5. Сыновья

  Сыновей к кузнице Гаврил начинал приучать с отрочества. Уже видел то время, когда он будет стоять у горна, греть безликий ещё металл до нужного накала и выкладывать на наковальню.  А мальчишки его выросшие и возмужавшие, возьмут молоты. Он научит каждого из них так же умело и аккуратно обращаться с железом. Научит греть, ковать и калить.
  Калить так, чтобы эта сталь могла рубить и резать сталь, из которой сама была сделана.
 А сначала он научит каждого из них прямить и ковать гвозди. За гвоздями – скобы да крючки. А там и более серьёзные поделки.

  Кузнечную сварку молодому ковалю не разом одолеть, но научит и этому. А до того покажет секрет колёсного обруча. Да мало ли секретов собралось в его голове за долгие годы коптения в кузнице. Он уже видел, как всё это будет:
  – Песочку, песочку подсыпай. Да не плющ, не плющ полосу, а клади удар с потягом, чтобы не прилипал, а приклеивался… –   приговаривал он, обтирая со лба пот тыльной стороной ладони и досматривая, как старший сын, Василий, сваривает наконечник прицепной петли конной косилки.

  – Полегче, полегче. Та-а-к… Хорошо. – Приговаривал он на другой день, между ударами, выстукивая по наковальне лёгким молотком. Наковальня выпевала звонко и повелительно. Средний сын, крепыш-Ванюшка, любимец бабушки, играя нерастраченной силой, дубасил поковку следуя повеленью молотка мастера. Наотмашь, раскручивал молот из-за спины, через правое плечо. Ловок был в работе детинушка.

  Младший, Мишутка, качал меха горна. Старшим братьям ему не уступить. Упрям был недоросль и настырен. Чего затеет – не отворотишь. Но к работе охоч.
  На сыновей Гаврилу обижаться грех. Да он и не будет он на них обижаться. Приспособит к делу, к пользе. В такую пору неожененные парни большого внимания требуют. Силы и прыти в них как в жеребцах необъезженных. В пользу обращать её надо.

 А прозеваешь – пропадут ребята. Испортятся. Бражничать ударятся или ещё в какой блуд угадают. Село рядом. А там люди по всякому живут. Долго ли в любой порок угодить?
   В село не пустит. Работой лишнюю силу изводить станет. Так умотает за уповод, миску щей дохлебают да и в клеть. Покою рады будут. А завтра на заре поднимет, за поскотиной лощину косить.

  И косить будут так же, как ковать. Податливо. Роса сойдёт, валки по саженым прокосам разворошат да уже пора к обеду поспешать. А после обеда, если на лугу бабам одним управиться – снова в кузню.
 Жарко заполыхает горно, весело запоют молоты. Заскрипит сталь под зубьями резьбовых воротков. Плотно сядут втулки колёс…
  А к вечеру, смотришь, косилка мужика из соседней деревни почти готовая будет стоять.

  В бессонную ночь, не от супружницы ли подослана, подкрадётся к Гаврилу жалость. Доймёт нерешительным приговором. Душу разбередит. Волю расслабит: « Поберёг бы парней… Надорвёшь смолоду… Куда потом ущербных девать?..»
  Да только нельзя Гаврилу её слушаться. Послушать можно, а слушаться бабу в роду испокон веку не принято. Не в ту сторону глядит – не то видит. Один раз уступишь, другой раз уже требовать станет, а там и парней не соберёшь…

  Мучается Гаврил. Терзается. Терпит. Отец его, Фёдор Анисимович, пока в Луптюг не подался, Гаврюшку в ежовых рукавицах держал. Ещё злее в работе был. За любое дело брался и его с собой. А ничего. Вырос. Окреп. На ногах стоит – дай бог каждому. Уже сколько годов без батьки живёт, а хозяйство и семью содержит в порядке. Все сыты, одеты, обуты, спят в тепле.

  А может быть, права жена? Бабье сердце чуткое, а материнское тем более… Смурные мысли не дают уснуть. Беспокоят. Тревожат. Мучают.
  Но по утру снова запоют в утреннем тумане косы. Будет сочиться по лезвиям литовок, чистая, как слеза младенца, утренняя роса.  Босым ногам хорошо остывать в знобкой прохладе. А в природе, куда ни повернись, всюду пир жизни. Заливаются на все голоса в недалёкой роще соловьи. Солнышко огромным румяным караваем выпрастывается из-за  ближних деревень – Красавы и Левинской.

   Ещё переливистее поют и перепевают друг друга в послеобеденном зное кузнечные молотки, и ухает молот. Ещё жарче трещит уголь в горне, за малиновые переливы раскаляя новые полосы железа. А понадобится – и баббит расплавят. И опрокинут его в жестяные формы сухим, сыпучим песком упакованные. И остыть, и застыть дадут скользкому металлу. И вгонят в буксы так ловко, что крутись любая хлебная молотилка; из какой бы дальней или ближней деревни ни была привезена, корми хозяина и всю его семью, да и про соседей не забывай…

  Хозяйство у Гаврила крепкое. Пять коров и три лошади, не считая остальной скотины. Навозу в пашне хватает. Урожаи собирают достойные. Молотить хлеб своей семьей не по силам. Приходится помочь звать. Соседи в помощи не откажут. И им занадобится гавриловых парней на молотьбу кликать. Но сколько бы зерна не засыпали в амбар, каков бы ни собирался запас, а за столом хлеб делить на каждого едока он будет сам…