Катенька на отдыхе

Я настолько уже не верю, что все, описанное здесь, когда-то происходило в жизни или хотя бы могло происходить, что, даже глядя на эти листы, начинаю подозревать самого себя в фальсификации.
Чтобы ничего не выдумывать, здесь будут только факты.
История в двух-трех песнях.


«Не пройдет, казалось, лето…»

Это была даже не песня, - этот клич раздавался изо всех громкоговорителей на всех пляжах и во всех кафе. Меня с приятелем занесло на отдых в провинциальный курортный городок на берегу самого синего в мире, где в тот год предстояло восстанавливать силы перед очередным зимним рабочим заплывом. В этом городке когда-то прошло детство, жила бабушка, я научился плавать, потом испугался моря.…  Оказавшись в нем уже взрослым, я ходил по музею собственных детских пляжных путешествий.
В местном универмаге, ища то ли очки от солнца, то ли шорты, что-то из обычно забываемого с собой на отдых, мы с приятелем нашли детскую игрушку: альбом с вырезками для одевания куклы. Называлось это творение «Катенька на отдыхе». Я был тогда увлечен девочкой именно с этим именем, и мы решили взять эту картонную копию себе в компанию. Появился даже девиз «Нас дома Катенька ждет!» - в ответ на заглядывание кого-то из нас на проходивших девушек. Означало это примерно следующее: «Не изменяй Катеньке!» И мы оставались верны нашей спутнице в течение всего отдыха: спали, купались, пили вкусный крымский коньяк и даже ходили в кино. «Катенька» исправно ждала нас дома.
Один раз нам хватило сил и усидчивости, чтобы вырезать из бумаги некий детско-сексуальный наряд и вырядить нашу героиню. Конечно, мы думали, что будем переодевать её каждый день, но что-то стало лень. Так все одной какой-то матросочкой с короткой юбчонкой и закончилось.
Где теперь эта наша картонная пассия-игрушка не знаю. Не помню даже, взяли ли мы её с собой в Москву. Не помню.
«Не пройдет, казалось, лето….»
Лето прошло, и мы вернулись к своим делам.

«А птицы летят высоко-высоко…»

Песнь первая была «А птицы летят далеко-далеко…»  Потом они летели «высоко-высоко»… А мы, молодые ребятишки из летнего пионерлагеря, у которых что-то еще маячило в перспективе этой жизни, глядели на загорелую стройную девочку с круглыми коленками под короткой клетчатой юбкой и спорили, в каком классе учится наша первая красавица. Тот факт, что она была в первом отряде, еще ничего не значил: она могла быть и помладше, и постарше. Вожатой второго отряда была её старшая сестра. Видимо. Чтобы не допускать семейственности, сестер развели по разным корпусам.
Сестру звали Марина, а красавицу – Ворнякова.
Можно сказать, что сестру вали Ворнякова, а красавицу – Елена. Елена Прекрасная из первого отряда.

На следующую смену мы подружились: я был подменным вожатым, то есть, имел массу свободного времени. Мы уходили гулять в тихий час, собирали вкусную запретную землянику за забором лагеря и говорили обо всем. Нас разделяло всего несколько лет.
Потом нас обоих выгнали из лагеря – тихо-тихо, чтобы не раздувать скандала. Мне просто сказали, что подменные вожатые больше не нужны, а ее сестре объяснили, что лучше бы забрать взрослую девочку домой.

Была осень – вслед за летом, сестра готовилась выйти замуж, - но совсем не за Юру-геолога, вожатого первого отряда, который ухаживал за ней года четыре, а за какого-то толстого старшину-милиционера по имени Коля. Ленка все это переживала. Марине, кажется, было все равно. Меня Марина воспринимала таким же ребенком, как и свою младшую сестру, хотя мы и были ровесниками.
Марину увезли в роддом где-то в декабре или январе, я уже не помню. Нет, в январе, Новый год уже прошел, у меня заканчивалась сессия. Значит, это был конец января. Нет, март. Вспомнил.

- Коля, а почему Марины не видно больше? Вы поругались?
- Она…ну, уехала.
- Как – уехала? Куда?
- Откуда я знаю!
- Значит, вы все-таки поругались, да?
- Никто не ругался, чего ты говоришь…
- А куда же она уехала?
- Далеко. Навсегда.
- Как это – «навсегда»?
- Никак. Обыкновенно.

Мама очень любила Колю.
Я его невзлюбил с первого взгляда, как и Ленка.

Марина умерла при родах. Ребенок был здоров, и через три недели Ленка с матерью встречали на пороге здоровую и голосистую  девочку, которую назвали Катей, - как и мечтала старшая сестра.


