, из которых текла кровь, когда он ходил или ездил на лошади. Он призвал воинов к походу, а во главе их поставил хавдинга Сванальда. Сванальд упросил его послать вместе с дружинниками трехлетнего сына Свейнлейва, чтобы войску сопутствовала удача, присущая конунгам, а мальчик воспитывался как конунг и правитель.

Сванальд разделил войско на две части. Одна из них спряталась в овраге: оттуда воины должны были ударить на Живущих в лесу, когда те придут в изнеможение в бою со всеми прочими. Сванальд встал во главе тех, кто прятался в овраге, а остальных возглавил опытный воин, ярл Свартгарда Стейнар Задира. Рядом со Стейнаром был и сын конунга, дабы Живущие в лесу не сомневались, что на бой вышла вся сила Конунгарда.

Началась битва, и славным был этот день, ибо много пролилось крови достойных людей. Стейнар успевал повсюду, отбивал удары со всех сторон и ободрял людей. Живущих в лесу вывели на битву три брата: Великий, Второй и Малый. Там, где они становились вместе и работали своими боевыми дубинами с железными шипами, падали один за другим дружинники Конунгарда. Не столь уж много билось тогда за Конунгард настоящих викингов, больше собралось Живущих в поле. Они и начали говорить между собой: "Пора нам уходить, не сладить нам с этим сильным войском".

Стейнар должен был кинуть копье, и по этому знаку Сванальд вывел бы для сражения свежих бойцов. Но прежде ярл пожелал расправиться с тремя братьями. Великий показал себя хорошим воином: он с такой силой ударил в щит Стейнара, что в руках у ярла остался лишь обломок. Но тут же он почувствовал, что на голову его как бы обрушился гром, и пал замертво. Ярл вынул из его черепа свой топор, одним ударом отсек руку Второму и хотел так же покончить с Малым. Но тот прыгнул под брюхо ярлова коня и оттуда нанес удар в низ живота Стейнара со словами:

- Ты получил свое, наконец!

Стейнар попытался бросить копье, но оно выпало из его рук, а сам он упал под копыта коня. Малый принялся отделять голову Стейнара от тела. Однако Свейнлейв подхватил копье на лету и бросил его в Малого. Копье пролетело между ушей жеребца сына конунга, вонзилось в ногу Малого и пригвоздило его к телу ярла. Потом все говорили, что у этого человека трех лет уже есть в руках сила взрослого воина. Малого едва оттащили его дружинники.

В это время Сванальд напал на Живущих в лесу со своими людьми, увидев бросок Свейнлейва. Они издали боевой клич и пустили в ход оружие. Сванальд ехал на буланом коне, в дорогом доспехе, привезенном из Лангобардии, и крепком стальном шлеме. Меч сверкал в его руке и падал на головы Живущих в лесу столь стремительно, что его почти что не было видно. Живущие в лесу побежали, оставляя своих раненых и бросая оружие. Многие из людей конунга были на конях, они долго гнались за побежденными и убивали их во множестве.

Сванальд недолго оставался на поле битвы. Он подошел к стенам главного города Живущих в лесу, пока те как следует не успели приготовиться к осаде. Их старейшины вышли из города и предложили Сванальду всю дань сполна. Однако хавдинг видел, что сила на его стороне. Он потребовал дополнительного выкупа серебром для него и всего войска: живым и за мертвых. Послы долго спорили, но потом согласились, однако не могли найти столько серебра. Тогда Сванальд показал свою милость, разрешив часть выкупа внести дорогим оружием и дорогой одеждой. Затем он собрал войско на тинг и поблагодарил людей за их верность и мужество. Потом он тихо сказал Свейнлейву:

- Смотри, когда ты будешь конунгом, делай так, как делаю сейчас я, и люди станут верно служить тебе.

Хавдинг поделил выкуп так, что на его долю достались оружие и одежда; он отказался от всего этого, раздав всю принадлежащую ему добычу дружине.

Воины говорили между собой, что Сванальд - хороший предводитель для войска, а некоторые добавляли, что умением и счастьем он, должно быть, превосходит конунга.

Таково было воспитание Свейнлейва. Можно было бы рассказать и о прочих славных делах тех лет, когда он вырастал из мальчика во взрослого мужчину, но всего невозможно вместить в одну сагу. О славных делах повзрослевшего и ставшего конунгом Свейнлейва каждый, кто пожелает, может узнать из саги о Хельге и Свейнлейве.

12. Смерть конунга Ингвара

С тех пор прошло около двадцати лет. Свейнлейв стал взрослым человеком. Между дружинниками Сванальда и конунга установилось соперничество. Люди часто ходили по важным делам к хавдингу, а иногда - к Хельге, а не к самому Ингвару.

Однажды конунг отправился со своей дружиной собирать дань у Живущих в лесу. Один из дружинников, Торир, сын Торбьерна Лошадиного Храпа, стал говорить ехавшему рядом с ним человеку так, чтобы услышал Ингвар:

- Сванальд умел одеть свою дружину, дать ей серебра и оружия. Мы же всего этого не имеем в достатке.

Его собеседник согласился с ним. Конунг молчал.

Приехав к Живущим в лесу, Ингвар потребовал столь тяжелой дани, что те усомнились в возможности собрать ее. Тогда конунг велел своим воинам убивать по пять мужчин и насиловать по десять женщин каждый день, пока не будет выплачена вся дань. Так и сделали: за пять дней двадцать пять человек было убито и похоронено за стенами главного города Живущих в лесу --Иссекерстейна. Но, видно, верна поговорка, что долго не успокоится тот, кто задумал недоброе. Так же и Торир, сын Торбьерна Лошадиного Храпа, все говорил, что и этой дани мало. Находились глупцы, которые соглашались с ним.

Ингвар решил отослать всю дружину с данью в Конунгард, взял с собой два десятка самых недовольных людей и вернулся, чтобы потребовать больших богатств. У стен Иссекерстейна встретил его Малый, и с ним было всего две дюжины людей, так что конунг, ничего не боясь, приказал дать ему столько же, сколько он уже увез, когда приезжал за данью в первый раз. Малый поднял копье и сказал конунгу:

- Волк! Твой волчонок хотел убить меня этим копьем. Знай, что твое волчье племя не к овцам повадилось ходить!

Велико было расстояние между Малым и Ингваром, но когда Малый метнул копье, оно пробило броню, пробило грудь и вышло между лопатками конунга. Так погиб конунг Ингвар, сын Рорика, сына Арнвида Незаконнорожденного.

Тогда же из города вышла столь большая толпа, что весь крепостной холм покрылся людьми. Дружинники, бросив тело конунга, ускакали на конях. Но их догнали и почти всех перебили, потому что на каждого из них приходилось по десять воинов Живущих в лесу. Никто не закрыл ноздрей Ингвара, когда того хоронили под стеной Иссекерстейна безо всякого почета, рядом с теми, кого он раньше погубил в этом городе. Месть за него легла на его сына и жену. Ингвар-конунг правил почти столько же, сколько и жил, всего 65 лет.

После Ингвара конунгом стал Свейнлейв, и у него было большое потомство. Среди его сыновей был Вальдамар-конунг, друг норвежского конунга Олава Трюгвассона.

Здесь кончается сага о Рорике и его потомках. Нет другой саги, в которой более подробно рассказывалось бы о событиях в Гардарики при Рорике и Ингваре конунгах.