Письмо деда Ване Жукову

На днях, на одном из полустанков к проводнице поезда, на котором я возвращался в Москву, подошел старенький дедок, и буквально всучил ей письмо, для передачи его, как он выразился, московским почтовикам. Я в тот момент находился в тамбуре и полной грудью вдыхал, так сказать, запах полей и лесов нашей Родины. Весь разговор проводницы с дедом происходил у меня на глазах. И когда проводница, закрыв дверь вагона, со смехом стала рассказывать об этом случае своей товарке по профессии, собираясь выбросить письмо деда в мусорное ведро, я остановил ее, и попросил отдать его мне, что она с превеликим удовольствием и сделала. И вот теперь, с небольшими исправлениями, я публикую это письмо в Интернете, в надежде, что вдруг адресат, то есть Ваня Жуков его прочтет и вспомнит о том, что в деревеньке Жуковка живет его родной дед, о котором он, наверно совсем позабыл. Вспомнит старика и навестит его.…    Много ли человеку для счастья нужно? Тем более старику.    
 

                Здравствуй, мой внучек, Жуков Ваня.

Сегодня краем уха услыхал по радиоприемнику, что ты написал мне письмо, но не совсем правильно указал мой адрес: на деревню дедушке. Нужно было, дорогой Ванюша, написать: на деревню Жуковка, дедушке, и оно обязательно дошло бы до меня, потому что потеряться здесь оно никак не могло бы. В нашей деревне осталось всего четыре жилых двора: мой, Жукова Анатолия, Жуковой Екатирины и Артема Бесфамильного, который живет с приблудной молодухой, ей лет около шестидесяти, в то время как ему почти столько же, сколько и мне. А мне нынче весной исполняется уже восемьдесят годков, а ты, Ваня, так и не едешь попрощаться со мною. А я, наверно, не сегодня, так завтра или через годик помру. А мне так хотелось бы увидеть тебя, и рассказать про свою жизнью. Может оно и тебе в чем-нибудь сгодилось бы.
Живу я бобылем уже более десятка лет, а у Анатолия, моего троюродного брательника, бабка еще жива и, должно быть, переживет всех нас. Ну, и слава Богу, пущай живет, а то от нашей деревни скоро уже никого не останется. А в моей молодости у нас было более шести десятков дворов, а теперь вокруг одни пустыри и развалины. А поля позарастали бурьяном и сосенками, и так до самой Молаховки, где у нас почта и сельсовет. Оттуда к нам на деревню Андронникова Марья привозит на велосипеде пенсию, дай Бог ей здоровья А ей самой уже за шестьдесят, но баба еще крепкая.
Тебе, Ваня, все эти подробности как бы и ни к чему, но захотелось мне хоть в письме поговорить с тобой. А теперь я тебе расскажу про жизню, в которую ты еще только вступаешь. Глядишь, оно и пригодится тебе не сегодня, так завтра. Хотел я все это поведать тебе с глазу на глаз, но, как видно, не судьба. Дорогой мой внучек, ты один из нашей родовой понесешь по жизни фамилию Жуковых, потому и болит мое сердце за тебя.
Не так давно я услышал по приемнику песню какого-то мужика, и говорил он в ней слова правильные, про реку жизни. Так оно и есть. Все мы плывем как бы в лодке по реке жизни, по реке маленькой или большой, и несет нас ее течение неведомо куда, потому что не знаем мы ее берегов и перекатов, мелей и затонов. В малолетстве правят нашей лодкой родители, а мы держимся за мамкин подол и только оглядываемся вокруг. И, не приведи Господи, если родители наши упустят руль из своих рук, и прибьет нас течением к гнилому берегу, можем так и остаться там, увязнув в грязи пьянства и непотребства. Меня такая беда минула, пронеслась по соседним дворам и многих односельчан раньше положенного свела в могилу.
Так вот, Ваня, повзрослев, мы уже сами беремся править своей лодкой, и рулем для нее может служить только наша разумность. Знай, смотри вперед и рули по быстрине, чтобы не напороться на мель дурости или на подводный камень подлянки, не расшибиться на прижиме о скалу корысти. И ум, твой, Ваня, должен быть трезвый, а глаз зоркий, иначе не успеешь совладать с быстриной, и может засосать в круговерть житейского водоворота. Будешь в нем мельтешить по кругу, пока не пойдешь на дно, подобно потерянным людям, наркоманам, приезжающих к нам в поисках дикой конопли.
И еще, Ваня, гляди, чтобы тебе белый свет не застил бабий подол. Не гоняйся за красивой моднячкой, а выбирай себе девку попроще, но по сердцу. Чтобы была разумной и дом блюла превыше всего. Много из-за баб добрых мужиков сошло с катушек даже в нашей деревне, а что уж говорить про Москву. Помни, Ваня, всех баб не перецелуешь и нового в них ничего ты не найдешь. Все они одинаковы, на одной колодке сработаны. Только многие из них любят выпендриваться, строить из себя чуть ли не самого ангела, а стряхнешь с нее тряпки и штукатурку –  глядишь, а перед тобой обыкновенная баба, и ничего в ней нет такого, чем бы она отличалась от той же приблуды Бесфамильного Артемки. Так что, Ванюша, захочешь жениться, выбирай бабу покладистую и умелую, чтобы все в ее руках горело, тогда и дом будет всегда желанным, не потянет по чужим кладовкам шариться.
Мне много чего еще хотелось бы сказать тебе, внучок, но враз так всего и не припомнишь. Старый я уже стал, мысли заскакивают одна за другую и чтобы разобраться в них, не то что часа мало, а может и дня не хватить. А тут скоро Марья, почтальенша наша, прикатит с пенсией, так я ей это письмо и предам. Пущай отправит его  к тебе, в Москву. Только вот беда, точного твоего адреса я не знаю, но, думаю, что Иванов Жуковых в Москве не шибко много, тамошние почтовики разберутся.
Прощай, Ванюшка. Писал это письмо твой дед Григорий Жуков при трезвой еще памяти. 
Приписка:
Ванюша, почтальенша письмо не взяла, говорит, что оно никогда не дойдет  до тебя. А я тому не верю. Много она соображает, баба есть баба, дальше своей Малаховки, поди, нигде и не была. Завтра, она говорила, к нам приедет председатель сельсовета, так я с ним, когда он поедет обратно, подъеду на станцию, к московскому поезду, и передам это письмо кому-нибудь из москвичей. Так оно будет надежнее.