2 октября 1978 года.
… Давненько я не притрагивалась к этой тетрадочке… и не знаю, буду ли писать дальше,  - ни сил не хватает, ни времени. Катька болеет все время, мама сердится на меня, что я её бросаю на нее, а я хочу чуть-чуть работать.
Катька красивая – Марина бы порадовалась.
Вчера пошли с Юлькой, Маринкиной подружкой, в бар: тут, на «Соколе», открыли настоящий маленький бар. Там и коктейли есть, и курить можно, и музыка неплохая играет. Пошли вместе с ее каким-то другом. А с ним – еще его друг, спортсмен, сказал – футболист. Наверное, точно спортсмен, ни капли коктейля не выпил – только сок и кофе. Сергей. Он весь вечер все шутил со мной, смотрел на меня – я ему понравилась, это точно.
Мы договорились встретиться завтра – он в кино позвал. Вот не знаю, как ему про Катьку сказать. Не говорить же, что она чужой ребенок. Какая же она чужая? А если мы с ним поженимся, как же он ее полюбит?..
Мне иногда кажется, что я ее сама родила. Мне даже кажется, что я уже не боюсь быть с мужчиной, - я не очень представляю себе, как это. Юлька говорит, что это совсем не страшно, только сначала чуть больно, а потом даже очень нормально. Я боюсь, что могу испугаться раздеться при нем…



«Не отрекаются любя…»

2 февраля 1997 года.

Сегодня (уже вчера, три часа ночи) мне девятнадцать. Уже совсем большое число. Хотела отпраздновать с Нинкой, но вечером вытащили на заказ. А послезавтра – платить за квартиру. Все равно – домой не вернусь. Мамке все равно – с её новым хахалем, а бабушка ворчит и ругается, а иногда совсем плачет – и всё. Мне там тошно просто.
Сегодня хотели отпраздновать, купили вина французского какого-то, Нинка спит, а я одна пью, вкусно, наверное.
С днем рождения тебя, милая моя!


15 марта 1997 года.
Потом этот толстый заставил меня раздеться и стал напяливать на меня разные вещи. То нарядил в какой-то халат, заставил полотенцем обмотаться. Потом в чулках и в рубашке – какая-то его рубашка, большая, рукава длинные. Ничего такой видик.
А потом достал старый китель, военный, очень колючий, и они с другим стали хохотать, меняя разные одежды на мне. Сначала было весело, они шампанское достали, вкусное. Потом что-то мутить стало, я даже подумала, что отравилась. Потом совсем тошно стало. Уж лучше бы сразу трахать стали.
Ирка, с которой я теперь работаю, меня отругала, они у нее постоянные клиенты. «Чего ты, сказала, они же не били, не делали чего-то, чего ты выебывалась». А я не выебывалась, мне просто грустно было. Ей-то хорошо, она – мама, она не ездит сама, она только нас посылает.
Когда я вырасту, то тоже стану мамой: не буду ездить по всяким мудакам, а лучше девчонок посылать. А сама замуж выйду.
А то что, я с каждого заказа всего по 30 или 35 долларов имею, а еще такси. Да еще и на субботник попасть запросто, вон Ирка уже четыре раза попадала, а я, правда всего два.

И еще какая-то песня, все вертится в голове, никак не могу вспомнить…

Она стояла в автомате, ее трясло. – а вокруг понемногу вступал в свои права рассвет. Её трясло от холода и от самой себя. Она больше всего боялась посмотреть на свои руки.
- Это я. Я тебя разбудила?
- Ну, вообще-то…. Ты чего это, с утра пораньше?
- Я н-ничег-го… Я, кажется, замерзла…
- А ты где?
- В автомате.
- Каком?
- Телефонном…
- А чего тогда на улице шастаешь, если замерзла?
- Андрюш, я, кажется, человека убила. Что мне делать?
- Какого человека?
- Обыкновенного. Даже двух.
- Зачем?
- Не знаю. Они меня били.
- Что случилось, Кать?
- Не знаю…
- Не реви, подожди, говори, что случилось.

Почему-то с отчетливостью сна стало ясно, что телефон уже прослушивается. Только бы она ничего не сказала больше!
- Ты говорила, что давно не была у бабушки. Да?
- Да.
- Быстро езжай к ней. Только никуда не заходи по дороге.
- А зачем?
- Я тебе говорю: езжай. Деньги на дорогу есть?
- Нет.
- Значит, зайцем поедешь. Поняла?
- Да…. А зачем?
- Езжай и ни о чем не спрашивай. Приедешь, скажешь бабушке, что заболела, что простудилась, что с родителями поругалась… Что угодно. Поняла?
- Да…
- Никуда не заходи, никуда! Сразу на электричку!
- Хорошо.
- Недели две-три сиди, не вылезай. Потом мне позвонишь, ладно?
- Конечно.
- Все, езжай быстро!


Больше она не позвонила.

Две-три песни.